ГЛАВА 4

Весть о том, как господин Ромахин снял с дерева застрявшего Толя, облетела лицей за сутки. Старшие классы снисходительно посмеивались, а Володя Уваров был просто в восторге. Раз за разом он спрашивал Толя, как так получилось и действительно ли он боится высоты, а под конец неизменно интересовался — понравился ли ему Петербург с высоты старого дуба и не хочет ли он полюбоваться красивыми видами еще раз?
Толь мучительно краснел, сопел, запускал руку в волосы, растрепав и без того непослушные кудри, но героически молчал. Только Мише он решил признаться:
— Я хотел быть, как Лев. Он сильный и храбрый, а как-то раз он залез на высокий тополь, снял оттуда котенка. Я хотел быть таким же смелым. Это, конечно, глупо.
— Вовсе не глупо! — горячо заверил Миша. — Я тебя понимаю. У меня тоже есть старший брат, и боюсь… — Миша вздохнул. — Боюсь, что я не такой хороший, сильный и умный, как он. Папа так считает.

За обсуждениями последних событий, репетициями и повседневными заботами ребята не заметили, как август сменился сентябрем. По утрам стало значительно прохладнее, деревья стремительно желтели и дыхание осени, едва заметное еще неделю назад, теперь ощущалось всеми обитателями лицеями.

Также в первых числах сентября наконец-то вернулись из Киева Лев и Иван. Вернулись, вопреки ожиданиям, не слишком довольные, и ребята уже знали почему. Старшие мальчишки взволнованно обсуждали покушение на премьер-министра в Киевской Опере. Премьер был еще жив и старшеклассники, вместе с обеспокоенным Львом, гадали — умрет он или нет? Само покушение за короткое время обросло самыми невероятными слухами, Миша лично слышал, как высокий мальчик из шестого класса доказывал товарищу, что в Опере, якобы, были задержаны бомбисты. Осколки от взрыва и ранили премьера, а также оркестрантов и тех, кто не успел убежать. Государь не пострадал лишь чудом.
Вскоре выяснилось, что несостоявшийся убийца был евреем, на что Антон Огарев с усмешкой сказал:
— Я так и думал.
После этих слов ребята с трудом растащили Антона и оскорбленного Андрея Толя по углам. Миша слышал, как Боря Князев строго убеждал друга больше не говорить на эту тему.

Мишу, правда, в отличие от братьев Толей и старших, мало заботило покушение на премьера. Жизнь шла своим чередом, он исправно готовил уроки, общался с остальными мальчиками, участвовал в их мелких шалостях и постепенно забывал то чувство растерянности, с которым приехал почти месяц назад. Он чувствовал — шумный лицей с бесконечными репетициями, суровыми фрау Грише и господином Синицыным, с наказаниями и отработками стал ему настоящим домом всего за месяц. И главное — у Миши появились друзья. Он, слишком энергичный Бранко и спокойный мечтатель Андрей Толь теперь везде ходили втроем, а если возникали трудности с учебой, Миша и остальные всегда могли рассчитывать на поддержку старших приятелей. Кроме того, после случая со змеем мальчишки подружились с Таней Ромахиной и старались проводить все свободное время вместе. Иногда Мише казалось, что только серьезная Таня способна повлиять на неугомонного Бранко.

Также Миша делал успехи и в учебе. Он все лучше и лучше показывал себя на репетициях и сольфеджио, и стало очевидно, что многое дается ему куда легче, чем всем остальным. Почти всем остальным. Исключение составлял лишь Володя Уваров.
Словом, можно сказать, что впервые за одиннадцать лет, не считая отдельных моментов, Миша был по-настоящему счастлив.

Впрочем, чем ближе были вторые выходные сентября, тем меньше Миша думал о репетициях, легенде и Володе. В конце прошлой недели Миша получил письмо от отца. Старший Самарин настаивал, чтобы сын, наконец, навестил отчий дом. Пришлось повиноваться, поэтому, чем ближе была суббота, тем больше Миша нервничал. А тут еще снова старый кошмар, к счастью, в этот раз без мертвого Глеба и похорон — но с неизменной загадочной дверью. Хорошо, что в этот раз Миша никого не разбудил.

Остаток ночи он пролежал без сна, пытаясь понять: почему ему снится эта дверь? И главное — почему он ее так боится? То, что во сне он ходит по коридору родного дома, Миша не сомневался, и много раз до отъезда пытался вспомнить — какая именно дверь ему снится, но так ничего и не добился. Иногда он думал, что лучше бы уж она открылась. Миша решил, что попробует в очередной раз поискать причину своих кошмаров на этих выходных. Он не знал точно, что именно хочет найти, но решил не сдаваться, а если будет нужно — то поговорить хотя бы со старшими сестрами, может, они что-то знают? Раньше подобная мысль не приходила в его голову — Миша не любил рассказывать о своих переживаниях.

В субботу после уроков, получив последние напутствия дежурных, Миша и, к его удивлению, Боря Князев, в числе других счастливцев вышли на залитую солнцем набережную Фонтанки. Попрощавшись с приятелями, мальчишки свернули налево, и пошли вдоль ограды лицея в сторону остановки трамвая.
— Это твои первые свободные выходные? — спросил, наконец, Миша.
— Да. Спасибо Королеву, он начал заниматься со мной отдельно. Теперь вот придется навестить тетушку, — Боря выразительно изобразил, будто его стошнило на мостовую. — Да и Анне Ивановне надо показаться.
— А кто это?
— Няня. Ты ее видел в приемный день.

И Миша действительно вспомнил прошлое воскресенье и пожилую женщину, пришедшую проведать Борю. Она была невысокого роста, простое коричневое платье неловко сидело на ее дородной фигуре. Густые темные волосы, несмотря на возраст, были едва тронуты сединой. Миша хорошо запомнил ее смуглое лицо с крупными грубыми чертами и пухлыми губами. Правда, Анна Ивановна хоть и выглядела суровой, но почему-то не отталкивала. Миша тогда решил, что эта женщина, наверное, из крестьян, и поделился этой мыслью с Борей.
Мальчик согласно кивнул.
— Да. Она давно у нас работает, воспитывала еще дядю. Бабушка нашла ее в деревне.

Боря рассеянно пнул попавшийся на пути камешек. Он пролетел через мостовую, проскочил между прутьями решетки и исчез в водах Фонтанки.
— А твои родители? — осторожно спросил Миша, запоздало вспомнив, что отец говорил еще на первом экзамене — Боря сирота.
— Давно умерли. Папа был доктором, мама… помогала, кажется. Они уехали, очень далеко.
— То есть, ты родился не в Петербурге?
— Нет. Я уже потом оказался здесь. Потом, вроде, началась эпидемия, то ли холера, то ли тиф, я не знаю. Но это все неинтересно. — Боря сдвинул густые черные брови. — Расскажи лучше про себя. Вроде у тебя тоже есть старший брат, ты говорил.
— Нас шестеро, — с улыбкой отозвался Миша, свернув в сторону решетки и принявшись наблюдать за блестящей водной гладью. — Я пятый. У меня три старших сестры и брат, и еще младший брат.
Темные глаза Бори на мгновение вспыхнули. Он с неподдельным интересом попросил:
— Расскажи про них.
— Лиза старшая, ей уже девятнадцать. Мама говорит, что она настоящая благородная девица, первая в выпуске. Папа считает, что она не должна быть домашней учительницей, она должна искать жениха. Она хорошая, — сказал Миша, подумав. — Почти как мама. Подарила мне Майн Рида. А другая сестра — Настя, летом кончила гимназию и стала бестужевкой. Даже папа почему-то не против. Про Митьку ты слышал. Хочет быть архитектором, как папа. Есть еще Вера, ей тринадцать. Она пока учится в гимназии, но умеет придумывать всякое и это здорово. Ну, а еще есть Сашка, ему пока только три.
— Ты счастливый, Мишка.
Миша неопределенно дернул плечом.
— А ты, кажется, не любишь тетю?
— Я ей тоже не нравлюсь… черт, это же мой трамвай! До завтра!

И Боря, сорвавшись с места, бросился за трамваем. Вскоре он его догнал и зацепился за «колбасу», махнув свободной рукой Мише на прощание.
Миша проводил взглядом красный железный бок и зашагал дальше.

* * *

Вопреки ожиданиям, вечер субботы прошел намного веселее. Отец был в хорошем расположении духа, много спрашивал об учебе и новых друзьях, а за ужином и вовсе предложил сходить завтра в фотоателье — все-таки теперь Миша лицеист, хоть отец и не в восторге, но это звучит гордо и заслуживает быть увековеченным.
А после ужина маленькая бойкая Вера придумала играть в индейцев.
— Лучше бы арифметику подтянула, — проворчал отец.
— Я уже все сделала! — отмахнулась Вера, откинула со лба блестящие, черные, как у мамы, волосы и убежала за гуталином и красками.

Полчаса спустя храбрые индейцы Зоркий Глаз и Четыре Медведя (перемазанные с ног до головы красками и гуталином Миша и маленький Саша) отправились в поход против королевы амазонок (Веры с деревянным мечом за поясом платья).

Королева амазонок нашлась в гостиной, спрятавшаяся за креслом. Миша увидел ее, не дойдя до двери, и спрятался за косяком.
— Отдохнул? — шепотом спросил он Сашу, который большую часть пути проделал на его плечах.
Малыш согласно закивал, и Миша осторожно поставил брата на пол. Тот постоял секунду, хмуря светлые брови, а затем бодро заковылял на слабых тонких ножках в гостиную.
— Попалась! — засмеялся он и бросился к сестре.
— Стой! — простонал Миша, и побежал следом.

Завязалась решительная схватка, в ходе которой отважный вождь Зоркий Глаз оказался предан ближайшим соратником — одной рукой Миша сражался с Верой, а на второй крепко повис Сашка.
— Нечестно! — воскликнул Миша, и оказался сбит с ног. — Мои очки!
Саша подполз к очкам и схватил их.
— Не дам, — серьезно сказал он.
Миша растерянно покрутил головой и погрозил младшему брату кулаком.
— Какое коварство! Ой! — на спину с размаху опустился деревянный меч. — Сашка!.. И ты, Брут!
— Молчи уже, — усмехнулась Вера. — Ты уже два раза как убит, мы победили.
— Я только ранен!
Вера, подумав, подняла деревянное ружье на уровень головы Миши и выстрелила.
— Теперь — точно убит.
Миша обреченно вздохнул и распластался на полу, закрыв глаза — и очень вовремя. Застучали чьи-то шаги, и голос старшей сестры Насти строго сказал:
— Имейте совесть! Время позднее, Саше пора спать. И можно было бы потише, вы мешаете заниматься.

Пришлось повиноваться — с Настей было невозможно спорить, иногда она оказывалась упрямее отца. Миша отобрал очки, помог Вере собрать игрушки и понес их в детскую.

В коридоре он на минуту остановился и передернулся — все выглядело так, как в его сне. Длинный узкий коридор, зеленые обои с извитыми темными стеблями диковинных цветов, зловеще мерцающие газовые рожки по обеим стенам. Ноги также утопали в зеленоватом жестком ворсе. А в самом конце коридора — возможно, нужная дверь.
Миша несмело подошел к ней и оказался перед кабинетом отца. С сомнением потрогал пальцем витой узор в темной древесине, взялся за ручку — и тут же отпустил. Он абсолютно точно знал, что внутри обычная комната.

— Отец запретил ходить сюда, — раздался резкий голос.
Миша обернулся. Позади стояла Настя. Мальчик в очередной раз подумал, до чего же она похожа на отца — высокая для своих семнадцати, крепкая, с широкими скулами. У нее были такие же холодные серые глаза, как и у отца. Только волосы не светлые, а черные, как у матери, и заплетены в толстую косу.
Миша всегда робел перед сестрой и ее командным тоном, он считал ее слишком строгой.
— Это его кабинет, — сурово продолжила Настя. — Он не любит, когда его беспокоят, ты знаешь.
Миша отступил и рассеянно потер лоб.
— Что ты здесь делаешь?
«Ей бы в полиции работать», — подумал мальчик. Деревянные мечи и ружья очень мешали, Миша с удовольствием бросил бы их прямо здесь, но нельзя — и он плотнее прижал игрушки к груди.
— Ничего. Я хотел посмотреть…
— Что?
Миша тяжело вздохнул и не ответил. Настя все так же внимательно смотрела на него, только теперь, кажется, не так строго.
— Пойдем, я помогу, — вдруг сказала она.

Когда игрушки были убраны в большой ящик, Настя села на постель и пригласила брата сделать то же самое.
— Так в чем дело?
— Эта дверь… ну, может быть и не эта вовсе… ты не будешь смеяться?
— Нет.
— Она часто мне снится. Ничего такого, я просто стою перед ней и все. За ней кто-то есть — голоса я точно слышал. За дверью — свет. Я почему-то не хочу, чтобы она открывалась. Но она открывается.
— И что?
— Ничего. Я сразу просыпаюсь. Мне почему-то очень страшно, хотя я ничего не успеваю увидеть. Даже разбудил ребят в первую ночь.
Настя ничего не отвечала, казалось, мысли ее были совсем далеко. В наступившей тишине Миша услышал, как по окнам забарабанил дождь. Стало немного легче — он любил дождь, его шум всегда успокаивал. Наконец, сестра заговорила:
— Мало ли что может присниться. Ты прав, за этой дверью нет ничего страшного, это просто сон.

* * *

Следующий день также обошелся без неприятных сюрпризов. После завтрака Миша и родители отправились в фотоателье и сделали несколько снимков. Если не считать замечания отца («Сними очки, без них ты лучше получаешься»), то все прошло отлично. После Миша отыгрался за вчерашнее поражение, полностью уничтожив эскадру адмирала Веры в морском бою. Частично ему в этом помог отважный разведчик Сашка.

А вечером он добрался до лицея в сопровождении матери. Миша подумал, что или солнечный свет падает так удачно, или все действительно неплохо, но сейчас мама выглядит гораздо лучше и не такой уставшей, чем накануне его отъезда. Миша гордо шагал по набережной, рассказывая о своих успехах и о том, как легко он со всеми подружился. Он весело перескакивал с камушка на камушек, забегал вперед, старался наступить в каждую лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя. Мама была не против — она улыбалась и внимательно слушала.

На прощание он крепко обнял мать. Хотел еще попросить приходить чаще в приемные дни, но решил, что это будет выглядеть чересчур по-детски, поэтому серьезно попросил поцеловать от него Сашку, и убежал к воротам.

Тем временем в спальне были почти все ребята. Последним к мальчикам ввалился Боря Князев, но в каком виде! Нос распух, костяшки пальцев сбиты, а под правым глазом наливался внушительный фингал. Миша обеспокоенно вскочил с кровати и сделал несколько шагов навстречу.
— Что случилось?
Боря не ответил, лишь озабоченно ощупывал скулу и морщился. Миша приблизился еще на пару шагов, с интересом склонил голову набок.
— Как тебя в таком виде пропустил дежурный?
— С трудом, — мрачно ответил Князев, оставив в покое скулу и переходя к носу.
— Что Ромахин скажет… — протянул Антон Огарев, севший рядом с другом.

Подошедший Иван покровительственно положил руку Боре на плечо и строго сказал:
— Если это кто-то из старших, ты скажи.
— Порядок, — отмахнулся Боря. — Это мы с кузеном не сошлись взглядами на мушкетеров. Но я Федьку тоже хорошо отделал!

Остаток вечера Миша и Огарев помогали пострадавшему приятелю приводить себя в порядок, но не слишком в этом преуспели — глаз стремительно заплывал и синел (заглянувший Бранко мгновенно начал советовать какую-то чудо-примочку), ссадины заживать не хотели. В конце концов, было решено использовать классическую отговорку — поскользнулся в душе, — и ребята разошлись по постелям.

* * *

Вопросы от Ромахина настигли друзей сразу на утренней репетиции. Боря вдохновенно рассказывал историю про падение в душе, Миша и остальные охотно подтверждали. Ничего более не добившись, Ромахин махнул рукой:
— Надеюсь, Князев, до концерта вы больше не упадете. И давайте к делу. Время идет, уже примерно ясно, кто и что исполняет, только с несколькими номерами нет определенности. Начнем с «Agnus Dei’. Перестаньте, — поморщился Ромахин, услышав взволнованный гул. — Уже почти мужчины, а все еще верите в легенды. Пока что я наметил двух исполнителей и сейчас мы узнаем, кому из них выпадет честь исполнить это произведение. Самарин, прошу. Ну же, не робейте.

Миша неуверенно вышел на середину зала и почувствовал, как вспотели ладони, а во рту пересохло. Если он так нервничает на репетиции, что же будет на концерте? Волноваться никак нельзя, даже сейчас, и Миша крепко сжал кулаки, надеясь, что это поможет ему успокоиться.
— Agnus Dei, qui tolis… — начал Миша и почувствовал, как страх начал отступать.
С каждым словом петь было все легче, Миша вдруг понял, что он все сможет и нигде не ошибется. Мальчик забыл обо всех, существовали только он, музыка и радостное чувство легкости и уверенности, хотя партия была все же очень грустной. Миша перестал сжимать кулаки — теперь он совсем не волновался, — и завершил свою партию, бесстрашно глядя на Ромахина.
— Отлично, Михаил! — воскликнул Ромахин.
Миша радостно улыбнулся и только кивнул — не мог говорить из-за переполнявших чувств. Незаметно вытер ладони о штаны, и обернулся на друзей. Находившийся в первом ряду Андрей Толь отчетливо прошептал: «Молодец!», а стоявший рядом Володя Уваров только хмыкнул.
— У вас прекрасный голос, — продолжил Ромахин. — Он отлично будет звучать в зале Сиротского института — мы даем там концерты не первый год, я знаю, о чем говорю. Вы молодец и делаете большие успехи.

Миша залился краской, смущенно поблагодарил хормейстера и занял свое место среди других мальчиков.
— Теперь послушаем второго исполнителя. Уваров, прошу на середину.
— Нет, спасибо, — громко и возмущенно сказал Володя.
Ромахин в недоумении поднял брови.
— Стесняетесь? Позвольте не поверить.
— Нет. У вас уже есть исполнитель, голос которого хорошо подойдет для акустики зала Сиротского института. Я отказываюсь от этого соло.
Миша украдкой посмотрел на Володю — его всегда бледное лицо пошло розовыми пятнами, губы скривились в саркастической усмешке.
— Вы уверены?
Володя кивнул.
— Я даю вам время до конца репетиции, подумайте хорошо.

Но Уваров больше ничего не сказал, и репетиция продолжилась по заданному плану. Радости у Миши как не бывало — после выходки приятеля он чувствовал себя виноватым, хотя и понимал, что это не так. Поэтому он решил дождаться Володю после репетиции и поговорить.

Ждать пришлось недолго — буквально через пару минут Володя стремительной походкой вышел из зала, Мише пришлось прибавить шаг, чтобы догнать его.
— Подожди! Да постой ты!
Володя, наконец, остановился и со злостью взглянул на Мишу.
— Чего вам?
— Извини, я не хотел. Ты прав, это соло твое, ты бы лучше справился.
— Успокойтесь, Самарин. Сами слышали — у вас прекрасный голос, который лучше подойдет для зала. Господин Ромахин врать не станет.
— Еще будет много…
— Неважно. Я даже рад. А вы запомните — от проклятия Agnus Dei уже пострадало несколько солистов.
Миша поудобнее перехватил сумку, пристально посмотрел в бледное надменное лицо.
— Это угроза?
— Предупреждение. Я не такой дурак, чтобы, например, нарочно столкнуть вас с лестницы. Но просто поверьте — проклятие существует. И Глеба я тоже видел.
— Да неужели.
— Не хотите — не верьте, — пожал плечами Володя. — Он часто появляется в коридоре второго этажа и у мертвецкой — на первом этаже рядом с лазаретом есть дверь, вы ее, наверное, видели. В общем, будьте осторожны.

Володя ушел, оставив Мишу растерянно стоять посреди коридора. Но размышления о словах приятеля пришлось отложить на потом — колокол возвестил о начале урока словесности.

Задыхаясь от быстрого бега, Миша влетел в класс всего на пару минут позже, чем нужно, и сразу же был отправлен к доске проверять домашнее задание. Накануне он сделал все, что было задано, и даже без ошибок, но сейчас был слишком погружен в свои мысли и ошибся во многих местах. Пришлось довольствоваться двойкой и нелестным отзывом о своих способностях от господина Синицына. Но Мише чуть ли не впервые было наплевать на оценки — очень хотелось поделиться своими опасениями с друзьями. Он понимал, что Володя просто пугает, и никакого проклятия нет, но был бы рад, если бы это подтвердил кто-нибудь еще.

Поговорить получилось только на большом перерыве перед географией. Трое друзей отправились на гимнастическую площадку и удобно устроились на брусьях. Толь вытащил учебник, Бранко зацепился ногами за перекладину и свесился вниз головой.
— Так что случилось? — раздался его голос снизу.
Миша подробно рассказал о разговоре с Володей и добавил, что он, конечно, не боится, но вдруг проклятье действительно существует? Бранко советовал наплевать не Уварова и пообещал когда-нибудь «съездить по его постной физиономии», Толь отнесся к словам друга более серьезно.
— Не знаю. Иногда проклятия все же существуют, да и духи тоже. Я слышал, сейчас многие занимаются спиритизмом — вызывают духов, а те отвечают.
— Я тоже слышал, — кивнул Миша. — Но отец всегда смеялся над этим столоверчением, говорил, что это шарлатанство.
— Я думаю, не всегда. Иногда и вправду бывают люди со способностями — слышал, например, о Распутине? А если есть люди, то и призраки, наверняка, существуют.
— Спасибо, успокоил.
— Ты его не слушай, — отмахнулся Бранко, переставший изображать летучую мышь. — Толь у нас натура нервная и тонкая, вот и верит во всякий вздор.

В ответ Толь назвал друга бесчувственным бревном, не способным понять того, что ему не дано и между мальчиками разгорелся очередной спор. Миша благоразумно решил им не мешать и отсел чуть подальше, и через несколько минут вдруг увидел такое, от чего едва не свалился с брусьев. На дальнем конце площадки неподвижно стоял белоголовый мальчик весь в черном. Миша похолодел, ему показалось, что давний кошмар начинает сбываться. Он вспомнил застывшие неживые глаза и запекшуюся кровь в уголке губ. По спине побежали мурашки, руки задрожали.

«Давай рассуждать здраво, — подумал Миша. — Это может быть кто угодно, у тебя плохое зрение. Солист Глеб давно умер, а призраков не существует. Этого не может быть или… может?»
Миша поспешно обернулся к друзьям — они были поглощены словесной дуэлью и ничего не заметили.
— Ребята… — севшим голосом начал он. — Посмотрите туда!
И он нетерпеливо махнул в сторону неизвестной темной фигуры. Махнул и застыл — на другом конце площадки никого не было. Но он же только что видел мальчика в черной форме. Или нет?
— Что такое? — спросил Толь.
Миша снова поискал взглядом неизвестного, но так ничего и не увидел. Мальчик снял очки, и устало потер глаза.
— Ничего, — ответил он, помедлив. — Мне показалось, что… Я, наверное, не выспался, да еще и плохо вижу.
— Ты здоров? — забеспокоился Толь.
— Вроде.
— Я могу отвести тебя в лазарет! — вызвался Бранко.
— Не стоит, все нормально. Просто хорошее воображение и плохое зрение. Пойдемте лучше на урок.

Весь путь до класса Бранко убеждал его, что он просто разволновался, вот и мерещится всякая чушь. В конце концов, он мог принять за давно умершего ученика любого из мальчиков — форма-то у всех темно-синяя, издалека очень легко принять ее за черную. Миша был очень благодарен другу, и к началу урока уже вместе с ним посмеивался над своей впечатлительностью. Толь же многозначительно молчал.

К концу дня Миша развеселился настолько, что почти согласился помочь Бранко подшутить над вредным словесником — подбросить ему в стол живую крысу. Дело оставалось за малым: найти саму крысу. Бранко сказал, что поиски подождут, а пока он очень хочет выиграть у Огарева в шахматы хотя бы раз. Миша сидел в уютном кресле в комнате самоподготовки, наблюдал, как окружавшие стол с шахматной доской приятели подсказывают игрокам, как Бранко проиграл в шестой раз и как Огарев картинно спрятался за кресло, и старался не расхохотаться в голос. В комнате было тепло и шумно, небо за окном прочертили последние лучи солнца, и Миша вдруг почувствовал себя легко и хорошо. Володя просто пугал его, никакой легенды и призрака не существует. Скоро концерт, он замечательно на нем выступит, а Володя еще будет завидовать, что отказался от соло.

С этими мыслями Миша оставил ребят наблюдать за седьмым раундом сражения, и тихо выскользнул в коридор. После того, как он заглянул в спальню за полотенцем, он направился в сторону умывальной

Шаги эхом отдавались в пустом коридоре, Миша негромко напевал что-то веселое и увлеченно размахивал рукой в такт. Он вприпрыжку дошел до поворота… и остолбенел. Там, рядом с умывальной, к нему спиной стоял мальчик в черной форме. Сомнений быть не могло — форма была действительно черная. Светлые волосы на затылке слегка растрепались, из черных манжет выглядывали бледные, словно неживые руки.
Миша отступил на шаг назад, и больше не смог сдвинуться с места. Мысли лихорадочно сменяли друг друга, ясности в голове не было.
«Что же получается? Он действительно… а почему он здесь? Он как-то странно стоит, что-то не так. Надо пойти за ним… ну уж нет, один я не пойду!»

Миша снова, как на репетиции, сжал кулаки, стараясь унять дрожь в руках. Он нашел в себе смелость сделать шаг вперед, но в этот момент мертвый Глеб начал медленно оборачиваться. В этот же момент силы, наконец, вернулись к Мише, и он бросился бежать. Правда, далеко убежать не удалось — он со всего разгона в кого-то врезался.
— Самарин, для чего вам очки?! — возмутился «кто-то» голосом Володи Уварова.
Миша попробовал что-то сказать, но не смог — язык прилип к небу, и он лишь пожал плечами.
— На вас лица нет! Что случилось?
Мальчик хотел было рассказать о том, что только что видел, но в последний момент передумал — он не доставит Уварову такого удовольствия. Легенда или нет, но он будет петь на этом концерте и именно это соло!
— Ничего, — выдавил из себя он. — Я… я забыл кое-что, там…
И, не договорив, Миша пошел в спальню, оставив Володю в одиночестве.

Еще никто из ребят не вернулся, и Миша оказался в спальне один. Тем лучше, подумал он, снял очки и без сил повалился на кровать. Самым лучшим решением сейчас было бы обыскать умывальную, но Миша, как ни стыдно было ему в этом признаваться, боялся идти туда в одиночку. Лучше он дождется кого-нибудь из друзей. Мысль о том, что по лицею разгуливает мертвый ученик, наводила на мальчика почти суеверный ужас, сейчас он готов был поверить в любые рассказы Толя, и лично заняться вызовом духов. Поначалу Миша думал, что это Уваров его пугает — все сходилось: сначала утренние угрозы, а потом почти сразу — эти загадочные явления. Но он только сейчас столкнулся с Уваровым, возвращавшимся из комнаты самоподготовки. Это не мог быть он. Тогда кто? Больше никому не надо этим заниматься. Оставался только последний, самый невероятный, но, кажется, самый правдивый вариант — проклятие действительно существует и покойный Глеб появляется, чтобы предупредить его.
Миша сел на постели. Что ж, пусть так. Но обыскать умывальную все-таки надо, на всякий случай.

Он едва дождался Бранко и, все ему коротко изложив, потащил его за собой. Мальчики несколько раз осмотрели умывальную, Бранко даже пытался простучать стены, но так ничего и не нашли. Значит, это действительно был призрак, и он просто вышел сквозь стену?

В эту ночь Миша спал неспокойно. Ему снилось, что он стоит у большого красивого зеркала и примеряет парадную форму для концерта, но как только он попытался себя разглядеть, то в ужасе отпрянул — вместо своего лица он увидел мертвенно-бледные скулы, потухшие, застывшие глаза и окровавленные губы. Отражение даже что-то сказало, но Миша уже проснулся. Хорошо, что в этот раз он хотя бы не кричал.

Нормально поспать ему так и не удалось — до утра он видел то маленькие гробы, то неясную черную фигуру, то снова оказывался перед загадочной дверью, в этот раз стало даже хуже — из-под нее вытекла струйка крови.

Утром он проснулся совершенно разбитым и решил, что так продолжаться не может. Ему очень нужно поговорить с Таней, уж она постарается найти разумное объяснение.

* * *

Новый день, кроме усталости и сонливости, принес еще один неприятный сюрприз — кажется, Миша простудился. В носу было отвратительное ощущение надвигающегося насморка, в горле скребли кошки, заставляя часто кашлять. Голова после бессонной ночи была тяжелой и неприятно ныла.

Перед обедом, когда ребята выходили от фрау, Мишу догнали одновременно Володя и Толь.
— Ты нездоров? — сразу же спросил Толь, с тревогой глядя на друга.
— Все в порядке, — ответил Миша и тут же предательски закашлялся. — Бывает.
— Вы уверены, что это не… — начал было Володя, изучая серое лицо Миши.
— Уверен. Это обычная простуда, и до концерта я успею тысячу раз поправиться. Нет никакого проклятия, ясно? И да, призрака я тоже не видел, ни разу.
Толь хотел было возразить, но вовремя увидел предостерегающий взгляд Миши и умолк.
— Вы полагаете? — поднял брови Володя.
— Да. А сейчас давайте поторопимся — я не хочу опоздать на обед.

Если не считать настойчивых попыток друзей отправить его в лазарет, а также того, что он спел на репетиции хуже, чем обычно, день прошел без приключений. Даже покойный Глеб ни разу не показывался, чему Миша был несказанно рад.

Мальчик с трудом дотерпел до конца уроков, и отправился на поиски Тани. Он надеялся поговорить с ней наедине, но у друзей были свои планы — пришлось идти втроем.
Долго искать не пришлось — они увидели девочку на втором этаже, выходящей из актового зала. Очевидно, Таня, как обычно после гимназии, зашла к отцу.
Поприветствовав друг друга, вся компания решила устроиться в комнате самоподготовки — вряд ли там кто-то есть, значит, можно спокойно разговаривать.

Их ожидания почти оправдались — в дальнем конце комнаты, устроившись за круглым столиком, сидели только Иван и их одноклассник, круглолицый Коля Бергер. Судя по отдельным словам, долетавшим до друзей, Иван помогал Коле с сочинением на завтрашний урок словесности.

Миша и остальные уселись за похожим столиком, ближе к двери; Таня деловито достала с полки шахматы.
— Сыграем? — спросила она, расставляя фигуры.
— Можно, — улыбнулся Толь. — Обещаю, я поддамся.
Таня хмыкнула и перебросила за спину светлые косички. Толь сдвинул пешку на одну клетку.
— Так о чем вы хотели поговорить? — спросила Таня, выдвинув черную пешку навстречу противнику.
— Это точно Уваров! — горячо начал Бранко. — Он отказался от соло, а потом выдумал эту легенду, и теперь…

Девочка потерла лоб и тронула пальцем ухо.
— Подожди. Пусть Миша расскажет.
Второй раз за два дня Миша поведал всю историю с самого начала — и о самой легенде, которую они услышали в первые дни, и о том, как Володя отказался от соло, и о таинственном мальчике в черной форме, явно неживом… Подумав немного, он вскользь упомянул и о своих кошмарах, стараясь, чтобы это звучало как можно более непринужденно и крепко сцепив руки в замок.
— Поняла, — протянула Таня. — Андрей, ты остался без коня. Какие есть идеи?
— А что тут думать? Это Уваров! — с жаром воскликнул Бранко, так что Иван и Коля Бергер обернулись. — А кто еще-то? — добавил он уже шепотом.
— Я тоже так думал, — кивнул Миша. — Но ты забываешь, что с Володей я столкнулся в коридоре.
— Хорошо. А кому еще нужно, чтобы ты не выступил на концерте? Андрей, тебе шах.

Миша нахмурился, честно стараясь припомнить хоть что-нибудь. Но ничего не выходило. Он растерянно посмотрел на друзей и пожал плечами.
— Я не знаю. Кажется, больше никому. Получается, у нас в лицее и вправду что-то…
Он не договорил, отошел к окну, приоткрыл его и высунулся на улицу. Снаружи кипела жизнь — с шумом проезжали многочисленные экипажи, по набережной неспешно прогуливались люди, среди которых иногда попадались гимназисты и гимназистки, а также мальчишки-газетчики, размахивавшие свежими номерами и выкрикивавшие последние новости. Темная Фонтантка искрилась в лучах осеннего солнца, а где-то на горизонте отливал золотом шпиль Петропавловки. Прекрасный яркий день, начало золотой осени, на небе ни облачка — казалось просто невероятным, что прямо сейчас где-то в лицее находится умерший много лет назад ученик.

— Я не думаю, что Глеб Лазарев восстал из могилы, — категорично заявила Таня и со стуком опустила ладью на доску.
— Не знаю, — Миша закрыл окно и вернулся к ребятам. — Но я его видел. Хотя это невозможно!
— Ты не прав, — вдруг подал голос Толь. — Татьяна, прощайтесь с ладьей. Я говорил тебе, помнишь? Мы обсуждали спиритизм. И вообще, в Крумлове, например, до сих пор видят Белую Даму — она оберегает город и хозяев замка.
— Или думают, что видят, — парировала Таня. — В каждой стране есть своя легенда о Белой Даме, Чехия не исключение.
— А спиритизм? Что скажешь про спиритизм? — не сдавался Толь.
— Тебе опять шах. Ловкость рук, что же еще. Если бы и вправду можно было общаться с мертвыми, то… Так значит, Миша, ты больше никого не помнишь?

Миша покачал головой. Разумные доводы Тани ему нравились, страх отступил. Скорее всего, за этими явлениями действительно стоит реальный человек.
— Я думаю, у Уварова есть помощник.
— Отпадает! — заверил Бранко. — Он почти ни с кем не общается — он же граф, мы ему не товарищи.
— Я бы не была так уверена. Вы все видите, но не наблюдаете. Тебе мат, Андрей.
— Это из Шерлока Холмса, — улыбнулся Миша. — Я тоже люблю эти рассказы.
— А я тебе поддался, — хмуро добавил Толь и покраснел. — Девочкам надо уступать.
— Я почти поверила, — весело отозвалась Таня, вновь расставляя фигуры. — Еще партию? Что, нет? Жаль. А ты, Миша, не расстраивайся. Голос вернется, призрака и проклятия не существует, а эти твои сны прекратятся. И вообще, посмотрите за окно — погода чудесная! Предлагаю пойти в сад, можно даже начать готовить уроки там.

Мальчишки согласились просто прогуляться по саду и провести остаток дня под теплым солнцем, наотрез отказавшись взять с собой домашнее задание. Однако уже на главной лестнице Миша решил, что лучше, наверное, начать делать задание сейчас и побежал за учебниками, сказав друзьям, что он их догонит.

В спальне почти никого не было, кроме Володи. Юный граф лежал на кровати и читал.
— Как себя чувствуете? — донеслось из-за книги. Миша отметил, что выбор Володи в чтении пал на «Гамлета».
— Прекрасно, — ответил Миша, шмыгнув носом. — Умирать не собираюсь.
Володя отложил книгу, поднялся на ноги и подошел вплотную к мальчику.
— Перестаньте, — примирительно сказал он. — Я вам не враг. Просто Глеб начинал так же.
— Отстань, а? Нет никакого проклятия, а несчастный солист давно лежит в могиле.
Володя прищурился и понизил голос до зловещего шепота.
— Хотите убедиться, что призрак существует? Тогда приходите сегодня в полночь к мертвецкой. Он часто появляется там в это время.
— Оставь эти тайны себе, Уваров.
— Понимаю. Я бы и сам побоялся, так что не могу обвинять вас в трусости.
Миша замер. Вот, значит, как? Некстати вспомнился отец: «И это мужчина! Трус! Тебе место в Смольном, сойдешь у институток за своего!». Нет уж, он никому, тем более Уварову, не позволит считать его трусом!
Миша повернулся к Володе, с вызовом взглянул в красивое самодовольное лицо.
— В полночь у мертвецкой? Договорились!

* * *

День неумолимо клонился к вечеру, и чем больше сгущались сумерки, тем больше Миша жалел об обещании, данном Володе. Разум говорил, что у мертвецкой, скорее всего, никого не будет, и вообще лучше выспаться, чем шататься ночью по темным коридорам. Но в душе Миша боялся — а ну как из-за поворота снова выйдет темная фигура в старой форме? — и негодовал. Володя считает его трусом? Он ему докажет обратное.

Солнце уже зашло, и на небе оставались последние розоватые полоски заката. Ребята сидели в спальне: заглянувший Лев Толь рассказывал приятелям о вызове к директору, Антон Огарев помогал Боре с заданием на завтра, а Володя дочитывал книгу. Миша сидел вместе с теми, кто слушал рассказ Льва, но слов почти не слышал. Словно издалека до мальчика долетали обрывки фраз: «…Столыпин умер», «…опять обозвали жидом…», «…я ему тоже врезал…», «…месяц без выходных…», но в единую картину складываться не хотели. Все мысли Миши были о предстоящей ночи и мрачных коридорах. Что, если у мертвецкой и правда кто-то будет? Что тогда делать? Кажется, в таких случаях в книгах всегда помогала молитва, хорошо бы еще очертить круг, как в «Вие». Спросить бы у Толя, он в таких вещах явно больше понимает, но Миша твердо решил разобраться сам. Еще бы руки не дрожали с каждым часом сильнее, и было бы совсем хорошо.

Девять вечера. Миша долго простоял под краном в умывальной, надеясь, что холодная вода поможет уменьшить неприятное чувство тревоги, поселившееся где-то в желудке. Но становилось только хуже — липкий страх и беспокойство поднимались выше, заполнили грудь и не давали нормально дышать. Мише было очень хорошо знакомо это чувство — так было в его снах с дверью, и дома, когда он не мог угадать, в каком настроении отец.

Перед сном Миша даже украдкой раскрыл молитвенник — повторил на всякий случай «Отче наш», — а еще пожалел, что днем не стащил из какого-нибудь класса мел, сейчас бы он очень пригодился.

Наконец, прозвучал сигнал отбоя, и мальчики разошлись по постелям. Миша старался не смотреть на синеющее на фоне темной стены окно — ему постоянно казалось, что за ним кто-то завывает и настойчиво барабанит в стекло, словно не упокоенный мертвец просит приюта, как в страшных сказках. Он поспешно успокаивал себя, что это всего лишь ветер, а стук по стеклу — ветка клена, качающаяся от непогоды.
Словом, Миша едва дождался, когда все мальчики заснут.

«Пора с этим покончить!», — подумал он и решительно выбрался из постели. Затем накинул халат и осторожно двинулся к выходу. Вот уже и заветная ручка, тускло поблескивает в лунном свете, только протянуть руку… Неожиданно Миша почувствовал, что кто-то схватил его за рукав и еле сдержался, чтобы не закричать. Обернувшись, он увидел Огарева.
— Чего тебе? — раздраженно зашипел Миша. — Уходи!
— Я все знаю, — прошептал Огарев, не выпуская рукав. — Вы с Уваровым договорились. Я случайно слышал. Не ходи туда. Тебя поймают.
— Меня поймают — мне и разбираться. Иди спать.
И Миша быстро, но осторожно, вышел из спальни. Остановился на секунду в замешательстве, но все же махнул рукой и начал медленно пробираться к лестнице, напряженно вглядываясь в темноту. Идти не так уж далеко, всего лишь спуститься до первого этажа, свернуть направо, добраться до лазарета, а оттуда — метр до заветной двери.

Мертвецкой называли небольшую комнатку, примыкавшую к лазарету. Если случалось вдруг, что кто-то из учеников умирал, как, например, Глеб, а родители были далеко, то тело какое-то время лежало в этой комнате. Джеймс рассказывал, что многие на спор ходили ночью к мертвецкой, иногда даже удавалось увидеть что-то похожее на привидение.
— Давай вернемся, а? — послышалось из-за спины.
Миша, преодолевший уже половину лестницы, обернулся.
— Антон, если тебе нужно — возвращайся. А я пойду.
Миша почти не видел лица Огарева, но догадывался, что он очень испуган и встревожен.
— И вообще — ты-то почему не спишь?
Они спустились на площадку третьего этажа и вступили на следующую лестницу.
— Опять кошмарный сон, — грустно ответил Антон.
— Смерть отца? — понимающе кивнул Миша, наощупь отыскивая следующую ступеньку.
— Да. Он служил в полиции. Мне было четыре, когда его принесли домой. Я спрятался тогда на лестнице, но помню очень много крови, — Антон оступился и чуть не сбил Мишу с ног. — В него стреляли. Он лежал в гостиной, помню красную лужу у дивана, а еще тогда был солнечный день. Отец позвал меня. Через несколько минут он умер.

Пока Антон говорил, они незаметно оказались на первом этаже. Миша повернул направо.
— Мне очень… тихо!
Миша предостерегающе поднял руку, и мальчики замерли, стараясь разглядеть что-то в кромешной тьме. Это им удалось почти сразу — тьма начала двигаться, затем от нее отделился сгусток поменьше, и начал на глазах принимать форму человеческой фигуры, которая двинулась на ребят.
— Ты видишь? Видишь? — испуганно шептал Антон. — Что делать? Кто это?
— Отче наш, иже еси на небеси… — забормотал Миша непослушными губами. — Отступаем, Огарев… да святится имя твое… да будет… будет…
Призрак приближался, Миша уже отчетливо слышал стук его ботинок. Ботинок? Миша развернулся к Огареву, пораженный внезапной догадкой:
— Это не призрак! Они не могут так шуметь, а этот — может!

И, не утруждая себя дальнейшими объяснениями, Миша бросился на «призрака». Самозванец, не ожидавший нападения, оказался сбит с ног и тут же получил в нос.
— Подлец! — крикнул Миша, снова занося кулак. — Ты бесчестный человек, Уваров!
Закончить Мише не дали — Володя сбросил его с себя и попытался убежать, но Огарев вовремя подставил подножку и незадачливый призрак с грохотом упал, поприветствовав головой пол. Миша склонился было над ним, но получил ощутимый пинок в голень и, потеряв равновесие, упал на колени, а затем на пол, сраженный мощным ударом в скулу. Миша отлетел в одну сторону, очки — в другую. Громко выругавшись, Миша слепо зашарил руками по полу, пока Уваров разбирался с подоспевшим на помощь Огаревым.
Очки не желали находиться, ладонь постоянно натыкалась на пустоту. Сюда бы хоть немного света!

И неожиданно свет действительно появился — тусклый, как от керосиновой лампы, к тому же стоящей вдалеке. Вслед за светом появились чьи-то шаги и голос Огарева с нотками паники:
— Доигрались! Мы кого-то разбудили!
— Ужас… — выдохнул Миша, поднимая голову и видя перед собой размытый длинный силуэт. Лица мальчик не видел, зато хорошо видел отблеск очков неизвестного.
Огарев не соврал, они и вправду доигрались — разбудили инспектора. Скорее всего, лишением выходных и оставлением после уроков дело не кончится, их всех отправят домой. Антона жалко — пострадал ни за что.
— Господа, потрудитесь встать, когда с вами разговаривает учитель.
Миша неохотно поднялся, продолжая рассматривать незнакомца и беспомощно щуриться.
— Это ваше? Держите.

Мальчик поспешно нацепил очки — картинка сразу стала четкой. Наконец-то он увидел того, кто их поймал. Нет, это был не инспектор. Перед ночными искателями приключений стоял незнакомый учитель — высокий, худой, немного растрепанный после сна и тоже в очках. В приподнятой руке он держал керосиновую лампу. Строгим он не выглядел, скорее — удивленным. Одновременно Миша сделал и второе открытие — призраком был не Володя. Рядом с Огаревым стоял, утирая кровь из разбитого носа, их одноклассник, Коля Бергер — тихий круглолицый отличник, Миша помнил его блестящий ответ на вступительных по математике. Выходит, Таня была права, когда говорила, что у Володи есть помощник. Но Бергер и Уваров вроде бы не общались так тесно.

К действительности Мишу вернул голос незнакомца:
— Первый класс? Вижу. Объяснитесь! А впрочем… — учитель оглядел Бергера в черной матроске и с разбитым лицом, бледного Антона и Мишу, который, наверное, выглядел не лучше, и хмыкнул. — Догадываюсь. Опять легенда о призраке?
Троица молча кивнула.
— Каждый год одно и то же! Что ж, ладно. Утром разберемся, а сейчас — марш в постели!
Мальчики поспешили ретироваться, Миша успел тайком показать Бергеру кулак.
— Кто это был? — спросил Антон, когда они почти добрались до спальни.
— Не знаю. В любом случае, нас не ждет ничего хорошего, — буркнул Миша.
Бергер лишь шмыгнул разбитым носом и промолчал.

* * *

Следующим утром за завтраком ребята сидели мрачнее тучи. Миша уже в красках представлял, как вскоре его вызовут к директору, и после он будет собирать чемоданы, а затем — с позором вернется домой. Отец будет очень недоволен, обязательно накажет… Во всей ситуации был только один крошечный плюс — до завтрака Миша устроил Уварову допрос с пристрастием, и Володя не стал отпираться — идея действительно его, черную матроску легко достать, а с Бергером они дружили и до лицея, и тот согласился ему помочь.
— Неудивительно, — поделился потом Боря Князев. — Папаша этого Бергера здесь учился когда-то. Подлец и негодяй, исключен за драку. Помните солиста Князева? Он не сам упал с лестницы, это случилось в драке.
— А ты-то откуда знаешь?
Боря не ответил.

Ребята думали, что Ромахину уже все известно, и он непременно отчитает их до репетиции или после. Но хормейстер почему-то был очень удивлен, увидев на лицах Миши и остальных следы ночной прогулки. Он, конечно, не поверил в их истории о падении с кровати, брусьев и в умывальной, но промолчал.

После репетиции прошел урок, затем второй и третий — а вызова к директору все не было. Мальчики сидели как на иголках, ожидая, что вот теперь-то все и закончится — но день шел по привычному плану, а возмездие все не наступало.

Не выдержав ожидания, Миша поделился своими приключениями и опасениями с Иваном.
— Кто, говоришь, вас поймал? — нахмурился Гордиенко.
— Я не знаю. Какой-то учитель, высокий, тощий, в очках. Я еще удивился, думал, начнет ругаться — а он сказал, что утром разберется. Вот оно утро, и — тишина. Он успел бы тысячу раз все рассказать, почему тянут с наказанием? Я еще вспомнил — в столовой он сидит рядом с Королевым.
— Высокий и в очках, сидит с Королевым… Остается один вариант — вы нарвались на Доманского.
— На кого? Это очень плохо, да?
Иван махнул рукой.
— Наоборот! Это Доманский, Андрей Витальевич, вы его еще не знаете, а у нас он начал вести химию. Он хороший, правда, его считают слишком мягким. Я не думаю, что он все рассказал — иначе вас бы вызвали сразу после завтрака, или до.
— Не врешь?
— Зачем мне? Он не доносчик, даже совсем наоборот.
— Спасибо! — и Миша убежал делиться радостью с остальными нарушителями.
Что ж, исключение откладывается, а это значит — он еще покажет Уварову на концерте!

   
Содержание