Буду честен: этот рассказ по части скорее ознакомления с миром, чем художественных высот. Во всяком случае, ничего нового я в нём не сказал. Но в мире Dragon Age вторжение кунари в 9:12 Дракона - исторический факт, а при упоминании империи, героически обороняющейся в войне двенадцатого года, у меня просыпается условный рефлекс русского человека.
***
Андроник Зенобий, «Поучение магистру», 9:ХХ Дракона.
Есть ли величие, что способно поспорить с твоим, ведомы ли пределы могуществу твоему?
Трижды милостив Создатель к лучшим сынам и дочерям своим, три благословения Его озаряют твой путь. Не всякому суждено обладать магией – но ты избран судьбой, чтобы владеть силой, недоступной другим. Даже из избранных не каждому повезёт родиться там, где дар Создателя поистине служит творениям Его – но ты живёшь в краю, где узы страха и мелочной зависти не сковывают твои способности. И даже среди магов Империи немногим удаётся занять почётное место в магистериуме – но нет тех, кто усомнился бы в твоём праве.
Мысль твоя – отклик слов самого Создателя в акте творения. Воля твоя – приказ мирозданию, не ведающий неповиновения. Кровь твоя – источник необоримой силы, отныне и впредь поставленной на службу Империи. Сам порядок вещей возносит тебя над другими.
Поднимись в час утренней зари на чернокаменные стены вечной столицы, воздвигнутые мастерами Тевинтера. Взгляни на восток, и ты увидишь, как солнце, тяжело переваливая за вершины Высоких Пределов, силится встать вровень с летящим по ветру чёрным змеем. Оно может поравняться с ним, может даже превзойти его на краткий миг – но змей терпелив, он умеет ждать, и когда горделивое солнце неизбежно рухнет с небес и утонет в волнах океана Боэрик, он останется всё так же реять на недосягаемой высоте.
Лишь здесь, на неприступных башнях столицы ты можешь в полной мере почувствовать своё величие. Лишь  здесь ты можешь осознать его как плоть от плоти и кровь от крови Империи. Лишь здесь возможно понять всю его незыблемость и необоримость. Самое яркое светило обречено бессильно сойти с небосклона, но чёрный змей навеки останется вознесённым над всем сущим – ибо стены Минратоса не падут никогда.
***
В Тевинтере есть два вида людей.
Нет, не господа и рабы, как предположили бы пустоголовые южане, которым невдомёк о существовании либератов, сопоратов и лаэтанов. Дело совсем в другом.
Каждый житель империи от архонта до последнего раба знает: стены Минратоса не падут никогда. А вот дальше начинаются различия. Для одних это знание служит источником спокойствия и незыблемой опорой – ведь это их островок уверенности в океане тревог. На других же оно давит костоломным грузом ответственности, тяготящим сильнее панциря, щита и меча – ведь это их долг, чтобы так оставалось и впредь…
Ауксиларии торопливо взбегают по лестнице и приваливаются к каменным зубцам, напряжённо глядя через бойницы. Ров усеян сломанными дротиками, разбросанными кольями от пробитых заграждений и рогатыми серокожими телами. От вздувшихся трупов несёт так, что глаза слезятся, но убирать их дураков нет. Тут выпущенные стрелы-то не вдруг соберёшь – попробуй сунуться в ров после отбитого приступа, того и гляди нарвёшься на дротик. Нет уж, мы потерпим. Пусть себе рогачи спотыкаются.
Завидев командующего, центурион бьёт кулаком в нагрудник, и молодой легат Тиаксий отвечает на приветствие прежде, чем двинуться дальше по каменной лестнице. Вторая и третья когорты замерли в строю, не спеша подставляться под обстрел, но готовые тут же перекрыть пролом, едва враг полезет на баррикаду. Повыбило их крепко – рядов едва половина от положенного – но во взглядах, едва видных сквозь прорези угловатых шлемов, нет и тени сомнения.
С башни крепость как на ладони. Вон пятая когорта занимает позиции у южных ворот – в нынешнем положении приходится быть готовыми в атаке с любой стороны. Вон четвёртая, разбившись на манипулы готова подкрепить лучников, если враг, паче чаяния, вдруг полезет на стены. Это, впрочем, вряд ли – уж не теперь, когда есть брешь. Именно поэтому первая когорта стоит в резерве в сотне с лишним шагов – там, где за черепичной казарменной крышей сверкает серебряный орёл Тринадцатого Сдвоенного. Гордость на мгновение сжимает сердце легата – все на своих местах, все знают, что им делать!
Взгляд на другую сторону таких приятных чувств не пробуждает. По сбегающей вниз дороге неторопливо карабкаются глубокие колонны. Рассыпавшиеся по склонам фигуры – без брони или щитов, но со связками дротиков за плечами – лезут бок о бок с мерно шагающей тяжёлой пехотой, готовые связать вражеских стрелков боем и прикрывать товарищей. Интервалы между колоннами выдерживаются безупречно, но даже иди они затылок в затылок, ползущая к крепости змея всё равно уходила бы своим хвостом в самую долину – туда, где на нескольких лигах открытой местности между горами и лесом расстилаются красным морем палатки кунари.
Застарелый гнойник на теле империи, вырезать который десятилетиями казалось слишком трудной задачей. Пришла пора пожинать плоды.
Когда еретики-южане, довольные своими успехами в Вольной Марке, Антиве и Ривейне, подписали сепаратный мир в Лломерине, империя снова осталась с кунари один на один. Захватчикам были уже не по плечу сокрушительные удары прежних кампаний, но и Тевинтер, обескровленный полуторасотлетней войной, был не в силах выбить их с нескольких оставшихся на континенте плацдармов. В их числе было и возвышенное треугольное плато, зажатое между морем и горами Высоких Пределов. Собственным его названием, восходящим к седой имперской старине, теперь пользовались разве что историки – остальные знали этот кусок суши просто как Северный Угол.
Даже притом, что оттуда было всего ничего ходу до Минратоса, правители империи не особенно заботились о возвращении заросшего джунглями плато. Отрог Высоких Пределов, спускающийся к самому морскому берегу и ограничивающий Угол с юга, сам по себе служил столице оборонительным рубежом, так что магистериум ограничился возведением двух крепостей на паре основных перевалов. Зачищать от кунари густые лесные дебри, пронизанные бурно разливающимися по весне ручьями и реками, казалось неоправданно трудной задачей. И потом, велика ли угроза от анклава – разве получится в таком краю сосредоточить и снабжать сколько-нибудь многочисленное войско?..
Первый звонок должен был прозвучать ещё полвека назад, когда кунари высадились на Сегероне. Магистры, однако же, с таким остервенением пытались вернуть остров, что даже не задавались вопросом, зачем именно тот понадобился врагу. А ведь, если подумать, всё было у них перед глазами. Почему столичный порт кунари оставили в первозданном виде, а гавани восточного побережья год от года расширяются и перестраиваются? Почему в Сегероне зевают кунарийские новобранцы, а в Аламе стоят закалённые ветераны? И если все эти силы нужны против местных повстанцев – почему склады вырастают вдоль побережья, но нет ни одного донесения о том, чтобы их переносили вглубь острова? Или магистериум настолько погряз в интригах, что уже забыл, что разведка – это не только выкрасть трижды потаённый секрет, но и смотреть открытыми глазами на то, что и так доступно взору?!
С нижнего уровня доносятся шаги, и легат бросает короткий взгляд вниз по лестнице – туда, где башню прорезает боевой ход. Легионер и два связанных эльфа – схваченные вчера лазутчики. Куда бы ни пришли кунари, они всюду находят союзников в остроухих. Эльфы испуганно мычат сквозь кляпы – как коровы, которых ведут на скотобойню. Что, если подумать, не так далеко от истины – в соседней башне обосновался приданный легиону маг.
Легат поднимает голову и снова переводит взгляд на поднимающуюся к крепости дорогу. Колонны всё ещё поднимаются вверх. Так же медленно и неотвратимо, как приближались последние два года.
Когда его вместе с Тринадцатым Сдвоенным отозвали с Сегерона, сменив другим легионом, новым назначением оказался Младший Близнец – одна из двух крепостей, перегораживающих пути из Северного Угла на Минратос. Прежний командующий явно разделял мнение магистериума, что сражаться на этом направлении не придётся, так что занимался одной служебной рутиной и, сидя в считаных лигах от вражеского анклава, не знал о противнике ровным счётом ничего. Оглядевшись на новом месте, Тиаксий возобновил отправку разведывательных патрулей на северную сторону и свёл знакомство с парой ривейнских контрабандистов, которые за хорошие суммы согласились приглядывать за Аламом. Чем больше сведений он получал, тем тревожней складывалась картина – но на все послания, что он отправлял в Минратос, приходили ничего не значащие односложные ответы. Когда разведчики начали сталкиваться с неожиданно ожесточённым сопротивлением, он плюнул на формальности, оставил крепость на префекта лагеря и сам поскакал в столицу. Удалось даже выбить аудиенцию у архонта – но толку от этого было не больше, чем от всех его отчаянных посланий.
– Мы ценим твоё рвение, легат Тиаксий, – бесстрастно отозвался первый человек империи. – Но у магистериума свои планы, и принесённые тобой сведения не вносят в них никаких изменений.
Те самые планы, что потребовали выдернуть из его легиона четыре когорты и всех магов, кроме одного, чтобы отправить их усмирять волнения на Валарианских полях?! Ему хотелось рвать и метать, но спорить с архонтом было бессмысленно – оставалось только проглотить гнев и отправляться восвояси.
На обратном пути легат столкнулся с очередным гонцом, скачущим в Минратос – по заведённому обычаю, тот вёз в столицу последние донесения. Пробежав послание глазами и увидев, что префект лагеря включил в сводку как ещё один рядовой факт, Тиаксий похолодел. Набросав короткую записку в магистериум, он приказал гонцу скачать что есть духу, а сам во весь опор помчался в Младший Близнец.
Донесение сообщало, что пять дней назад его патруль столкнулся с отрядом кунари. Враг дрался хорошо, но тевинтерцев было больше, и после короткой ожесточённой схватки противник отступил, оставив на поле боя два тела. Ничего необычного – но командир патруля, как прилежный служака, подробно описал убитых, не преминув отметить, что у них не было рогов. И префект, гореть ему трижды, посчитал это рядовым донесением?!
Безрогие кунари означали Бересаад. А Бересаад означал одно: началось новое вторжение.
Империя давно забыла про мир. Порождения тьмы, кунари, Орлей, Неварра – один враг сменяет другого, не давая передышки. Поколения рождаются, живут и умирают в бесконечной войне. Ослабленный и окружённый, поражаемый и отступающий, Тевинтер терпит неудачи, но держится, сплавленный воедино знанием, что стены Минратоса не падут никогда. И даже когда удаётся добиться успеха, ты знаешь, что он не влечёт за собой заслуженного отдыха – и за победой, и за поражением всегда вырастает одно и то же продолжение.
Ещё один бой за империю.
***
Чёрный череп с белым цветком во лбу вымученно скалится, пытаясь впечатлить послов. Тиаксий спокойно смотрит в пустые глазницы, вытканные на огромном жёлтом полотнище, а потом опускает взгляд ниже – на высохшую фигуру, восседающую на троне. Его Величество Маркус Пентагаст выглядит так, будто от одного неосторожного движения рассыплется в пыль прямо в тронном зале – не спасут ни дюжие гвардейцы, ни почтительно замершие по обе стороны от кресла советники. По всей Неварре ходят слухи, что монарх давно у них под колпаком – просто старая марионетка клики чародеев, на деле заправляющих всеми делами королевства. Если и так – большое дело. Что бы там ни говорили еретики-южане, за пятьдесят с лишним лет легат повидал достаточно, чтобы знать: есть вещи пострашнее, чем маг во главе государства.
Глашатай прилежно провозглашает имена и титулы высоких послов, и присутствующие терпеливо внимают перечислению как давно знакомой формальности. Не первое поколение вспышки войны на границе Тевинтера и Неварры переходят в долгие переговоры только для того, чтобы снова смениться звоном оружия. В обеих странах давно привычны и к тому, и другому – хотя ни военные, ни дипломатические баталии не становятся от этого менее ожесточёнными.
Если королевские советники и полководцы привыкли к виду северных соседей, то о рядовых придворных этого сказать нельзя. Тевинтерские послы в своих высоких сапогах, просторных шароварах и свободных кафтанах резко выделяются среди неварранцев в их причудливых костюмах. Тиаксий спиной чувствует, как его буравят взгляды, сочетающие враждебность и страх. Впечатлительные придворные дамы ахают и прижимают пальчики ко рту, будто прикидывая, когда у него прорежутся кручёные рога и раздвоенные копыта. Чего ещё ожидать от зловещего тевинтерского военачальника, что внутри империи известен как Железный Старик, а за её пределами – как Пёс Архонта? Разве что попытки откусить кому-нибудь голову и напиться крови прямо из разорванной шеи.
Легат не обращает внимания ни на взгляды, ни на сопровождающее их шушуканье. Пусть таращатся хоть как на прокажённого. Кто-то, знаете ли, родился в Империи Зла.
Представление, наконец, заканчивается, и глава посольства передаёт королю верительные грамоты. Коронованный старец смотрит на пергамент мутно-водянистым взглядом, после чего не без усилия поднимает руку. Костлявые шишковатые пальцы слабым жестом отпускают послов и те с лёгкими поклонами отступают от трона на положенные три шага прежде, чем развернуться к выходу. Церемонии закончились. Скоро начнутся переговоры – ещё одна схватка в бесконечной войне, где один фронт сменяется другим.
Ещё один бой за империю.
***
Когда он, загоняя коня, наконец достиг предгорий, подтвердились худшие опасения. Большая часть легиона – четыре когорты из оставшихся шести – так и стояли лагерем на южных склонах. Никто не вызвал их усилить гарнизон – а значит, в Близнеце так и оставались лишь две очередные когорты. Тиаксий поднял солдат по тревоге, приказал бросить обоз и форсированным маршем повёл их к крепости.
Он едва не опоздал – когда его колонна поднялись на перевал, бой шёл уже внутри стен. Отброшенные от ворот, легионеры ещё удерживали некоторые башни, резались с кунари в проходах между постройками, метали черепицу с казарменных крыш. Враг теснил их, но всё-таки не успел перекрыть южный вход – и когда кунари, обходя очаги сопротивления, высыпали на широкую площадку перед воротами, их встретили не разрозненные защитники, а четыре выстроенных когорты.
– Орла вперёд! – скомандовал легат, и вексиларий двинулся бодрым шагом, увлекая легион за собой. Хищно раскинутые серебряные крылья зловеще блестели над безмолвно надвигающейся стеной щитов.
Никто не обвинил бы кунари в недостатке храбрости – но где им, расстроенным боем и преследованием, было устоять перед литым строем имперской пехоты! Рогачи отхлынули как ошпаренные, но когорты продолжали наступать, неумолимо перемалывая тех, кто пытался им противостоять, и толкая перед собой остальных. Остатки гарнизона, заслышав знакомые команды и чуя перемену в ходе боя, перешли в атаку, тесня смешавшегося неприятеля к стенам. Возле разбитых ворот противник в последний раз попытался зацепиться за местность и устоять – но ветераны первой когорты, всё так же ведомые серебряным орлом, смяли заслон и вышибли немногих уцелевших за предмостное укрепление, оставив их в беспорядке скатываться в долину.
Победа обошлась недёшево – шестая когорта, защищавшая стену и ворота и принявшая на себя первый удар, полегла почти вся. Пятая отделалась легче – меньше полусотни убитых, всё больше раненые – но и от неё уже нельзя было ожидать полной отдачи. Префект лагеря погиб в самом начале боя – кунарийский дротик спас его от тевинтерской верёвки. Счёт вражеских потерь если судить по оставленным телам, тоже шёл на сотни – но утром, когда солнце выползло из-за Высоких Пределов и осветило раскинувшийся внизу лагерь, не осталось сомнений, что противник мог их себе позволить – в отличие от них.
Наутро Тиаксий отправил гонцов в Минратос, сообщая об отражении ночной атаки и прося помощи. В том, что отбитый приступ не будет последним, сомневаться не приходилось. Можно найти достаточно горных троп, которыми пройдёт пехота и даже конница, но есть только два перевала, по которым кунари смогут протащить свои огненные жерла – и именно их запирают Близнецы. Без артиллерии на Минратос нечего и соваться, так что можно быть уверенным: рогачи будут пробивать себе дорогу любой ценой.
Их самих от разрушительного обстрела спасало одно: бить по крепостным стенам можно было только прямой наводкой. В отличие от южных склонов перевала, спуск на северную сторону был не особенно длинным или крутым, но прихотливо проложенная дорога виляла из стороны в сторону, выходя на вершину в каких-то трёх сотнях шагов от рва. Если рогачи не хотели подставлять свои драгоценные жерла под прицельные заклинания на такой дистанции, пробиваться им предстояло по старинке.
Не то чтобы это их смущало: на третий день кунари снова пошли на приступ, пытаясь пробиться через единожды уже взятые ворота. Этого он ожидал – и враг, усеяв ров расстрелянными трупами, ворвался в барбакан только для того, чтобы напороться на заботливо приготовленные волчьи ямы и отхлынуть обратно под тевинтерскими стрелами. Разбитые ворота легат приказал забаррикадировать изнутри всем, что нашлось – с его силами о вылазках нечего было и думать.
С рассветом четвёртого дня на южной дороге выросли два креста. В распятых трупах не без труда угадывались гонцы, отправленные в Минратос – кунари нашли способ перебросить через горы летучие отряды и выставить на дорогах засады даже быстрей, чем он ожидал. Будь у него пара сотен клибанариев, он мог бы пробиваться через заслоны и наладить прочную связь со столицей – но положить три десятка оставшихся всадников в неверной попытке сообщить то, что архонту уже известно по его последнему посланию, было бы глупо. Вместо этого пришлось отрядить потрёпанную пятую когорту и часть лёгкой пехоты на южную стену. Так началось их сидение в блокаде.
На шестой день кунари снова пошли на штурм, легко таща на могучих плечах свежесколоченные приставные лестницы. Бой начался с рассветом, утих к полудню, когда всюду отбитый враг отошёл перегруппироваться, с новой силой разгорелся несколькими часами позже, чтобы окончательно угаснуть только в сумерках. В паре мест рогачи даже смогли закрепиться, создав опасные очаги, грозящие расползтись по всей стене – но несколько ювелирно нацеленных заклинаний перешибли питавшие их штурмовые лестницы, и оставшихся нападающих перебили или сбросили в ров.
Солдат – не машина, даже если он кунари. Когда предельное напряжение тела и духа заканчивается неудачей, бойца нельзя просто поднять и снова бросить в бой. Казалось бы, после такого отпора противнику потребуется самое малое несколько дней, чтобы оправиться и снова собраться с силами, но рогачи в очередной раз показали, что не стоит их недооценивать. Уже на следующий день их лёгкая пехота снова полезла к стенам, завязывая перестрелки с защитниками. Те отвечали, но без излишнего рвения – пусть недостатка в стрелах пока не предвиделось, никто не знал, сколько ещё предстоит сидеть в осаде. Провианта, воды и лекарских припасов хватало с избытком, но лириум уже подходил к концу, грозя оставить их без самого действенного оружия. Теперь те немногие пленные, которых удавалось захватить, тут же отправлялись в башню, занятую приданным легиону магом. «На допрос» – так это называлось; и хотя каждый понимал, о чём идёт речь, все упорно цеплялись за обезличенное название. Пусть эти «допросы» ни разу не дали и крупицы сведений о противнике, пока они давали огненные шары и небесные молнии, легат Тиаксий готов был поручиться за чародея перед любым храмовником.
Иссякающий лириум был не единственной проблемой – чем дольше продолжалось осадное сидение, тем чаще легата посещали сомнения. Ещё недавно решение кинуться в крепость казалось единственно верным – но всякий оборонительный рубеж не сильней своего слабейшего звена, а единственный разрыв чреват потерей всего. Что если этот удар – только отвлекающий? Если Старший Близнец уже пал под натиском главных сил врага; если тевинтерский флот не смог удержать проливы, и дредноуты кунари уже высаживают десант у него в тылу, на самых Валарианских полях? Тогда он просто запер две тысячи отборных солдат там, где они уже ничего не решают и ничего не могут сделать для обороны столицы, оставшейся почти без защиты в четырёх переходах позади? Отсутствие связи, вынуждавшее сидеть в полной неизвестности, только усиливало тревогу. Должно быть, на это враг и рассчитывал, перекрывая дорогу на юг и отрезая его от внешнего мира. Незачем истреблять противника, если можно подорвать его дух. Умный военачальник разит противника в сердце.
На одиннадцатый день постоянные перестрелки с лёгкой пехотой кунари, неустанно тревожившей защитников, успели войти в привычку. Возможно, именно поэтому ауксиларии не успели отреагировать, когда от примелькавшегося рассыпного строя отделились несколько рогачей могучего сложения, попарно тащивших какие-то туго перетянутые металлическими обручами бочонки. Вместе со своими ношами они скатились в ров, устремляясь к стенам – и только тогда лучники поняли, кто является главной угрозой. Большинство носильщиков успели свалить стрелами, пока они карабкались по валу, но двое всё-таки добрались до цели. Секундой позже с грохотом, от которого с казарменных крыш посыпалась черепица, кусок стены между третьей и четвёртой башнями взлетел на воздух – и пока оглушённые защитники пытались подняться на ноги и отличить небо от земли, из-за последнего изгиба дороги ринулись штурмовые колонны кунари, спеша преодолеть смертоносные триста шагов, отделявшие их от пролома.
Тринадцатый Сдвоенный отбил и этот штурм, но дорогой ценой. К исходу дня когорты ужались до половинного состава, да и в строю чуть не каждый второй щеголял повязками. Отражённый приступ не принёс отдыха – легионеры всю ночь работали, наспех перекрывая пролом баррикадой. А теперь враг снова идёт на штурм – сейчас неторопливо поднимающаяся колонна завернёт за последний изгиб дороги, чтобы спустя пару минут показаться прямо перед стенами, ринуться вперёд и, прикрываясь щитами, ссыпаться в ров…
Первые дротики обрушиваются на стены, дробным стуком предупреждая ауксилариев не высовываться лишний раз. Тиаксий бросает короткий взгляд на сигнальщика – мальчишка прижимает к груди горн, готовый подать любую команду по приказу своего легата. Все готовы. Все на своих местах.
Может, Старший Близнец уже пал, и бесконечные колонны кунари переваливают через горы, таща за собой разрушительные огненные жерла. Может, имперский флот уже лежит на морском дне, и вражеские десанты вместе с прибоем выкатываются на беззащитное побережье. Но пока орёл Тринадцатого Сдвоенного расправляет крылья над Высокими Пределами, стены Минратоса начинаются здесь.
***
– …и должен заметить, что Его Величество обеспокоен усилением имперского гарнизона в Нессуме. Это совершенно нежелательная провокация, только омрачающая добрососедские отношения.
Тиль ван Камберлэнд, канцлер короля Маркуса, никак не перестанет цепляться за декорум и делать вид, что решения принимает монарх. Как же, обеспокоена эта старая развалина – он само слово «Нессум» прокряхтеть вряд ли сможет. Ослу ясно, о чём советник тревожится.
– В своих границах империя располагает своими войсками так, как считает нужным, – коротко бросает Тиаксий. Его прерогатива в этом посольстве – всё, что касается военных вопросов, и гореть ему трижды, если он поступится интересами Тевинтера. – Раз уж речь зашла о провокациях – как нам истолковать закладку двух новых крепостей в верховьях Минантера?
Вопрос риторический – ван Камберлэнд возглавляет орлесианскую партию при королевском дворе. Несколько удачно поставленных крепостей в верхнем течении Минантера, по счастливому совпадению основанных сторонниками канцлера,  могут создать барьер, преодолевать который придётся месяцами. А это значит, что когда преставится одряхлевший Маркус, и за опустевший трон начнут грызться Пентагасты, ван Маркхэмы, и Создатель знает кто ещё, имперские легионы не сумеют вовремя прийти на помощь выгодному для Тевинтера кандидату.
– Помилуйте, легат! – вскидывает руки ван Камберлэнд. – Чего же ещё можно ожидать от Его Величества, когда он видит войска в такой близости от своей границы?
Улыбка канцлера бритвенно остра, угловатые скулы выделяются на худой физиономии, и кажется, что легату в лицо усмехается неварранский геральдический череп.
– Я ожидаю от Его Величества верности принятым на себя обязательствам, – отрезает Тиаксий. – По условиям Долгого перемирия на Минантере не должно быть неварранских крепостей выше Хантер Фелла.
– И для того, чтобы перемирие оставалось Долгим, – продолжает улыбаться канцлер, – в него нужно время от времени вносить изменения, соответствующие условиям времени.
– Странный довод, – приподнимает бровь легат. – Если говорить об условиях времени, всё внимание королевства должно быть обращено на юг, а не на север.
Ван Камберлэнд складывает руки и устремляет на него выжидающий взор.
– Сколько неварранских кораблей в минувшем году пришвартовалось в порту Камберлэнда? – продолжает Тиаксий. – Сколько из Киркволла, из Вал Шевина? А сколько из Амарантина?
Выдержка не изменяет канцлеру, но в глазах на мгновение мелькает изумление. Легат подавляет мимолётное искушение усмехнуться. Сколько лет прошло, а люди до сих пор не возьмут в толк, что разведка – это не только кража потаённых секретов, но и способность внимательно смотреть на то, что никто не скрывает.
– Неварранских торговцев грозят вытеснить из всего Недремлющего моря, а вас больше заботят внутренние дела Тевинтера? Думаю, Гильдия Купцов не обрадуется такой расстановке политических приоритетов.
– Ваша осведомлённость делает вам честь, – наклоняет голову ван Камберлэнд, – но заверяю вас: Неварра способна отстоять и свои торговые, и свои военные интересы. Любыми средствами, какие Его Величество сочтёт подходящими.
– Империя смотрит на вещи схожим образом, – спокойно кивает легат. – Я предпочту избавиться от этих крепостей за столом переговоров. Но не сомневайтесь, – Тиаксий наклоняется вперёд, опирается на стол локтями и немигающим взглядом упирается в собеседника, – если потребуется, я сделаю это огнём и мечом.
Улыбка гаснет, а за серыми глазами начинают с лихорадочной скоростью мелькать костяшки счётов. Сколько в угрозе правды? Блефует или нет? Ну скажи мне, канцлер: похоже, чтобы Пёс Архонта блефовал?
– Как я уже говорил, ваша осведомлённость делает вам честь, – снова улыбается ван Камберлэнд спустя нескольких секунд молчания, – но и слуги Его Величества тоже не слепы. У Тевинтера так много забот – непрекращающаяся война на Сегероне, крестьянские волнения в Вирантии, усиление патрулей на границе с Антивой… – Улыбка становится чуть шире. – Империя сражается в проигрышном положении, легат, и ей не к лицу угрозы, которые не под силу выполнить.
Тиаксий не убирает локтей со стола и не отводит неподвижного, спокойного взгляда исподлобья.
– Империя уже тысячу лет только и делает, что сражается в проигрышном положении. И когда я смотрел в последний раз, стены Минратоса всё ещё стояли.
***
Дротики всё так же барабанят по стенам, звонко отскакивая от каменных одежд или с глухим стуком увязая в деревянном перекрытии. Иные всё-таки удаётся забросить в бойницы – тогда вместо звона или стука звучит болезненный вскрик. Ауксиларии тоже не дремлют: крепость методично огрызается стрелами, и вражеские застрельщики скатываются по склонам только для того, чтобы освободить дорогу новым. Стрелы торчат и из щитов бронированной «черепахи», неторопливо ползущей к пролому – разбираться с этими придётся врукопашную.
Легат бросает ещё один взгляд вниз, на пролом. Саму баррикаду – если можно так назвать заграждение, спешно налаженное поверх битого камня – никто не обороняет. Это тебе не крепостная стена – поставь он туда солдат, их тут же сметёт шквалом кунарийских дротиков. Вся её роль – задержать врага ещё на несколько мгновений, дать лучникам выпустить десяток-другой лишних стрел прежде, чем рогачи пробьются внутрь – а уж тогда вражеским застрельщикам придётся охолонуть, если не хотят бить своим же в затылок. Конечно, прорыв надо будет тут же заткнуть, но первая когорта уже поджидает в резерве – за пределом досягаемости вражеских стрелков или магов, но готовая выдвинуться и закупорить прорвавшегося врага с третьей стороны. Задача жизненно важная – но именно потому над казарменными крышами взмывает серебряный орёл.
История Тевинтера состоит не из одних побед, но и в поражениях есть черта, которую нельзя перейти. Потерпеть неудачу – постыдно. Уступить врагу легионного орла, пока дышит хоть один солдат – немыслимо. В считанных случаях, когда это всё же случалось, номер опозоренного легиона вычёркивался из списков имперской армии, а выжившим, сведённым в штрафные когорты, оставалось либо любой ценой вернуть орла и с ним свою честь, либо сгинуть в попытках это сделать. Когда звучит команда «Орла вперёд!», легионеры понимают: сделать или умереть. И кому это знать лучше, чем Тринадцатому Сдвоенному?
В страшные дни второго вторжения на Сегерон Пятый и Восьмой легионы отстаивали прибрежную дорогу на Алам. Солдаты Тевинтера удерживали свои позиции прочно, но новобранцы из местных – то ли подкупленные, то ли струсившие – ударились в бегство, открыв кунари дорогу свозь вражеский центр. Пятый, что стоял ближе к берегу, удержался при поддержке флота, но вот Восьмой отрезали и начали теснить к горам. Окружённый и редеющий, легион отчаянно оборонялся, пока не съёжился до нескольких десятков человек, сгрудившихся вокруг орла. И когда кунари пошли в последнюю атаку, уже готовясь взять бесценный трофей, единственный оставшийся маг обрушил на себя и товарищей колдовское пламя, испепеляющее и своих, и чужих.
Когда когорты Пятого, спешившие на выручку товарищам, наконец пробились на место их последнего боя, там не было ни тел, ни доспехов, ни оружия – только выжженная земля и твёрдый шлак, перемешанный с каплями застывшего металла. Восьмой легион не отдал своего орла.
Со временем обнаружились и выжившие – отдельные группки, отколотые от основных сил, разбросанные по лесам и продолжавшие отбиваться от врага. Это ставило магистериум перед нетипичной задачей: не может быть легиона без орла, но ни у кого не повернулся бы язык сказать, что бойцы Восьмого себя обесчестили и заслужили расформирование. Решение подсказала продолжающаяся война: два обескровленных легиона свели воедино, тем более что они и вместе не дотягивали до одного полнокровного, и отчеканили новый номер на отныне общем орле. С тех пор в списках имперской армии нет ни Пятого, ни Восьмого – только Тринадцатый Сдвоенный.
Алые щиты кунари внезапно размыкаются, и из плотного строя выныривают фигуры в высоких ошейниках и тяжёлых оковах. Саирбазы! Для непримиримых ненавистников магии кунари – очень большие охотники использовать чары в бою. Тиаксий отдаёт команду, и мальчишка-горнист начинает усердно выдувать сигнал – но мгновение спустя тот тонет в оглушительном грохоте, когда сразу несколько магических снарядов врезаются в перегородившую пролом баррикаду. За громом не приходит тишины – воздух тут же наполняется слитным кличем, и кунари, под непрекращающимся градом стрел, кидаются на приступ.
Оглушённый, но всё ещё зрячий, легат бросает быстрый взгляд внутрь крепости. Серебряный орёл уже движется в направлении бреши – командир когорты своё дело знает! – но пройдёт больше минуты прежде, чем помощь успеет подойти. Саирбазы уже валяются со стрелами кто в глотке, кто в груди – обученные ауксиларии знают, в кого метить в первую очередь – но свою задачу они выполнить успели. Кунари уже во рву – одни падают, пробитые стрелами, другие спотыкаются о валяющиеся тут и там тела, но остальные продолжают карабкаться на вал, бесчисленные как муравьи и столь же безразличные к своей смерти. Где маг?! Он не мог не слышать сигнала, почему копается?!! Рассудком легат знает, что подготовка чар требует времени, но каждое мгновение кажется преступной тратой времени, когда враг вот-вот ворвётся внутрь укреплений. Вот кунари уже на гребне пролома, вот легионеры смыкают щиты и двигаются им наперерез, чтобы задержать врага, вот рогатые серокожие великаны на две головы выше среднего человека бросаются вперёд, очертя голову – ударить всем телом в щиты, насадить себя на тевинтерские мечи, но любой ценой нарушить строй, лишить врага его единственного преимущества перед поневоле рассыпавшимися атакующими…
Создатель, чего бы он не отдал за когорту-другую менавлатов! Прижать противника копьями, выиграть время, пока подходит подмога, пока маг готовит свои заклинания… Но здесь есть лишь потрёпанные вторая и третья – и легионеры держат строй, отчаянно работая клинками. Бьют под щитом, бьют над кромкой щита – жала тевинтерских мечей на мгновение окрашиваются алым, чтобы тут же покрыться взбаламученной пылью – но всё новые серые исполины перемахивают груду битого камня и устремляются дальше в пролом…
На вершину соседней башни поднимается рослая фигура в просторных белых одеждах. Даже отсюда Тиаксий чувствует, как вокруг неё сгущается воздух, когда рогатая металлическая маска поворачивается и устремляет взор на кипящий внизу бой. Застрельщики кунари обучены выцеливать вражеских чародеев не хуже имперских ауксилариев, но член Тевинтерского круга – не самоучка-саирбаз! Туча дротиков взмывает в воздух и бессильно отскакивает, натолкнувшись на прозрачный шаровидный оберег. Фигура воздевает руки – ярко-алые на фоне белоснежных рукавов – и легат, даром что близко не маг, чувствует, как мир подчиняется воле чародея.
Южные еретики могут кичиться своей ненавистью к малефикарам – лёгкая и необременительная праведность тех, кому нет нужды грешить. Но посмотрел бы он, как запоют адепты Солнечного Трона, когда кунари в четырёх переходах от Вал Руайо, исход боя висит на волоске и всё, что стоит между тобой и поражением – одинокая фигура с окровавленными руками…
За брешью, валом и рвом из земли вырывается вращающаяся колонна гудящего пламени, отрезая прорвавшихся кунари от спешащих к ним на помощь товарищей. Оказавшиеся в центре огненной воронки гибнут сразу, а те, кому повезло меньше, корчатся на разом почерневшей земле – обугленные и ослепшие, но ещё живые. После недолгой растерянности рогачи – да, дисциплины им не занимать! – пробуют обойти заклинание и пробиться к бреши через ров, но ауксиларии недаром едят свой хлеб, и дно рва усеивают новые трупы. Огненная воронка расширяется и, покачнувшись, направляется прочь от пролома, пылающим языком стирая с земли всё новых кунари.
– Щиты по мне! – рявкает покрытый шрамами центурион, взмахивая мечом.
Линия щитов вздрагивает и трогается с места, равняясь по шагающему вперёд командиру. Первая когорта вклинивается между второй и третьей и тут же начинает работать мечами. Бей под щитом, бей над кромкой щита! Отрезанные от подкреплений, зажатые с трёх сторон, кунари смешиваются, уже не чувствуя за собой единой совокупной воли – а когорта всё так же шагает вперёд, упираясь в утоптанную землю тяжёлыми сандалиями, топча рогатые трупы ногами в высоких кнемидах, неуклонно выталкивая живую пробку из пролома.
Огненный столп, докатившийся до самого изгиба дороги, вспыхивает в последний раз и рассеивается, напоминая о себе лишь дрожащим от жара воздухом, широкой полосой выжженной земли и грудами обугленных тел. Фигура в маске бессильно оседает на крышу башни, привалившись спиной к зубцу. Вытягивать энергию из чужой и своей крови – не шутки. Чародейский озноб вступает в свои права, и руки мага судорожно трясутся, оставляя кровавые разводы на снежно-белом одеянии.
Кунари, выбитые из пролома, торопливо скатываются в ров и отступают в долину, продолжая падать под тевинтерскими стрелами – в ближайшие часы на приступ их не поднимает и сам Аришок. Легат спускается по лестнице на боевой ход и хватает за плечо подвернувшегося декуриона. Нужно помочь колдуну – уж самое малое, что они могут для него сделать.
И пусть выбросят тела – ещё два эльфа не выдержали допрос.
***
Королевские приёмы – такая же часть посольства, как и представление, но, вопреки внешности, не пустая формальность. На переговорах проясняют позиции, выдвигают требования, подводят итоги – а здесь можно действовать тоньше. Скажем, что предосудительного в том, чтобы один из членов тевинтерской делегации – разумеется, без всякого участия легата Тиаксия, который занимается только военными вопросами – обменялся несколькими фразами с главой Гильдии Купцов? И если после этого предводителю неварранских негоциантов захотелось обстоятельно побеседовать с главным советником Его Величества – что же, тем и хорош приём, что даёт первым людям королевства возможность беспрепятственно пообщаться. Правда канцлер, судя по его виду, не слишком доволен беседой – ну так что же, нельзя ведь всё время получать только хорошие новости.
– Легат? – раздаётся за плечом.
Тиаксий неторопливо поворачивается. Маркиз Конрад Пентагаст – скольки-то-юродный племянник правящего короля, известный турнирный боец и один из возможных претендентов на престол. Проводит в Вал Шевине не меньше времени, чем в столице, и на орлесианском говорит едва не лучше, чем на родном. Неглуп и мог бы быть даже опасен, если бы не задиристый характер, вечно толкающий его в ненужные схватки.
– Маркиз, – ровным тоном отвечает Тиаксий, рассеянно глядя мимо вопрошающего.
– Уделите мне немного времени? – интересуется Конрад. Уголки рта самую малость растягиваются в стороны – достаточно, чтобы выражение лица уже не было спокойным, но не настолько, чтобы это можно было назвать усмешкой.
– Пожалуйста, – спокойно разводит руками легат.
– Неизвестно, когда мы встретимся в следующий раз, и, – короткий взгляд в сторону канцлера и гильдейского головы, – будет ли это в настолько же дружелюбной обстановке. Поэтому я не прощу себе, если на задам вопроса, который интересует меня самым живым образом – тем более что кому как не вам знать на него ответ.
– Я слушаю, – наклоняет голову Тиаксий.
– Будучи легатом Тевинтерской империи – больше того, одним из самых известных её военачальников – как вы смотрите на использование магии крови в бою?
Уголки толстогубого рта расползаются чуть дальше.
– Откуда же мне знать, – пожимает плечами легат. – В Тевинтере нет магии крови.
– Разумеется, – любезно кивает собеседник. На сей раз мясистые губы расплываются в уже неприкрытой улыбке. – Но если просто подумать о такой возможности? Гипотетически?
Со своими толстыми губами, могучим сложением, бледной кожей и приплюснутым, не раз ломаным носом Конрад напоминает какого-то кунари-альбиноса. Не то чтобы он хоть раз видел улыбающегося кунари
– Гипотетически, – Тиаксий поворачивает голову и впервые смотрит прямо в бледно-голубые глаза, – я сказал бы, что противники боевой магии крови происходят явно не из тех социальных слоёв, что служат в пехоте.
***
Ночью на тринадцатый день перед самым рассветом приходит южный ветер. Горы здесь невысокие, но всё же становится свежо, и хочется плотней запахнуться в плащ. По крайней мере, прохладные порывы уносят загустевший запах разложения, сдувая его в лежащую впереди долину, и можно в кои веки вдохнуть полной грудью, не давясь трупным смрадом.
В предрассветной мгле много не разглядишь, но уши не обманешь: даже против ветра слышен гулкий бой барабанов в лагере кунари. Тут сомневаться не приходится – с рассветом будет новый штурм. Всё идёт к тому, что последний.
Возле прорыва выстроены все пять когорт. Вторая и третья, съёжившиеся почти до центурий. Четвёртая, снятая с укреплений и поставленная в общий строй. Пятая, отозванная с южной стены – там пусть бдят ауксиларии и спешенные всадники, а на этой стороне каждый меч на счету. И первая, над которой всё так же расправляет крылья орёл Тринадцатого Сдвоенного. Солдаты устало опираются на высокие щиты, деловито проверяют ход мечей в ножнах и спокойно, равнодушно поглядывают на брешь.
Умный военачальник разит противника в сердце. Но сердца некоторых людей не ломаются никогда.
Рядом ветер треплет белые одежды. Маг оклемался от чародейского озноба, но уже не расстаётся с посохом. Не сказать, чтоб он теперь много мог – лириум вышел, и пленных нет – но многого и не требуется. Хватило бы на одно заклинание.
– Держись поближе, – негромко говорит легат.
Рогатая маска бросает долгий взгляд на вексилария, устало сжимающего древко орла, и медленно кивает.
Первые лучи солнца прорываются через вершины Высоких Пределов, косо падают в лежащую под ногами долину – и сердце легата пропускает удар при виде зрелища, которого он никак не ожидал.
Кунари действительно выдвигаются – но на этот раз их войска не поднимаются к крепости, а выходят на узкую равнину, пролёгшую между горами и лесом. Кажущийся хаос отдельных колонн постепенно отливается в продуманные формы боевого строя, но Тиаксий не смотрит на них – его взор направлен на второе войско, неспешно приближающееся с запада. Может ли это быть?..
Из-под рогатой маски доносится надтреснутый сухой смешок. Молодой легат непроизвольно оглядывается на мага, и рука в просторном белом рукаве делает какой-то неуловимый жест. Воздух перед глазами командующего сгущается, будто стягиваясь в нерукотворную линзу – а мгновение спустя долина предстаёт перед ним в десятикратно приближенной ясности.
Поджарые драколиски хлещут себя хвостами по бокам и вскидывают вытянутые морды, словно не чуя веса всадников. Тяжкой тенью проносятся бронированные илы клибанариев, выходя на положенные им места на флангах. Ощетинившись тяжёлыми менавлами, навстречу торопливо строящимся фалангам кунари мерно шагают безукоризненно выстроенные колонны имперской пехоты. В интервалах между когортами, на белых, в тон их одеждам, жеребцах медленно едут фигуры в рогатых масках. Ослепительно и яростно сверкают плывущие над строем серебряные орлы. И над всем этим – над пехотой и конницей, легковооружёнными и тяжеловооружёнными, легионерами и магистрами – реет, расправленный неослабевающим южным ветром, исполинский чёрный змей на зелёном поле.
«У магистериума свои планы, и принесённые тобой сведения не вносят в них никаких изменений», – звучит в ушах голос архонта.
Это не был вспомогательный удар, призванный отвлечь империю от другого направления. Тевинтерский флот не оставил проливы, Старший Близнец не пал под натиском превосходящих полчищ – все они были здесь. Он удерживал главные силы противника, пока войско, собранное на Валарианских полях – и якобы занятое усмирением волнений – снималось с места и одолевало несколько переходов до Высоких Пределов. И когда через перевал Старшего Близнеца двинулись глубокие колонны, они шли на север.
Позади строя кунари расцветают дымные облака, а спустя несколько секунд до крепостных стен доносится гулкий раскатистый грохот. Когорты Тринадцатого Сдвоенного подхватывают щиты, выдёргивают мечи из ножен – но мгновение спустя начинают удивлённо переглядываться. Дураков здесь нет, и одна и та же мысль постепенно пробивается через затуманенное усталостью сознание. Если заработали огненные жерла кунари, бой идёт в долине. А это значит…
Легат отводит взгляд от долины и поворачивается внутрь крепости. В пяти обескровленных когортах меньше половины положенных рядов. Тысяча угловатых шлемов повёрнута к башне – все как один смотрят на него.
Его бойцы. Легионеры Тринадцатого Сдвоенного. Ветераны, прошедшие Сегерон, Каринос, и снова Сегерон. Старые солдаты с сердцами жёсткими, точно воротник из сыромятной кожи, но не загрубевшими по крайней мере к одному чувству. Они знают, что ни за победой, ни за поражением не приходит отдых, и принимают это как должное – ведь если вы неспособны нести служение длиной в жизнь, такому народу и впрямь не стоит иметь империи.
Новый порыв толкает легата в грудь, отбрасывая плащ, и водружённое на башне зелёное знамя хлопает на ветру. Прохладный горный воздух – воздух Тевинтера! – льётся в его лёгкие, пока не кажется, что рёбра сейчас выломает наружу. Все смотрят на него.
– Орла вперёд!!! – громовым голосом возглашает легат – и даром что близко не маг, чувствует, как мир подчиняется его воле.
Они шагали вслед за серебряным орлом, хищно устремляющимся на север – усталые и израненные, непреклонные и неудержимые. Они шли в ещё один бой за свою империю. Они смяли выставленный против них заслон, одолели вьющийся спуск, выкатились в раскинувшуюся внизу долину – и в тот момент, когда Тринадцатый Сдвоенный врезался в обнажённый вражеский фланг и заработал мечами над кромкой щита, они могли всё.
***
Но опусти свой взгляд с тех неприступных стен, на вершине которых ты полон гордым осознанием своего величия. Устреми взор вниз, и в долинах, что расстилаются у подножия твердыни из чёрного камня, ты увидишь крохотные фигурки. Они безмерно малы в сравнении с тобою – настолько, что лишь огромным напряжением взора можно их различить, а их движения кажется копошением букашек, равно мелочным и бессмысленным.
Создатель не наделил их тем великим даром, что ставишь на службу империи ты; их мысль не может обрушить на недруга гнев небес; пласты мироздания не подчиняются мановению их руки. Но, не наделённые ни богатством, ни властью, не защищённые ни даром Создателя, ни силой своей крови, безликие и безымянные – они смыкают щиты и держат строй. Против армий всего Тедаса, против бесчисленных полчищ порождений тьмы, против огненных жерл кунари – они держат строй. Тысячу лет – они держат строй.
Видишь ли ты их, магистр?
Видишь ли ты стены Минратоса?