Долго и счастливо


   
Анна Викторовна всегда считала, что у неё неплохие отношения с мирозданием, и о судьбоносных гадостях её просто обязаны предупреждать заранее. Никогда не думала она, что самое страшное событие в её жизни придёт просто и обыденно, посреди солнечного летнего дня, под голоса птиц, безмятежно поющих в саду.
Вначале робко постучали в дверь, но пока она шла к ней, забарабанили уже в окно. Должно быть, визитёр очень нервничал. Анна от двери поспешила к окну и распахнула створки. Под окном мялся паренёк из отделения, Васин приятель. Имени его она не помнила. И на лице у парня застыло непонятное и мучительное выражение.
- Анна Викторовна… - начал он и осёкся.
Странно, что в тот момент она не ощутила ещё тревоги.
- Ну же, говорите, - и поощрила милиционера улыбкой.
- Там Яков Платонович… - и снова замолчал, словно речь давалась ему с трудом.
- Что?! – враз севшим голосом выдохнула Анна, ощутив, что ноги отказываются её держать.
- Вы должны пойти со мной. Сейчас.
- Что с Яковом? – перебила она.
- Он… засада была. Ранили его. Сильно.
Ранили? Значит, жив. Значит, в больнице. Сейчас она сообразит, что ей надо делать… куда бежать…
Мысленно она уже неслась по Затонску, но тело в странном оцепенении продолжало оставаться на месте. Усилием воли она заставила себя двигаться. По дороге к двери ноги странно подгибались, но Анна, сжав зубы, понуждала себя их переставлять.
Парень покинул свой пост у окна и теперь топтался под дверью, но больше её не подгонял. Перешагнув порог, Анна Викторовна почувствовала, что непрошеная слабость отступает, освобождая ум и тело для действия.
- Куда? – бросила она сквозь зубы. – В больницу?
Милиционер отрицательно мотнул головой.
- Он там… Трогать нельзя.
Почему-то говорил он очень коротко, почти отрывисто, словно преодолевая себя, и Анна заразилась этой его манерой. Ей тоже стало вдруг трудно говорить. Трогать нельзя, это значит, что он…
- Ранение тяжёлое?
- Очень.
- Идемте! – она потянула парня за рукав форменной гимнастёрки.
Теперь она бежала изо всех сил, а в голове стучала только одна мысль: она должна успеть, должна застать его… живого.
«Яшенька, родненький, ты только дождись меня, пожалуйста! Дождись!»
Что будет после, она уже не думала. Год назад, когда Штольман едва не погиб, сражаясь с бандой Циркача, Анна Викторовна тоже пережила кошмар наяву. Тогда ей казалось, что она убедила бы себя жить после смерти мужа – чтобы не осиротить Ваньку ещё раз. Сейчас она просто запретила себе думать об этом усилием воли. Она застанет его живого! И снова заставит смерть отступить. Ведь не зря же она выиграла тогда в карты – у Чертозная? Или у самой Судьбы? Только бы успеть…
Провожатый вёл её куда-то в сторону Амбарной. Здесь по нынешним временам было вовсе малолюдно, жизнь теплилась только по будням - у конторы Заготзерна, а дальше тянулись длинные ряды лабазов, пустовавших и разграбленных. Новая экономическая политика ещё не вдохнула жизнь в былую вотчину затонского купечества.
Почему Яков здесь? Разве он не уехал вчера куда-то в Степурино? Об этом она спросила у провожатого.
- То манёвр был… отвлекающий. Банду ловили.
Банду ловили. Значит, была перестрелка… Или его ударили ножом? Нет! Не думать об этом! Она успеет. Успеет!
- Тут, - молодой милиционер кивнул в сторону последнего амбара в конце улицы.
Странно, что в тот момент Анну не насторожило отсутствие вокруг милиционеров, транспорта. Докторской кобылы Машки, наконец. Тихо здесь было, совсем тихо.
Провожатый распахнул перед ней створку скрипучих ворот, и она вошла. А в следующий миг на неё обрушилось что-то тяжёлое и душное, разом лишая зрения и дыхания. В рот и нос полезла шерсть из вонючего овчинного кожуха, которым её накрыли с головой. Анна забарахталась, пытаясь призвать на помощь молодого милиционера… позвать мужа… который где-то здесь… умирает?..
Она понимала, что попалась в ловушку. Ту самую, о которой Яков предупреждал её. А она и оружия в спешке с собой не взяла. Впрочем, с него ей было бы мало проку, ведь похитители сразу жёстко вывернули ей руки за спину и крепко связали колючей верёвкой. Но это она тоже переживала как-то вскользь, понимая только одно: теперь уже она безнадёжно опоздает!
Её подняли и куда-то понесли, потом свалили на какие-то доски, так и не освободив от кожуха. Где-то рядом коротко всхрапнула лошадь. Подвода? Её увозят?
Анна отчаянно забарахталась, пытаясь сесть и скинуть с головы ненавистную овчину, но её снова опрокинули в телегу.
- Тихо, тихо, барыня, не дёргайся! - забормотал чей-то хлопотливый дребезжащий голосок. Тем временем ей стянули верёвкой и ноги тоже, полностью лишая возможности сопротивляться.
- Тихо лежи, не то убьём, - пообещал ей другой голос – низкий, отрывистый. И тут же приказал первому: - Сеном её забросай получше. Чтобы не видно и не слышно было.
Анна Викторовна почувствовала, как на неё навалили целую копну, а потом телега медленно тронулась. Было жарко и очень трудно дышать. Она боролась со слабостью, не позволяя сознанию погаснуть от духоты и тряски. Нельзя расслабляться! Она должна быть готова. К чему?..
Господи, только бы Яков был всё ещё жив! Хотя что она может сделать сейчас – беспомощная, связанная, увозимая похитителями неведомо куда?
   
Ехать пришлось довольно долго. Или так ей показалось? Потом движение остановилось, бандиты разгребли сено над ней. Анне развязали ноги, вытащили из телеги и куда-то повели. Когда с головы сдёрнули, наконец, душивший её кожух, она судорожно втянула в себя воздух, торопясь оглядеться. И не увидела Штольмана.
Она оказалась в зале какого-то разорённого помещичьего дома. Паутина по углам, клочья обоев свисают со стен, а у окна, видимо, горело – рама обуглена, и стёкла треснули. Окна  вкривь и вкось зашиты досками, в которых зияют щели в ладонь величиной.
Оглядевшись, Анна Викторовна перевела взгляд на своих похитителей. Их было четверо. Те, что её доставили, стояли рядом: красивый и гибкий, как хлыст цыган средних лет в кумачовой рубахе и невысокий невзрачный мужик  с серым небритым лицом, серыми же какими-то клочковатыми волосами, в тужурке из перешитой шинели и солдатских ботинках с обмотками.
По другую сторону зала находились, должно быть, те, кто отдал приказ привести её сюда. Один высокий, с почти лысой головой, длинным худым лицом и холодными рыбьими глазами. Одетый в добротный английский френч, он отличался от остальных. Не мужик, не фартовый, белогвардеец, быть может? Вначале она приняла его за главаря, но потом увидела другого – и поняла свою ошибку. Последний уступал своему товарищу в росте, был плотен и коренаст. Его круглое лицо со светлыми висячими усами показалось Анне Викторовне знакомым. Потом взгляд упал на морскую тельняшку, выглядывавшую на груди из-под кожаной куртки, и  она догадалась, кто перед ней.
- Вы Углов? Убийца Сергея Ловича? – требовательно выпалила она.
- Шустрая какая дамочка, - улыбнулся моряк. Вот только от его улыбки её пробрала дрожь.
- Где Яков Платонович?
- Так покуда нет его, - Углов подчеркнул очевидное, разводя руки. – Да вы не переживайте, он скоро будет.
Вопреки обстоятельствам, Анна почувствовала чудовищное облегчение – словно с неё второй раз сняли тяжёлую и душную овчину.
Нет его! И не было. И значит, он не ранен, цел. И скоро придёт за ней… и тогда эти негодяи пожалеют о том дне, когда ступили на кривую дорожку. Он придёт, её заговорённый сыщик! Всегда приходил и спасал…
Тем временем Углов вразвалочку подошёл к ней и вынул из кармана нож. Анна отшатнулась в испуге, но цыган удержал её за плечи.
- Не дёргайтесь, дамочка! – все также улыбаясь, произнёс бывший моряк. Под светлыми усами блеснули железные зубы.
Анне вспомнилось вдруг, как прошлым летом убийца Прохоров пытал Якова, резал ему лицо ножом. Когда Штольман вернулся живым, она ополоумела от радости, но потом – когда он лежал и спал, обессиленный, а она смотрела на него, эта рана казалась ей чем-то чудовищным, непоправимым. Потом рана затянулась – спасибо доктору Зуеву и Ваньке, и шрам остался не страшный. Он Якова совсем не портил. Её Штольман до сих пор был всё также красив… несмотря ни на что…
И всё же вид приближающегося лезвия заставил Анну замереть, мозг заметался в панике, а на глазах выступили слёзы. Как же она теперь… с изуродованным лицом…
Но Углов, плотоядно ухмыляясь, срезал только одну прядь у виска – ту самую, которая вечно ускользала из причёски. Штольман всё время тянулся её поправлять…
- На, доставь легавому, - повернулся моряк к цыгану. – И проследи, чтобы один был.
Анна выдохнула и прижалась спиной к стене. Ноги её больше не держали...
Они убьют Якова, если он будет не один. Но Яков придёт один. Он никогда и ничего не боялся, её сыщик… боялся только однажды не успеть. И сейчас он тоже не станет медлить. Господи! Из-за неё он придёт сюда и попадёт в ловушку!..
   
Тем временем бандиты словно бы совсем забыли о ней. Уселись за стол и принялись поглощать картошку в мундирах, закусывая салом и молодым луком, запивая самогоном из четверти, стоявшей тут же. И как им не противно есть в этой грязи?
Потом ей в голову пришла другая мысль, на миг подарившая надежду. Может, они упьются, и тогда ей удастся ускользнуть от них?
Словно в ответ её неслышным мольбам, низкорослый бандит, которого она мысленно прозвала Серым, потянулся налить себе ещё, но Углов остановил его коротким и резким:
- Будет! Нам ещё с фараоном дело нынче иметь.
- Так он же один придёт, сами говорите, - обиженно откликнулся Серый.
- На тебя и одного хватит, Аника-воин. Будет, я сказал!
Прозвучало властно. Анна вдруг поняла, что он - тот самый, про которого рассказывал лейтенант Рождественский. Человек, которому нравится подчинять других. Унижать их. Что он придумает, чтобы унизить Штольмана? Не потому ли она оказалась здесь?
   
Стоять было тяжело, она устала, но принуждала себя оставаться на ногах. Потому что если опустится на пол, то не сумеет быстро вскочить, если понадобится – помешают подол и связанные руки. Значит, надо стоять, покуда хватит сил.
И вновь, точно подслушав её мысли, бывший моряк развернулся к ней:
- Да вы садитесь, дамочка! В ногах правды нет.
Анна отрицательно помотала головой, потом выдохнула:
- Дайте стул.
Кажется, Углов удивился немного.
- Смелая, - хмыкнул он. – Гаврила, дай ей стул.
Серый мужичонка приволок откуда-то из соседней комнаты ободранное штофное полукресло с надломленной ножкой. Анна присела боком и почувствовала, как оно опасно зашаталось под ней. Всё равно так лучше, чем всё время стоять. Ноги уже совсем затекли. Руки тоже немеют, и плечи ломит. Господи, сколько ещё это будет продолжаться?
Бандиты, закончив угощаться, достали колоду карт и играли в «очко», но не азартно, а как-то между делом. Они тоже выжидали. Потом долговязый белогвардеец потянулся, хрустнув суставами, и сказал:
- Скоро уже должны быть. Пойду, покараулю, чтобы без неожиданностей.
Подвыпивший серый Гаврила встретил эти слова дребезжащим смешком:
- Да какие неожиданности, Череп? Сами же говорите: Штольман – человек слова, сказано – один, значит, один придёт.
- Много ты понимаешь, - сиповатым голосом ответил тот, вроде бы иронично, но как-то бесцветно. Должно быть, смерть, воплотившись в человеческом обличье, могла бы так говорить. Бандиты звали его Череп, и эта кличка очень ему подходила.
Углов ничего не сказал, только с непонятной усмешкой наблюдал за этой ленивой перебранкой. Похоже, Анне нечего рассчитывать, что бандиты упьются и передерутся подобно пиратам из «Острова сокровищ». Гаврила не в счёт, но моряк и Череп – люди очень опасные. Да и цыган тоже. И они, похоже, очень хорошо знают, чего хотят. Но чего именно? Что они хотят сделать со Штольманом?
Анна Викторовна не могла понять, что именно она испытывает. С одной стороны, ей страшно, очень страшно. И не только за себя. С другой – придёт Штольман, рядом с которым все её страхи растворяются и перестают существовать.
Но он придёт один. И наверняка без оружия. А их тут четверо. Господи, как же долго!..
   
Часов в разорённом особняке, конечно, не было, но Анна Викторовна от нечего делать принялась отсчитывать секунды про себя. За всё время никто словно и не вспомнил о ней. Она сидела в своём полукресле, привалившись к спинке боком и боясь шевельнуться, чтобы не загреметь на пол. Солнце скользило за заколоченными окнами, свет сквозил в щели между досками. По изменившемуся направлению теней на затоптанном, пыльном полу, можно было догадаться, что оно давно перевалило за полдень и уже клонилось к закату.

Как долго! Анна глубоко вздохнула, кресло под ней угрожающе скрипнуло, и она вновь замерла, сохраняя шаткое равновесие, когда снаружи послышался приближающийся стук копыт. Серый Гаврила, успевший ещё раз приложиться к стакану, когда Углов зачем-то выходил во двор, дремал в углу на том самом кожухе, в котором привезли сюда Анну Викторовну. Заслышав звуки снаружи, он подскочил, едва не запутавшись в собственных ногах.
- Тихо ты! – шикнул на него Углов и взял наизготовку маузер.
Анна напрягла слух, силясь различить за дверью знакомые уверенные шаги Штольмана. Ей показалось, она их услышала, но как-то иначе – неровно, словно муж спотыкался. Они его ранили?
- Где она? – резкий голос звучал с прежней силой, успокоив её внезапную тревогу. Потом отворилась дверь, и она поняла, чем объяснялась странность его походки. Его вели с завязанными глазами. И руки были тоже стянуты за спиной.
Анна бросила мгновенный взгляд на его ноги и облегчённо вздохнула. На Штольмане была знакомая пара, совершенно разбитая и потерявшая вид. Когда она в последний раз заикнулась, что они уже практически не подлежат починке, и пора бы их заменить, Яков только покачал головой: «Сапоги по нынешним временам – слишком большая ценность. Не надо соблазнять алчущих поживы».
Кажется, вчера он уходил на службу в нормальных ботинках? Но сюда пришёл, готовый к самому худшему. Это же Штольман!
Цыган сдёрнул с глаз Якова повязку. Сыщик щурился, заново приучая глаза к свету. Быстро обежал глазами комнату и мгновенно нашёл взглядом жену.
- Аня, как ты?
- Хорошо, - улыбнулась она ему и поспешно поднялась со своего сломанного стула, сделав два быстрых шага к мужу.
И тут же что-то больно ударило по щиколотке, а пол стремительно полетел в лицо. Это Гаврила подставил ей ножку, и она грянулась со всего маху, ударившись щекой так, что шея хрустнула, а в голове зазвенело.
В ответ там, у двери началась какая-то возня и топот, потом бесцветный голос Черепа врастяжку произнёс:
- Ку-уда!
Подняв голову, Анна увидела, как Штольман оседает на колени, ловя ртом воздух от удара под дых.
- Яша, я в порядке! – торопливо выкрикнула она, чтобы муж больше не делал глупостей. Давно уже надо было понять, что каждая её ошибка отливается Якову в троекратном размере.
Кто-то поднял её, прихватив за локоть. Хват был крепким, но не причинил боли. Анна повернула голову и увидела цыгана. Он остро глянул на неё, словно оценивая, а потом с силой отодвинул обратно к стене. Она не сопротивлялась.
Штольман всё ещё стоял на коленях, силясь восстановить дыхание, прерванное жестоким ударом. Потом поднял голову, глядя на лысого палача.
- Не боишься, Кощей? – сдавленно выдохнул он. - Я ведь тоже бессмертный.
Это заявление внезапно очень развеселило Углова, который так и сидел, только теперь уже положил на столешницу маузер, убедившись, что безоружного и связанного сыщика нечего опасаться. Он расхохотался громким высоким смехом, хлопая себя руками по коленям:
- Гляди ты! Он же и впрямь в это верит!
Штольман всегда говорил, посмеиваясь, что среди преступных элементов Затонска ему крайне редко попадаются материалисты. Большинство не подвергает сомнению поверье в адского картёжника. И в заговорённого сыщика тоже. На этот раз, судя по всему, они столкнулись с редким исключением из правила.
Яков, наконец, совладал с дыханием и с усилием поднялся на ноги. Мотнул головой, взгляд сделался ироничным.
- Не могу отрицать очевидное. Все, кто вставал у меня поперёк дороги, очень плохо кончили. А я всё ещё жив.
- А знаешь, почему? – живо спросил Углов. – Щипок, расскажи ему! Чтобы не думал, что ему по жизни черти ворожат. От могилы, милай, средства-то нету. А у тебя особенно! И особенно теперь. Ну, давай, цыган, рассказывай, что мне рассказал!
- Не было никакого заговора, - сквозь зубы процедил цыган. – Было однажды, давно уже. Снежка, Мальвиного хахаля в Зареченске каплюжники застрелили, а где он добро припрятал - неведомо. Мальва сама ворожить могла, но тут иное требовалось.  Она вот, Анюта, нам помогла, - он кивнул в сторону Анны. – А взамен попросила, чтобы тебя не трогали. Ну, мы с Мальвой и распустили слух, будто заговорённый ты. Кто-то поверил.
Пока он это говорил, Анна вглядывалась ему в лицо – красивое, жёсткое, с ямкой на подбородке. Взрослый мужчина, седина вон пробивается. Щипчиком его звали… Теперь, значит, Щипок…
Они с Яковом были в ссоре тогда… и она просила за него, да, просила…
Штольман слушал эти откровения, прищурившись, как всегда, когда чего-то не очень понимал.
- Ну, что, дамочка? - окликнул Анну Углов. – Что скажешь? Правда, али нет?
Яков тоже поднял на неё взгляд, и во взгляде этом она прочла потрясение. Очень нечасто Штольман выглядел таким беззащитным и открытым.
- Правда, - тихо сказала она только ему.
И на лице его мгновенно вспыхнула удивлённая и доверчивая улыбка, какую видела до сих пор только она одна. Но вот этим вот совершенно ни к чему её видеть!
- Яша! – предостерегающе произнесла она.
Но Штольман и не думал прятать свою радость. Как мальчишка, которому на Рождество кораблик подарили, ей Богу! Неужели он не понимает? От Углова же ничто не ускользнёт.
- А ты и впрямь не знал, - удовлетворённо заметил бывший моряк. – Что лыбишься-то, фараон? Не понял ещё, что нынче убивать тебя будут.
- Да понял я, - с досадой откликнулся сыщик, словно от надоедливой мухи отмахнулся. Смотрел он по-прежнему только на Анну.
- Вот так жили они долго и счастливо, - с мнимым добродушием проворковал Углов. – И умерли в один день.
- Анну отпусти! – сквозь зубы выдавил Штольман. – Я здесь, она тебе зачем?
- А это как ты меня просить станешь! – издевательски откликнулся бандит. – Станешь ведь? А? Ты за неё что угодно сделаешь. Это раньше я был Прошка, мужик сиволапый, а ты – барин, белая кость. А нынче, вишь, моя сила!
- Чего ты хочешь? – сыщик придавил бандита тяжёлым взглядом.
- Ну, положим, денег я хочу. Скажешь, где барыга рыжьё и брюлики спрятал – так и быть, пожалею твою барыньку. Если хорошо меня попросишь, конечно!
Как же ему нравится подчинять и унижать! И сейчас у него главный азарт – согнуть Штольмана. Чтобы встал перед ним на колени – сам, а не от удара в живот. Чтобы просил, унижался. Он же гордый! За себя никогда просить не стал бы… а за неё?.. Сергей Лович не пожелал доставить Углову такое удовольствие – и был убит. И если сейчас Якова тоже…
Он не может унижаться, не может!
Зато она может. Она женщина, ей простительна слабость… Чего там хочет Углов? Рыжьё, брюлики, барыга… Анна понятия не имела, о чём идёт речь, но она должна, должна была рискнуть!
Главное – не сказать ничего лишнего. Страх, они должны видеть только её страх!
- Яша, да скажи ты ему! – мучительно выдохнула Анна, рванувшись к мужу.
Щипок остановил её за плечо. Яков изумлённо вскинул на неё глаза. Только бы он понял! Он же самый умный, должен понять…
- Скажи ты ему, ради Бога, про эту Богимовку!
Штольман сощурился, силясь уразуметь.
- Да отдай ты им этот клад, он твоей жизни не дороже!
Анна всегда знала, что актриса из неё никудышная. Когда ей случалось что-то от мужа скрывать, он ведь догадывался сразу, смеялся ещё. Дядя говорил: это оттого, что она сама не верит тому, о чём врёт. Значит, надо говорит правду, только правду…
- Яшенька, я не вынесу, если они тебя станут мучить! Отдай им, родной, пощади себя!
Яков резко мотнул головой, очевидно сердясь на неё. А Углов вдруг обрадовался:
- Видишь, как за тебя просит! А что, дамочка, встанешь на колени за ради него?
- Встану! – Анна выдвинулась вперёд. Какая разница, в самом деле, лишь бы поверили! Лишь бы дали им время побыть взаперти, одним, без лишних глаз. Якову много времени не потребуется.
Цыган снова удержал её.
- Не надо! – резко выдохнул Штольман. – Оставь её в покое, я скажу.
Углов не усидел за столом, поднялся на ноги и подошёл поближе к пленнику, чтобы заглянуть ему в лицо.
- Неужели скажет? Как думаешь, Череп?
- Скажет, - глухо отозвался лысый. – Когда с его женой забавляться начнём.
- Только тронь - и не видать тебе клада, как своей спины! – пообещал ему Яков.
- Что ж так сурово? – мелко рассмеялся моряк. Вместе с ним вовсе уж ненатурально залился дребезжащим смешком серый Гаврила. Остальные хранили мрачное молчание. – Да ты говори, милай, я слушаю!
Штольман снова мотнул головой в раздражении и выдохнул сквозь зубы:
- Тайник в Богимовке, в помещичьем доме.
- Ну, знаю я тот дом, - внезапно подал голос цыган. – И что?
- Ход потайной из девичьей комнаты знаешь? – в упор спросил его сыщик.
- И его знаю. Это же через него тогда твои люди на сходку пришли? Когда ты с одной бритвой за Степана Яковлева против сотни фартовых стоял.
- Память у тебя хорошая, - процедил Штольман. – Тогда слушай. В девичьей под подоконником доска вынимается. Там Шульц ценности спрятал.
Яков в обманах тоже никогда не был силён, потому говорил лаконично, без подробностей. А Углов не дураком родился.
- Что же сами не достали, коли он там?
- Времени жалко было, - выдохнул Яков, опуская голову. – Твоего человека в отделении вычислить хотел. И тебя взять. Всё одно, настоящее место кроме меня и Евграшина никому не известно. И взял бы я твоих людей, если бы тот дурак в фуражке не подвернулся. А они бы мне тебя сдали.
- Случай по белу свету своими ногами ходит и сам решает, кто ему милее, - мечтательно откликнулся моряк. – Вишь, не ты, фараон, ему приглянулся, а я. Ему на закон наплевать, знаешь, - и добавил совершенно иным тоном, обращаясь к цыгану. - Поедешь в Богимовку.  Этого возьмёшь с собой, пусть сам покажет.
Анна дёрнулась подстреленной птицей, умоляюще глядя на бывшего Щипчика. Они увезут Якова, а потом убьют его, когда поймут, что никакого клада не было. И у него даже времени не будет, чтобы руки себе освободить.
Цыган смерил её долгим и непонятным взглядом. Потом оценивающе глянул на Штольмана.
- А не рассыплется старик по дороге? Возить его туда-сюда. Пусть здесь посидит, я сам найду.
Углов заинтересованно обернулся к подельнику.
- А ты никак его жалеешь, пса легавого?
- Чего мне его жалеть? – безразлично пожал плечами цыган. – Он легавый, я – фартовый.
- А коли не жалеешь, давай, ножиком его перекрести! – азартно предложил моряк.
Цыган небрежно двинул плечами и пошёл к пленному сыщику танцующей походкой, на ходу вынимая из-за пояса финку. И если мгновение назад Анне вдруг с чего-то показалось, что Щипок её пожалел, то теперь стало ясно – он такой же палач, как и все остальные.
Штольман глядел на эти приготовления с невозмутимым лицом.
- Не спешил бы ты, - сказал он Углову, глядя сквозь цыгана, стоящего перед ним. – Нож – не кадило, благословишь только раз. А ну как я тебе соврал? Покуда он туда-сюда обернётся, я кровью истечь успею. Что тогда делать станешь?
Углов осклабился и взял Анну за локоть.
- А я у неё спрошу! Ей-то ты скажешь, так ведь? Особенно если я и её тоже – ножичком!
- Держи карман шире! – сквозь зубы процедила Анна, силясь стряхнуть его руку. – Тронешь моего мужа – от меня ни слова не услышишь. Зато все покойники, что от ваших рук погибли, по твою душу придут! Уж я о том позабочусь!
- Страшно-то как! – весело воскликнул моряк. – Череп, ты боишься?
- Я их живыми-то не боялся, - безразлично откликнулся тот.
А вот Гаврила испугался. Отошёл подальше и принялся креститься украдкой.
Углов на мгновение задумался, делаясь серьёзным, потом распорядился, перестав паясничать:
- За кладом поедет Череп. Не верю я тебе, Щипок, жалостливый ты какой-то. Расскажешь товарищу, где искать, а сам тут пока побудешь.
- А с этими что? – глухо спросил лысый убийца.
- А эти тоже покуда тут побудут. 
- Караулить их ещё всю ночь, - недовольно пробурчал Гаврила. – И опять мне.
- А ты, караульщик, никак утомился? – снова нехорошо заулыбался моряк.
- Прокоп, давай их просто в подвале запрём, а? Пусть друг на дружку наглядятся напоследок.
Анна Викторовна затаила дыхание, боясь поверить такой удаче. Штольман тоже замер, словно окаменел.
- А это мысль! – внезапно одобрил главарь. – Раз уж ночка у них последняя, пущай её вместе проведут. Чтобы не обижались на нас потом.
Мужичонка радостно засуетился:
- Так я их это… мигом запру. Дай только сапоги с него сыму!
Время словно остановилось, сделавшись вдруг густым и вязким. Ну, как же так! Сейчас он стащит с Якова сапоги – и они потеряют свой единственный шанс на спасение.
А в следующее мгновение за спиной у Гаврилы коротко хмыкнул цыган.
- Чего лыбишься? – ощетинился мужик.
- А того, что тебе его сапоги в подбородок упрутся, - лениво улыбнулся фартовый.
- Так я это… на толкучке их продам, - нашёлся Гаврила.
- И стоят они того, чтобы своей шкурой ради драной копейки рисковать? – продолжал дразнить цыган. – За такую рвань цену не даст никто, а легаши, неровен час, обувку сыскаря опознать могут. Не каждый в Затонске такие опорки носит. Твои ботинки – и те приличнее будут. Видать, вовсе плохи у них в милиции дела, если барин недобитый в таком вот ходит.
Кажется, Гаврила неохотно расставался с мыслью присвоить сапоги Штольмана. Поглядел на его ноги, потом на свои, раздосадовано махнул рукой. Анна с облегчением перевела дух.
Щипок крепко взял её за локоть и потащил прочь из разорённой залы. Она судорожно оглянулась, чтобы убедиться, что муж следует за ней. Штольман шёл сам. Плюгавый Гаврила тыкал револьвером ему в спину. Углов немного постоял, словно задумавшись, потом улыбнулся и пошёл за ними следом.
   
Их привели в низкий сводчатый подвал, сырой и затхлый, с заплесневелыми стенами. Имелось в нём и оконце на уровне земли, стекло в котором было давно разбито, так что талые и дождевые воды свободно проникали внутрь, размачивая штукатурку и подмывая фундамент. Окно было нешироким, но в юности Анна Викторовна  точно смогла бы в него пролезть. Сможет ли сейчас? Гибкость-то уже не та. Вот Якову с его плечами это точно будет не под силу.
Войдя в подземелье, моряк азартно огляделся, словно искал себе развлечений. Увидев, что вместо дверцы одно из помещений подвала замыкает решётка, он дёрнул её, чтобы убедиться, что заперта. А потом велел:
- Сыщика давайте сюда. Здесь привяжем.
Якова притянули спиной к этой решётке, совершенно лишив возможности добраться до сапога. Это ничего. Главное, чтобы они её оставили на свободе. Она доберётся, хотя руки совсем занемели. Анна пошевелила пальцами, силясь разогнать кровь.
Углов удовлетворённо поглядел на привязанного сыщика, проверил узлы, глянул на Анну. А потом вдруг спросил:
- Эй, цыган, бабу хочешь?
Щипок небрежно пожал плечами:
- А у тебя будто бы есть?
- А это тебе не баба? – моряк положил Анне руку на грудь. – Гляди какая. Дворянка, учителка, чистенькая. Будешь?
Решётка лязгнула от резкого рывка Штольмана, но устояла. Анна панически поглядела на мужа. Глаза у него были отчаянные, от напряжения жила вздулась на лбу.
Но цыган только покачал головой, не трогаясь с места.
- В юности хорошенькая была. А сейчас нет того интересу. Свежесть уже не та.
Анна Викторовна выдохнула, опуская голову, на глаза навернулись непрошеные слёзы. Ну ладно, пусть так. Слава Богу, что она уже не молода!
Но Углов, кажется, и не думал оставлять свою затею.
- Жикин, а ты хочешь? – спросил он у серого мужика. – Тебе ведь такая по доброй воле сроду не даст. А тут – гляди-ка, вся твоя!
Жикин вначале непонимающе заморгал, потом закивал, осклабившись, и принялся стягивать с себя тужурку. Анна вжалась в стену, видя, как он приближается, теребя гашник штанов. За всю свою жизнь она знала лишь одного мужчину… которого сейчас заставят на всё это смотреть…
Под рывками Штольмана решётка скрипела и содрогалась. Верёвки тоже не думали поддаваться. Углов отошёл к пленному сыщику, отчаянно сражавшемуся с путами, и с удовольствием проговорил:
- А узелочки-то морские! Хорошие узелочки. Тебя такими, поди, в жизни не вязали, а, фараон?
Жикин свалил Анну на пол и принялся гнездиться сверху, обдавая луковым и самогонным духом вперемежку со смрадом гнилых зубов.
- Ну, будет! – вдруг крикнул моряк. – Слезь с неё, я сказал!
Гаврила перестал ёрзать и рвать на Анне одежду и обиженно заканючил, не торопясь подниматься:
- Прокоп, но ты же сам разрешил!
- Сам разрешил, сам и передумал, - осклабился Углов. – Я своему слову хозяин. Не про вас ананас! Их благородие, вишь, сейчас удар хватит. А он мне живым покуда нужен, вдруг и вправду соврал? – он подошёл к Якову и стиснул ему плечо. – Ну, соврал, признавайся? Я тебя за это быстро убью.
Штольман не ответил, только глядел на него белыми глазами и запалённо дышал.
- Встанешь на колени, чтобы я её пощадил?
- Отвяжи – встану! – выдохнул Яков.
Кажется, Углов задумался, потом покачал пальцем перед носом сыщика:
- Не-ет, милай! Отвяжи тебя сейчас, ты же зубами мне в глотку вцепишься. Вцепишься ведь? Даром что старик, зубы-то, гляжу, целые. Нет, тут постоишь, - приговорил он. – А зазноба твоя – во-он там! - и указал на металлические перила подвальной лестницы.
По его приказу Анну в растерзанной блузке привязали там – в пяти шагах от Якова. Эти пять шагов были равносильны смертному приговору для них обоих.
- Таганец им оставьте, - велел бандит. – Пусть напоследок наглядятся. Утром, как Череп приедет, веселье продолжим.
   
Таганец мигал и отчаянно чадил, света не хватало, чтобы разобрать черты любимого лица. Яков стоял, опустив голову.
- Яша, я в порядке, - торопливо произнесла Анна, едва закрылась дверь. – Как ты?
Штольман с трудом поднял голову, но не произнёс ни слова. Неужели подонок Углов был прав, говоря про апоплексию?
- Яша, не молчи, прошу тебя!
Муж дёрнул головой и выдавил с мукой:
- Простите меня, Анна Викторовна!
- Господи, за что? – вырвалось у неё.
- Если бы я не оказался на твоём пути, тебе никогда не пришлось бы пережить всё это.
Ну вот, опять проснулся Зверь Самогрыз! Как ей надоело его укрощать – всю их совместную жизнь.
- Ну да! - иронично заметила Анна Викторовна. – Без вас, Яков Платонович, меня ждала увлекательная судьба стать женой коммерсанта или присяжного поверенного. Какого-нибудь Лёнечки или Сашеньки из маминого бесконечного списка. У неё их много было. Я прожила бы жизнь без любви, а потом супруга моего в семнадцатом году вздёрнули бы на фонарь пьяные матросы. А мне пришлось бы драпать через эстонскую границу, пряча нажитое золото в подштанниках.
Кажется, нарисованная ею картина вывела Штольмана из прострации, он дёрнул головой и фыркнул. Потом спросил уже нормальным своим голосом:
- И много там было?
- Чего? – не поняла она.
- Золота в подштанниках.
- Двадцать царских червонцев. Сидеть на них было очень неудобно, - пожаловалась Анна Викторовна. А потом они вдруг не выдержали и расхохотались.
- Яша, ну о чём жалеть? – отсмеявшись, сказала она. – Мы жили долго и счастливо, и умрём в один день. Помнишь, нам Николенька Лович предсказал?
- Вот умирать нам сегодня никак нельзя, - с досадой сказал Штольман. – Иначе этот дурень Васька решит, что это из-за него. Он ведь мне не поверил, что предатель у нас в управлении.
- Яков Платонович, неужели вы научились разбираться с людских сердцах? – с улыбкой покачала головой Анна Викторовна.
- За тридцать лет набрался дурного, - пробурчал муж.
Анна внезапно вздрогнула.
- А ведь он есть!
- Кто? – не понял Штольман.
- Предатель в управлении. Он заманил меня в ловушку, сказал, что ты ранен… умираешь.
- Кто?! – выдохнул сыщик, подаваясь вперёд.
- Я имя забыла, - виновато сказала она. – Молодой парень, Васяткин друг. Высокий, красивый такой.
Штольман явственно скрипнул зубами:
- Друг!.. И как я должен был его ещё убеждать, чтобы он меня услышал?
- Яша, он умный мальчик. Может быть, сам поймёт?
На какое-то время они замолчали. Кажется, фитилёк начал гореть ровнее, или просто глаза приспособились к полумраку, но теперь Анна лучше различала лицо любимого. И виделся он ей вовсе не старым сыщиком, начальником Затонского угро, а интересным мужчиной - следователем, прибывшим «из самого Петербурга». Тем самым, что однажды лукаво улыбнулся и провокационно чмокнул её в ладошку.
- Как же я тебя к ней ревновала! – внезапно сказала она.
- Аня, к кому? – поразился Штольман.
- К госпоже Нежинской, разумеется!
- Анна Викторовна, откуда взялась Нежинская в этом подвале? – недовольно заметил Яков. – И что ей тут делать?
- Ну да, - согласилась Анна. – Подвалы – это только наше с вами, Яков Платонович! Можно сказать, квинтэссенция семейной романтики, - она вздохнула.
- Устала?
- Немного. Устала бояться, - задумчиво поправилась она. – Ты точно не сможешь дотянуться до голенища?
- Какое там! – угрюмо ответил Штольман.
Анна прошлась глазами по верёвке, туго стягивающей его плечи, и молча вздохнула. Если уж путы не ослабели после всех его рывков, пока Жикин пытался её изнасиловать, то шансов у них и впрямь маловато.
Они замолчали. В подвальное оконце начал пробиваться мутный серый свет, позволявший лучше видеть друг друга. Светает. Должно быть, пятый час пополуночи. За окном вдруг рассыпался страстной трелью проснувшийся соловей. Пусть поёт, не зная и не заботясь о том, что двое людей в этом подвале, должно быть, очень скоро умрут. Они умрут, а он будет петь… и завтра… и послезавтра.
Анна помотала головой, чтобы смахнуть непрошенные слёзы. Чтобы они не мешали смотреть на мужа… пока ещё можно смотреть…
Яков опустил голову и как-то сосредоточенно возился, делая короткие рывки.
- Что ты делаешь? – спросила она.
- Может, удастся её перетереть о решётку? – устало выдохнул Штольман. – Прутья ребристые. Пробую.
- Пробуй, - со вздохом одобрила она.
Мысль о смерти её уже не пугала. Слишком много страхов пришлось на её долю в последние сутки. Страшно, что Углов не даст им умереть достойно и быстро. Этот человек – моральный садист, ему нравится ломать людей. Как долго они выдержат, чтобы не сломаться? Сможет ли она стоически наблюдать, как бандиты мучат и убивают Якова? Не думать об этом у неё не получалось.
Внезапно наверху скрипнула дверь, а потом над её головой залязгали железные ступени. Кто-то спускался в подземелье. Анна дёрнулась, впиваясь отчаянным взглядом в лицо мужа. Как, уже?
Её ноздрей достиг запах дёгтя от хорошо смазанных сапог, а потом в поле зрения возник цыган. Присел на ступеньку рядом с ней, почти касаясь плечом. Она чувствовала его тепло. Зачем он пришёл сюда? Почему молчит?
- Прости, что так вышло, Анюта, - глухо сказал бывший Щипчик. – Ты красивая. До сих пор очень красивая. Это просто, чтобы ты знала, что я не потому…
- Я понимаю, - она кивнула головой. – Как тебя зовут? На самом деле.
- Левко, - ответил он. – Никто уже давно так не звал. Был Щипчик, стал Щипок. Зачем тебе моё имя, Анюта?
- Чтобы знать, - ответила она. – У человека должно быть имя. Ведь ты человек?
Он снова замолчал, потом через силу продолжил:
- Я ром, фартовый. Углов – никто. Даже не человек. Котяра он ненасытный, сколь ни сожрёт – всё мало. И играть любит, как кот с мышью. Не пощадят они вас. Убьют обоих. Про клад – ты ведь соврал? – обратился он к Штольману. И добавил задумчиво. – Я это сразу понял.
- Чего же не сказал? – негромко, но резко ответил Яков.
- А зачем? Ты легавый, я – фартовый. Но я ром, у меня совесть есть. Анюта нам когда-то помогла… А сейчас её… ты же понимаешь?
- Что ты предлагаешь? – так же резко спросил Штольман.
- Я могу её убить сам. Сейчас. Быстро.
- Ты за этим пришёл?
- Не спрашивай, зачем я пришёл, Анюта. Потому что я сам не знаю, зачем. Хочешь умереть быстро? Я сделаю так, чтобы не было больно.
- Тебе меня жаль? – спросила она, изо всех сил поворачивая голову, чтобы поглядеть на него в упор. – Не надо меня убивать быстро. Ты другое для меня сделай. Отвяжи от этой лестницы, чтобы я могла перед смертью ещё хоть раз к любимому прикоснуться. Хоть щекой прижаться. Руки можешь не развязывать. Сделаешь?
Цыган помолчал, потом поднялся. Анна почувствовала, что верёвка, притягивающая её к перилам, ослабла. Нетвёрдыми, отёкшими от долгого стояния ногами она сделала несколько неверных шагов и прижалась к мужу, силясь унять сердце, внезапно заколотившееся где-то в горле. Губы мужа торопливо коснулись её виска.
- А теперь оставь нас, Левко. Хоть ненадолго. Дай проститься!
Фартовый вздохнул и начал медленно подниматься по лестнице.
- Эй, Левко! – окликнул его Штольман. – За то, что ты Анну пожалел, я тебе не стану мстить. Ты только уйди сейчас. Ты ведь неглупый, сам понимаешь, что надо уйти.
- Живым  надеешься остаться? – обернулся цыган.
- Может живым, а может и мёртвым – я ведь достану, - пообещал Штольман, блеснув зубами. – Сам говоришь, Мальва ворожить могла. Почём знаешь, что не наворожила?
Левко неопределённо пожал плечами и молча затопал вверх по лестнице. Лязгнула, запираясь, тяжёлая дверь.
Губы Якова тем временем ласкали Анину макушку. Она отмахнулась:
- Яша, не время сейчас! Правый или левый?
- Как не время? – провокационно улыбнулся Яков Платонович. – Вы же проститься со мной обещали!
- Когда помирать будете, - отрезала Анна, сползая к его ногам. – Но вы же сейчас не собираетесь? Сапог, говорю, правый или левый?
- Вообще-то оба, - ответил Штольман, и в голосе она расслышала улыбку.
Занемевшими пальцами не сразу удалось зацепить и приподнять брючину. Ещё труднее было нырнуть связанными руками в секретное голенище.
- Господи, у тебя там столько всего, как ты разбираешься! – недовольно пробормотала она.
- Анна Викторовна, никогда не поверю, что вы способны перепутать нож с напильником! – ответствовал муж.
Именно в этот момент ей попалась рукоятка ножа, так что Анна решила дальше не препираться. Она вытянула его из голенища и попыталась перехватить поудобнее, чтобы можно было перерезать собственную верёвку. Никогда этого не делала, особенно занемевшими руками. Надо было тренироваться. Сколько времени потрачено даром!
В конце концов, ей удалось зацепить и перепилить верёвку. Освободившись, она повернулась к мужу и в два счёта перерезала его путы. Нож был очень хорошо наточен. Вот Штольман, в отличие от неё, время даром не терял.
Он и теперь не собирался его терять. Едва оказавшись на свободе, принялся растирать и массировать её запястья, целовал и снова растирал. Покалывание в руках говорило, что кровообращение восстанавливается. Потом Яков вдруг порывисто прижал её к груди, целуя в макушку.
- Вы мой ангел-хранитель!
- А вы – мой! – она с наслаждением обняла его в ответ.
Внезапно за стеной послышался хруст гравия под чьими-то ногами, шелест сорняков, растущих под окном. Стало намного темнее – свет перекрыла неопределённая узкая тень. Кто-то пытался заглянуть снаружи в окно.
Штольман мгновенно отодвинул Анну в угол, прикрывая её собой. Рука сыщика  уже сжимала нож.
- В любом случае, - торопливо сказал он. – Мы жили долго и счастливо…

   
   
Следующая глава         Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано Atenae & SOlga (22.03.2020 12:32)