= 1 =

Галина Григорьевна Лежнёва летнее время проводила в своём калужском имении, а слякотное и холоднее время года – за границей: на курортах и в лечебницах, поскольку считала себя нездоровой. Муж её – Георгий Александрович - денег не жалел, поскольку и сам был богат, и жена принесла ему большое приданое. Мечтал он большой семье, с кучей детишек, да вот как не сложилось у них с Гали-ной. Та и не старалась забеременеть, поскольку детей не любила и не желала. Поженили их родители, не спросясь желания у молодых: слишком уж хотелось объединить свои капиталы. Потому жили супруги Лежнёвы каждый своей жизнью, не лезли друг к другу с выяснением отношений и не интересовались, как и с кем кто проводит время. Лишь бы без громких скандалов. Но однажды на очередном курорте Галина встретила мужчину, который поразил её своей красотой и пленил ухаживаниями. Курортный роман был стремительным и страстным – вот чего-чего, а подобной страсти Галина Григорьевна от себя не ожидала – и так же быстро и основательно угас, как только любовники расстались. Наверно, это событие так бы и осталось в сердце Галины Григорьевны приятным эпизодом, если бы...
Через положенный срок она родила девочку. Назвали её Еленой, Леночкой. В день, когда Леночка родилась, между супругами произошло тяжёлое и неприятное объяснение. Инициатором его была супруга: она хотела избавиться от девочки, передав ту в сиротский дом или ещё куда или кому. Но тут воспротивился супруг: ему страстно хотелось детей, не важно откуда взявшихся. Тем более что во младенчестве просто симпатичная Леночка обещала с возрастом стать просто красавицей. И девочка осталась у Лежнёвых.
Георгий Александрович души в Леночке не чаял и ни в чём ей не отказывал. Так бы она и выросла капризной и избалованной, если бы не жена – Галина Григорьевна. Она Леночку держала в ежовых рукавицах: нанимала самый чёрствых и бездушных нянь, гувернанток и учителей и требовала от ребёнка неукоснительного исполнения её приказаний.
А приказывать Галина Григорьевна умела. Во-первых, она не позволила мужу, как тот ни просил, ни умолял, удочерить ребёнка, и Леночка жила в доме Лежнёвых на правах воспитанницы. Во-вторых, после рождения дочери она наотрез отказала мужу в любовных утехах, и тот искал утешения в девичьей или на стороне.
Настька служила горничной в доме Лежнёвых и, как водится, попалась как-то на глаза хозяину... Уж что он в ней углядел! Белобрысая, с абсолютно бесцветным лицом, невысокая, худенькая, если не сказать тощая. Мимо пройдёшь – и не заметишь. Вот разве что фигурка хороша. Видно, под мухой был Георгий Александрович, не иначе, раз остановил свой взор на таком существе, как Настька и к себе в постель уложил. Настька была простодушна и глупа, потому спохватилась слишком поздно, что толстеет не потому, что много ест, а потому что ребёнка ждёт. Так на свет появилась Глафира.
Галина Григорьевна запретила мужу удочерять ребёнка горничной, но оставила девочку в доме как подружку для игр своей нелюбимой дочери. В десять лет Глафира стала горничной у тринадцатилетней Леночки и наперсницей её девичьих тайн.

= 2 =

Тайн у Леночки было две.
Первая тайна: она ненавидела своё имя – Елена и мечтала сменить его на Элеонору, Элен, Ленору – звучное и более подходящее к её красоте. А Леночка... тьфу ты!.. Ленора была настоящей красавицей. Если она была похожа на отца, о чём как-то в присутствии дочери проговорилась Галина Григорьевна, то не удивительно, что Лежнёва пала жертвой его красоты...
Вторая тайна: она мечтала освободиться от опеки «родителей» и зажить самостоятельно так, как бы ей хотелось. А хотелось ей... Тут Леночка, то есть Элен, закатывала глаза и умолкала с улыбкой на губах, которая была соблазнительна так же, как и... всё остальное, чем Бог щедро одарил её...
Глядя на себя в зеркало, Глафира понимала, что в жизни её ей ничего такого необыкновенного не выпадет. Если она сама не постарается... А как стараться, ей объяснила Елена на своё шестнадцатилетие.
Эти четыре «правила» Глафира запомнила не хуже «Отче наш...».
- Первое. Называй себя так, как ты хочешь, и никому не позволяй звать тебя иначе, - наставляла свою наперсницу Леночка-Элеонора. – Второе. Будь на содержании не больше полугода: потом всё приедается, и становится скучно. Как только это происходит, меняй покровителя. Но на лучшего, а не на худшего. Третье. Бери от своего покровителя всё, что он даёт, и всё, что можешь взять сама. Но не перебарщивай. Курочка по зёрнышку клюёт, и несметные богатства просто так на голову не сваливаются, за них ещё поработать приходится – много и несладко. Так что не рассчитывай – и копи... На чёрный день, на белый... да на какой хочешь, но чтобы у тебя было...
- Откуда ты всё знаешь? – подивилась Глафира, выслушав свою наставницу.
- От своей матери, - охотно ответила Елена-Элен. – Я умею слышать и слушать, смотреть и видеть и тебе советую... Мотай на ус... или на косу, раз усов нет. - Она критически осмотрела Глафиру и бесцеремонно повертела ту перед собой, оглядев со всех сторон. – Ты не красавица и вся какая-то бесцветная... потому тебе надо брать другим. Вот смотри, - и она откинула голову назад и глянула томно из-под полуприкрытых век. У Глафиры даже дыхание спёрло, как это получилось соблазнительно. – Видела? – вернулась в нормальное положение Елена-Ленора. – Я перед зеркалом репетировала. И ты тоже давай... Поняла? Ну-ка, попробуй.
Глафира старательно повторила жест головой и взгляд из-под век.
- Фу... – поморщилась наставница.
Глафира выпрямилась и смущённо улыбнулась. Глаза её наполнились слезами: ей никогда не быть такой, как Леночка...
- Ну-ка, ну-ка, - подхватила за подбородок Глафиру Элеонора, - сильней улыбнись: всеми зубами... - Глафира широко раздвинула губы. - Вот! То, что надо. Несчастная женщина всегда производит на мужчину впечатление. Вызывает у него желание помочь, защитить, показать себя... Молодец, Глашка!
- Глафира... Зови меня Глафирой и... никогда Глашкой, - с трудом, глотая слёзы, произнесла Глафира.
- Молодец! – восхитилась Лена-Элен. – Быстро учишься. Так всегда и поступай, и ты многого добьёшься... И последнее. Хотя оно, по сути, первое и единственное неповторимое. – Елена пристально посмотрела на Глафиру. – Запомни: девство своё ты можешь продать только раз. Не продешеви.

= 3 =

С тех пор много воды утекло. Скоропостижно скончался Григорий Александрович, а за ним ото-шла в мир иной и Галина Григорьевна, так и не успев перевести наследство на Елену. Налетели, словно коршуны, ближние и дальние родственники Лежнёвых, и Елена с Глафирой остались ни с чем – у разбитого корыта, из которого жрали – другого слова и не подберёшь – другие, ломая кормушку на мелкие кусочки...
Элеонора быстро нашла себе покровителя, который увёз её за границу, а Глафира устроилась в богатый дом, горничной. И когда сынок хозяев положил на неё глаз, воспользовалась советами Елены и положила в свою шкатулку на чёрный день первые тридцать целковых...
Потом она не раз меняла города и покровителей. Дважды она сделала это удачно.
Первый был владельцем винного магазинчика в Т* - Отто Карлович, которому она  предложила устраивать ежемесячные ярмарки вина; второй был портным женского платья в Е*– Адам Казимирович, коему она посоветовала устраивать модные показы. И тот, и другой получали от этого неслыханную прибыль и не скупились на подарки Глафире. Она предпочитала деньги, и шкатулка полнилась, наполняя радостью и её сердце.
Нежно прощаясь с ними спустя полгода, она говорила, что Отто или Адам – хороший, просто замечательный человек. Она у него многому научилась - например, разбираться в винах или в тонкостях женской моды. Но не думает же он, что они могут быть супругами? Они слишком разные. А кольцо, купленное на помолвку, она сохранит на память о счастливых днях и ночах. И целовала на прощание, крепко-крепко – в щёчку...
А третий – Михаил Голубев – был её ошибкой. Первой и, как она надеется, последней...

= 4 =

Они снова поссорились, и Глафира ушла, громко хлопнув дверью и пообещав не возвращаться, пока Михаил не опомнится. Она быстро шла по улице, ругаясь про себя.
«Урод! Он забыл, кто ему предложил снимать дýхов? Он не помнит, кто бегал по городу в поисках клиентов, кто предложил сделать афишку, кто разносил её по богатым домам? И это зимой-то! В снег и стужу, дуя на мёрзшие в перчатках пальцы, пряча лицо в воротник вышедшего из моды пальто. А потом по весне, по лужам и мокрому снегу, кто расклеивал эти проклятые афишки на столбах и тумбах!.. Две пары обуви испортила по грязи и слякоти, пока у них всё наладилось и клиент потёк всё возраставшим потоком... И вот за всё, что она для него – ну, и для себя, конечно, - сделала, он хочет выбросить её и взять медиума «с именем»! Какое имя! У кого!»
Глафира передёрнула плечами, вспомнив, с чего всё начиналось, в какой хибаре они с Голубевым жили, как не раз перебивались с хлеба на воду, ели, что Бог послал... Самыми дешёвыми были овощи. До сих пор Глафира ненавидит запах варёной капусты и вкус моркови.
А когда дела пошли, они купили нормальный дом: с гостиной, спальней и кладовкой, которую Михаил переделал в фотомастерскую. Оделись, как люди. Глафира даже сшила себе у портнихи – ей до смерти надоело латать и перешивать свои старые платья – наряд по моде: с вырезом, из которого соблазнительно выглядывала грудь. Голубев про платье не знал, и про цену, что она заплатила портнихе, тоже. А то бы упрёков на её голову вылилось бы столько, что только держись! С него сталось бы платье спрятать. Только бы она его и видела! А так лежит оно себе в чемодане, хлеба не просит и душу греет... Как Глафира в нём выйдет, как все мужчины на неё глянут и... готово дело! Сами к её ногам упадут – только подбирай.
А Глафира не дура – не всякого подберёт. Ей теперь, после всего, что было, не каждый подойдёт. Её избранник должен быть богат, не стар... не слишком стар, при собственном доме... с прислугой, конечно, - она не будет сама стирать, мыть полы и посуду, у плиты стоять... Нет, для чёрной работы в доме есть другие, а она... Она будет платья менять каждый день, в своём экипаже ездить и драгоценностями сверкать... Муж за радость будет почитать Глафиру наряжать и украшать, поскольку в постели она его ублажать будет!.. Чего-чего, а это она умеет делать. Не раз Голубев говаривал, что если бы не постель...

= 5 =

Вспомнив про Михаила, Глафира, было успокоившаяся и даже шедшая неспешно, снова рассердилась и ускорила шаг, чуть не налетев на стоявшего у обочины извозчика. Она села в экипаж и велела везти себя в гостиницу на Главную улицу. Вот назло Михаилу снимет себе приличный номер и переночует в нём, как барыня. Благо, деньги у неё есть: сэкономила, как и где могла.
Глафира уже с месяц чувствовала, что Голубев утаивал от неё часть денег, полученных от клиентов. Откладывал, видно. Вот только куда, Глафира не смогла догадаться. Хотя, пока Михаил бегал к последним клиентам – Спиридоновым, бегло обыскала комнаты, но ничего не нашла. Он вернулся довольный, заперся у себя в кладовке – печатать фотографии. А вечером...
Глафира даже зубами заскрипела. Зараза такая! Чтоб ему сдохнуть – прости, Господи, на грубом слове!.. Сообщил, что решил пригласить Анну Миронову, адвокатскую дочку... Слышала Глафира о ней! Ведьма! Такая же шарлатанка, как... да чего уж!.. и сама Глафира. Голубев даже самолично отправился к Мироновой домой – уговаривать, уверенный, что ему не откажут... А она ему отказала!
Как он рассердился! Как ругался! Какие кары небесные призывал! Да только не помогло. Глафира и не удержалась – высказалась язвительно о его надеждах...
А Михаил велел ей убираться куда подальше, потому как Миронова сегодня вечером всё-таки обещалась зайти и посмотреть фотографии. И он постарается её уговорить...
Глафира рассердилась, быстро собралась, разбросав вещи по спальне, и вылетела на улицу.
Вот теперь и едет в гостиницу... Да пусть его! Пусть сам себя обслужит сегодня. Не маленький, чай, справится. А она на чистой постели выспится. А завтра... посмотрим. Она ни свет ни заря не прибежит. Подождёт, пока он проснётся, пустой холодный чай попьёт. И придёт: «Ну что, дорогой, как тебе без меня?» Ещё прощенья просить у неё будет... Какая ещё дура согласиться в обмане участвовать! И так уже давно народ морочат, не сегодня-завтра кто-нибудь догадается и явится скандалить...
Экипаж остановился у гостиницы. Мальчишка-лакей подскочил, подал ей руку, помогая спуститься с подножки, проводил до столика портье. Жаль, у неё багажа никакого не было. Она сняла номер на одну ночь. Приличный, на втором этаже, в две комнатки – спальня и гостиная. Денег осталось немного, но на чашку кофе в ресторане гостиницы, думается, хватит. В крайнем случае, можно и к месье Пломбиру зайти, за столиком на улице посидеть как свободному от забот человеку...
Но это завтра. А сегодня Глафира - сама себе хозяйка. Она разделась и с наслаждением вытянулась на гостиничной постели...

= 6 =

Утром - хотя какое утро в двенадцатом часу! - подъезжая к дому, Глафира увидела полицейский экипаж и перепугалась. Не дай Бог, кто их клиентов пожаловался! Они с Голубевым уже раз теряли всё нажитое, включая фотографический аппарат, после жалобы одного из клиентов, догадавшегося об обмане. Тогда пришлось Глафире распечатать свою шкатулку на чёрный день, из которой денежки утекали быстро и безвозвратно, и теперь та была пуста. Чтоб и Мишке пусто было!
Войдя в дом, Глафира замерла в дверях. На полу была кровь. По комнате расхаживали два полицейских: старший - резкий, подозрительный, и младший - мягкий и сострадательный.
Первый оглоушил её новостью об убийстве Голубева, второй сочувственно подал стул, когда Глафира пошатнулась от известия... Значит, что? Спокойная, размеренная, далеко не бедная жизнь закончилась?.. Что ей, одинокой, теперь делать? Куда бежать? К кому?..
Глафира отвечала на вопросы, даже сумела поязвить по поводу надежд Михаила на Миронову, а сама всё повторяла про себя: как жить, как жить... И вдруг – а на что жить? На что - главное?..
У Глафиры даже голос пропал, и слёзы на глаза навернулись. Она шёпотом отпросилась в спальню - прийти в себя... Старший разрешил ей и вскорости ушёл. А молодой – звали его Антон Андреич – остался. Глафира успокоилась, решив, что сделанного не изменишь, а жить дальше надо. Она прибралась в спальне, заодно обыскав платяной шкаф в поисках спрятанных Голубевым денег. Ничего не нашла, но не расстроилась: в доме много мест, где Михаил мог припрятать нажитое – все их сбережения за последние два щедрых на клиентов месяца.
Она услышала голоса в комнате – один  был женский, молодой – и вышла из спальни.
Глафира сразу поняла, что это и есть та самая Миронова. Моложе и выше Глафиры, глаза синие (не то, что у Глафиры – блекло-серые), модный туалет со шляпкой, перчатками и туфельками в тон ему (Глафира обязательно и себе то же купит к тому платью... когда деньги найдёт). А в остальном - ничего особенного в ней не было. Глафира так и сказала, по-хозяйски сложив руки под грудью. Адвокатская дочка чуть не рассмеялась. Надо же, не обиделась даже! Ну, ничего, сейчас Глафира покажет, на что способна!
Миронова, кстати, и повод дала:
- Когда я уходила около девяти, разумеется, он был жив-здоров.
– А вот сейчас мы это проверим, так ли это на самом деле, – зловеще сказала Глафира и стала крутить руками у висков, как делали все виденные ею медиумы, призывая дух. Время, опущенное на пасы, прошло. - Он здесь, - замогильным голосом произнесла она.
– Вы знаете, он действительно здесь, – сказала Миронова, скорее сочувственно, чем насмешливо. – Но не вы его вызвали: дух после смерти некоторое время остаётся на месте гибели. Можете с ним по-говорить, – прибавила она, указывая на кресло за аппаратом, стоявшим на треноге за спиной Коробейникова.– Не буду вам мешать.
Глафира опешила и удивлённо глянула на кресло: оно было пусто. А Миронова, распрощавшись с молодым полицейским, ушла. Антон Андреич, стараясь не смотреть на Глафиру, смущённый её разоблачением, продолжал осмотр стола Михаила.

= 7 =

Глафира покусала губы и решилась.
Раз её разоблачили так легко и просто, нет смысла притворяться медиумом. А молодой полицейский – чем не случай? Прилепиться к такому на время... и можно жить. Она подошла к Антону Андреичу и, улучив момент, припала к его груди.
Тот неловко обнял её, стал гладить по спине, успокаивая и уговаривая:
- Ну... Глафира... полно вам... ну нет, нет больше человека... ничего не поделаешь...
- Да чёрт с ним, прости Господи... - глухо отозвалась та, не подымая головы. Ей понравилось, что  её назвали полным именем. - Я никогда его не любила... Я не о нём – о себе плачу... - и крепче прижалась к молодому полицейскому, чтобы он услышал, как отчаянно бьётся её сердце. - Что мне теперь делать? Куда податься?..
Коробейников не нашёлся, что ответить.
- Антон Андреич, я открою вам тайну... - подняла голову Глафира и, положив руки на лацканы его сюртука, раздельно, чтобы сразу дошло, произнесла: - Я. Никакой. Не медиум. У меня на самом де-ле нет никаких способностей, - и глаза её наполнились слезами.
- Вы... вы не огорчайтесь, главное, так... - запинаясь, проговорил Коробейников, с состраданием глядя на Глафиру. Он готов был помочь, но чем и как? - Это ни для кого не тайна... В конечном счёте, какое это имеет значение... Яков Платоныч, к примеру, - оглянулся он с опаской на дверь, - и вовсе не верит... в дýхов...
Глафира уронила руки и отошла, тайком – но так, чтобы Коробейников видел, - вытирая мокрые глаза.
Молодой полицейский вздохнул облегчённо (он бессилен ей помочь, и она это поняла) и сел за стол...

= 8 =

Пока молодой полицейский  рассматривал в лупу карточки, Глафира, стараясь не шуметь, заглянула в ящики комода, за картину на стене, в аппарат на треноге... Пусто.
- Ни больше ни меньше треть Затонска у вас побывало, судя по карточкам, - подал голос Коробейников. - Я не хуже фотографирую...
- А что вы там пытаетесь найти? - поддержала разговор Глафира, осматриваясь в поисках удобного места, где можно спрятать деньги.
Антон Андреич поднял голову и потёр уставший глаз:
- Вы знаете, застрял, будто между молотом и наковальней. Получил задание – найти что-нибудь странное... На всех этих фотографиях дýхи! Вот, как, по-вашему, странно это или нет?
- Обман все эти дýхи, - как о само собой разумеющемся сказала Глафира. - Голубев... Он брал у клиентов фотографии их умерших родственников.
- Я уже понял... - кивнул головой полицейский.
- Может, чаю хотите? - предложила она, подумав: «А вдруг его удастся выманить из комнаты и, пока он будет вкушать чай на кухне, быстренько всё здесь осмотреть – мест, где можно спрятать деньги не так уж и много». Она успеет.
- Не скажу «нет»...
Глафира с облегчением улыбнулась:
- Я сейчас приберусь и поставлю... - и схватила корзинку, куда Голубев выбрасывал испорченные карточки
- Постойте! - вскочил Антон Андреич. - Куда вы? Я же предупреждал: ни в коем случае ничего не выбрасывайте! - и тоже схватил корзинку, накрыв её руки своими. Испугавшись, перехватил корзинку так, чтобы руки их не соприкасались. Глафира отметила по себя этот жест и посмотрела полицейскому прямо в глаза. Он отвёл свои.
- Так они же неполучившиеся... – сказала она, застенчиво улыбаясь.
- Несмотря на это, прошу вас... оставить... - и он с силой, потому Глафира вцепилась не хуже собаки в кость, вырвал корзинку из её рук. - Я должен их изучить.
- Я поставлю чай, - смирилась Глафира и улыбнулась, выходя...

= 9 =

Глафира искала деньги в спальне. Ей страшно мешал Антон Андреич, сидевший в соседней комнате – он отказался пить чай на кухне, и она принесла ему стакан в гостиную. Если бы Коробейников ушёл, она обыскала бы там каждый уголок – и нашла бы голубевский тайник. А с деньгами она станет не только свободной, но и богатой... Куда Мишка, зараза, их дел?! Если денег она не найдёт, надо будет подумать, где жить и на что. Из дома-то ей придётся съехать – она Михаилу не жена, а на те копейки, что остались у неё после гостиницы и кофе (отвратительный напиток – горький и вонючий), разве что на рынке булку с чаем купить. И только. А дальше-то как?
В комоде ничего не нашлось, и Глафира в раздражении выкинула всё содержимое ящиков на пол. И на дне нижнего ящика комода она обнаружила запертую шкатулку. Наконец-то! Ключа нигде не было, и Глафира попыталась открыть её ножом для бумаг. Нож соскальзывал с крышки, омерзительно громко скрежеща и царапая поверхность. Глафира сидела на полу и чуть не плакала от злости и бессилия, когда...
Неожиданно без стука вошёл полицейский:
- Что-то... ищете?
Глафире было всё равно, что её застали за таким нелицеприятным занятием.
- Ничего я не ищу, - сквозь зубы сказала она, продолжая ковырять ножом крышку. – Хочу посмотреть, что там, - потрясла она шкатулку. – Мишки-то теперь нет. Надо с его наследством разбираться...
- Позвольте я... - сел на колени Антон  Андреевич.
В полминуты с помощью шпильки шкатулка была открыта. Глафира в нетерпении высыпала на пол её содержимое  – бумаги. Денег среди них не было.
- Ничего... - бессильно произнесла она. - Вот Мишка - куркуль грошовый.
- А Вы на что надеялись? – сочувственно спросил Антон Андреич.
- На что надеялась? На жизнь надеялась: фотографа этого уму-разуму учила. А он мне нож в спину: Миронову в подельники захотел...
- Так вы за это его... гирькой?
- Да Бог с вами, - обиженно отозвалась женщина. - Мишку иногда прибить хотелось, но не убивала я его. - Коробейников вопросительно-недоверчиво склонил голову набок: мол, так ли это, уважаемая? И она вкрадчиво произнесла, стараясь быть убедительной: - В гостинице я была. С десяти вечера до десяти утра. Меня там все видели...
- Я... вам верю, - ответил Антон Андреич, и Глафира облегчённо улыбнулась. - Ну что ж... - поднялся он с колен.
- Может, вы со мной подольше посидите? - попыталась удержать полицейского Глафира и улыбнулась призывно. - Мне с вами так спокойно...
- Я... - растерялся Коробейников, и по его лицу стало понятно, что задерживаться здесь дольше он не будет.
- Вы ещё и завтра приходите, - подала она руку полицейскому и с его помощью поднялась с пола.
- Да? - с надеждой произнёс Антон Андреич. Глафира кивнула, продолжая улыбаться во все зубы, как учила Элен. - Завтра... много работы... – и поспешил уйти...

= 10 =

Глафира злилась на Голубева, не понятно где спрятавшего деньги, на Антона Андреича, не поддававшегося соблазну, на весь свет, повернувшийся к ней спиной... Выплёскивая злость, она драила полы, оттирая кровь, когда вошёл Штольман. Глядя на него, она поняла, что прельстить этого полицейского ей не удастся, и разозлилась ещё больше.
Глафира не стала играть со следователем, ответила на его глупые вопросы  и прямо заявила тому, что фотографии с дýхами не бóльший обман, чем спиритические дознания госпожи Мироновой. И немало порадовалась, увидев, как изменилось лицо начальника Коробейникова: не одной же ей страдать...
Так этот день и закончился – безрезультатно со всех сторон. Но спала Глафира крепко и без снов...

= 11 =

На следующий день, обыскав все возможные места и ничего не найдя, Глафира принялась исследовать невозможные. Она как раз потрошила матрас из спальни, когда раздался стук в дверь. Это был Коробейников. Глафира искренне обрадовалась ему: ей до смерти надоело одной заниматься поисками денег. Почему бы не привлечь к этому занятию профессионала?
- Хорошо, что вы зашли, - отряхнула она руки и оправила платье на ещё девичьей фигуре. – А я вот... порядок навожу.
Коробейников чувствовал себя неловко, зайдя в неудобный момент, и попытался сгладить неловкость:
- Трудитесь не покладая рук. Труд заставляет забыть о заботах и сам по себе является наслаждением. – И, оглядев беспорядок на полу, спросил неуверенно: - Или вы клад ищете?
- От вас ничего не скроешь... - порадовалась Глафира. Зверь сам идёт в силки. Остаётся только терпеливо дождаться и затянуть петлю. - Деньги ищу... Да, Антон Андреич, - вскинула она глаза на полицейского, - я честна перед вами... - и просительно добавила, сделав несчастное лицо: - Может, подсобите? Вы же мастер обысков...
- Шутить изволите? - не поверил Антон Андреич.
- Да какие шутки?! Голубев припрятал все наши сбережения...
- Здесь? - огляделся Коробейников.
- Да. И я осталась ни с чем... Как мне теперь жить! - горестно воскликнула она.
- Глафира... - смущённо произнёс Антон Андреич и... поспешил откланяться.
Глафира в раздражении посмотрела на закрывшуюся дверь и поняла, что надо переходит от слов к действиям.

= 12 =

Как мужчина соблазняет женщину? Цветы, подарки, комплименты... А как женщине соблазнить мужчину? Тем более юного и неискушённого? Правильно - улыбки, восхищение его талантами и... поцелуи!
Когда Коробейников пришёл узнать, не было ли чего необычного в поведении Голубева, а потом ещё раз появился - спросить про испорченные карточки, Глафира приступила к обольщению по всем правилам.
- Вы знаете, Антон Андреич, - огладила она лацканы его сюртука, - вы всё время куда-то торопитесь... - Молодой человек покрепче прижался к стене, чтобы быть как можно дальше от соблазнительной женщины. - Вы так неуловимы, - дёрнула за сюртук его к себе Глафира, и её губы оказались слишком близко к его.
- Знаете, служба-с... я и сейчас нахожусь... - еле переводя дух, произнёс полицейский. - Прошу вас... прошу вас... ответить, где карточки. - Глафира прижалась к нему грудью и обдала лицо дыханием. Он распрямился и постарался сильнее вжаться в стену, чтобы быть как можно дальше. Но, увы, ничего не получилось: она прижалась всем телом, и он ощутил её всю – от груди до бёдер. - И они нужны мне теперь...
Глафира слышала, как сильно и испуганно бьётся его сердце, и пощадила молодого человека:
- На помойке... за домом... - сказала она и ослабила натиск, чуть отстранившись и давая возможность Антону Андреичу вдохнуть.
- В таком случае я отправлюсь... немедленно... с вашего позволения, - с трудом перевёл дух тот, вывернулся из её цепких ручек и спиной выскользнул за дверь.

= 13 =

Он вскоре вернулся, неся в руках грязный ящик с надписью «табак», наполненный выброшенными ею испорченными карточками, и, спросив чаю и мокрое полотенце - вытереть грязные руки, сел за стол изучать карточки под лупой. Не прошло и получаса, как он позвал Глафиру и показал ей фотографию, на которой она увидела...
- Господи, что это? – с ужасом произнесла она, разглядывая кисть женской руки, торчавшую снизу из приоткрытой дверцы шкафа у стены за спиной молодых Спиридоновых.
- Ответьте: вы видели это на самой съёмке?
- Нет, конечно, нет...
- Полагаю, что Голубев увидел это на самой карточке. И сразу же поехал к Спиридоновым...
Коробейников стал надевать сюртук, висевший на спинке стула, чтобы скорее бежать в управление, но Глафира его остановила:
- Антон Андреич, - ухватилась она за полицейского, - не уходите, пожалуйста...
- Ну, как же-с...
- Я боюсь, - прошептала она дрожащим голосом. – Мне страшно...
- Да чего вам бояться! – пытался успокоить её Антон.
- Что меня арестуют!
- Нет, нет. Вы же ни в чём не виноваты...
- Спрячьте меня, - попросила Глафира, блеснув слезами в глазах. Она гордилась своим умением вызывать слёзы по своему желанию.
- Да... где же... – растерялся Коробейников.
Но Глафира придвинулась поближе.
- У меня денег нет на гостиницу... И податься мне некуда... Ведь вы один живёте?
- Один... но... как же... – забормотал Антон, но Глафира не дала ему договорить, приникнув к его губам...

= 14 =

Они встретились тем же вечером, и Глафира уговорила молодого полицейского помочь ей найти спрятанные Голубевым деньги. Коробейников был на всё согласен, и она, не теряя времени, взяла его под руку и поспешила на Фруктовую в дом Голубева. По дороге Антон «на минуточку» забежал к себе домой...

Они вошли в гостиную, и Коробейников первым делом поцеловал её. Она ответила. И он в порыве страсти чуть не завалил её на Мишкин стол.
- О Господи! - остановила его Глафира. - Ты не забыл, зачем мы пришли?
- Да... нисколько... - поправил котелок Антон. - Нисколько... Я включаю сейчас дедуктивный метод и... Надо просто подумать, как подумал бы Голубев... - и прошёлся туда-сюда, оглядываясь. -  Где бы он выбрал идеальное место для тайника... неожиданное место для тайника... Вы смотрели – показал он на вьюшку печки. Глафира кивнула. - Разумеется. Это всё бросается в глаза. Знаете, что Глафира, - и снова приник к её губам. Она снова ответила. - Вы не могли бы, ради Бога, сделать мне чашечку чая? Чтобы я мог сконцентрироваться?
Глафира поняла, что ему надо побыть одному, чтобы поиски увенчались успехом, и вышла.
- Ну что? - вернулась она, через несколько минут, достаточных, по её мнению, чтобы деньги нашлись.
- Думаю, думаю, думаю... - радостно ответствовал Антон, подымая глаза вверх. - Думаю, как Голубев... думаю, как Голубев... не на потолке же... - Увидев фотографический аппарат, сделал соответствующее лицо, открыл крышку и повернулся к Глафире: - Это было бы конечно безумием... Не более чем безумие - возить дрова в лес... Но чем чёрт не шутит... - и вынул задвижку.
Внутри аппарата лежала тоненькая пачечка денежных купюр, перевязанная верёвочкой.
- Как? - делая изумлённое лицо, произнесла Глафира, вынимая деньги. - Боже мой! Как ты догадался?
- Это скорее интуиция, нежели логика... - объяснил полицейский.
- Ты гениальный сыщик! - воскликнула она восторженно и поцеловала его.
Антон подхватил её на руки и чуть не закружил по комнате, счастливый тем, что сделал ей приятное... Но Глафира была тяжеловата, и он, опустив её на пол, принялся жарко целовать её лицо, шею... Глафира мягко освободилась из его объятий и, чуть отвернувшись, пересчитала деньги.
- Ну, не густо, скажем... - повернулась она к Антону. Тот страдальчески приподнял брови: больше нет. - Мишка, подлец, всё прогулял, - пролила она бальзам на самолюбие Коробейникова. - Но это лучше, чем ничего.
И они снова поцеловались...

= 15 =

После жаркой и страстной ночи – Глафира постаралась – спали они крепко и проспали аж до девяти часов. Антон соскочил с кровати, путаясь в белье, оделся, сетуя радостно, что его, наверняка, заругают за опоздание, но он, несмотря ни на что, уйдёт с работы вовремя и... Чмокнул её в щёку и умчался.
Глафира осталась одна. Она обошла весь дом и заглянула во все ящики. Дом маленький, но миленький. Вдвоём жить можно. Кухонька с дровяной печью, комнатка с грубкой - наверно, матери, спаленка и гостиная. Её окна выходят на окна кабинета Штольмана. Антон говорил, что часто видел в них свет от настольной лампы, когда начальник задерживался допоздна.
В ящике письменного стола – неоплаченные счета от галантерейщика: носовые платки, носки – всё самое дешёвое. У них с Голубевым подороже и получше... были. В буфете - ни хрусталей, ни фарфора, столовые приборы, увы, не серебряные.
Да, не богат Антон Андреич, не богат... И жалование у него не высокое. Ему самому даже не хватает, куда там жену содержать. И ест он, судя по кухоньке, не дома. В трактире, скорей всего. Или вообще не ест. За работой не успевает. Говорил, что и Штольман за делами обед пропускает. Они с начальником частенько чай пьют в кабинете. И дома Антон завтракает-ужинает тоже чаем. В буфете из продуктов - баранки и варенье. Глафира открыла баночку и попробовала – вишнёвое. А ей больше нравится смородиновое...
В ящиках комода – мужская одежда. Постельное бельё, стиранное прачкой, не иначе соседкой по улице. На комоде – фотокарточки гимназиста Коробейникова, его же в форме пожарника, его же на пристани, его же в полицейской форме перед управлением. И карточка пожилой женщины, видимо, матери.
Глафира поправила салфетку, и карточка от неловкого движения упала за комод. Рукой достать её не получилось, и Глафира, напрягшись, отодвинула шкаф от стены. Комод был старый и, полупустой, не слишком тяжёлый, но на полу остались полоски от ножек. Поставив фотографию на место, Глафира принесла тряпку с кухоньки и тщательно протёрла половицы. Полоски стали бледнее. Выпрямившись, она взглянула на пол. Таких полосок было несколько и свежие на их фоне были не так уж и заметны.
Ополаскивая руки на кухоньке, она вдруг вспомнила, что, когда отмывала кровь с пола в доме Голубева, видела такие же полоски у письменного стола. Стол она весь облазила, даже ящики вынимала, но не двигала – тяжёлый слишком. Для неё. Но не для Михаила. А что если...
Глянув на часы – одиннадцатый час, значит, Антон придёт не скоро, - Глафира споро собралась и поехала на Фруктовую.

= 16 =

Сил хватило, чтобы двинуть стол вдоль стены. В полу, под ножкой стола, была аккуратно вырезана часть половицы. Глафира ножом для бумаг поддела, и в щели под полом увидела тряпочный свёрток. Открыла... деньги! Много!.. Разложены по купюрам, и каждая пачка перевязана суровой ниткой.
Глафира облегчённо вздохнула. Теперь она не только свободна, но и богата. Никто не знает, как она богата! Вот теперь... теперь она может, что хочет! А хочет она... поскорее убраться из этого противного Затонска. Это во-первых. Во-вторых, она хочет одеваться в модные платья, причёсываться у куафёра, покупать себе понравившиеся украшения, ездить в экипаже даже на прогулки... И в-третьих... лучше, если это всё будет для неё делать муж!..
Антон не годится. Хотя мальчик он хороший и быстро всему учится. Из него можно было бы сделать неплохого любовника... не более того. Взяток он брать не будет – слишком честен и благороден. А его денег на её запросы надолго не хватит.
Да уж, не пара Антон ей, не пара.
Вот когда они с Михаилом полгода назад в Затонск перебирались, по дороге останавливались у голубевской кузины в Твери. Там такое общество собиралось! Среди них были и не женатые. Один, представительный такой, - владелец макаронной фабрики. Лысый, правда. Да не в волосах счастье... Другой, крупный, с брюшком и щеками, из-за спины видимыми, винокуренный заводик имеет. Небольшой, но достаточный, чтобы безбедно жить... И оба на неё очень даже смотрели и... облизывались. Про себя, конечно, но Глафира чувствовала. Она такое за версту чуяла. А если бы на ней ещё то самое платье было, с вырезом, ни за каким бы Голубевым она сюда не поехала...
И голубевская кузина в гости приглашала. Не очень настойчиво, но даже Глафире сказала, кисло улыбнувшись, что «будет рада»... Голубев отказался – Затонск ждал и перспективы открывались большие. А Глафира, вежливо улыбнувшись, ответила «непременно»...
Вот и настал её час. Навестим-ка кузину, сообщим печальную весть, прикинемся бедной и одинокой в несчастье, и дело в шляпе – оба претендента будут готовы утешать милую вдовушку... А она по-думает крепко, прежде чем выбор сделать. Посулами да обещаниями её просто так не купишь. Хватит ей и Голубева!
А чтобы сестрица Михаилова её сразу не выгнала, купить её гостеприимство можно: аппарат фотографический пообещать как единственной наследнице. Да дом ещё здесь, в Затонске... Кузина не дура: быстро свою выгоду углядит. Авось, как-нибудь...
Так. Что сейчас делать? Сначала вещи собрать, потом на вокзал – билет купить, затем поговорить с Антоном. Бедный мальчик! Да, небось, обойдётся без долгих сопливых объяснений. Он всё-таки мужчина... Хотя... эту ночь она ещё побудет с ним. Чтоб не шибко расстраивался потом. А уж завтра...
Глафира вздохнула полной грудью - платье натянулось, чётко обозначив округлости, - и с шумом выпустила воздух. Она ещё не старая. Что такое двадцать шесть лет для вдовы? Самый возраст для замужества! Если мужу так приспичит, она ещё и ребёночка ему родит. Но не сейчас, а по прошествии времени... может быть...
Хорошо быть богатой! И свободной!
Так за радостными мыслями Глафира и не заметила, как собрала вещи – их не слишком много было – в два чемодана. В шляпную коробку уложила нехитрые безделушки, дорогие сердцу, и огляделась, не забыла ли чего.
Да, аппарат. Он дорогой – Голубев на него весь первый заработок потратил. Глафира упаковала фотокамеру в специальный ящик, примотала к нему треногу. И ещё... фотографии. Из ящика письменного стола достала коробочку, в которой хранились её карточки. Голубев в первый месяц часто снимал её, подбирая наилучшие условия. Глафира отобрала лучшие на её вкус фотографии. Остальные изорвала на мелкие кусочки, завернула в бумагу и сожгла в кухонной плите. Гори вся её прошлая жизнь синим пламенем!
Теперь на вокзал. Возьмёт билет... да прямо на завтра. Поезд на Петербург вечером – в восемь, в девять она будет в Твери, к десяти доберётся до голубевской кузины. Та на ночь глядя не прогонит, оставит ночевать... А там видно будет, что и как... кто и где... Так и сделаем...
Разворошив пепел, Глафира вздохнула с облегчением и отправилась исполнять свои желания...

= 17 =

Прощание с Антоном прошло, на удивление, гладко. Они шли по парковой аллее, и Антон рассказывал о блестящем завершении дел о двух убийствах - Голубева и Спиридоновой...
- Какое чудовищное сплетение недоразумений! - закончил он. - И расплетать эти недоразумения...
Но Глафира его не слушала.
- Я купила билет.
- В театр?.. - остановился Коробейников.
- Нет, на поезд, - сказал она, как говорят маленькому ребёнку, не разрешая ему взять понравившуюся игрушку.
- Как?.. Ты уезжаешь? Надолго?.. А я?
- Дорогой мой, мне было хорошо с тобой.
- Глафира...
Ей нравилось, что он называет её полным именем и смотрит ей в глаза, как послушный телок, ко всему готовый. Но теперь это не важно. Она всё уже решила. Надо и ему объяснить...
- Ты же не думаешь, что мы можем с тобой пойти под венец, - проникновенно проговорила она.
- Да, признаться, я не думал об этом... – начал он, но Глафира перебила, не дав ему договорить до конца:
- Вот и хорошо.
- Я просто не успел... - поспешно продолжил Антон, - всё случилось так...
- О чём тут думать! - снова остановила его она. - Ты и я – супруги... -Глафира издала короткий смешок, подтверждая глупость такого предположения. И рассмеялась, широко - во все зубы - и легко, как о не стоящем сожаления. - Мы слишком разные. 
Она погладила его по груди, как делала и раньше. Этот жест обычно успокаивал. Так случилось и сейчас. Антон присмирел и больше не пытался её перебивать. Лишь смотрел обиженно-вопросительно, не до конца веря тому, что слышал.
- Спасибо тебе за всё... - проникновенно продолжала Глафира. - За деньги, которые ты подбросил... - и участливо заглянула ему в глаза. - Наверно, это были все твои сбережения?
- Как ты догадалась? - изумлённо вскинул брови Антон.
- Догадалась. Я в ту фотокамеру раз пять заглядывала... Это было очень благородно с твоей стороны, - подлила она лести, чтобы утишить его боль.
А ей было смешно глядеть на его расстроенное лицо: он такой наивный! Она сумела удержаться от смеха, чтобы не ранить его ещё сильнее. Пусть он не думает о ней плохо...
- У меня будет ещё жалованье на следующей неделе... - торопливо сказал Коробейников, всё надеясь на что-то. - Будут ещё деньги... Глафира, - и попытался её поцеловать.
Но она отклонилась:
- Милый, чудный Коробейников! Я благодарна тебе за всё... Я буду помнить эти два дня, эти две ночи... всю жизнь. - Антон попытался ухватить её за руки, но она вырвала их. – Не провожай меня. Прощай, - и последний раз поцеловала его крепко-крепко... в щёку.
И ушла, не задерживаясь и не оглядываясь.

= 18 =

Уезжала Глафира в вагоне второго класса. Купить билет в первый класс ей наглости не хватило, да и не выглядит она дворянкой, несмотря на новую одежду – вчера она не удержалась и купила себе пару платьев, а к ним - туфельки, шляпки, перчатки и сумочки. Целое состояние выложила. Но оно того стоило! Приезжала она как мещаночка, а уезжала барыней, не меньше. Проводник помог ей подняться по ступеням в вагон, проводил до места. Её багаж носильщик занёс в вагон и закинул на верхнюю полку. Получив плату, низко кланялся и благодарил. Глафире было приятно это слышать.
Она села у окна, окинула взглядом перрон.
Прощай, Затонск!
Глафира Кузяева едет покорять мир!

Отредактировано Надежда Дегтярёва (17.03.2020 23:16)