ОБРЕТЕНИЕ СИЛЫ

Ой, не надо было брать от змеи!..
В горло хлынул ледяной поток, замораживая гортань. И уж совсем непонятно, как Хорт ещё ухитрялся ощущать неимоверную горечь. Думал, всё уже – конец пришёл. Чем и как думал, тоже непонятно. Не головой, должно быть, если мог такую глупость сотворить. Если бы Хорт не был так зол… Ох, и покажет он этому воину, когда очухается! Если очухается, конечно.
Что это? Кажется, отпускает?
Ледяные тиски на горле разжались, и Хорт бессильно рухнул в пыль лицом. Какое-то время он вообще ничего не способен был чувствовать, кроме облегчения и радости оттого, что жив.
А вот силы точно не ощущалось. Никакой. Словно и не зачёрпывал, рискуя здоровьем. Хорт не знал должно ли так быть. Во всём Внутреннем Круге не было никого, с кем можно было  этот опыт обсудить. Ну, не рекомендовалось брать от биологически чуждых организмов – и всё тут. Почему? Как? Как будто нельзя было объяснить всё связно для таких вот, как он, которым всё хочется потрогать собственными руками. И каким ещё чудом жив остался?
Хорт сел, тряся головой и судорожно сглатывая, чтобы прогнать последние спазмы. И понял, почему силы не прибавилось. Красивая медного цвета змея ещё конвульсивно дёргала хвостом, но жизни в ней уже не было. И не потому, что её вобрал незадачливый маг. Просто голова гадины была вдребезги расплющена солдатским сапогом.
Хорт перевёл мутный взгляд на воина, который сидел на корточках и пристально глядел на него. Что ж, по глазам парня читалось, что он тоже от спутника не в восторге. И вопрос, звучавший в голове у Хорта, он задал ровно за мгновение до того, как маг сумел совладать со своим горлом:
- Ты совсем придурок?
Поскольку Хорт всё равно собирался спросить о том же, он хрипло выдавил:
- А ты?
- Не понял! – звучно произнёс солдат, изобразив на лице непередаваемо презрительную гримасу – такую впору не воину носить, а вельможе  наизнатнейшему.
Хорт сплюнул на пыльную землю слюну, оказавшуюся неожиданно горькой и тягучей. Потом снова решился глянуть – вояка смотрел на него с невежливым любопытством, как на двухголового. Только что не смеялся, но ухмылка была соответствующая. Это Хорта взбесило окончательно:
- Я тут жизнью рискую, чтобы силы набрать, а ты… Какого … ты её? Чтобы я зря мучился?
- Вот именно, ага! Жизнью рискуешь. Тебе, обалдую, не говорили, что вы, маги, только от теплокровных берёте? Даже я и то знаю.
Говорили, да. Не раз и не два. И даже не десяток. И Хорт никогда не решился бы на это, будь у него выход. Если бы он не был так зол. Если бы ему не навязали спутника. Если бы…
Всё не сложилось. А ведь вначале похода он ещё надеялся…
Хотя нет. Дурное предчувствие коснулось его ещё в Кругу, когда в сумерках у пылающего погребального костра он увидел воина…

            * * *

Известие застало Хорта за сбором сока кефлои. Нудное одинокое занятие, требующее бесконечного блуждания по таким непролазным дебрям, что от одежды оставались лохмотья уже к вечеру. Но Хорту оно нравилось. Нравилось глядеть, как играет мошкара в столбах света, мерцающих меж громадных стволов, чьи верхушки затерялись в недосягаемой вышине. Нравилось слышать, как кричат и бранятся птицы под пологом влажного леса – и ощущать себя непередаваемо сильным. В лесах Сартанга, диких, кишевших живностью, обычный человек не протянул бы больше суток. Но Сартанг не был местом для обычных людей.
Хорт как раз охлаждал  собранную кефлою в ледяной воде, сидя на берегу потока, казавшегося молочно-белым от  пены, кипящей среди  поросших мхами скал. В звонкую какофонию падающей воды и птичьего пения вплёлся звук шагов. Кто-то топал, оскальзываясь, по крутой глинистой тропе, и через пару мгновений должен был неминуемо сверзиться Хорту на голову, потому что земля у реки была вечно влажной от брызг.
Хорт улыбнулся про себя и передвинулся вправо, вместе с сосудом драгоценного сока. И вовремя. Послышался шлепок и треск, вкупе с нечленораздельными вскриками, а потом в реку обрушился Квал, ученик-переросток, вечно таскавшийся за Хортом, как хвост за собакой. Он смешно забарахтался в воде, изо всех сил хлопая руками. Но юркие рыбки-терако, любители тёплой крови, уже повернули к нему свои тупые морды и вовсю заработали хвостами. Бултыхания и крики парня не производили на них никакого впечатления. На конопатой физиономии Квала нарисовался откровенный страх – ему никак не удавалось выбраться на скользкий берег, а узкие тела рыб-пиявок отчётливо проступали в глубине. С перепугу он даже не подумал  воспользоваться тем, чему его учили.
Лучше бы тебе и дальше сидеть у отца за пазухой, сопляк!
Хорт лениво приподнялся, отыскивая в воде подходящий объект. Ага, вот и он! Крутобокий чёрный валун с покрытой зелёными космами вершиной очень быстро разогрелся до теплоты человеческого тела. Терако, находившиеся к камню ближе остальных, дружно развернули безглазые морды и устремились в противоположную сторону. Их действия стали сигналом для всей стаи. Хорт со смехом наблюдал, как вёрткие рыбки рвут зелень с валуна, пытаясь добраться до тёплой крови. Квал тем временем выбирался на берег. Дышал он уже спокойнее, но на разумные действия был пока неспособен, поскольку вместо камня попытался ухватиться за горшок с кефлоей. Хорт молниеносно убрал плоды дневных трудов за пределы досягаемости и, наконец, подал ему руку.
Пока Квал, стуча зубами, отжимал свой балахон, Хорт занялся кефлоей. Выговаривать и поучать он не собирался. В конце концов, парень на каких-то три года младше. То, что он до сих пор ничему не научился – его проблемы. Неправильно охлаждённый сок – это важнее. Тёплый, едва собранный, он представляет собой один из самых опасных ядов. Остуженный в проточной воде – хорошее лекарство. А переохлаждённый до состояния створоженной массы – замазка для окон. И доводить до этого Хорт не собирался, какие бы там причины ни заставили Квала бросить свои книги и мчаться за ним вдогонку.
Если конопатый недотёпа ждал вопроса, то так и не дождался. Он выложил всё сам:
- Умер старый Ханко!
- Да неужели? И ты с горя решил покормить терако. Почему бы тебе не вернуться в Храм, вместо того, чтобы блуждать по лесу?
- Потому что в Храм приехал король. Хорт, они выбирают нового главу Внутреннего Круга! И по этому поводу назначен обряд Постижения!
Нет, Хорт не стал вскакивать и кричать от восторга, но последняя новость его взволновала. И не только потому, что главу Внутреннего Круга в последний раз избирали лет шестьдесят назад, то есть в те незапамятные времена, о которых он только в книгах читал. Чем-чем, а уж верховным жрецом Хорту стать никак не грозило. И он подозревал, что дело тут не только в возрасте, а и в характере, который по любым меркам считался несносным. Вот обряд Постижения – это здорово! Обычно Посвящённому приходилось много лет доказывать, что он готов принять Постижение. И даже в этом случае Внутренний Круг назначал обряд крайне редко и неохотно. Хорту казалось, что ограничение придумано специально для таких, как он – чтобы умерить их могущество и не дать до конца познать магию. Да, конечно, он знал об опасностях обряда. Но какое это имеет значение, если тебе двадцать три, а уверенность в своих силах так и распирает.
Словом, новость, доставленная Квалом, заслуживала внимания. Награды она тоже заслуживала. Хорт насмешливо сощурился – промокшую одежду парня словно обдуло горячим ветром. Через пару мгновений зелёный балахон Квала был совсем сухим. Хорт удовлетворённо фыркнул, и тут только заметил, что мальчишка сам зеленее своей одежды. Придурок, ну право слово! Пятый год при Храме, а до сих пор не научился ставить блоки, когда рядом колдуют! Упрекнуть себя в том, что, несколько увлёкшись, он взял силу от Квала, Хорт и не подумал. Его слишком занимала мысль о предстоящем испытании. Впрочем, ученик сам ничего не понял, а если и понял, то вину свою осознал и права качать не стал.

Магии безразличен источник силы. Её можно брать отовсюду – была бы рядом жизнь. Просто не рекомендуется черпать от организмов, по строению сильно отличающихся от человека. Хотя колдуны с севера успешно это делают, значит, возможность всё-таки есть. Можно брать от людей. Людям от этого становится худо. Некоторых это не смущает - именно их в народе зовут Чёрными. Один из предрассудков. Они не страшнее тех, кого именуют Белыми. Тем более что одежду все носят одинаково зелёного цвета. Но обычные люди предпочитают, чтобы все маги обитали в кишащем жизнью Сартанге, где никому не повредит их колдовство.
Мудрейший Ханко, Старый Перец Ханко, был одним из немногих, кто мог жить среди людей. Просто этот благостный старикашка с хитрым лицом, сморщенным, как печёная груша, был начисто лишён способности черпать силу. Говорили, что способность эту он потерял во время очень сильного колдовства. Но Хорт всерьёз подозревал, что вовсе не былое могущество или проявленное когда-то мужество выдвинули Старого Перца на должность верховного жреца и главного королевского советника. Просто король Джаред, как и его отец, призвавший Ханко в столицу, здраво рассуждали, что лучше иметь при себе старую развалину, которая никому не сможет навредить, чем по-настоящему сильного мага.
Ханко и умер в столице, но хоронить его со всеми почестями привезли в Сартанг. Никаких эмоций по поводу кончины Старого Перца Хорт не испытывал, поэтому был искренне изумлён, видя неподдельную печаль на лице коренастого седого человека в белом церемониальном одеянии – короля Джареда.
Тело Ханко, облачённое в зелёный струящийся шёлк, лежало на возвышении, с одной стороны окружённом королевскими гвардейцами, а с другой – членами Внутреннего Круга. Король приблизился к покойнику и поцеловал его в коричневый лоб. После этого спустился с возвышения, и кто-то из Посвящённых зажёг огонь. Дрова занялись сразу и жарко.  Искры роем рванулись в меркнущее небо. Хорт оторвался от созерцания  костра и натолкнулся взглядом на молодого воина, стоявшего в строю по правую руку от короля. На лице воина было выражение, которое с некоторой долей уверенности можно было интерпретировать, как брезгливый интерес.
Разумеется, Хорт знал, как реагирует на Посвящённых большинство обывателей. Но внимание этого парня было окрашено к тому же тем оттенком снисходительного презрения, которое маг терпеть не мог. Этот тип не понравился ему с первого взгляда. На голову ниже молодого Посвящённого, он был к тому же сероглаз, тонкогуб, да и фигуру имел для солдата не самую подходящую. Среди одетых в чёрную кожу молодцеватых и плечистых парней тонкий и гибкий стан его казался почти хрупким. «Игрушечный солдатик» - определил для себя Хорт, окончательно отметая интерес, вызванный неуместным любопытством спесивого юнца.
Но в продолжение погребальной церемонии он, помимо воли, ещё не раз скользил глазами по гвардейцу, стоящему напротив и сам ловил на себе его холодный, пристальный взгляд.
Когда костёр догорел, король снова поднялся к месту погребения и под песнопения Посвящённых собрал пепел в белоснежный сосуд, украшенный резьбой. В свете факелов лицо Джареда само казалось вырезанным из дерева. Красноватые блики словно углубили морщины, и Хорт внезапно подумал, что король уже очень немолод. Вот, чем вызвана спешка с обрядом Постижения! Монарх просто не может ждать, пока Внутренний Круг будет месяцами обсуждать кандидатуру верховного жреца. Новый советник ему нужен сейчас, сегодня. Ну, в крайнем случае, завтра. Нет у Джареда времени, особенно если колдуны с севера прознают о том, что столица осталась без мага. О том, что у Старого Перца Ханко силы не хватило бы не только нашествие отразить, но и свечу в опочивальне зажечь, на севере, видимо, не знали.
Хорт разглядывал волевое, энергичное лицо короля и думал о том, решится ли Джаред выбрать по-настоящему сильного мага. И кто может рассчитывать на королевское предложение после Обряда, когда в полной мере раскроются силы каждого Посвящённого.
Способностью черпать силу обладали очень немногие.  Как правило, их возможности распознавали ещё в детстве – и со всеми почестями и осторожностью препровождали в Сартанг. Великой редкостью были такие переростки, как Квал, который, будучи сыном  ловчего в королевском заповеднике, до пятнадцати лет ни у кого не вызывал подозрения. Хорт рос на задворках столичного рынка, и своими способностями горячей любви у окружающих не возбуждал. Неоднократно битый неведомо за что, он, скуля, уползал к морю. Но над морем были только чайки, и его охватывала тоска, похожая на голод. Он тогда ещё не знал, что так ощущается недостаток силы. И его снова тянуло к людям.
Сжалился над ним незнакомый купец. Но к тому времени, пока он довёз мальца до Храма в Сартанге, сам дошёл до такого состояния, что его пользовали три целителя Внутреннего Круга. Впрочем, Хорт сохранил к нему нечто вроде благодарности: за то, что не дал загнуться или сорваться до того, чтобы досыта нажраться силы от живых людей. Тогда уж точно не было бы никакого Посвящённого по имени Хорт, а был бы маленький утопленник, которого неизвестно ещё выловили бы у пристани, или просто крабы на дне доели.
Да, это счастье, что способных черпать силу немного. На весь Сартанг не больше шести сотен. Храмовые учителя никогда не объясняли, откуда и почему берётся эта способность. Её учили только сдерживать. И использовать, но это уже для тех, кого посвятили. То есть для героев, прошедших экзамен на воздержание. Полную меру своих возможностей маг узнавал, только пройдя обряд Постижения.
Суть таинства Хорт представлял   смутно. В храмовых книгах говорилось лишь о том, что испытания Обряда раскрывают сущность силы, доставшейся Посвящённому: быть ли ему целителем, боевым магом, мастером иллюзий. Или Чёрным – тут уж что тебе назначено! Поэтому в Сартанге к ним относились терпимо: не торопись осуждать; кто знает, что тебе откроется, когда ты сам пойдёшь в глухомань, чтобы познать себя.
А вот об участии обычных людей в книгах не говорилось. Поэтому Хорт был весьма удивлён, увидев следующей ночью королевскую гвардию и самого Джареда, командующего этим парадом. Король был невозмутим, совсем не так, как на похоронах, где Хорт легко читал его чувства по лицу. Теперь лицо монарха было спокойным, словно лики древних статуй, обрамлявших террасу, где выстроилась его свита.
Посвящённые, ожидающие Обряда, стояли на ступенях Храма. Сдержанный рокот барабанов возвестил прибытие магов Внутреннего Круга – самых могущественных, достигших пика своих возможностей. Хорт и знал-то не всех, хотя было их совсем немного. Просто Внутренний Круг собирался крайне редко и всегда за пределами поселений, где никому не могла повредить его запредельная мощь. Эта мощь ощущалась и сейчас: давящим уши гулом, которому вторил гул барабанов. Во рту стало сухо, и Хорт поспешно закрылся, чтобы избежать приступа дурноты. А ведь маги всего лишь стояли напротив, и ни один из них не думал колдовать!
Эта мысль заставила Хорта вспомнить о том, что на площади присутствуют люди, которые не умеют защитить себя от  столь насыщенного магического присутствия. Его взгляд снова метнулся к шеренге гвардейцев, и он понял, что его опасения не напрасны. Конвой короля состоял из кряжистых воинов во цвете лет, и всё же было видно, как побледнели их лица. Хорт прошёлся глазами по рядам, и его взгляд споткнулся о вчерашнего юного воина. Нет, парень не был бледнее остальных. Напротив, его глубоко посаженные глаза светились чересчур ярко, если учесть, что лоб и верхняя губа подозрительно блестели. Но в обморок падать «игрушечный солдатик» не собирался. Он почувствовал внимание Хорта и очень резко поднял глаза. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, и маг не мог понять, почему это привлекает его больше, чем действия жрецов, начинающих обряд.
Впрочем, тут Хорта ждало немалое разочарование. Обряд оказался до обидного коротким. Самый невзрачный из жрецов вынес глиняный сосуд, украшенный грубым спиралевидным орнаментом, (что должно было, по всему, подчёркивать его простоту и святость) и водрузил посудину перед королём. Джаред отнёсся к происходящему серьёзно. Он опустил руку в сосуд, громко выкрикивая какое-то короткое заклинание. Потом извлёк кусочек пергамента и прочёл:
- Квал!
Хорт не успел поразиться тому, что глуповатый переросток тоже оказался кандидатом, когда король снова выкрикнул одно слово и опустил руку за новым клочком. Только когда процедура повторилась трижды,  до Хорта дошло, что слово, произносимое королём, всякий раз иное, и на него живо реагируют воины стражи. Он стал внимательнее наблюдать за шеренгой гвардейцев. Новое заклинание:
- Нарет!
И тут Хорт понял, что слышит  своё имя. Король отдал жрецу последний, четвёртый по счёту кусок пергамента, на котором было начертано «Хорт», и обернулся к вызванным:
- Подойдите.
По его приказу четверо воинов вышли из шеренги и встали рядом с кандидатами на Постижение. Квалу достался детина поперёк себя шире, весь бугрящийся от мышц. По соседству с Хортом оказался давешний гвардеец. Он искоса глянул на спутника, и взгляд этот отнюдь не лучился доброжелательностью.
- Древняя сила связала вас, - произнёс жрец, выносивший сосуд. – Вместе вы пройдёте своё Постижение. И пусть каждый познает пределы себя!
Всё. Никаких песнопений,  знамений и напутствий.
- Тронетесь в путь на рассвете, - хрипло сказал король.

…А на рассвете лило – дружно, напористо и беспросветно. Словно река встала на дыбы и устремилась вниз отвесным потоком. Сезон дождей в Сартанге был ещё далёк, но это не значило, что природа не способна показать свой капризный нрав.
Хорта заботила только раскисшая почва под ногами. Едва первые тяжёлые капли пробили листву, он сотворил над собой защитный купол и теперь шёл, чуть не насвистывая. Впрочем, последнее он делал назло  спутнику.
Подчёркнутое благополучие и внешний лоск способны были вызвать у Хорта лишь изжогу. Всем этим «игрушечный солдатик» по имени Нарет обладал в полной мере. Хотя великого ума и практической жилки ещё никак не проявил. В поход он снарядился как на войну: лук  – ещё куда ни шло, тем более что тетива была заблаговременно снята и упрятана в навощенный мешочек от сырости. Но вот громадный и несуразный меч в заплечных ножнах был в лесу только помехой. Этот меч с хищно-шипастым перекрестьем и изрядным кастетом у основания, быть может, годился колоть кованые  панцири в лютой сече. Как Нарет намеревался применять его в обряде Постижения, для Хорта оставалось загадкой. Скорее, сам воин слабо представлял, зачем его навязали в спутники претенденту на звание Верховного жреца, и поэтому снарядился совершенно несообразно случаю. Высокие, надраенные до блеска сапоги и стеганый  нагрудник, чёрные по воинскому обычаю, дополняли его экипировку. А вот непроницаемого кожаного плаща,  необходимого путешественнику, у Нарета не было. И  разводить над собой дождевые струи он, само собой, не умел.
Сам Хорт давно привык странствовать по дебрям в одиночку, не обременяя себя ненужной кладью. Облегающие штаны из бязи, мягкие сапоги, куртка с клобуком – одежда охотника. Нож в сапоге – не для защиты, а в качестве универсального инструмента. Леса Хорт  не боялся, он просто любил  целесообразность во всём. Спутник со страшенным мечом никак не относился к необходимым в походе вещам. А под дождём королевский гвардеец стал и вовсе смешным.
Хорт не мог не отметить, что настроение вельможного юнца ухудшалось по мере того, как он пропитывался влагой. К обеду он уже глядел на Посвящённого с нескрываемой ненавистью. Ненависть тоже не относилась к тем вещам, без которых на походе не обойтись, поэтому маг решил, что его пора успокоить. Тем более что дождь унялся, и у Хорта появилась такая возможность. Открыто ухмыляясь, он высушил одежду воина в считанные мгновения тем же способом, который применил несколько дней назад, чтобы обсушить Квала. С той только разницей, что теперь он был осторожен и ни разу не позволил себе зачерпнуть силы у товарища.
Впрочем, как выяснилось, осторожничал Хорт зря. Когда Нарет понял, что происходит, его серые глаза сузились, и лицо перекосила гримаса непередаваемого презрения:
- Прекрати это немедленно, дешёвка!
Хорт и не ожидал особой благодарности. Но и столь откровенной неприязни в ответ на услугу он тоже не ожидал.
- Что ты сказал, малыш? – это вышло как надо – насмешливо и чуть презрительно. Именно так и нужно было поставить на место зарвавшегося щенка, который возомнил себя невесть кем.
- Я сказал, что ты дешёвка, - отчётливо произнёс Нарет, продолжая буравить мага ненавидящим взглядом. – Кончай выпендриваться.
Хорт был силён не только в магических поединках. И нос в базарных драках ему ломали дважды. Воину не стоило надёяться на лёгкий успех. Маг поднялся плавным движением, возвысившись над «игрушечным солдатиком» во весь свой немалый рост. Одним пальцем поднял строптивого вояку на ноги за пройму жилета и процедил:
- То, что я дешёвка – не оправдание для неблагодарной сволочи! Думаю, тебе лучше извиниться.
- Перед тобой? – на лице Нарета водворилась презрительная усмешка истого вельможи. – Назови мне причину, по которой я должен это сделать, урод.
Хорт знал, что он имел в виду. Не внешние данные долговязого мага, который, прямо скажем, красавцем и сам себя не считал. Обозвать уродом обычного человека – совсем не то, что оскорбить подобным образом жителя Сартанга. В следующий миг воин кубарем полетел прочь, и только вбитая в тело сноровка уберегла его от жестокого соприкосновения с древесным стволом.
- А хотя бы вот эта! – рявкнул Хорт.
Воин оказался на ногах прежде, чем он успел  вымолвить. Взъерошенный, как мартовский кот, напружинился, готовясь к отпору.
- И от этого ты не перестал быть уродом, пожиратель чужой жизни. То, что нас связал обряд Постижения, не означает, что я должен тебя любить.
- Вот в чём дело? – когда Хорт гневался, темп его речи становился медленным, почти ленивым. – Магов не любишь, да, сынок? Ай, какая жалость! Как же это случилось, что тебя, бедненького, с твоим благородным презрением мне на шею навязали? Чтобы я, урод, с тобой, чистеньким, нянчился.
Против ожидания, спесивый воин не полез в драку. Он ухмыльнулся совсем непереносимо и сказал что-то уж вовсе несообразное:
- Ошибаешься, маг. Это тебя мне навязали.

Шли всё время на север. Хорт не знал, почему им выпал этот маршрут, но ничего не имел против.  Он даже подумал, что это правильнее, чем если бы северная дорога досталась, скажем, Квалу. Запасы провизии надо было экономить, ведь ещё дальше на этом пути лежали Пустоши, где не найдёшь и души живой. Как и чем конопатый маг-недоучка стал бы кормить в этой глухомани гору мяса, доставшуюся ему в спутники – загадка.
Впрочем, мысль была праздная, чисто от нечего делать. Никогда ещё Хорт не тяготился молчанием, а вот, поди ж ты! Воин, уязвивший его напоследок непонятной фразой, мёртво замолчал, словно спутника не было рядом. И молчал так уже вторые сутки, хотя весь его облик выдавал человека резкого и языкатого. Последнее слово осталось за ним, и это мага бесило. Он, уже в который раз, мысленно перебирал по пунктам аргументы, которые презрительный воин так и не дал ему высказать. 
То, что «игрушечный солдатик» невесть с чего считал свою персону главной в этом походе, не могло омрачить для Хорта осознание задачи. Он отправился постигать собственную силу, и ему выпал путь на север. Это было косвенным подтверждением его исключительности.  Из всех четверых претендентов именно ему разрешили идти на Пустоши – не есть ли это доказательство, что в гонке он фаворит? А невыносимый вояка навязан ему для того, чтобы путь постижения не казался слишком лёгким.
Хорт не боялся Пустошей. Хотя вот уже лет двадцать никто по доброй воле не ходил в степные пределы. В прославленные песнями края тучных полей и высоких трав.  Бывших тучных полей и высоких трав.
Впрочем, он не был бы самым способным из претендентов, если б позволил  раздражению заглушить благоразумие. С каждой лигой, которая приближала их к Пустошам, жизнь становилась скуднее, и Хорт начал задумываться, где же в конечном итоге он возьмёт силу, потребную для Постижения. Это заслуживало большего внимания, чем распри с заносчивым воином.
Всё говорило о том, что Пустоши приближаются. Деревья делались ниже и росли реже. Да и сами кроны их были словно изломаны жестокими ветрами. Хорт понял, что уже давно не слышит пения птиц. Знойный воздух буравило только зудение насекомых. Да под ногами стрелял валежник, пересохший, словно и не было лютого позавчерашнего дождя.
Кролика, украдкой вынырнувшего из-под земли, Хорт заметил сразу. Маг замер на мгновение, а потом завершил начатый шаг с невероятной осторожностью. Ответ пришёл сам собой. Силы  в зверьке было немного. Но, может статься, это последняя живая сила на пороге Пустошей. Хорт потянулся вобрать её и… весь содрогнулся от резкой боли, словно это ему в горло вошла стрела, посланная проклятым воином. Завязанная им самим прочная ниточка силы едва не выдернула душу из тела.
- Что ты делаешь, … мать твою за ногу и поперёк?!! Ты ж меня  едва не прикончил!
Нарет молча и деловито поднял кролика и упрятал стрелу в колчан.
- А жрать сегодня ты собираешься? – жёстко спросил он. В углах тонкого рта обозначилась сухая морщина.
Хорт понял, что он имеет в виду. Но чувство досады было сильнее. Он воздвигся над воином, перекатывая желваки на смуглых щеках:
- И как, по-твоему, я должен черпать силу, если ты вяжешь меня по рукам?
Нарет просто пожал плечами. 
Королевский гвардеец хотел казаться бывалым бродягой. То, что он решил сберечь остатки сухого провианта до Пустошей, было правильным. Но Хорт не мог простить пренебрежения, с которым самодовольный и никчёмный, по большому счёту, спутник отнёсся к его потребностям. Раздражение в нём так и кипело.
Придурок! Плаща в дорогу не взял, а строит из себя…
Из-за этого раздражения начало Пустоши, он проморгал. Кажется, вот только щёки овевал нормальный  ветерок, насыщенный запахом трав, которые они сминали сапогами. И вдруг его дуновение напиталось неистребимой горечью, от которой внутри противно заскребло. И жестокий свет, не смягченный сиянием красок, ударил по глазам.
- Вот что могут сотворить пожиратели жизни – любуйся! – резко бросил воин и ушёл вперёд.
Хорт ещё никогда не бывал на Пустошах и не представлял, насколько здесь скверно. Нет, он, конечно, слышал, как цветущий степной край был опустошён и изуродован нашествием  с севера – об этом знали все. Но никому, кроме обитателя благодатного Сартанга, не дано было ощутить нутром весь ужас, который ему открылся. Пустота. Зияющая пустота, не заполненная ни единым живым присутствием.
Хорт, как оглушённый, поплёлся следом за воином, топча высохшие бесцветные стебли, которые рассыпались в пыль при первом касании. Зной сделался нестерпимым, словно осквернённый край, лишённый жизни много лет назад, продолжал высасывать силы – теперь уже из него.
Благо, что воин решил сделать остановку. Хорт, кажется, не смог бы идти дальше.
На гвардейца ужас мёртвых Пустошей подействовал не так остро. По крайней мере, он осмысленно выбрал место для стоянки: под отвесной невысокой стеной, дававшей немного тени. Лишь плюхнувшись в эту тень и ощутив ладонью сухие остья, торчащие из стены, Хорт понял, что она сотворена человеком.  Им дали приют развалины глинобитного строения.
- Что это было? – он поперхнулся собственными словами.
- Деревня звалась Чари. Разрушена и пожрана семнадцать лет назад. Как тебе?
Нарет отвечал едко, но уже без нотки непримиримой ненависти, которая прежде пропитывала его слова. И Хорт вдруг сообразил, что эта тонкогубая заносчивая сволочь в кожаном нагруднике – единственное живое существо на много лиг кругом. Они двое – два комочка испуганной жизни на краю обезображенного океана пустоты.
Воин сноровисто потрошил кролика. Телесная пища казалась ему важнее, чем неведомая и неощутимая энергия, без притока которой у Хорта внезапно начала кружиться голова. Маг тупо наблюдал за действиями спутника, не делая попытки ему помочь.
- Костёр разведи, - отрывисто бросил Нарет, нанизывая тушку на заточенный прут.
Хорт глянул на его руки, испачканные кровью.
- Вода здесь есть?
- Есть, - воин с отвращением сплюнул в пыль. – Горькая и солёная. Если пить – загнёшься. А умыться можно. Хочешь?
Маг только качнул головой. Ему показалась ужасной мысль выйти из тени.
- А я, пожалуй, схожу. Последи за огнём.
Хорт и не заметил, как спутник растворился в ослепительном мареве. Почему это так подействовало на него? К этому испытанию он оказался не готов.
Может, всё дело в том, что он успел соединиться с живой сутью кролика, и выстрел Нарета вырвал часть его собственной силы?  Надо было обдумать. Отдых в холодке и соблазнительный запах жаркого возвращали Хорту способность рассуждать и гневаться. Этот самоуверенный вояка едва не убил его! А теперь изволит оказывать снисхождение, видя слабость своего противника.
Ну, уж нет!
Лёгкий шорох на грани слышимости  ухо различило не сразу. Прежде по краю сознания чиркнуло прикосновение живого. Что-то бесконечно чуждое и далёкое, непонятное и скорее неприятное – но это чуждое движется, дышит, способно к нормальному размножению.
Ага, на Пустошах! Бред.
И всё же Хорт заставил себя прислушаться. И уловил. Сквозь высохшие бурьяны осторожно струилась змейка. В следующий миг он её увидел: пыльная, с тусклой узорчатой кожей, она казалась ярким всплеском красок на фоне бурого и пепельного. Фаранка – очень ядовитая степная змея. Хорт и не знал, что она способна выжить в этом царстве безмолвия.
Мысль выпить её силу была шальной и неожиданной. Маг сам поразился её преступности. Конечно, он знал о запрете. И всё же торопливо сплёл жизненные нити, прикасаясь к ощущениям гадины… и рухнул в пыль, корчась он немыслимой боли…
Нарет появился очень вовремя, чтобы спасти его от последствий ошибки. Ближе к вечеру, насытившись пригоревшей крольчатиной, Хорт сам это понял. Его мучила изжога и осознание вопиющей глупости. Должно быть, эта слабость толкнула его на разговор:
- Почему ты не любишь магов?
Нарет подбросил в костёр пучок сухих стеблей, и мгновенно вспыхнувшее пламя озарило его тонкое, суровое лицо. Но в этом лице была не ярость, а задумчивость.
- Почему, не люблю? Ханко был забавный старикан.
- И абсолютно бездарный маг. Поэтому он тебе нравился?
- Он был хорошим человеком – тебе не понять. Ваша порода не знает правды Служения.
- Не дошло!
Воин пожал плечами:
- Ну, ещё бы, - кажется, он не торопился продолжать разговор.
- Объясни, - потребовал Хорт.
- Ладно. Скажи, Посвящённый, что символизирует цвет ваших одежд?
Маг понял, что никогда об этом не задумывался. Его собеседник поглядел вприщур, словно это было ему неприятно, но продолжал:
- Твои родители – кто они были? Какую одежду носили? Коричневый цвет крестьян – цвет земли? Или они были лицедеями, и одевались в красное, потому что дарили людям радость?
Хорт поморщился:
- Не читай мне лекции о природе сословий. Я знаю, что означают цвета. Только мне нечего тебе ответить. Потому что моя мамочка – базарная шлюха – бросила меня на произвол судьбы, едва я начал сносно говорить. Так что не тебе учить меня справедливости, маленький солдатик! Это не тебя мордовали до полусмерти за то, что ты посмел покуситься на чужие объедки. Ты говоришь, правда Служения? А кому и что я должен?
Ему удалось заставить воина опустить глаза. Нарет размышлял. Видно было, гвардейцу до смерти не нравится быть неправым. Но Хорт не дал ему пощады:
- А твои родители? На что угодно спорю, они носили белое. Благородные вельможи, чьи одежды символизируют чистоту. Однажды в детстве я просил еды у такого. Меня отшвырнули прочь – я был слишком грязен.
Воин сделал над собой усилие и поднял глаза:
- Тут  ты угадал, они носили белое. Только я предпочитаю думать иначе. Цвет правителей – это цвет незапятнанной совести. Вельможа, обидевший тебя, был подонком. Такие в любом сословии случаются.
- Незапятнанная совесть, говоришь. От чего в таком случае ты сам выбрал чёрное? Цвет убийства.
- И тут ты не прав, - вздохнул Нарет. – Воин надевает чёрное в знак того, что побратался со смертью. Что он готов в любой момент уйти в темноту.
- Я кругом неправ, - едко хмыкнул Хорт. – И всё же тебя погнали сопутствовать мне, никчёмному, в магическом Постижении. А тебе это страсть как не нравится. Вот ты и бесишься.
Неожиданно в серых глазах Нарета блеснула насмешливая искорка:
- При чём здесь твоё Постижение, зелёный? С меня хватит моего.
- Впервые слышу, чтобы воинский обряд соединяли с магическим.
- Воинский не соединяют – он проще. А вот с королевским такое случается. Нечасто, но бывает. Считай, что нам с тобой повезло, - и подарил мага своей невыносимой усмешкой.
До Хорта обычно всё доходило значительно скорее. Услышанная весть была слишком невероятной, чтобы осознать её сразу.
- Королевское Постижение? Это что же, ты…
- Младший сын Джареда. Трое остальных – мои братья. Надеюсь, им со спутниками больше повезло.
Да уж! – Хорт вспомнил конопатого восторженного Квала.
- Меня отправили на север, потому что я слишком самонадеян и непримирим. По росту испытание. Если ты идёшь в ту же сторону, значит, сам такой же. В чём суть вашего Постижения, а, зелёный?
Хорт не подумал обидеться. Услышанное было неожиданным и странным.
- Осознание природы дарованной силы. В ходе Обряда каждый совершает то, чем будет заниматься всю оставшуюся жизнь.
- У нас сходно, - вздохнул принц. – Одна разница. Кажется, с вас не требуют Жертвы.
- Не дошло, - повторил Хорт. Кажется, нынче вечером он говорил это слишком часто.
Нарет переменил положение, улёгшись на живот. Шипастый меч, с который он не расставался и во сне, мешал устроиться удобнее. Смешно это было. Нарет крепился.  Костёр снова осветил его лицо, и Посвящённый понял, что парню не очень нравится суть того, о чём говорит.
- Ты знаешь, наследники никогда не проходят Постижение в одиночку. Сила правителя состоит в том, чтобы уметь приносить потребные жертвы. Даже если обстоятельства требуют отдать самое дорогое. С меня, например, могут потребовать тебя! - он фыркнул.
Последняя новость не очень ошеломила Хорта. Дальше удивляться ему было просто некуда.
- Значит, и король Джаред…
- Отец пожертвовал  лучшим другом, - жёсткая складка у молодого рта обозначилась ещё резче. Потом Нарет поднял глаза. – Вот поэтому наш обряд соединяют только с обрядом магов. Посвящённых редко бывает жаль. О тебе, во всяком случае, едва ли пожалеют, если… я вернусь в Сартанг один.
Сказанное им освобождало Хорта от всяких моральных обязательств по отношению к спутнику, буде таковые у него нашлись. Но он умел ценить откровенность.
- Постарайся обойтись без этого.
- Если получится, - хмыкнул Нарет. Кажется, маг начал привыкать к его противной ухмылке. – Думаю, дальше мы не пойдём. Иначе у тебя может возникнуть соблазн выпить меня. Это будет лишнее, ты понял? – он красноречиво коснулся меча.
- Не пугай, - отозвался Хорт. Но честность требовала добавить. – Я тоже не хочу идти дальше. Сила, которой пропитаны Пустоши, чужда живому.
Принц вздохнул и расстегнул портупею, стягивая меч со спины. Это было первым проявлением малодушия (или здравого смысла), которое Хорт отметил в нём. И то, что Нарет решился его показать, было красноречивым знаком.
- Ты невыносимая скотина, Хорт. Но я не хочу возвращаться отсюда один.
А ты просто спесивый мальчишка, возомнивший о себе!
- Спасибо за откровенность! А чем будет определяться королевский выбор? Тем, кто первым обретёт?
- Или характером жертвы. Кто его знает? Это каждый раз новое. В любом случае, на Пустошах у нас больше шансов  встретить искомые неприятности. Дозорные доносят, что себе снова роятся.
Хорт  по-иному взглянул на огромный меч спутника. Если речь идёт о себе, доброе оружие не будет лишним.
- Ложись спать первым, - сказал Нарет, принимая вертикальное положение. – Глупость с фаранкой тебе дорого стоила. Да и Пустоши переносишь хуже. В полночь разбужу.
Посвящённый не стал спорить.
Свою вахту от полуночи до появления Бычьей звезды он отстоял честно. Потом разбудил принца и снова улёгся спать. Откровенный разговор успокоил его больше, чем он сам хотел признать. Конечно, Нарет не сделался привлекательнее, но хоть бешенство вызывать перестал. И на том спасибо!..

Такого неприятного пробуждения Хорт не помнил за всю свою жизнь. Что-то тяжёлое придавило его к земле. Потная ладонь залепила рот.
- Молчи и не двигайся, - прошипел сверху Нарет, вжимая мага в  стену.
Хорт трепыхнулся, пытаясь подняться. Его остановило слово, коротко брошенное принцем:
- Здесь рой.
В следующий миг он ощутил присутствие чего-то на редкость отвратительного, вызвавшего чувство безотчётной брезгливости. И огромного - такого огромного, что ему тесна была запустелая равнина. У того живого, что двигалось сейчас за полуразрушенной глинобитной стеной, Хорт не стал бы брать силу под страхом смерти.
Он осторожно поднял глаза.  Резкая тень стены, по-утреннему длинная, внезапно начала менять форму. От неё отделилась другая – нескладная, суставчатая. Размеры теней обманчивы, но Хорт был совершенно уверен, что рост разведчика-себе намного превосходит его собственный. А Хорта малышом не считали.
Нарет осторожно сполз со спутника и совсем растворился в тени. Маг почувствовал себя неожиданно уязвимым и быстрым движением схватил лук, оставленный воином у погасшего костра. А уже в следующее мгновение понял, что беззащитен.
Послышался странный стрекочущий звук, и перед  ним выросла отвратительная фигура. Две пары верхних конечностей, украшенные шипами, достаточными чтобы распороть руку человека до кости, привлекали внимание прежде всего. Отвратительная фантазия создателя снабдила монстра каким-то подобием человеческих кистей, в которых были зажаты на редкость неприятные приспособления из металла со многими выступами и лезвиями. Эта тварь видимо, хорошо умела кромсать и рвать.
Подобно людям, она двигалась на двух ногах. Нижние конечности  сочленялись с туловищем каким-то немыслимым образом, что позволяло им гнуться в любом направлении. А само туловище, закованное в непроницаемый хитиновый панцирь, было неуязвимо для стрел. Фасеточные глаза размером с яблоко, не двигались, но хищные в локоть длиной сяжки на голове чудовища беспрестанно шевелились, вбирая информацию о мягком живом существе, неловко стиснувшем в потных руках бесполезную палку с тетивой.
Разведчик снова издал стрекочущий звук, перебрав жвалами, и сделал единственный шаг, когда из-за глинобитного выступа со скоростью змеи в броске вымахнул Нарет. Его тяжёлый меч расколол панцирь насекомого, как яичную скорлупу, в том самом месте, где туловище переходило в хвостовую часть. Себе сделал ещё один рваный шаг и развалился надвое. А принц, словно и не прерывал слитного движения, бросившего его из-за стены, оказался подле мага, вздёрнув его на ноги:
- Наверх! Он успел позвать своих.
Оглядевшись в утреннем свете, Хорт понял, что они оказались на самом краю крупного поселения, и это поселение было когда-то обнесено валом и стеной. Они принялись неистово карабкаться, пытаясь найти в бывшем  укреплении точку достаточно высокую, куда не смогут достать насекомоподобные чудовища. За спиной Хорт слышал те же стрекочущие звуки и дробный цокот сотен твёрдых суставчатых ног.
Развалины стрелковой галереи только на миг показались беглецам подходящим укрытием. Окинув окрестности с высоты, Хорт пришёл в отчаянье. Шагов через десять саманная стена обрывалась. В том месте, где у подножия лежала оплывшая куча глины, уже скопились с десяток себе, готовых атаковать. А дальше… Он впервые увидел, что такое рой. Полчища суставчатых созданий двигались слишком слаженно и организованно, словно преследовали какую-то цель. Сколько мог видеть глаз, шевелились деловитые твари, методично доламывая и разрушая то, что ещё уцелело в деревне.
- Они разумны! – свистящим голосом выдохнул Нарет.
И Хорт понял, что он прав. Чудовищные порождения северных колдунов, без сомнения обладали разумом. Они прекрасно сознавали хрупкость случайной человеческой преграды, вставшей на пути. Именно поэтому далеко не все обратили на них внимание. Бесконечная река нашествия текла на юг – ТУДА, ГДЕ БЫЛА ЖИЗНЬ И ЛЮДИ!
- Твой меч заклят против них… - начал Хорт.
- Но я-то не заклят! – гаркнул Нарет. - Мне никогда не перебить всех. Даже если бы это был рой безмозглых термитов, и то не справиться. Останови их сам. Ты же маг!
Хорт хотел возразить, что здесь нет ни капли силы, а он никогда не возьмёт  у этих тварей, когда принц перебил его:
- Скорее! Бери её от меня!
Хорт судорожно сглотнул, и внезапно его охватило невыносимое желание оказаться подальше отсюда. Он хорошо представлял, сколько силы потребует то, чего от него хотят. Но это не имело значение. Нарет сам сказал ему.
Посвящённый глубоко вздохнул, прикрывая глаза – и до самой макушки наполнился силой - живой, гибкой, текучей. Казалось, даже кончики волос потрескивают от избытка энергии. Он собрал её в горячий комок, баюкая в груди. Но она была колючей и беспокойной. Она просилась наружу. И Хорт выдохнул. Избавление принесло ему лёгкость и восторг.
Сила излилась вовне. Её даже стало  словно больше. Она катилась во все стороны искрящимся потоком. Посвящённый открыл глаза, любуясь.
Там, где этот поток достиг атакующих, он словно поднялся тугой волной. Коснувшись её, себе корчились, выбрасывая в стороны суставчатые конечности, и застывали обугленными изваяниями. Но уже в следующий миг уродливые остовы чудовищ рассыпались, не оставляя даже пепла.

Эта наполненность, этот восторг – сколько они длились? Хорт никогда ещё не чувствовал подобного – так что жаль было возвращаться из потока ликующей жизни. На какой-то миг ему почудилось, что внезапно насытился красками тусклый мир мёртвых Пустошей. Да, он может это – теперь он знал. Постижение произошло!
Хорт обернулся, желая поделиться открытием... И краски мира померкли…
Нарет лежал, уставившись в белёсое небо. Худое лицо было тускло серым. Из приоткрытого рта сбегала неторопливая струйка почти чёрной крови.  Обычно кровь, изливающаяся из лёгких, бывает алого цвета. Но Нарет уже слишком долго не мог вдохнуть… Хорт впервые видел, как выглядит человек, которого выпили без остатка. 
Ликующий хорал в душе смолк. И стало слышно, как бесприютно воет ветер в  сухих бурьянах. Посвящённый стоял над телом спутника и силился ощутить себя живым. Мысли о собственном торжестве тоже утратили краски.
Он знал, что вернётся. Возможно, вернётся первым. Открывшаяся ему сила была могучей, и, что самое главное, созидательной. Он многое сможет, никогда не став Чёрным. Кажется, это его назовут Верховным жрецом Внутреннего Круга. Природа обретённой магии была такова, что Хорт без труда читал всё, что будет с ним в дальнейшем. Он знал, что добился победы.
Но на пути к этой победе ему ещё придётся пережить одно мгновение. Только на миг на нём остановятся глаза короля. И этот миг перенести будет страшнее всего…
Он сделал два шатких шага, потом колени подломились. 
Сволочь! Как же я теперь пойду назад?!
И отчётливо понимая, что расстаётся со всем, что открыло ему будущее, Хорт приложил свои ладони к худой, неподвижной груди…
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Когда эту грудь всколыхнуло болезненное дыхание, похожее на стон и всхлип, у мага уже двоилось в глазах.  Тело Нарета выгнулось дугой, кровь густым потоком рванулась из горла.
- Дыши, мать твою поперёк!.. – зарычал Хорт. – Я не могу отдать тебе больше!
…И всё же он отдавал. Отдавал целую мучительную неделю, пока они брели по джунглям. Отдавал, потому что у него не хватало сил тащить Нарета на себе, и нужно было, чтобы он сам сделал шаг. Потом ещё один. И ещё…
Вокруг ликовала, пела, переливалась жизнь. Её было много. Но Хорт разучился брать. Он помнил только одно – отдавать, выкачивая из себя: мечты о славе, горькую память и злость, сладкие мгновения одиночества, призрак счастья, которым поманило несбыточное будущее – всё, чем он был. И чем уже никогда не станет. Потому что у него не хватит сил пройти этот путь до конца…
И тогда не надо будет смотреть в глаза Джареда…

        * * *
Хорт, лежал, повернувшись лицом к стене, на жёсткой койке в храмовом лазарете. Только что от него ушёл Квал. Квал, который прошёл свой Обряд победителем и вернулся первым. Он прибежал поделиться с тем, к кому привязался неведомо с чего:
- Я теперь целитель, Хорт! Знаешь, мне и не мечталось.  Баджо берёт меня войсковым лекарем. Ты помнишь - тот воин, с которым я ушёл на Постижение! Представляешь, он сын короля.
Хорт сделал над собой усилие, чтобы выдавить какие-то слова:
- Я не знал, что тебя посвятили.
- Прямо накануне Обряда. Ты был тогда в лесу, помнишь? А я не успел тебе сказать.
Конопатая физиономия Квала не стала от обретённого знания ни умнее, ни старше. Он по-прежнему боялся Хорта… или боготворил его… какая разница…
Сейчас эта физиономия выдавала мучительное желание спросить... Придётся   ему позволить.
- Хорт, скажи, это правда?.. – Квал глядел с ужасом, жалостью… и восторгом. – Ты, правда, больше… не можешь чувствовать силу?
Он всё-таки сдержал вздох. Получилось почти безразлично:
- Чувствовать могу. Не могу черпать. Это неважно.
Это было важно. Он ещё помнил, как оглушила его истина  несколько дней назад, когда он начал приходить в себя. Тогда, в лесу, он ведь думал, что это  усталость и ужас не дают ему распрямиться. И только в лазарете маг-целитель пояснил, что просто он вычерпал себя без остатка. И силы у него уже никогда не будет. Самый талантливый ученик Храма, он больше ничего не сумеет… кроме одного…
Хорт отвернулся к стене:
- Прости, я устал.
Он не заметил, как парень ушёл. Сейчас он вообще мало замечал окружающих его людей. Быть может, потому, что люди сами старались относиться к нему с осторожностью, чтобы не ранить ещё сильнее. Им казалось, что он хочет замкнуться в себе.
Это было не так. Хорту хотелось побыть одному, потому что он слушал. Ему не хотелось разбирать, что люди говорят. Важно было, как они звучат. Он слушал силу. Кажется, ещё никогда она не звучала вокруг него в такой гармонической полноте. Он перебирал её звуки, как ярчайшие драгоценности, которые уже никогда не сумеет присвоить – и понимал, что прежде вовсе не был счастливым. Станет ли теперь?

Тихие шаги вплелись в ликующий хорал диссонансной нотой. Потому что человек, который шёл к нему, был очень болен. Так болен, что никто из храмовых целителей  не в силах ему помочь. Хорт услышал над собой свистящее дыхание.
Они долго молчали. Потом маг резко повернулся:
- Почему тебе не оставить меня в покое?
- Потому что ты всё равно не спишь. Лежишь и жалеешь себя со всей дури, - Нарет стал каким-то бледным и тщедушным, но не утратил ни своей язвительности, ни - что греха таить - проницательности.
- А с чего ты решил, что можешь заставить меня заниматься чем-то другим? 
Принц ухмыльнулся в своей невыносимой вельможной манере:
- С того, что ты честолюбивая скотина. С того, что ты никогда не останавливаешься на полдороге, если вбил что-то в свою чугунную голову. С того, что такой безнадёжной половине короля, просто нужна соответствующая половина мага.  С того, что мы с тобой похожи, как отражение в зеркале – хотя ты отвратительная долговязая образина, и нос у тебя переломанный. С того, что сейчас тебе очень плохо, мой друг!
Серые насмешливые глаза как-то влажно блеснули.
Отражение в зеркале!
Хорт резко отвернулся к стене:
- Иди в тараканий зад!
- Кажется, там я же был! – хмыкнул Нарет. – Ладно, пойду. Целители поднимут переполох. Да и папа тоже… Увидимся! – он трудно поковылял прочь.
Хорт судорожно вздохнул, утыкаясь лицом в подушку.
Он никогда не сможет черпать силу. Он не станет целителем или воином. И не вдохнёт жизнь в обугленные Пустоши. Он ничего не сможет сделать в своей жизни!
Только поддерживать существование на этой земле слабогрудого, но великого  правителя. Который только что, вопреки всякой логике и смыслу, назвал Хорта другом.
Может быть, когда-нибудь ему от этого станет легче?..