Глава десятая
Вверх по течению ручья

Позже, прокручивая в памяти события того дня, Марья не могла поверить, что шестнадцатилетняя девочка, измученная, травмированная психологически и физически, сильно простуженная, могла месяц прожить одна в лесу и при этом попалась на глаза людям только тогда, когда сама этого захотела. Если Тула была «дочерью реки», то Хилма, несомненно, заслуживала прозвища «дочь скал». В жилах Тулы текла неведомо чья кровь, а Хилма родилась и выросла в Северной Карелии, среди местных лесов, скал и болот, вобрала в себя все сказки, предания и поверия, знала старинные заговоры, позволяющие беседовать с таинственными духами деревьев, камней и воды, может быть, поэтому лес и принял её как добрый испытанный друг, надёжно спрятал там, где, казалось бы, сделать это невозможно, дал пропитание и подарил долгие дни тёплой, ласковой погоды, даже комаров нынче практически не было по причине того, что весна оказалась суровой, небывало холодной, даже в мае из туч сыпались снежинки.
В отличие от тоненькой Тулы Хилма уже тогда, когда Марья вернулась в Рийхийоки, была вполне сформировавшейся и очень женственной: всё, что надо, на месте, но без излишеств. Они с отцом жили не в самом посёлке, а на хуторе чуть в стороне от дороги, вдвоём, мать Хилмы ушла в мир иной совсем молодой женщиной, отец не захотел приводить в дом мачеху, хотя на высокого, статного, широкоплечего красавца Арто Хемеляйнена засматривались многие. Он служил лесничим, и эта должность как никакая другая подходила к его внешности и характеру, да и имя говорило о многом.
Какая дочь может вырасти у того, кто носит имя человека, способного превращаться в медведя? Да вот такая: с тёмно-русой косой почти до пояса, с высоким умным лбом, над которым вились лёгкие завитки чёлки, с ясно-голубыми глазами, с чётко очерченным, красивой формы ртом, и подбородком, который, пожалуй, был вылеплен излишне твёрдо для юной девушки, но это Хилму ничуть не портило. В ней было всё, что веками люди ценили больше, чем явную красоту: надёжность, уверенность, ловкое спокойствие движений, сноровка и особая горделивая посадка головы. Марья видела, как Хилма Хемеляйнен преображается на волейбольной площадке: быстрая, чёткая, коварная, идеальный центральный блокирующий, капитан школьной команды. Высокого роста и рано расцветшей женственности она ничуть не стеснялась, ходила прямо и не сутулясь, а если к ней начинали подкатывать с похабными намёками, умела сразить насмешника одним строгим взглядом, если этот номер не проходил, и в ход шли руки, следовало предупреждающее движение маленькой крепкой ладони. Однажды Хилма, не задумываясь, переставила тяжёлый стол в кафе Марьи, когда они пришли большой девичьей компанией и хотели сидеть все вместе, сделала это легко и непринуждённо, и Марья ещё тогда подумала, что у медведя может вырасти только медведица.
И вот эта гордая, сильная, немногословная девочка оказалась в беде по причине, о которой Марья до сих пор не могла думать без содрогания. Как, зачем, кто это сделал? Спору нет, Хилма была очень привлекательна для мужчин и вполне вписывалась в каноны тех самых «фильмов для взрослых», да и в Амстердаме, в знаменитом квартале красных фонарей, где Марья несколько раз бродила подобно тысячам других туристов, украдкой разглядывая дома, витрины и постоянных обитателей этого своеобразного места и терзаясь вполне понятным любопытством, какое испытывает приличная женщина, позволившая себе хотя бы бегло познакомиться с миром порока, девушек подобного типа она встречала неоднократно, они явно не бедствовали.
Мальчишки поначалу почти бежали, Марья еле поспевала за ними, Инту заметил это и сбавил шаг, подстроившись под темп, удобный для их взрослой покровительницы. Олва, как самый сильный (он этим явно гордился), нёс рюкзак, набитый едой до отказа. Когда они вышли из дома, Марья сразу направилась в магазинчик и пополнила запасы хлеба и сыра: конечно, три рыцаря ещё вчера отдали несчастной беглянке то, что у них осталось от сухих пайков, но не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, насколько голодна Хилма.
Марья дождалась момента, когда повернули к ручью и направились по дорожке, достаточно широкой, чтобы передвигаться по ней втроём-вчетвером.
- Как вы её нашли, и почему сразу не сказали? Это место далеко отсюда?
- Не очень, полчаса примерно. Мы быстрей добежали. Мы придумали в индейцев играть и пошли просить у отца Ханну топорик, а он не дал, и вообще Ханну чуть домой не загнали, потому что тётя Лиза узнала про самострел…
- Это другое, - поспешно оборвал приятеля на полуслове Ханну, залившись до кончиков ушей румянцем гнева и досады. – Это я сам дурак, что по курицам стрелял. Ты помолчи, Олва, пусть  Инту рассказывает.
- Почему другое? Тебе же было задание: достать красивых перьев для головы, вот ты и старался! – Олва жаждал восстановить честное имя приятеля, которому зачем-то потребовалось стрелять по курицам. – Ты же их не насмерть, а так… чтобы петуха выманить!
- Хитрый план, но не действенный, - улыбнулась Марья, - ладно, вернёмся, я вам дам красивых сорочьих перьев, несколько совиных и три павлиньих.
- Павлиньих, парни! – возрадовался Олва. – Это круто, очень. Я был в Коркеасаари и видел там павлинов!
- Я их тоже видел. По телевизору, часто!
Марья не стремилась прервать этот диалог ни о чём, да и мальчишки, умницы, смекнули, что вокруг достаточно лишних ушей, и серьёзную беседу стоит продолжить чуть позже. Но зато когда они свернули в сторону и стали подниматься к развалинам мельницы, Инту сам стал рассказывать, причём тихо.
- Перьев не надо теперь, мы будем рыцари, это интересней, да, парни?.. Ну вот, я вспомнил, что там, на скалах, есть одно место… Взрослый не пролезет, а вот нам в самый раз. Спички у меня были, и жидкость для розжига припрятана там, и даже хворост я натаскал. Сено не стал, мало ли, змея заползёт. Только там змей нет, это заговорённое место, мне так бабушка говорила, но я всё равно решил, что не надо, лучше свежей. Это такая расщелина, из неё ручей вытекает, ещё там сосна такая приметная, с тремя стволами.
Марья, хоть и выросла в Рийхийоки, подобного места не помнила, хотя в компании приятелей и приятельниц излазила самые укромные уголки, знала каждую расщелину, каждый родник… Хотя чему удивляться? Природа только кажется неизменной. Маленькая пушистая сосенка, едва достигавшая ей до пояса, трогательная и аккуратная, за сорок лет могла обзавестись тройным стволом и превратиться в рослое могучее дерево. Ветер и вода, два вечных старателя, превратили за это время небольшую трещину на скале в грот или маленькую пещеру, вполне подходящую для юных искателей приключений. Вернувшись, Марья обошла все окрестности, жадно разглядывая знакомые с детства места, порой узнавала, но чаще удивлялась тому, насколько всё переменилось: на месте рыжей пустыни, выгоревшей во время торфяного пожара, густо зеленел молодой и уже довольно высокий пролесок, этот самый ручей, по берегу которого они шли, стал напоминать небольшую речку с бурным течением, на какой была уместна мельница с колесом и плотина. Что-то ушло навсегда вместе с елью, памятной с пятилетнего возраста, она стояла вон там, на высоком утёсе, но ветер или иная причина погубили её, теперь на камнях жили три её дочки, что-то, напротив, возродилось, вроде родников, которые питали безымянный ручей, некогда, ещё при памяти пра-пра-прадедов бывший бурной шумной речкой. Вода и сейчас беззаботно струилась совсем рядом, скрытая соснами и берёзами, которые мирно соседствовали, не отбирая друг у друга ни свет, ни право раскидывать корни как угодно. Вот ели на высоком противоположном берегу стояли мрачно-торжественной стеной, и Марья знала, что под ними может расти только мох, остальные конкуренты будут безжалостно уничтожены.
Интересно, где спряталась Хилма? Ручей хоть и стал восстанавливать былую силу, превращаться в речку, но его по-прежнему можно было перейти вброд в нескольких местах, при этом даже почти не замочив ноги. Мальчишки точно останутся сухими, а Марья попробует проявить былую ловкость. Хороша будет королева, которая упадёт в воду!
Она не сразу сообразила, что паладины умолкли и окружили её со всех сторон, а навстречу идёт Арто Хемеляйнен, отец Хилмы.
- Куда это вы, общество? – спросил он вместо приветствия.
Лицо у мужчины было мрачным и осунувшимся. Интересно посмотреть на отца, чья дочь числится в розыске вот уже месяц и неделю, а он сохраняет бодрость и блеск в глазах!
И тут произошло неожиданное.
- Тётя Марья позвала нас на пикник, - своим нежным голоском прощебетал Ханну. – Мы ей помогли прибираться после того, как на её дом напали бандиты!
- Бандиты? – Арто изобразил нечто вроде удивления.
Ханну аккуратно, но выразительно наступил кончиком кроссовки на ногу Марьи, и та поняла намёк.
- Да, Арто, меня ночью попытались ограбить. К счастью, я была у Коскиненов, мы засиделись, и это оказалось к счастью.
- Вскрыли сейф? Что-то украли? Ты сказала – «попытались ограбить».
- Унесли ноутбук, разбили роутер, всё раскидали. Думаю, что это были пьяные подростки, полиция быстро их найдёт. Противно, хлопотно, но ничего серьёзного.
- А, - мужчина чуть кивнул, теряя всякий интерес к разговору. – Идите, только костёр не разжигайте. Не посмотрю, что вы свои, выпишу штраф как полагается. Отдыхать в зоне не более двадцати метров от воды.
- Какой костёр, Арто! У нас с собой много кексов, сок, хлеб, сыр и паштет. Даже сосисок нет, жарить нечего.
Кроссовка Ханну перестала давить на носок босоножки Марьи. Женщина посмотрела на одного из своих юных паладинов – о, взгляд Ханну был очень выразителен! Мальчишки знали что-то, что пока не поведали ей. И то, она могла бы сама сообразить: зачем Хилма, находясь совсем рядом с родным домом, предпочла лес? Была больна? То и дело теряла сознание? Не имела сил? Или почти добралась до цели, но тут её обнаружила эта троица следопытов?
Так или иначе, Марья поняла, что сначала нужно повидать Хилму и поговорить с ней.
- Хорошего отдыха, Марья.
- Держись, Арто.
Лесник ушёл, что-то насвистывая себе под нос.
- Мы немного посидим у развалин мельницы, - сказал почти шёпотом Инту, - сделаем вид, что действительно пришли на пикник. Потом вы позовите меня вроде как малины набрать, ребята останутся, а я отведу вас к Хилме. Здесь уже недалеко.
- Почему вы сразу не сказали Арто? Вы понимаете, что ему плохо, Хилма его дочь, единственный близкий ему человек, он её разыскивает. Она почти дома, ей нужно помочь.
- Мы дали Хилме слово, что позовём вас, - очень серьёзно и даже как-то торжественно ответил Инту. Они продолжили свой путь в полном молчании. Мальчишки, так беззаботно болтавшие, стали сосредоточенными и бодро шагали вперёд.
- Ну вот, накрываем стол, - сказал Инту, когда они оказались на месте. На этой полянке с живописным видом на руины позапрошлого века очень часто устраивали пикники и барбекю: на берегу стоял мангал, даже шампура имелись, под деревянным большим столом кто-то оставил бутылку, где плескалось немного жидкости для розжига и початый пакет с углём. Ханну торопливо протёр салфеткой скамейки и стал разгружать рюкзак.
- Мы тут оставим один сок, Хилма не любит апельсиновый, она яблочный просила, четыре персика, немного сыра и хлеб. Остальное ей, мы сыты.
Марья тревожилась всё больше: она не могла ослушаться ребят, которые, как выяснилось, сказали ей не всё, что знали, в голове стаей встревоженных ос роились вопросы, но сейчас главным делом было добраться до Хилмы. Больше полусотни девчонок, пропавших без вести, за последние два года, то мерзкое до тошнотворности видео, предупреждения Пекки… И Хилма. Хилма, которую, судя по всему, разыскивает не только полиция, а и те, другие. Но при чём тут Арто? Как дочь может не довериться родному отцу? Нет, здесь другое, явно другое: страх. Строгий и очень набожный Арто мог что-то прознать про поступки дочери, и теперь девочка боится отцовского гнева. Конечно, времена настали другие, но здесь, в финской глубинке, потерять невинность и фактически стать шлюхой в столь юном возрасте – сделать себя в глазах соседей изгоем если не навсегда, то надолго. Это Марья многое могла понять и простить, но она была женщина, а Арто, лелеявший дочь и живший её интересами, гордившийся её успехами, вряд ли сразу сумеет сдержать эмоции. Конечно, Хилма боится, и Арто нужно подготовить к встрече!
«Он знал о беременности Тулы, и подумал, что дочь тоже…».
Бедный Арто! Почему мужчины устроены иначе, чем женщины?
Она как на иголках просидела полчаса, едва слушая рассказы мальчишек: они по-прежнему болтали о пустяках, делились новостями из лагеря – большое событие в летней жизни, которое никак невозможно обойти, затеяли какую-то незнакомую ей игру с камушками…
- Пойдёмте, - шепнул Инту. – Только про малину громко скажите.
- Инту, помоги мне собрать немного малины, мы сейчас добавим её в наш ягодный коктейль с мятой!
Марья точно в дурном сне шла за своим маленьким провожатым, и её было откровенно страшно. На какое именно расстояние они отошли, она не знала, даже не пыталась запоминать дорогу, не считала шаги, просто шла и думала, что сказать несчастной девочке. Никакого осуждения в душе не было, Марье хотелось обнять беднягу и поплакать вместе с ней. То, что пережила Хилма, не сможет без последствий выдержать даже взрослая женщина, а если подобное случилось с совсем юным созданием, это настоящая трагедия. Марья надеялась, что Хилма и в этой ситуации останется сильной, истинной дочерью хозяина местных лесов. Разве таинственные духи леса, скал и ручья не поддерживали её так долго?
Расщелина находилась у самой воды, чуть выше уровня потока, вход был заслонён стволом сосны с тремя вершинами и абсолютно незаметен с берега. Пришлось метров пятьдесят пробираться по камням понизу, чтобы оказаться там, где нужно.
- Пришли. Никого нет, я следил.
Марья прислушалась к собственным ощущениям: мать и бабушка учили её великой науке слушать природу так, как умеют только женщины-финки и карелки. Да, их здесь... трое?! Трое?! Слава Богу, что трое!
Инту защёлкал по-птичьи очень искусно, и ему откликнулся еле слышный голос из невидимого пространства:
- Инту, ты один?
- Нет, Хилма, я привёл Марью, как ты просила. Она здесь, и нам сейчас ничего не угрожает. Марья, нам лучше пойти внутрь, вы пролезете.
Расщелина была совсем узкой, Марья проникла внутрь не без труда. В зыбком слабом свете она различила девичье осунувшееся личико.
- Хилма, девочка!
Их метнуло навстречу друг другу: Марья обняла бедную девчонку и прижала к себе, щёки Хилмы были мокры от слёз, она уже ничего не могла говорить, только тихо всхлипывала. Марья не сразу поняла, что тело девушки полыхает не хуже раскалённой печки.
- Маленькая, тебе срочно нужно в больницу!
- Я знаю, - прошептала Хилма. – Потому показалась мальчикам. Вызовите Пекку Ярвинена… офицера Пекку Ярвинена… или Мику… или дядю Вилхо… Я хочу в больницу при полиции… только туда… это важно… я всё расскажу… понимаете, я всё расскажу…
Она ничего не рассказала, потому что обмякла в руках Марьи. Она выдержала, дотерпела...
Марья передала Хилму подоспевшему Инту, приказала раскрыть рюкзак, найти пластиковый контейнер с лекарствами и приготовить шприц, вату и аптекарский флакон с антисептиком, сама же дрожащими от волнения пальцами набрала номер Мики, в сложившейся ситуации он и его коллеги могли среагировать максимально быстро.
- Дежурный офицер Ярвинен, дорожная полиция коммуны Иломантси! – бодро отрапортовали в трубке. – Слушаю вас!
- Мика, это Марья. Держу звонок, засеки координаты, срочно выезжайте, здесь Хилма, срочно нужна помощь. Укол жаропонижающего я ей сделаю, но это всё, на что я способна. Я пришлю к шоссе Инту – помнишь его, да? Здесь недалеко, мы на ручье. Срочно!
- Понял тебя, будем через десять минут!
- И знаешь, Мика, без мигалок, на нормальной скорости, как будто патрулируете в штатном режиме. И… Хилму нужно разместить в вашем лазарете. Если что нужно, я оплачу.
- Марья, один вопрос.
Марья секунду помедлила.
- Боюсь, у меня тот же вопрос, Мика. Никому не слова, ориентировки не снимать, никого не оповещать.
- Даже…
Мика осёкся.
- То-то и оно, Мика. Даже.
Марья сняла вызов.
Полицейские приехали через двадцать минут, лес был ярко освещён вечерним солнцем, звонко пели птицы, клокотала вода на перекатах ручья.
   

   
Следующая глава          Содержание