Глава 4
Тайна Кости Твердохлебова


   
- Штаны надень, - коротко приказал отец, когда Ванька выскочил на веранду в одних трусах.
Юрка метнул на Ивана отчаянный взгляд. Кажется, нахальный малёк робел оставаться наедине с «бессмертным сыщиком». Признаться, батя умел производить впечатление на неподготовленного человека. А на подготовленного со всем старанием, какое Ванька приложил вчера, – тем более. Ивану вспомнилось собственное знакомство со Штольманом три года назад. Сейчас он мог признаться хотя бы себе, что изрядно перетрусил при виде хмурого седого дядьки, к которому его привезли. И потому, по всегдашней своей привычке атаковать то, что пугает, попёр на рожон. Хорошо, что батя это сразу понял – отбрил легонько, предложив тот иронический стиль отношений, который для дерзкого беспризорника не был унизительным. Сыщик не раз говорил, что в педагогических талантах по жизни не замечен, но такие вещи он безошибочно понимал. Так что за Юрку переживать было, в общем, не с чего.
Переживать стоило о другом. А вдруг Карасик проговорится, чем именно Иван занимался с ребятами? Натягивая изрядно изгвазданную и помятую после вчерашнего матроску, которую он, конечно, не удосужился постирать вечером, Ванька размышлял об этом. Что если Юрику достанет коротких минут его отсутствия, чтобы рассказать отцу о безумных прыжках с Греческого Зуба? Колотушек Ванька не боялся. Мало ему их досталось, пока беспризорничал, а потом жил в банде? Терпеть боль он научился, даже бравировал этим слегка перед товарищами, которым не досталось в жизни таких невзгод. К тому же за все три года Штольман ни разу руку на приёмыша  не поднял, хотя заслуживал этого Ванька, по собственному разумению, не раз и не два. Даже вчера, когда он сам предложил это отцу, что услышал в ответ?
В том-то и дело – внезапно понял Иван. Отец не смог бы смотреть ему в глаза, если б выдрал. А он сам не сможет бате в глаза посмотреть после того, как пренебрег его доверием. И уроком, преподанным из собственного опыта – не попадаться «на слабо».
Но ведь, с другой стороны, он всё равно это сделал – знает батя, или нет. И смотреть ему в глаза, точно зная, что обманываешь… ох, сложно это всё! Лучше пока не думать. А Юрка не выдаст, парень настоящий! И всё же, зачем он пришёл?
Торопливо натянув штаны и разодрав волосы гребнем, Ванька выскочил на веранду, чтобы убедиться, что разговор ещё и не думал начинаться. Юрик сидел на табуретке, неловко пряча под неё загорелые исцарапанные ноги в сандаликах с оторвавшейся-таки пряжкой. Отец пристально его рассматривал, но во взгляде сквозила лёгкая ирония, как всегда, когда он имел дело с мальчишками.
- Ну, так я вас слушаю, молодой человек! – подбодрил он, заметив, что Иван к ним присоединился.
Юрик как-то судорожно сглотнул, дёрнул ногами и коротко сообщил, глядя на Ваньку:
- Костик Твердохлебов пропал!
За спиной тихо скрипнула дверь. Мать неслышно появилась на пороге и немедленно заняла место подле отца. Они молча переглянулись. Была у них такая привычка – разговаривать глазами. Это было неудобно. Ванька не всегда мог понять, о чём они между собой говорят. Вот сейчас – о чём?
- А есть основания тревожиться? – поинтересовался Штольман.
- Я не знаю, - смешался Юрик, всё ещё избегая смотреть прямо на сыщика. – Просто… с вечера он был, а утром уже нет.
- Убежал? – коротко спросила Анна Викторовна.
Юрка как-то отчаянно мотнул головой:
- Он бы не сбежал.
- А если обидел кто? – вставил Ванька, вспомнив подначки Алика.
- Да не, - Юрка снова тряхнул вихрами. – Костик – он не такой, он тихий, терпеливый. Иногда больше, чем надо.
Мать с сомнением покачала головой. Ванька не понял, о чём она подумала. Зато отец, кажется, понял.
- И всё же, домой к нему посылали?
- Ага, - Карасик нервно облизнул губы. – Они на Большой Морской живут, это недалеко. А дома его нет!
Юрик видимо решил, что его тревогу не принимают всерьёз. Он внезапно горячо заговорил, глядя прямо в лицо сыщику:
- Костик бы не ушёл, понимаете? У него сестрёнка в лагере, ей шесть лет всего. А дома всё одно никого нет. Мать у них померла, отец на работе в порту. Куда ему?
- Больше родни нет? - поинтересовался Штольман.
- Есть тётка в Инкермане, материна сестра, но её Костя терпеть не может. Говорит: вредная она. К ней он никогда бы не пошёл.
- Инкерман – это далеко? – уточнил сыщик.
- Далеко. На Северной стороне, через бухту.
- Надо бы яличников опросить, может, кто отвозил мальчишку, - негромко сказал сыщик вроде бы себе, но потом быстро глянул на мать.
- А ещё с ребятами поговорить. Не ушёл бы мальчик из лагеря просто так, - добавила Анна Викторовна задумчиво.
Отец поднялся из любимого кресла и окинул мальчишек острым взглядом:
- Так, гвардия, сейчас завтракать, а потом приступим.
- Да я ел, - в который раз настырный Карась смешался в присутствии героического сыщика.
- А вот врать нехорошо, - ухмыльнулся Штольман. – А главное – не убедительно!
Плюхаясь под рукомойником, Юрка страшным шёпотом спросил у Ивана:
- Слушай, а откуда он знает?
- Батя всё знает! – таинственно сообщил Ванька.
А сам подумал: в самом деле, откуда? Штольман никогда не скрывал, как строит логические умозаключения. Попробовать, что ли? Распорядок лагеря вчера рассказал ему Андрей, приглашая в гости. Подъём трубили в семь часов. Завтракали в восемь. Сейчас половина десятого. Обнаружив отсутствие Костика, там, наверняка, переполошились. И Юрка, бывший в курсе всех поисков, наверняка опять крутился среди взрослых. Как вчера, когда он на обед не пошёл, предвидя разборки с Иваном. Потом ещё бежал до Карантинной балки, теряя лапти. Наш пострел везде поспел, только жрать никак не поспевает. То-то он тощий, как глист! И к запахам с кухни вон как принюхивается. В общем, загадка несложная. Довольный тем, что её разгадал, Ванька покровительственно подтолкнул малька, замешкавшегося в дверях их комнаты, где мать уже делила на четверых ароматные бутерброды с копчёным салом и луком.
За завтраком завязалась светская беседа, поддерживать которую Юрка внезапно начал с полной непринуждённостью. Нахальная карасячья сущность куда-то испарилась. За столом сидел благовоспитанный мальчик, сын инженера, знающий, что нехорошо складывать локти на стол и говорить с набитым ртом. Ванька мысленно восхитился этому преображению.
- Койка застлана была, - повествовал Юрик. – Костик – он аккуратный такой. И отец у него такой же. С вечера он ложился, я сам видел. Значит, утром ушёл – правильно? Не мог же он в темноте её застилать.
- Логично, - заметил Штольман.
- Лида, как это увидела, сразу Николая на Большую Морскую послала.
- А кто есть Николай? – поинтересовался сыщик.
- Ну, он это… Парень с Морского завода. Нормальный такой.
- И что вы подразумеваете под словом «нормальный»? – спросил батя, пряча ироническую усмешку.
- Да просто нормальный. Молчаливый. Ребят не задирает, кораблики мастерит, волчки малышам.
- А есть такие, кто задирает?
- Ну, всякие есть, - философски заметил Карасик. – Это же легко: все вокруг маленькие, а ты орёл!
- Справедливо, - хмыкнул батя.
А Ванька вдруг подумал про себя, нельзя ли этого сказать о нём самом? Как он вчера перед ребятами перья распускал.
- Николай – это вожатый ваш? – уточнила мать.
- Не, - Карасик мотнул головой. – Он просто… за Лидой ухлёстывает. Ну, то есть, не ухлёстывает, а просто хочет, чтобы она его заметила.
- Вот прямо даже так? – иронически поднял бровь отец.
- А это знаете как видно! – Юрка широко и ехидно осклабился.
А батя вдруг поперхнулся и ни с того ни с сего кинул виноватый взгляд на мать. Она ответила ему насмешливой и снисходительной улыбкой. Но эти переглядки Ванька хотя бы мог понять. Когда-то, сто лет назад, батя всё не мог объясниться ей в любви, всё ходил да вздыхал. Может, со стороны это и забавно выглядело, но памятуя собственные вчерашние сомнения, Иван отцу мысленно сочувствовал. А вот матери, кажется, до сих пор нравится это вспоминать. И не только это.
Позже, когда встали уже из-за стола, Ванька уловил краем уха тихий разговор родителей.
- Скорее всего, дело-то пустое, - заметил отец, словно о чём-то предупреждая.
- Но вам всё равно заняться нечем, Яков Платонович, - иронично заметила мать.
- Хотя бы в лагерь отведу этого вестника в крылатых сандалиях.
- Ну, так и мне покуда заняться нечем.
- А как же душевное  состояние Екатерины Львовны?
- В настоящий момент опасений не внушает, - сухо ответствовала Анна Викторовна. – Яков Платонович, опять?..
Батя шумно вздохнул и сообщил:
- Да как бы я смог. Особенно когда на меня смотрят такими глазами.
- Бездонными? – уточнила мать.
- Ну, не без этого, - хмыкнул отец.
Когда они вышли на веранду, выражение лица у обоих было таким… замысловатым. Они снова говорили о чём-то своём одними глазами, без слов. И Ванька поймал себя на том, что не может понять, удобно это или нет. С одной стороны, это здорово, когда тебя вот так понимают. А с другой – вот как что-то скрыть, если тебя вот так понимают?..

* * *
- Порвал-таки? – Иван кивнул на хлопающий хлястик Юркиной сандалии.
- Дело житейское, - философски заметил Карасик. – С обувью всегда так, особенно летом. Мне-то что – ходить всё равно можно. У Алика Калюжного и вовсе каблук отлетел.
- М-да, землица тут та ещё, - согласился Ванька. – Босиком не очень побегаешь, пятки зажарить можно. А ботинки убить – так это запросто!
На голой, как столешница, поверхности мыса среди высохшей хрустящей травы выступали камни – местами стёртые временем, местами, надколотые, острые, как стекло. В родной Тверской губернии таких не водится. И земля там для босых ступней ласковая.
А всё равно тут бродить интересно. Кроме гильз и патронов, которые видел там, где беляков расстреливали, должно быть, и бомбы с наганами найти можно. А ещё хорошо бы что-нибудь от той давней обороны, на которой погиб батин отец – офицер-артиллерист. Тоже ведь наверняка всякое попадается. Он спросил об этом у Юрки.
- Да здесь-то, на Херсонесе всё больше черепки греческие, - пожал плечами Карасик. – Костик недавно железяку нашёл – такую, будто наконечник копья. И монетки старинные. На одной лошади с телегой, а с другой стороны – голый дядька щитом прикрылся. А на второй тётка какая-то в короне, а с другой стороны – сова.
- Где нашёл? – Иван глянул на мальчишку с возросшим интересом.
- Ну, спросим, как его найдём. Найдём же? – Юрка заглянул ему в лицо с надеждой.
Ванька со спокойной уверенностью оглянулся на родителей, неторопливо шагавших чуть позади.
- Да найдём, конечно!
Шли той же дорогой, которой Ванька возвращался накануне. Под обрывом, как и вчера, ревело и шипело море. Иногда ветер доносил мелкие солёные брызги, приятно холодившие разгорячённое лицо. Пекло нещадно, но сегодня в воду, пожалуй, не сунешься. Иван вспомнил, как вчера кувыркался в волнах, и непроизвольно передёрнул плечами.
Внезапно он понял, что шагает один. Юрка, только что шлёпавший рядом, вдруг куда-то исчез. Иван обернулся. Карасик стоял на тропинке, как вкопанный, широко распахнув глаза и рот.
- Юрик, ты чего?
- Зуба нет, - сказал малёк внезапно осипшим голосом.
Ванька резко развернулся к морю. Он был здесь только один раз и, конечно, не смог бы запомнить очертания берега, но да, похоже, что-то изменилось со вчерашнего дня. Вот же развилка, на которой он вчера расстался с ребятами, когда они свернули в лагерь. Здесь ещё Дюша оставил свою одежду, собираясь прыгнуть. Только скалы, с которой они вчера так глупо сигали, рискуя жизнью, и в самом деле не было на месте. Несмотря на крымскую жару, по спине пробежал неприятный холодок.
- Что здесь? – отец уже подходил к ним. От него, конечно, не скрылось Юркино потрясение.
- Бать, здесь скала была… ещё вчера… с неё ребята прыгали, - сказать о том, что сам он принимал в этом участие, Ванька, конечно, не мог.
- Оставайтесь на месте! – резко приказал Штольман, а сам двинулся к берегу, забыв опираться на трость.
Ванька дёрнулся было следом, но тут на плечо ему легла материна рука. Другой рукой она прихватила Карасика. Малёк смотрел на неё, открыв рот, но спросить не решался. Впрочем, всё у него и так на лице читалось. Ивана тоже внезапно затрясло от догадки. Он вывернулся у матери из-под руки и помчался следом за отцом. Этот берег ещё вчера осыпался. Если и батя тоже… сейчас…
Он затормозил у обрыва, заметив аккуратно сложенную кучку одежды, придавленную камнем. Ветер трепыхал уголок пионерского галстука. Ванька переглянулся со Штольманом, и сделалось ему уже по-настоящему зябко.
Греческий Зуб, окончательно отвалившийся от матёрого берега, превратился в мешанину острых камней внизу, полностью загромоздивших линию прибоя. На этих камнях вода мотала вниз головой изломанную мальчишескую фигурку, застрявшую одной ногой в расщелине. Должно быть, волны сволокли тело, первоначально оно располагалось выше. Там среди камней морская вода была перемешана с кровью. Внизу крови уже не было. Похоже, Костик погиб несколько часов назад. И когда Юрка бежал к ним за помощью, он был уже мёртв…
А если нет? Если он всё ещё ждал помощи, пока Иван одевался и причёсывался, пока соображал, как скрыть от родителей свои вчерашние глупости, пока за столом вместе со всеми сидел?..
И ведь виноват во всём только он. Он один! Не стали бы они вчера с Дюшей так глупо достоинствами мериться – и Костик не оказался бы здесь сегодня утром... и не было бы всего этого!..
Отец прижал Ваньку к себе, должно быть, ощутив, как его трясёт. А ему хотелось лишь одного – чтобы этого просто не было! Проснуться у себя на диване, умыться колодезной водой… и засесть за математику, будь она неладна! И чтобы этот проклятый Крым оказался страшным сном, который исчезает вслед за ночью…
Но что-то неумолимо подсказывало, что проснуться уже не удастся… с этим теперь жить!
Штольман развернул его за плечи так, чтобы он больше не видел моря, и тихонько подтолкнул по тропе назад – туда, где замерли с застывшими лицами мать и Юрка. И Ванька покорно пошёл, чувствуя между тем, что должен сказать отцу что-то очень важное, что прольёт свет на то, что случилось с Костей Твердохлебовым... Только сказать это никак нельзя, потому что тогда сыщик догадается обо всём.
Лицо Анны Викторовны было напряжённым, глаза в половину лица.
- Яша, он там? Мальчик там?
Отец только коротко кивнул. А потом вдруг резво кинулся вперед, подхватывая мать под локти. Её лицо побледнело, взгляд застыл, дыхание пресеклось.
- Он здесь? – беззвучно спросил её Штольман.
- Что случилось, малыш? – спросила мать у пространства. – Скажи мне!
Должно быть, дух Костика что-то ей ответил, только совсем коротко. Потому что уже через мгновение Анна Викторовна судорожно схватила ртом воздух, приходя в себя.
- Что? – тихо выдохнул сыщик.
Мать резко вытерла выступившие слёзы.
- Он сам, Яша. Твердит только: «Я бы сделал это! Я не виноват, что не получилось! Скажите ему!»
- Ему? Кому «ему»?
- Я не знаю? – качнула головой духовидица.
Ванька встретился глазами с Юриком. Если бы только Карась догадался подсказать отцу сам! Ведь он же сто раз тут бывал, он наверняка понял то, что до Ивана дошло только что. То самое, что он должен был сказать сыщику, ещё стоя над кучкой мальчишеской одежды на обрыве… и что сказать было никак нельзя.
- Аня, уведи мальчишек отсюда, - приказал Штольман, и на щеке залегла горькая впадина. – Идите в лагерь, вызывайте милицию.
- А ты? – с тревогой спросила мать.
- А я попробую спуститься за ним… пока тело не унесло в море.
В глазах Анны Викторовны полыхнул ужас. Но вслух возражать она не стала.
Сейчас батя полезет туда, под этот проклятый берег, который всё ещё осыпается. И расследовать ничего не надо, ведь ясно же, что это просто несчастный случай! Но Штольман всегда до конца доискивается правды… чего бы ему это ни стоило. И мать тоже… нелегко ей разговоры с духами даются, но она никогда не отказывает… никогда…
А что же он, Ванька? Тот, по чьей вине всё это случилось… Он так и пойдёт отсюда в лагерь… и будет жить дальше… будто ничего и не произошло…
Но всё равно ведь так не получится! Он сам знает. И ребята тоже знают. Только родители не будут знать. Потому что он трус. Потому что ему не хватило духу вслух сказать…
…и если батя сейчас тоже… Это будет его – Ванькина – вина!
- Бать! – хрипло крикнул Иван вслед удаляющейся штольмановой спине.
Сыщик обернулся.
- Бать, он не один тут был, - выдохнул Ванька, словно вновь шагнул с проклятой скалы вниз.
Штольман вернулся назад, взял его за плечо и остро посмотрел в глаза:
- Откуда знаешь?
В горле пересохло под этим взглядом. Иван упрямо мотнул головой, заставляя себя смотреть отцу в лицо.
- Просто ребята… когда одни прыгают… они одёжу внизу оставляют, там, на тропинке. Чтобы не лезть за ней потом. Потому что поджилки трясутся после всего… а он наверху разделся. Значит, кто-то должен был ему всё это вниз снести…
Сыщик выслушал это молча, только катнул желваки на щеках. Ванька протяжно выдохнул. Теперь отец знает всё. И, наверное, догадывается, кто виноват больше всех в смерти Кости Твердохлебова.

   
Следующая глава          Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)