В моем сборнике "Белый отряд" стоял вторым, и на него моих душевных сил уже не хватило))) Тяжело было из-за языка. События все вроде интересные, но описаны как-то так, что мозг кипеть начинает. То ли это специальный "высокий штиль" сэра Артура для темы рыцарства, то ли перевод... Но когда я закрыла книгу, мысль была - "Хорошо, конечно, но лучше бы вы еще десяток рассказов о сыщике написали!".

Первый мой роман Пикуля. До сих пор помню то чувство тоски и безысходности, с которым я закрыла книгу. В 14 лет хочется, чтобы хотя бы в книгах добро побеждало зло, а тут... Так я и не набралась духа перечитать "Слово и дело".
Наташу было настолько жалко, что ради неё одной хотелось, чтобы из ссылки отпустили всех Долгоруких, хотя в романе это семейство не вызывало ни малейшей симпатии. Надеюсь, в жизни Иван Долгорукий был всё же немного лучше, чем его нарисовал Пикуль (тот еще "беспристрастный хронист"). Потому как идти на ТАКИЕ жертвы ради ТАКОЙ, пардон, козлиной сущности... 

Ай, летом только прочитала всю серию с огромным удовольствием)))
И рисующая героиня, опять же☺️
(вот кстати, а нет у в вас ещё на примете рисующих героинь? Буду благодарна, если дадите наводку, можно в личку в вк!)

О, новые имена для меня!!  Большое спасибо!

Рубрика "Невенчанная любовь".

В замке Старой птицы пересекаются и путаются времена. Девушка из условного 19 века, - и то и дело возникающий на ее пути житель раннего Средневековья. Где нравы и фразы проще - и правдивее.

"– Тебя бы посланником куда-нибудь отправить, цены бы тебе не было, – после долгой паузы произнес Грифон. – Если у вас все выражаются вот этак, то…

Наверно, он хотел посочувствовать моим современникам, но я, уже привычно привстав на цыпочки, дотянулась до краешка его рта, и слова остались несказанными. И я отбросила ту стыдливость, о которой мне твердили едва ли не с самого рождения, задвинула ширмой уголок, оставив в нем тетушку с матушкой ужасаться моему поведению. Зачем думать о том, что может когда-нибудь случиться, о том, что я, наверно, выйду замуж за достойного человека и стану ему примерной женой, если… если в моей жизни уже никогда не будет Грифона?

Все теперь вышло иначе – он едва притрагивался губами к моим, короткими, почти невесомыми поцелуями, вынуждая тянуться к нему, выше и выше, пока не закружилась голова. Воздуха не хватало, все тело горело, почти как во сне, только… только теперь руки Грифона мне не грезились, одновременно грубоватые и нежные… На этот раз он не торопился.

Это было все равно что прыгнуть в холодный омут с дедовых плеч – невозможно страшно! И в то же время бояться получалось только понарошку, ведь я знала, что он не позволит захлебнуться и пойти ко дну, подхватит и поднимет к воздуху и солнцу… Я совсем позабыла это чувство.

(К.Измайлова "Тайна третьей невесты")

Мария_Валерьевна, вот эта фраза из "Тайны третьей невесты" -
"Зачем думать о том, что может когда-нибудь случиться, о том, что я, наверно, выйду замуж за достойного человека и стану ему примерной женой, если… если в моей жизни уже никогда не будет Грифона?" -
является информационным "троянским конём", куском того яблока, которое откусила Ева по наущению врага рода человеческого. Женщина с такой установкой никогда не станет верным другом и товарищем мужчине. Это одна из "мерзостей" по классификации премудрого царя Соломона. Если героиня уже готова предать гипотетического достойного человека, значит, предаст и Грифона - да уже предаёт, считая его менее достойным, чем того.
Если женщина хочет разрушить свою жизнь и жизнь мужчин, который ей доверились, то самый быстрый путь к цели - предложить ему секс, при этом в уме держать возможность "отступить на зимние квартиры" к другому. Действует без сбоев. Как проявляется коленный рефлекс после стука молотка невропатолога, так включается программа саморазрушения такой женщины-блудницы.
То, что сейчас эта разрушительная программа так распространена и может остаться незамеченной сознанием (но не подсознанием) даже искренних и чистых женщин, говорит о глубоком нравственном кризисе нашего народа. Собственно, в этом ведь искусство программиста, пишущего вирусы - упаковать вредоносную программу так, чтобы "троянского коня" ввезли в стены города как замечательно полезную вещь.
NB В помощь молодым пишущим литераторам. В данном отрывке женщина обращает внимание на руки мужчины, с которым она хочет вступить в близость. Если в тексте стоит задача описать низость женщины, то можно показать такую её уловку: при мысли об устроении "милого, милого дома" с гипотетическим "достойным" целовать руки данного мужчины, якобы в искреннем восхищении. К этому жесту мы чрезвычайно восприимчивы, подсознательно расцениваем его как присягу - принятие дела и готовность включиться именно в этот образ жизни нераздельно. Так прихожанин целует руку священника в том месте, где руки Христа были пробиты гвоздями (именно принятие Крови и символизирует этот жест). Так пожалованный званием подданный целует руку государю - обещает действовать на благо дела государства. Так воин целует знамя.
Если мужчина ещё сохраняет контроль разума и распознаёт лживость блудницы, самый легкий испуг, который она может получить - немедленное выставление вон.

Старый дипломат, вы неверно поняли и интерпретировали мысли героини романа. Ни о каких интригах, предательствах и запасных аэродромах тут ничего и в помине нет.

Ситуация, пережитая Гарра-Тессой и Грифоном очень близка к последней серии первого сезона "Анны". Когда есть двое людей, полюбивших друг друга - из разных миров. Разных в прямом смысле, между ними толща примерно в 500-700 лет. И в какой момент пространство замка Старой Птицы изогнется опять, даруя встречу - они не могут предугадать. А еще есть Зло, которое расшатывает оба мира и оба времени, и может уничтожить все, что дорого героям. И оба готовы этому противостоять, хотя лишены волшебных сил. Только спина к спине это сделать не удастся - каждый может хоть как-то бороться лишь находясь в своем времени.

Мир Гарра-Тессы по своему техническому и культурному развитию сравним с европейским миром 19 века. И воспитание девушек из хороших семей здесь - это викторианство со всеми достоинствами и недостатками. И это заранее написанный обществом сценарий, который скорее всего и будут воплощать родители, о чем девочки знают с детства. Отсюда эти мысли о браке с достойным человеком, совершенно не обязательно выбранным самой и любимом, - о таком будущем Тесса слышала всегда, и иных путей прежде не рассматривала.

Именно несколько встреч с Грифоном - человеком из далекого прошлого, дает толчок ее душе вырасти над этими установками, быть готовой нарушить правила, послушать сердце. Пусть это не дает никаких гарантий, пусть наутро ей и любимому придется расстаться навсегда - но Тесса готова соединиться сейчас с ним, пусть хотя бы раз в жизни. И никакие обещанные мамой и тетушками "достойные люди" в будущем ей уже не нужны - вот о чем думает девушка. Если не будет вот этого мужчины - Грифона, все это приличное и заранее написанное для нее "счастье" не имеет смысла.

Возможно, автор несколько путано передала мысли Гарра-Тессы. Возможно, в отрыве от остального текста они произвели на вас такое впечатление. Но поверьте мне, самой не любящей интриганок и манипуляторш, - героиня "Тайны Третьей невесты" к ним никак не относится. Палитра Измайловой широка, и дамы в ее романах самые разные. Но здесь героиня именно тургеневского склада, а вовсе не циничная и расчетливая "ледья".

Мария_Валерьевна, за разговор с Екатериной Мурашовой с удовольствием поставил бы +10, жаль, можно только один "плюсик".

Мария_Валерьевна, спасибо, посмотрю. Вам в виде взаимного комплимента предлагаю заглянуть на insprav.ru Это одна из лучших, на мой взгляд, тусовок разведсообщества, где обсуждаются интересные вопросы, которые могут быть озвучены. Не обращайте внимания на противный марганцовый цвет сайта, это вроде намёка для своих: просто мальчишки моего поколения баловались такой самодельной взрывчаткой (в военкомате, бывало, даже спрашивали тех, кто просился "в разведку", как изготовить простейший взрывпакет).
Там внизу страницы слева есть адреса на канале Ютьюб и в различных соцсетях.
Конечно, на экране мелькают отставники, но, во-первых, старый конь борозды не испортит (и приятно видеть, что не все отрастили пузени а-ля барон Апельсин), а во-вторых, это один из входных шлюзов для попадания в профессию. Так что если среди Ваших знакомых или посетителей библиотеки есть мальчишки и девчонки (их тоже принимают), которые мечтают послужить Родине, - вот возможность увидеть и услышать, чему нужно учиться. Ну, помимо применения марганцовки

Четверо сутко пробыл на постое у Елены Иван Плетнев. Но любила и ждала она его всю жизнь.

"—... За десяток лет своей почтальонской работы нагляделась я, Алена, на людей досыта. У иных семья вроде ладная, согласная. Ни слова грубого, ни крику. И достаток есть. А ужасаюсь: какая холодная и жалкая жизнь. Сплошной обман. Нутра, самого нутра нету. Так, отбывает свой век. И дети в этаком обмане растут. И после сами по образцу родительскому гнезда вьют: такова, мол, жизнь. А разве она такова? И говорят о ней худо только от зависти. Вот ведь и у тебя: может, одной бабе на десяток тысяч выпадет такое — и горькое, и завидное: четверо суток и вся жизнь… Потому, Лена, я и Федора прогнала. Нельзя человеку без любви семью строить. Не кролик он. Или возьмем солдата, — продолжала Аня. — Погибает человек — горько, больно. А то, что погибает он со славой в обнимку, как герой, — гордость в нас подымает и зависть хорошую: такая смерть! Той смертью многие потом от веку в век свои жизни меряют.

— Пей, пей. Сахар бери. А меня-то не равняй с героями.

— Я не равняю. Я так — думаю вслух. В моей работе основное — ноги. А голова свободна. Вот и думаю я обо всех и обо всем. Это хорошо, Лена, что бывает на белом свете такое, как у тебя. Иные хихикают в рукавицу или в подол, а пришел час — призадумались: почему у них по-другому, по-серому? Что, сердце или душа не на той закваске замешаны?"

(Н.Малыгина "Четверо суток и вся жизнь")

Обнаглею, и сегодня помещу во флэшмоб собственные стихи. Собственно, из них, как из медкарты понятно, почему мне не нравится второй сезон "Анны-Детектива".

Я легко находила Страну Чудес,
Между куклами, книгами, драками.
Сочинила сотню Прекрасных Принцесс,
Но они никогда не плакали.

А причины были. Я ж ни одну
Не оставляю в светлице маяться.
Надевай доспехи - и на войну.
То, что барышня - не считается.

Ни поблажек, ни скидок не стоит ждать
Представительнице династии.
Без короны ей налегке шагать.
И во всем принимать участие.

Ну, а Принцам, с легкой моей руки,
Невезенье ложилось глыбами:
Капитаны, Поэты да Рыбаки
Называли Принцесс любимыми.

И хозяйку ждал небогатый дом,
Суп да хлеб. Башмаки с заплатками.
Три чумазые рожицы за столом.
Но Принцессы мои никогда о том
Даже мысленно не заплакали.

...Мне теперь самой бы все это смочь,
Если сбудется Сказка моя точь-в точь.

(М.Гаврилова)

"Пусть мне отрубят правую руку! - подумала Джоанна. - Не нужно мне милосердия Гуга Гавесдемского и этих женщин! Только пускай ничего страшного и нового не будет в королевской грамоте! Тогда пускай мне даже отрубят обе руки!"

Но в королевской грамоте было много страшного и нового.
.........................................................

Джоанна ждала. Не для этого привел сэр Саймон Бёрли королевского гонца на площади Доффли и поставил у самого помоста.

Человек вынул из-за пазухи второй свиток.

Саймон Бёрли отвел глаза от вымпела на замке Тиз. Он коротко глянул на Джоанну, и она в этот момент начала читать про себя молитву. Но детская латынь плохо шла ей на ум, и она стала молиться своими словами, как простая мужичка.

- Господи, - бормотала она, - возьми, если нужно, мою свободу, честь и жизнь, только, господи, пускай ничего дурного не случится с Джеком!

- "Король объявляет всем своим верноподданным, что они, под страхом конфискации всего, что король может у них конфисковать, обязаны вооруженной рукой и всеми имеющимися в их распоряжении средствами оказывать сопротивление восставшим. Это злое дело больше не повторится, потому что главные виновники мятежа уже осуждены и преданы казни в Лондоне 18 июня.

По распоряжению чрезвычайной судебной комиссии, заседавшей во дворе Гильдголла 17 июня, эти люди..."

Саймон Бёрли снова глянул на леди Джоанну и опустил глаза.

Стиснув руки, вся наклонясь вперед, Джоанна слушала, не пропуская ни одного слова.

- "...эти люди - Аллан Тредер из Эссекса, Джон Кэркби из Кента, Джон Снэйп, прозванный Малюткой, из Кента, Джек Строу из Кента и Джон Стерлинг из Эссекса - преданы страшной и позорной смерти, а головы их выставлены на Лондонском мосту"12.

Королевский гонец уже давно отъехал, а в толпе все еще переговаривались и делились впечатлениями. О Джоанне как будто забыли.

Люди разговаривали, повернувшись спиной к помосту, А некоторые женщины выводили за руки из рядов своих малышей.

Гуг Гавесдемский решил поскорее кончить свое дело.

Увидев вдруг в двух шагах от себя бледное и гневное лицо рыцаря на черном коне, он невольно поднес руку к голове, забывая, что при исполнении своих обязанностей палач обходится без шапки.

Уже без прежней уверенности он снова обратился к Джоанне:

- Какой рукой, женщина, ты открывала дверь королевскому преступнику?

И вдруг он в изумлении отступил назад. Ему приходилось присутствовать в застенке, когда людей вздергивают на дыбу, или дробят им кости, или ломают пальцы на руках и ногах. От муки иные несчастные седеют, а у иных лица вытягиваются, челюсть отвисает, точно у мертвецов, а у иных подле рта появляются старческие морщины, несмотря на то что они едва-едва вышли из юношеского возраста.

Но к этой женщине он еще ведь не прикоснулся и пальцем, и, однако, он мог бы поклясться, что за эти несколько минут она точно состарилась на несколько лет.

В глазах ее было столько отчаяния и ненависти, что палач с трудом удержался от восклицания. Хвала господу, что она смотрит не на него, а на рыцаря в граненых доспехах, сидящего на черном коне!

- Какой рукой я открыла дверь королевскому преступнику? - переспросила Джоанна. - Я любила его так же сильно, - произнесла она громко и отчетливо, - как сильно ненавидела своего мужа, сэра Саймона Бёрли! Я распахнула перед ним дверь обеими руками!"

(З.Шишова "Джек-Соломинка")

"Жили-были на море -
Это значит плавали,
Курс держали правильный, слушались руля.
Заходили в гавани -
Слева ли, справа ли -
Два красивых лайнера, судна, корабля:

Белоснежнотелая,
Словно лебедь белая,
В сказочно-классическом плане,-
И другой - он в тропики
Плавал в черном смокинге -
Лорд - трансатлантический лайнер.

Ах, если б ему в голову пришло,
Что в каждый порт уже давно влюбленно,
Спешит к нему под черное крыло
Стремительная белая Мадонна!

Слезы льет горючие
В ценное горючее
И всегда надеется в тайне,
Что, быть может, в Африку
Не уйдет по графику
Этот недогадливый лайнер.

Ах, если б ему в голову взбрело,
Что в каждый порт уже давно влюбленно
Прийти к нему под черное крыло
Опаздывает белая Мадонна!

Кораблям и поздняя
Не к лицу коррозия,
Не к лицу морщины вдоль белоснежных крыл,
И подтеки синие
Возле ватерлинии,
И когда на смокинге левый борт подгнил.

Горевал без памяти
В доке, в тихой заводи,
Зол и раздосадован крайне,
Ржавый и взъерошенный
И командой брошенный,
В гордом одиночестве лайнер.

А ей невероятно повезло:
Под танго музыкального салона
Пришла к нему под черное крыло -
И встала рядом белая Мадонна!"

(В.Высоцкий)

Спасибо огромное! Обязательно вывешу у себя ВК. Я указываю тех, кто разыскал цитату - скажите, как указать вас? Под ником на Перекрестке?

Просто - как вам самой хочется. Я обычно пишу, что цитата найдена и прислана Тем-то. Например: "Прислано для флэшмоба "Сильная женщина и настоящая любовь", "Настоящая Анна второго сезона" поклонником под ником Старый Дипломат, с форума "Перекресток миров".

Могу дать реальное имя-фамилию, могу вот так - марина259

" Кандида:  ... Спросите мать Джемса и его трех сестер, чего им стоило избавить Джемса от труда заниматься чем бы то ни было, кроме того, чтобы быть сильным, умным и счастливым! Спросите меня, чего это стоит – быть Джемсу матерью, тремя его сестрами, и женой, и матерью его детей – всем сразу! Спросите Просси и Марию, сколько хлопот в доме, даже когда у нас нет гостей, которые помогают крошить лук. Спросите лавочников, которые не прочь испортить Джемсу настроение и его прекрасные проповеди, кто их выставляет вон? Когда нужно отдать деньги – отдает он, а когда нужно в них отказать – отказываю я. Я создала для него крепость покоя, снисхождения, любви и вечно стою на часах, оберегая его от мелких будничных забот. Я сделала его здесь хозяином, а он даже и не знает этого и минуту тому назад не мог сказать вам, как это случилось. (С нежной иронией.) А когда ему пришло в голову, что я могу уйти от него с вами, единственная его мысль была: что станется со мной? И чтобы я осталась, он предложил мне (наклоняется и ласково гладит Морелла по голове при каждой фразе) свою силу для моей защиты, свои способности для моего существования, свое положение для моего достоинства, свое… (Запинаясь.) Ах, я спутала все твои прекрасные фразы и разрушила их ритм, правда, милый? (Она нежно прижимается щекой к его щеке.)

Морелл (потрясенный, опускается на колени около кресла Кандиды и обнимает ее с юношеским порывом). Все это правда. Каждое слово. То, что я есть,- это ты сделала из меня трудами рук своих и любовью твоего сердца. Ты – моя жена, моя мать и мои сестры. Ты для меня соединение всех забот любви..."

(Б.Шоу "Кандида")

Как же я люблю Динку! И как в той сцене жалко второго мальчика(

Анна, это прекрасно! Вы же есть ВК, сделайте пост по флэшмобу - а я его возьму в группу, и к себе на страницу!

Не знаю, подойдёт ли для флешмоба, но хочу показать ещё один достаточно большой отрывок из повести Андрея Лазарчука "Приманка для дьявола", которая входит в тот же цикл "Опоздавшие к лету", что и "Солдаты Вавилона", откуда я уже приводил фрагмент о Татьяне. Только этот фрагмент из другой части, более ранней (цикл многослойный). Там события ведутся в параллельной реальности, в неназываемой центральноевропейской стране вроде Австрии.
О сильной женщине и настоящей любви.
Главный сюжет "Приманки для дьявола" разворачивается вокруг расследования, которое ведут давние и уже немолодые друзья из разных спецслужб. Они были молодыми в предыдущей части цикла, "Путь побеждённых" (в которой тоже есть сильная любовная линия; Мария Валерьевна, если найдёте время, прочитайте, все повести цикла можно читать отдельно друг от друга).
Итак, один из друзей, военврач, совершенно случайно нашёл в невменяемом состоянии парня по имени Эрик Томса, студента местного университета. Желая помочь Эрику, друзья выходят на сверхсекретную военную лабораторию, с руководителем которой у них давние счёты. Эрика там закодировали, как автомат, который можно было по кодовым словам переключать в режим максимального напряжения сил и использовать как универсального солдата.
Но, помимо аналитических приключений и стрелялок-догонялок, повесть ещё и о любви девушки Эрика, Элли. Она не бросила своего любимого, хотя могла бы.
Вот кусок из начала повести:
[indent]
— Что это? — спросила Элли, отбирая у него конверт. — Тебе пишут любовные письма?
— Вряд ли, — сказал Эрик. Вид конверта вызывал у него нехорошие предчувствия. Он пощупал его, не вскрывая. Если там что-то и было, то очень тонкое и мягкое.
Он открыл дверь, пропустил Элли и вошел следом. В комнате было полутемно и прохладно.
Элли сбросила босоножки и на цыпочках прошла, кружась и приседая, на середину комнаты; здесь она раскланялась с невидимыми зрителями и, сжав кулачки перед грудью, трагическим шепотом продекламировала:
—  Гранитные стены и мраморный пол шагов умножают угрозы… Эрик, здесь пол мраморный?
— Только на первом этаже, — сказал Эрик, подходя к ней. — А тебе непременно нужен мраморный? Он же холодный.
— Мне нужно, чтобы ты меня поцеловал. А еще мне нужно принять душ, потому что я бежала к тебе по солнцепеку и вся вспотела. Или ты любишь потных женщин? Признайся, тебе ничего не будет.
— Потных… — раздумчиво сказал Эрик. — Потных… Ну и вопросы ты задаешь, сразу и не ответишь. Пожалуй… пожалуй, нет, не люблю.
— Тогда я сейчас обольюсь холодной пресной водой и буду по вкусу напоминать не селедку, а какую-нибудь речную нимфу… и если ты опять станешь подглядывать, я не знаю, что с тобой сделаю.
— А что ты можешь сделать?
— Укушу, например.
— Тогда кусай сразу.
Элли тяпнула его зубами за палец.
— Ну вот, — сказал Эрик, — наказание я уже поимел, теперь надо совершить преступление. Беги! — Он повернул ее лицом к двери душевой и провел рукой по натянувшейся спинке. Элли скользнула за дверь и оттуда, высунувшись, показала ему язык.
Ах да, письмо, вспомнил Эрик. Он взял конверт, прошел в кухонный угол, поискал нож, не нашел, порвал конверт руками. В конверте была тонкая, почти папиросная бумага, лист, сложенный вчетверо. Эрик бросил конверт в ведро и развернул этот лист. Там были буквы и цифры, напечатанные на принтере. Он несколько раз перечитал текст, пытаясь понять содержание:

    ЭРЕБУС 66 68 РАСТР РАСТР ОБСЕРВАНТ 83 ИКОНА КОН К 0000 ИСТ
    ПЕРЕХОД ОБРЫВ РАСТР ИСТ
    ПЕРЕХОД 211 00 КОММИТ АПЛАЗИЯ ЭРБ
    КРУГ ФАТУМ ФАТУМ ПРОП 211 66 68 0000 ИСТ КОНЕЦ

Странно, подумал Эрик. Кто-то разыгрывает? Ему вдруг представилось очень важным сравнить шрифт на письме и на конверте. Он полез в ведро. В ведре конверта не было. Чертовщина какая-то. Он поискал на полу и не нашел. Может быть, и не было никакого конверта?..
Он опять взял в руки листок. От листка исходила непонятная, но отчетливая угроза. Что-то этот листок должен был означать… не помню. Помню, что должен, и не помню, что именно. Или – ну это все на фиг? Эрик огляделся, куда бы деть листок. Спрятать? Найдут.
Он опять развернул листок и посмотрел на текст. На короткий миг приоткрылась завеса и задернулась вновь, и Эрик не успел понять, что там, за ней, но почувствовал, как покрывается холодным потом. Его вдруг затрясло, колени подогнулись. Что это со мной, с бессильным изумлением подумал он, но это была последняя ясная мысль, сознание потонуло в густом тумане. Трясущимися руками он поднес листок ко рту, зубами стал отрывать от него клочки и судорожно глотал их, озираясь по сторонам. Он успел проглотить все, прежде чем что-нибудь произошло. Наступило облегчение.
Он сел на краешек дивана, перевел дыхание, разогнулся и откинулся на спинку. Вытер пот, прикрыл глаза. Что-то странное творилось с глазами, будто песка насыпали под веки. Паника, подумал он. Я чего-то испугался. Теперь паника прошла, но туго натянутая сторожевая струна гудела, готовая лопнуть в любой миг. Да что же это было-то такое, чего я вдруг испугался? Ничего не помню. Мы пришли, Элли полезла под душ… и все? Да, все. Очень странно. Что же это с глазами? Он потрогал глаза пальцами, помял их, потер – каждое прикосновение отзывалось болью, но потом стало легче.
В душевой перестала литься вода, открылась дверь, и донеслось легкое шлепанье босых ног по покрытому циновками полу. Звук как бы осветил квартиру, и Эрик, не открывая глаз, тем не менее увидел всё: толстую глухую стену с висящими на ней книжными полками – напротив окна; окно и балконную дверь, ненадежная дребезжащая защита от непогоды; согнанные в углы шторы; посудный шкафчик на стене и газовую плитку на две горелки, кухонный стол, складной обеденный стол; высокий потолок и странный светильник из деревянных лучинок, напоминающий по форме планету Сатурн; открытую дверь в прихожую и закрытую дверь на гулкую лестницу…
Шаги остановились перед ним, он с трудом поднял засыпанные песком веки и поразился тому, что увидел: в поле его зрения возникла точно такая же картина, которая только что была перед его мысленным взором, лишь более четкая в деталях и притом увиденная вся сразу: взгляд его не был сосредоточен ни на одном предмете, тем не менее он четко видел все, даже то, что было на самом краю поля зрения — почти за спиной; Элли стояла перед ним, наклонившись вперед и заглядывая ему в лицо, улыбалась растерянно, и он видел ее тем жестким, беспристрастным взглядом, которым видит людей фотоаппарат: жесткие, как проволока, матово-черные волосы, собравшийся морщинками лоб над приподнятыми бровями, белки глаз с красными прожилками и тяжелые веки, запекшиеся корочки на губах, худые плечи и поросшее черной шерсткой родимое пятно возле правого локтя, и синие нитки вен на левой руке, которой она придерживала на груди махровое полотенце…
— Что с тобой? — спросила она, и, хотя спросила она это быстро и испуганно, Эрик чувствовал, что прошло очень много времени, и видел, как медленно открывается рот и изгибаются губы, как за зубами ворочается язык, как истекают звуки и складываются в слова, а слова постепенно обретают смысл… Он глубоко вздохнул, в груди заломило от воздуха, а время натужно разогналось и пошло в нормальном темпе.
— Не знаю, — сказал он. — Ничего. Все хорошо.
— Ты такой бледный, — сказала она.
— Да, — сказал он. — Как конь.
— Почему конь?
— Конь бледный.
Она села рядом с ним, положила руки ему на плечи, погладила пальцами шею, затылок. Лицо ее приблизилось к его лицу, стало большим и плоским.
— Ты не знаешь, куда я дел конверт? — вспомнил вдруг Эрик.
Сторожевая струна, ослабшая было, вновь натянулась и загудела высоко и сильно.
— Боже мой, — слабым голосом сказала она. — Какой конверт, о чем ты, какой может быть конверт…
— Никак не могу вспомнить, куда я дел конверт, — сказал он.
— Зачем тебе конверт, когда у тебя есть я?
— Ты ничего не понимаешь, — раздраженно сказал Эрик. — Это очень важно.
— Это тебя и испугало? — спросила она. — Только это?
— Меня ничего не пугало, — сказал Эрик. — Ты что, видела его?
— Ну конечно.
— А где он сейчас? — спросил он нетерпеливо.
— Не знаю, — сказала она растерянно. — Ты же его держал в руках…
— Я не могу его найти, — сказал он.
— Успокойся, — сказала она. — Куда он может деться?
— Поищи, — сказал он. — Это страшно важно.
Элли вздохнула и встала на ноги.
— Какой же ты, право… — начала она и сделала шаг к столу. — Ничего бы с тобой…
Струна вдруг загудела сильнее.
— Стой! — испуганно сказал Эрик.
Она вздрогнула и оглянулась на него:
— Что?
— Иди сюда, — сказал Эрик. — Ничего не было. Иди сюда.
— Господи, — сказала она. — Ты просто сумасшедший сегодня.
Эрик обнаружил вдруг, что стоит на ногах.
— Ну что ты, — сказала Элли, и в голосе ее был страх. — Как маленький… как не знаю кто…
— Ты его взяла, — понял вдруг Эрик. — Ты его прячешь. Зачем ты со мной… так?
— Я? — изумилась она совершенно неподдельно.
— Как ты изображаешь удивление, — сказал Эрик. — Не всякая актриса сможет. Я тебе так доверял…
— Эрик, — сказала она. — С тобой что-то случилось. Что-то не так. Мне страшно с тобой.
— А мне с тобой противно! — выкрикнул Эрик. — Воровка! Ты украла его!
Он бросился на нее и рванул полотенце. Элли судорожно вцепилась в его руки, и боль от глубоко проникших в тело ногтей на секунду отрезвила его. Он увидел ее лицо, искаженное болью и обидой, и сам он, наверное, тоже переменился в лице, потому что Элли отпустила его руки и зажала в ужасе рот, и спасительная боль исчезла, и мрак, наполнявший его, вдруг выплеснулся наружу; он увидел свои пальцы, сомкнувшиеся на горле Элли, — и крик ее вдруг прервался, а на лице сквозь ужас проступило что-то твердое, упрямое, жесткое — когда он повалил ее на спину и овладел ею — и растеклось, расплылось — когда он наконец отпустил ее, и она лежала без движения, только хрипло дышала, и черные пятна от пальцев проступали на ее горле.
А потом вдруг мрак исчез, втянулся внутрь, и Эрик остался сидеть на полу рядом с изломанной, бессильно плачущей девочкой... В комнате висел, замерев на одной ноте, далекий гул, давил на уши и глаза, и Эрик попытался встать, но пол уходил из-под ног, как плывущая льдина, он упал и ударился плечом об угол стола, электрической резкости боль пробила что-то внутри, лопнул какой-то пузырь, нарыв — и стало страшно.
Боже мой, подумал Эрик, что со мной? Что я наделал? Что я натворил?..
— Элли, — сказал он — попытался сказать, слова вязли в горле и не выходили наружу, он прокашлялся и повторил: — Эл-ли…
Она открыла глаза — он не видел ничего, кроме ее глаз, — и посмотрела на него. Левая рука ее поднялась и легла на горло.
— Элли, — еще раз сказал он.
Она закрыла глаза. Будто ушла.
Цепляясь за стену, он встал и прошел в душевую.
<...>
Кассир сдал ему сдачу двадцатикуновыми монетками. Еще не вполне понимая, что делает, Эрик подошел к телефону, бросил монетку в прорезь и набрал номер Элли. Длинный гудок… Эрик повесил трубку и уставился на диск. Сердце как взбесилось. Он перевел дыхание и опять — пересиливая себя, как входя в холодную воду, — набрал номер. Трубку сняли сразу же.
— Эрик? — спросила Элли там, на том конце провода. Слышно было, как она дышит. — Эрик, ты? Не молчи…
Левая рука Эрика дотянулась до рычага и повисла на нем.
Опомнился Эрик на перроне перед открытой дверью своего вагона. Это ловушка, подумал он. Она сидит и ждет, когда я позвоню, а полиция засекает, откуда позвонили… Ничего, поезд отходит через пять минут, а я поеду не до станции Налль, а до маленького полустанка без названия, когда-то я был там, поезд приходит туда под утро, и там меня ни одна собака не найдет…
Откуда-то вдруг взялось странное ощущение повторности — не событий, а так, привкуса событий: запах креозота и мокрого гравия, и трава – мокрая – под руками, и тело не свое — чужое, легкое… все возникло и пропало, только эхо в голове, как в пещере: коннн… коннн… коннн…
И одновременно — вместе со свистом ветра того, другого, призрачного мира — вдруг возникла рядом Элли, похожая на индианку в своем странном платье из тяжелого льдисто-белого шелка. Такой он ее увидел в самый первый раз и подумал: восточная принцесса, а она оказалась отличной девчонкой, хоть и из богатой семьи, тоже студенткой, тоже университета, хотя и другого, столичного… Подошла, потерлась щекой о плечо, взглянула снизу вверх, шепнула: ты меня вспоминал?..
Эрик стоял оцепенев. Свист в ушах переходил в рев, и что-то подсказывало, что падать осталось всего ничего, вот сейчас – твердь… хотелось зажать уши, обхватить голову и бежать, нет – влететь, как мяч, в ярко высвеченную дверь вагона, там спасение, спасение, там тепло, безопасно, мягко, там покой обволакивает тебя всего… но кто-то внутри, полумертвый, приподнял голову и отчетливо прохрипел: Томса, сука поганая, что же ты делаешь? За ревом ничего нельзя было услышать, и Эрик стоял, завороженный светом, вытекающим из двери вагона, пока створки двери не закрылись и не отрезали от него этот свет, вагон тронулся, поплыли перед глазами окна с туманными людьми по ту сторону стекол, все быстрее, быстрее, замелькали.
Эрик, согнувшись, побрел вслед за поездом по перрону, что-то страшно давило со всех сторон, не давало дышать, ноги подгибались, по голове будто бы молотили тяжелыми мягкими кулаками...
<...>
А это уже пропуская все приключения и операцию на мозге, после которой герой на некоторое время стал овощем. Хотя как раз там становится понятно, что так привлекло Элли в характере Эрика и почему она решила бороться за восстановление его личности — было что восстанавливать ))
<...>
Эрик оглянулся и встал. К нему шла Элли — он сразу узнал ее, хотя она изменилась. На ней была красная маечка без рукавов и белые шорты. Она была почему-то совсем не похожа на себя, но Эрик сразу узнал ее. Ребята загомонили, и она помахала им рукой. Эрик сказал: «Го, стерос!» — и пошел навстречу Элли. «Го» означало и здравствуй, и прощай — привет, одним словом.
— Ты почему меня не дождался? — спросила Элли. — Я тебя везде ищу.
Эрик непонимающе глядел на нее. Она изменилась. Лицо похудело, поэтому глаза стали еще больше. Волосы сделались светлее — выгорели на солнце и приобрели пепельный оттенок. Эрик никогда в жизни не видел волос такого цвета.
— Элли, — сказал он. — Господи, Элли.
— Ну, что ты? — сказала она. — Ничего страшного. Я так и думала, что ты опять куда-нибудь убредешь.
Эрик хотел что-то сказать, но не смог. И — странно — с появлением Элли в нем возник комок глухого, но сильного недовольства.
— Ну а почему ты не спрашиваешь, как я справилась с заданием? — засмеялась Элли. — В общем, все гораздо лучше, чем казалось. И проще. Статус беженцев нам предоставят, надо только сесть и написать подробное заявление. Пособие выдали, и знаешь сколько? Две тысячи крон! Это можно спокойно жить целый год, так как будут еще бесплатные талоны на питание. И этот человек сказал, что тебе надо пройти медицинское обследование, и тогда назначат пенсию: семьдесят крон в месяц, а если через год ты не сможешь начать работать или учиться, то тебе ее продлят. Видишь, как хорошо. И еще из тех денег осталось почти шестьсот крон. Так что совершенно нечего бояться.
— Я ничего не боюсь, — сказал Эрик — сказал не столько ей, сколько себе, и не столько утверждая это, сколько этому удивляясь. — Я почему-то ничего не боюсь, Элли…
— Это ты-то не боишься? — ехидно сказала Элли. — Ты так нервничал, что мы останемся без денег и мне придется идти на панель!
— Ну что ты несешь? — сказал он. — Ну что ты такое несешь, когда все хорошо, когда — боже мой! — ты рядом… с ума сойти…
— Нет, — сказала Элли. — Ну, что ты? Не надо.
— Хватит, ты хочешь сказать?
Элли промолчала.
Эрик потрогал затылок. Волосы отросли на два пальца, и шрам хоть и чувствовался, но виден уже, наверное, не был. Так, сказал себе Эрик. Чтобы раз и навсегда: ничего не было. Ничего. Ты ни в чем не виноват, понял? Ни перед ней, ни перед собой. Все с самого начала. С нуля.
Они поднялись по лестнице с пляжа на набережную и от набережной пошли по узкому крутому переулку.
Эрик знал эту дорогу — она вела к дому. К их с Элли дому. Неподвижный, мрачный воздух вдруг сдвинулся и потек, все быстрее и быстрее. Зашумели деревья. «Скорее!» — сказала Элли, и они побежали. Они добежали до знакомого дома и по наружной лестнице поднялись в мансарду. Через секунду начался ливень. Здесь все было как всегда. Эрик огляделся, быстро узнавая предметы. Их было мало: стол с посудой на нем, два парусиновых стула, шезлонг и два надувных матраца, брошенных в углу один на другой. Дешевая цветастая люстра висела на проводе, потому что крюк из потолка был выдран с мясом. Вон та дверь — это стенной шкаф, а вон та — так называемые удобства.
— Я в душ, — сказал он.
Стоя под холодной струей, он попытался вспомнить то, что было связано с этим домом, но у него ничего не получалось. Когда он вышел, Элли сидела на стуле посреди комнаты и плакала.
— Элли! — Он бросился перед ней на колени. — Элли, маленькая, что с тобой? Что случилось?
— Ничего, — сказала она. — Ничего. Все хорошо. Я так устала…
— Все будет хорошо, вот увидишь, — сказал Эрик. — Мне лучше. Я сегодня как проснулся.
— Да, — сказала она. — Конечно, все будет хорошо.
— Конечно, вот увидишь.
— Я когда плачу, то из меня тревога выходит…
— Ты меня прости.
— Зачем ты опять об этом?
— Да? Хорошо, я не буду.
— Не надо.
— Я не буду.
Дождь молотил по крыше, и ветер сотрясал оконные стекла. Стало темно, и они сидели в темноте.
— Элли, — позвал Эрик.
— Что?
— О чем ты думаешь?
— Мне захотелось вдруг, чтобы мы никогда не умерли.
— А мы умрем?
— Да.
— Странно, — сказал Эрик. — Правда, странно?
— Очень. А ты о чем думал?
— Не знаю. Я теперь так мало знаю о себе… И я еще почти не умею думать. Выпотрошили и зашили. Давай не будем обо мне.
— Ладно, — сказала Элли. — Мы привыкнем, правда?
Прошла минута, другая…
— Да, — сказал Эрик. — Мы привыкнем.
[indent]

Отредактировано Старый дипломат (21.03.2021 03:52)

Уважаемые форумчане, последние посты переношу во "Второй сезон АДъ. Обсуждения и спойлеры"
На всякий случай - ни один пост не удалён, и не пропал. Но при переносе они распределяются по времени создания, потому могут перемешаться с другими постами темы.

Мой любимый роан у Р.Сабатини. И любимая героиня. Запереться в замке, и выдерживать осаду, противясь неугодному браку - это сильно даже для столь отдаленных времен...

"— А если мне не за что прощать вас?

Франческо стремительно повернулся к ней, взгляды их встретились, и они не смогли оторвать друг от друга глаз. Лишь малое расстояние разделяло их лица. Потом Франческо покачал головой.

— Мне остаётся только сожалеть об этом, — голос его переполняла печаль.

— Но почему? — изумилась Валентина.

— Потому что я не герцог, мадонна.

— И что из этого? — воскликнула она и показала рукой на лагерь. — Вон где герцог. И какую бестактность, мессер, могла я обнаружить в ваших словах? Что мне до вашего титула? Для меня вы верный рыцарь, благородный дворянин, надёжный друг, пришедший на помощь в час беды. Или вы забыли, почему я воспротивилась решению дяди? Да потому, что я — женщина, и прошу от жизни не более того, что принадлежит мне по праву. Но и ни на йоту меньше!

Тут она замолчала, и вновь румянцем полыхнули её щёки, ибо она поняла, что сказала слишком много. Чуть отвернулась, вглядываясь в темноту. И услышала у своего уха страстный шёпот:

— Валентина, клянусь душой, я люблю вас.

От нахлынувших чувств у девушки чуть не подогнулись колени. Рука Франческо вновь легла на её руку.

— Но зачем мучить себя несбыточными надеждами? — уже более рассудительно продолжил Франческо. — Вскорости Джан-Мария снимет осаду и отбудет в Баббьяно. Вы обретёте желанную свободу. Куда вы поедете?

Валентина посмотрела на него, словно не понимая вопроса, в глазах её была тревога.

— Куда вы позовёте меня. Куда же ещё мне ехать?

Франческо даже вздрогнул. Такого ответа он не ожидал.

— Но ваш дядя…

— Разве я ему что-то должна? О, я думала над этим, и до… до сегодняшнего утра мне казалось, что выход у меня один — монастырь. Большую часть моей жизни я провела в монастыре святой Софьи, а то, что я увидела при дворе моего дяди, в Урбино, не влечёт меня. Мать-настоятельница меня любит и возьмёт к себе, если только… — тут Валентина посмотрела на него, и взгляд её не оставлял сомнений в том, что она отдаёт себя в его власть.

Голова у Франческо пошла кругом. Он уже не помнил о том, что она — племянница герцога Урбино, а он — граф Акуильский, пусть и дворянин, но далеко не столь высокого происхождения и, уж конечно, ей не пара.

Франческо повернулся к ней, руки его, помимо воли, а возможно, подчиняясь взгляду Валентины, легли ей на плечи. Сдавленно вскрикнув, он прижал девушку к груди. Она на мгновение застыла в его объятьях, потом подняла голову, а он, чуть наклонившись, поцеловал её в губы. Она не противилась, но и не затянула поцелуй, мягко отстранив его рукой. И Франческо, несмотря на охватившую его страсть, мгновенно повиновался.

— Милая! — воскликнул он. — Теперь ты моя, и я не отдам тебя ни Джан-Марии, ни всем герцогам мира.

Она приложила руку к его губам, чтобы заставить его замолчать. Франческо поцеловал ладошку, и Валентина со смехом опустила руку. А затем, всё ещё смеясь, она показала на лагерь Джан-Марии.

— Когда мы окажемся далеко-далеко отсюда, там, где нас не достанут ни власть Гвидобальдо, ни месть Джан-Марии, я буду твоей. Но пока мы должны заключить особое соглашение. Заботы у нас сейчас другие, и, расслабившись сегодня, я, наверное, отниму и у тебя силы, а вот этого нам и не нужно. Ибо только на тебя моя надежда, дорогой Франческо, верный мой рыцарь..."

(Р.Сабатини "Любовь и оружие")

Не могу не вспомнить одну из любимых цитат:

"У женщины, у которой есть любовник, может быть и второй, как поется в песне, но женщину, у которой есть любовь, невозможно или очень трудно победить. Она уже владеет тем, что вы ей предлагаете..."

(Т.Готье "Капитан Фракасс").

Уже не раз упоминаемая в разных темах книга. Сколько же в ней жизненных историй, которые берут за душу...

"Когда Павел Григорьевич увидел в клетке для посетителей Анну Борисовну, он закричал веселым голосом: «Нюрочка! Здравствуй, дорогая!» И хотя до тех пор они были очень мало знакомы, называли друг друга по имени-отчеству и на «вы», но и Анна Борисовна закричала ему во весь голос: «Здравствуй, Пашенька!»

– Вот тут, – рассказывает мне Анна Борисовна, – когда я увидела его, похудевшего, побледневшего, но все такого же спокойного, ласково-приветливого, я поняла, что всегда я его любила, моего Месяца Месяцовича… И я опять повторила, глядя ему в глаза: «Здравствуй, Пашенька…»

.....................................
Ходила, ходила мнимая невеста Анна Борисовна к Павлу Григорьевичу в тюрьму на свидания, и они все больше и больше привязывались друг к другу. Когда ему вышел приговор – ссылка в Якутскую область, – они обвенчались в тюрьме, и Анна Борисовна пошла за ним в ссылку. Недаром Павел Григорьевич называл маленькую, хрупкую жену: «Зернышко мое!» «Зернышко» верно и преданно катилось за ним по тяжелым дорогам его жизни – по этапам, по трудному, почти непроходимому в течение большей части года сибирскому гужевому тракту, отбыло с ним всю ссылку. Только когда якутская ссылка кончилась и Павла Григорьевича выслали под надзор полиции в наш город, Анна Борисовна уехала на время: повидаться со своими родными. Накануне 1 мая Анна Борисовна приехала к мужу, в наш город, потому-то Павел Григорьевич и не успел познакомить ее с нами.

Теперь «Зернышку» снова предстоит катиться по новым путям, и пока неизвестно, по каким и куда..."

(А.Я.Бруштейн "Дорога уходит в даль")

Н.Матвеев "Свадьба в тюрьме"

Ну и наш настоящий конец, перед дооолгой загородной прогулкой...

Очень люблю эту историю, которая тоже началась с велосипедного ДТП...

"Меган снова закрыла глаза. Потом прошептала:

– Вчера вечером я… я писала тебе… на случай, если… если что-нибудь будет не так. Но я так захотела спать к концу… Оно там.

Я прошел через комнату к письменному столу. В затрепанном маленьком блокноте я нашел незаконченное письмо Меган.

Оно начиналось так:

«Мой дорогой Джерри, я читала моего школьного Шекспира, тот сонет, который начинается со слов:

Ты насыщаешь взгляд, как тело – хлеб,
Как влага освежающая – землю…

И я поняла, что все-таки люблю тебя, потому что именно это я чувствую…»

(А.Кристи "Каникулы в Лимстоке"/"Указующий перст")

Отредактировано Мария_Валерьевна (30.03.2021 21:45)