Глава 2.

"Карпатия" наконец причалила. Плавание, показавшееся бесконечным, было позади. Каледон сошел на берег, где его уже поджидал секретарь отца — Томпсон. Вместе удалось пробиться сквозь толпу зевак и бесцеремонных журналистов. Час спустя Каледон уже был в гостинице, где смог отдохнуть и обдумать, что делать дальше.
Он, конечно, не таким представлял возвращение домой. Он должен был сойти на берег триумфатором, счастливым женихом — всему помешали две катастрофы. Хваленая компания что-то не рассчитала с лайнером, а Роза... Кэл в ярости стиснул зубы.
Ускользнула. Насмеялась. Оплевала. И теперь мертва. И все же ее тело ощущается на кончиках пальцев, ласкавших атласную кожу. Стоит закрыть глаза — она встает, полная жизни, неги, невыносимо желанная. Нежели в этом великолепном теле жила душа уличной девчонки, а под роскошными волнами волос не таилось ни капли разума?
Кэл и верил, и не верил в ее смерть. Он вроде был был готов ко всему: ее не было в списках, он не мог найти ее среди выживших. Но все-таки, когда прошло первое потрясение после разговора с Доусоном на палубе, засомневался: не врет ли мальчишка, не пытается ли спрятать Розу от Кэла и от ее матери? Пришлось приплатить одному такому же оборванцу, чтобы приглядел за подонком. Нет, тот, как выяснилось, большую часть дня в одиночестве сидел в углу столовой, кажется, в полной апатии. Иногда выходит на палубу — тоже один.
Итак, Роза умерла. Она недостижима теперь, потеряна. И этого гаденыша, ее любовника, закон мешает запороть плетьми, затравить собаками, вздернуть без суда. Если подумать, даже шутка с бриллиантом была глупой: в порту мальчишку пришлось бы отпустить, чтобы спасти фамилию Хокли от скандала. Ведь подлец не стал бы держать за зубами свой грязный язык и всем разболтал бы, как проник в спальню к невесте богатого наследника. А без этой проделки, пожалуй, "Сердце океана" было бы сейчас у Хокли в кармане, да и  Роза, не обеспокоенная судьбой этого подонка, в самом деле села бы в шлюпку сразу. Вся авантюра не стоила нескольких минут страха, которые, хотелось надеяться, мальчишка все-таки пережил. Да, определенно Кэл поторопился, прогадал.
Отцу об этом знать не стоило. За ночь следовало придумать объяснение тому, что Роза не спаслась, хотя Кэл выжил. Отец, конечно, в трусости его не упрекнул бы, а матушка, должно быть, обезумеет от радости, когда он вернется. Что до фокуса с бриллиантом и стрельбы, когда эти голубки его спровоцировали, свидетелей не осталось... Кроме самого Доусона, но если он откроет рот, то пожалеет, что не утонул вместе с Розой.
При воспоминании о том проклятом рисунке, о том, как любовники кинулись целоваться, когда Роза вернулась на корабль, едва удалось сдержать стон. По какому праву какой-то проходимец взял и отнял его любовь? И как он посмел упрекать Кэла в том, до чего сам и довел его? Во всем виноват этот нищий негодяй, да, только он. И ему аукнется, но не сейчас. Про месть как про холодное блюдо говорят недаром.
Кэл поужинал, до полуночи курил на балконе, пока наконец ему не пришло в голову вполне разумное объяснение. Тогда, успокоенный, он рухнул на постель и уснул. Все-таки проклятое путешествие порядком его измучило.
Ему снилась Роза, до безумия живая и горячая. Она лежала на его груди, он ласкал ее плечи, играл волосами. Наслаждение было близко, дух захватывало — и как всегда в снах, обернулось пустым миражом.
Между тем наступило утро, и Каледон отправился домой. Сидя в машине, он оглядывался по сторонам и невольно удивлялся, что несколько дней назад рисковал погибнуть и никогда сюда не вернуться. А сейчас жизнь билась в каждой клеточке, в каждой жилке; не терпелось выйти наконец из машины, размяться, пробежаться. Он всегда любил чувствовать власть над телом — своим или чужим.
Как он был рад снова увидеть знакомые ворота, дорожки в саду! Даже обида и горе забылись: взбегая по ступеням крыльца и по лестнице, Кэл снова чувствовал себя беззаботным мальчишкой.
Родители ждали его в гостиной. Мать живо встала и устремилась ему навстречу; пожалуй, если бы не присутствие отца, она бы бросилась ему на шею и покрыла бы его поцелуями, как те женщины, которых он видел в Нью-Йорке встречающими "Карпатию". Отец же подошел с таким видом, точно сын вернулся с получасовой прогулки, и лишь глаза и сдержанная улыбка выдавали радость.
— Я рад, что ты вернулся, сын.
Мать, не удержавшись, всхлипнула и на секунду прижалась лбом к груди Кэла, он осторожно поцеловал ей руку.
— Джудит, вели подавать ланч, — голос отца звучал по-прежнему как ни в чем не бывало, и все же Кэл уловил счастливую ноту. Мама вышла, а отец жестом предложил сыну сесть. Каледон напрягся, представляя, какой вопрос пришло время обсудить.
— Из твоей телеграммы я узнал, что твоя невеста погибла. Не думай, чтобы я обвинял тебя, но все-таки я хотел бы знать, что произошло.
Кэл вздохнул.
— На самом деле, отец, я виноват.
Отец всмотрелся в его лицо.
— Так. В чем же?
— В ту минуту, когда нам велели выходить на палубу, я не подумал, насколько Роза может быть напугана.
Он и вправду тогда не думал об этом, он был на нее страшно зол, и не на не одну. Иначе, пожалуй, удержался бы торжествовать при ней, предвкушая, что укравший ее грязный подонок вот-вот получит по заслугам. Кэлу было страшно жаль, и он был бы рад повернуть время вспять, чтобы все изменить.
— Наверное, я должен был держать ее за руку. Но я не подумал...
Кэл прикрыл глаза рукой, не сумев скрыть горечь в голосе. Собрался с силами. В конце концов, он отдает Розе последний долг, спасая от поругания ее доброе имя. Он не должен никому рассказывать о том, как постыдно провела его невеста последние часы своей жизни. Никто не узнает, как она обманула его, не подумает о ней дурно. Для всех она останется чистой, невинной девушкой — увы, слишком впечатлительной.
— Когда мы уже подошли к шлюпкам, когда мать Розы уже села, запустили сигнальную ракету. Видимо, для Розы это стало последней каплей. Она вдруг побежала... Скрылась в толпе. Мы с Лавджоем искали ее, долго искали... Наверное, от испуга она забежала куда-то вглубь. Вода уже заливала палубы, Лавджой велел мне уходить, обещал поискать ее еще... Видимо, ни он, ни она не смогли спастись.
Отец сочувственно помолчал. Хлопнул по плечу.
— Эти бабы с их нервами. Мне жаль, сын.
Кэл выдохнул. Он понимал, что ничего еще не кончено — возможно, придется еще не раз ставить на место сплетников, терпеть фальшивое сочувствие или откровенное злорадство. но самая тяжелая минута была позади.
Отец дал Каледону неделю отдыха — небывалая щедрость с его стороны. И возможно, не самая разумная. Да, два дня Каледон позволил себе слоняться без дела: он и не думал, что окажется настолько измученным. Даже мысли о Розе, о ее предательстве и смерти отступили перед усталостью. На третий день глухая тоска стала нарастать. Розы не хватало — ее капризов, скучающего взгляда, глупых порывов ненужной доброты, странных вкусов и ребячливых выходок. Только сейчас он понял, насколько в глубине души любил все это в ней. Если бы она знала, что на самом деле ему дороги даже ее недостатки, что не было для него большего счастья, чем когда казалось, что они все-таки сближаются... И как сдержать крик бессилия от того, что она просто не любила его, ей было наплевать на его чувства, на его существование. У нее в руках было такое счастье, о котором мечтает любая женщина. Она отшвырнула, разбила его, предпочла раннюю, бессмысленную смерть. И виновника ее смерти даже нельзя покарать.
Он не мог избавиться от навязчивых мыслей — они доводили его до исступления, до отчаяния. Не мог и поделиться ими с кем-то, решив хранить тайну. В конце концов Кэл набрал номер человека, который мог бы помочь иначе.
Айзек Олден был его приятелем по Гарварду. Дела его шли неважно, и отец недолюбливал его, сомневаясь в его честности. Но Кэл не собирался вести с Айзеком серьезных дел. С ним можно было хорошо повеселиться, он знал назубок все злачные места Питтсбурга и был полон идей о том, как можно хорошо провести время.
А еще — и в этом, вопреки мнению отца, Кэл был уверен — Айзек был по-настоящему привязан к нему. На следующий день после того, как Каледон вернулся домой, Олден уже позвонил ему. Тогда на разговор не было сил, но Кэл понимал, что через несколько дней перезвонит ему сам.
Айзек по телефону не стал задавать лишних вопросов. Вечером они, как и условились, встретились в одном из отелей. Олден молча пожал Кэлу руку и предложил закурить.
Некоторое время они молчали.
— Значит, свадьба не состоится, — вздохнул Айзек. — Знаешь, мне жаль. Зная твой вкус, думаю, невеста была чем-то особенным. Ты всегда выбираешь лучшее. Я очень хотел на нее посмотреть.
Кэл молча сунул ему в руки фотографию, которую носил с собой. Айзек рассматривал ее — проклятое сравнение! — как художник рассматривает шедевр в подлиннике. Вообще, надо сказать, у Олдена при его образе жизни был совершенно невинный вид: худым лицом, аккуратно расчесанными русыми волосами, серым костюмом и простодушным, беспомощным взглядом голубых глаз он напоминал школьного учителя, как их часто представляют. Очки усиливали это впечатление.
— Да, — Айзек вернул фотографию, — да, удивительная девушка. Я понимаю, каково тебе сейчас. Нужно отвлечься, да?
— Именно.
Айзек еще подумал.
— Как она должна выглядеть?
— На твое усмотрение. Она должна отвлечь меня — это единственное условие.
...Айзек выбрал для него высокую синеглазую брюнетку с молочно-белой кожей. Она оказалась хороша, и в угаре страсти боль отступила, притупилась. Пьянея от вина и от ее ласк, летя потом по улицам Филадельфии под восклицания тоже пьяного и бешено-радостного Айзека, он ощущал себя исступленно-живым.

Отредактировано Мелания Кинешемцева (21.01.2021 13:08)

Спасибо! Фильм я тоже смотрела только один раз, но относительно недавно. А в хорошей статье на Фикбуке, где перечислялись иные возможные концовки, встретила и такой вариант: Роза погибла, Джек выжил. Собственно, было по крайней мере три момента, когда все могло повернуться именно так.
Что до трагичности, постраюсь, чтобы ее было поменьше.

Глава 4

На следующий день после попойки Кэла с Айзеком позвонила Руфь. На "Карпатии" Кэл с ней уже виделся, но она тогда казалась невменяемой, и разговора не вышло. Сейчас, кажется, она смогла взять себя в руки. Каледон пообещал навестить ее в ближайшие дни. Формально — чтобы обсудить вопрос с похоронами Розы в случае, если тело найдут. На самом деле Кэл хотел рассказать Руфи о последних часах жизни дочери: она имела право об этом знать. На ее молчание можно было полагаться: Руфь сохранила бы в тайне все, что могло бросить на имя Розы тень. Женщина предупредила, что у нее гостит племянница, но обещала услать ее куда-нибудь на время разговора.
Наследующий же день Кэл выехал. В дороге, стараясь не думать, что сейчас переступит порог дома, где жила Роза, он вспоминал другое.
Сразу после катастрофы отец направил запрос в страховую компанию относительно выплаты за "Сердце океана". Но если тело Розы найдут... Нет ли шанса, что камень так и остался в кармане ее пальто? Кэл попытался себе представить, могли камень выпасть из кармана при падении. И тут ему пришла в голову мысль, от которой снова стало не по себе.
Да, на "Карпатии" он так и не нашел Розу, и Доусон ехал там один. Вероятно, она в самом деле погибла. Но о причинах ее смерти он знал только со слов этого ублюдка. Неужели?... Впрочем, мальчишка не мог знать о том, что Кэл положил ожерелье в карман пальто. Но на всякий случай, если тело Розы найдут, стоит как-то уточнить, выглядит ли она разбившейся о винты.
Однако если мальчишка сказал правду — мог ли камень остаться в кармане пальто?
Если и остался — окажется добычей тех, кто будет обшаривать карманы погибших. Когда-нибудь, конечно, может снова "всплыть" — но удастся ли добиться того, чтобы его вернули? Но как проследить за тем, чтобы камень не украли — и стоит ли следить?
После некоторых колебаний Кэл все же решил, что отследить судьбу "Сердца океана" сейчас не в его власти. Лучше побороться за камень, если он все же будет найден.
Между тем машина подъехала к дому Дьюитт-Бьюкейтеров. Кэл еще не бывал здесь, но почему-то живо представилась Роза, гуляющая по этим дорожкам, читающая где-то в глубине сада. В тысячный раз послав проклятие Доусону, Каледон вышел из машины.
Руфь уже ждала его. Она сидела в полумраке гостиной, сложив руки на коленях, и смотрела в одну точку. И хотя с Каледоном поздоровалась почти обычным тоном, взгляд оставался застывшим, словно она ослепла.
— Натали, моя племянница, сейчас в комнате Розы, разбирает с горничной вещи. У нас есть время до обеда. Надеюсь, пообедаете вы у нас.
Рассказ Каледона Руфь выслушала, почти не меняя выражение лица — только иногда у нее подрагивали губы. Лишь когда он замолчал, она отвернулась и прижала ко лбу кулак с почти не смятым платком.
— Почему? — сорвался с ее губ шепот. — Зачем? Доченька моя... Будь он проклят, будь проклят! Подлый убийца.
— Я охотно отправил бы его на электрический стул, — согласился Кэл. — Увы, по закону он неподсуден. Мне приходится вообще молчать... Вы понимаете...
— Да! — спохватилась Руфь. — Я попросила бы вас об этом. Моя девочка... Она сделала глупость и заплатила дорогой ценой... Ни к чему, чтобы в обществе...
Она схватилась за горло, подавляя рыдание. В это время в дверь постучали, и прошла почти минута, прежде чем Руфь смогла позволить войти.
Это оказалась ее племянница, а точнее, дальняя родственница, Натали Бьюкейтер; Кэл так и не смог разобраться, в каком именно они состояли родстве. Миниатюрная, с кукольным личиком и очень мягкими пепельными волосами, Натали напоминала ребенка; Кэл удивился, когда узнал, что ей уже двадцать один год. Он припомнил также, что Роза однажды отзывалась о Натали, как о редкостной зануде, и довольно забавно — и как оказалось, точно — передразнила манеру кузины скромно опускать ресницы.
Когда Натали заговорила, впечатление Кэла несколько изменилось: голос у нее был низкий, грудной, очень приятный. Впрочем, они с Руфью обсудили какие-то пустяки, а за обедом Натали не проронила ни слова. Однако именно присутствие этой девушки подсказало Кэлу одну идею, и он рискнул ее осуществить.
После того, как подали кофе, Каледон обратился к Руфи.
— Надеюсь, моя просьба не покажется вам нескромной. Я хотел бы побывать в комнате Розы и взять на память какую-нибудь вещь.
— Конечно, — отрешено кивнула женщина. — Но я сама в комнату Розы пока не вхожу. Натали, пожалуйста, сопроводи мистера Хокли и помоги ему. Возьми с собой Мэри, хотя, конечно, она новенькая и еще бестолкова.
...В комнате Розы на миг Каледоном снова овладело волнение: точно ее душа еще присутствовала здесь и строго посмотрела на него, когда он вошел. Впрочем, он сразу тряхнул головой, отгоняя подобное настроение. Натали, робевшая в его присутствии, кажется, уже хорошо освоилась в комнате кузины: она живо принялась осматривать комод и книжные полки.
— Может быть, вы возьмете одну из книг? — произнесла она. — Роза в последнее время, правда, не любила романы, она вообще читала что-то странное.
Кэл усмехнулся, вспомнив дерзкую реплику невесты Исмею: да уж, более чем странное.
— Но у нее все книги исписаны, кроме Библии и молитвенника, — продолжала Натали. — Когда Роза читала, она постоянно делала заметки. И мне порой кажется, когда открываю одну из ее книг, что я слышу ее голос.
Кэл потер переносицу. Самое время было заговорить о деле.
— Мисс Бьюкейтер, я хотел спросить... Вы ведь знаете, что ведутся поиски тел?
— Да, сэр.
— Когда тела найдут и доставят, вы будете сопровождать свою тетю на опознание?
В синих глазах Натали мелькнул животный страх, она сглотнула, но ответила довольно твердо:
— Разумеется. Нельзя же позволять ей оставаться одной в такую минуту. Мама сама хотела бы приехать, но Сьюзен, моя младшая сестра, упала с лошади и сломала ногу.
— Тогда у меня к вам будет еще одна просьба — возможно, она покажется вам странной, а может, и страшной, однако... Вы могли бы спросить там и передать мне, как именно умерла Роза? Почему она умерла?
— Как? — не поняла Натали. — Разве она не просто утонула? Хотя, разумеется, я спрошу.
— Спасибо. И еще. Понимаете, на Розе было мое пальто: мы собирались в спешке, ее пальто найти не успели, и вот...
— Не осталось ли чего-нибудь в карманах? — угадала Натали. — Да, у джентльменов там обычно лежат разные важные вещи. Хорошо, я обязательно спрошу.
Каледон с облегчением улыбнулся и принял от нее книгу. Посмотрел на обложку: О.Генри, рассказы. Возможно, про автора он слышал, но читать определенно не собирался.
Ночь Кэл провел в гостинице, а утром выехал домой.
Для него началась обычная жизнь — такая, какая была и до поездки в Британию, до встречи с Розой. Среди рабочих пришлось уволить пару смутьянов, подначивавших других устроить стачку. Томпсон намекал отцу, что среди работников о Кэле говорят дурно, называют трусом, спасшимся вместо женщин и детей. Каледон с удовольствием бы уволил языкастых бездельников, однако отец настаивал, что мнение людей такого сорта не должно его тревожить. Кэлу, конечно, еще повезло, об этом он думал каждый день, пролистывая газеты. Там лилась грязь на Исмея: его травили за то, что он выжил, громогласно обвиняли в трусости. Забавно было бы посмотреть на этих крикунов, окажись они сами на "Титанике" в ту ночь. Небось, лезли бы в шлюпку, расталкивая тех самых женщин и детей, о которых так переживали сейчас.
Тридцатого апреля в Галифакс прибыло судно с телами погибших. Кэл знал, что в скором времени надо ждать известий от Натали, и точно, неделю спустя от нее пришло письмо.
"Дорогой мистер Хокли!
Сегодня мы с тетей опознали тело Розы. Точнее, опознавать пришлось мне, потому что тете стало дурно, едва она увидела труп. Это в самом деле так ужасно, я до сих пор не могу прийти в себя.
Это точно Роза, я видела лицо, и шрам на левой ноге — он у нее с пятнадцати лет, она неудачно попробовала тогда освоить велосипед — и платье на ней было такое, как мне описывала тетя. Мне показывали список вещей, которые нашли при Розе — то есть никаких мелких вещей нет, и в карманах ничего не нашли.
Я спросила, от чего точно она умерла, мне сказали, что ее не вскрывали, но похоже, у нее раздроблен затылок и еще много костей. Я не понимала, почему так, но джентльмен, который со мной говорил, был очень любезен и пояснил, что корма встала вертикально и люди падали с нее на винты, а винты там были очень большие. Мне даже страшно это представить. Неужели это случилось с нашей Розой?
Тетя хотела забрать Розу и похоронить в Филадельфии, но я сомневаюсь, что к завтрашнему дню она придет в себя. Она сейчас лежит в постели, плачет и, как мне кажется, бредит: кричит кому-то, что он убил Розу. Не могу понять, кого тетя имеет в виду: мистера Исмея, которого сейчас обвиняют все, или капитана Смита, но ведь он погиб сам.
Если нам удастся вывезти тело Розы, я обязательно пришлю вам телеграмму, когда похороны. Впрочем, уверена, тетя вас пригласит.
Остаюсь преданная вам,
Натали Эллен Бьюкейтер".
Итак, мальчишка сказал правду. Оставалось готовиться к похоронам.

Глава 6.

Настало лето. На заводе, в своем кабинете, в костюме Кэл обливался потом. Окна приходилось держать открытыми, хотя уличный шум отвлекал. Но все равно с каждым днем сил прибавлялось, и все чаще по вечерам случались кутежи с Айзеком, как в старые добрые времена. Каледон, кстати, все-таки рискнул рассказать приятелю о том, что оставил при своей невесте бриллиантовое ожерелье. Вдруг среди широкого круга знакомств Айзека найдется кто-нибудь, связанный с крадеными драгоценностями.
Хлопот с отменой свадьбы взяла на себя мама. И вот воспоминания о Розе и "Титанике" стали отдаляться. Последним испытанием оказались похороны Розы, на которые пришлось приехать. Кэл испытывал одновременно надежду и страх, что снова увидит лицо невесты. Этого не произошло, ее похоронили в закрытом гробу.
Руфь явно держалась из последних сил. Приглашенных было немного, но и они вряд ли грустили по погибшей девушке: скорее кто-то из них злорадствовал, что  Руфи не удалось сорвать куш, а кто-то предвкушал, что теперь она уж точно не отвертится от кредиторов. Единственной, кто выглядел искренне опечаленным, была Натали, но и она скорее жалела свою тетю. Похоже, с кузиной ее связывали действительно не самые теплые отношения.
Во время похорон Каледон думал о том, что Роза — под этой дубовой крышкой, но понимал, что просить открыть гроб совершенно неразумно. Что с того, что он увидит обезображенный смертью труп? Он еще раз захочет убить Доусона со всей возможной жестокостью, только и всего.
Этот ублюдок, поди, сейчас кувыркается с очередной шлюхой. Через месяц он уже и не вспомнит о девушке, которая спасла ему жизнь. Грязную, подлую, никчемную жизнь крысы. Зачем, зачем она это сделала?
Это стало чуть яснее Кэлу, когда несколько дней спустя после похорон он вздумал открыть книжку, которую ему передала Натали. С грустным умилением он сначала рассматривал почерк Розы, крупный, с заостренными буквами, и сначала не вчитывался ни в смысл ее замечаний, ни тем более в текст. Наконец из любопытства  решил проглядеть и сами рассказы.
Он едва осилил три из них. Автор, видимо, решил подзаработать на дешевой слезогонке, сентиментально умиляясь жизни всяких отбросов общества или полных ничтожеств, способных лишь прозябать. На один рассказ захотелось закатить глаза и хлопнуть себя по лбу: художник героически спас заболевшую девушку тем, что нарисовал на стене напротив ее дома зеленый лист, а сам простудился и умер. Роза подписала под рассказом: "Я хотела бы быть на месте этого художника".
— Поздравляю, дорогая! — Кэл отшвырнул книжку. — Поздравляю, теперь ты точно на его месте!
Он расхохотался, когда на самом деле хотелось плакать.
Теперь он совершенно ясно понял всю суть поступков Розы, она предстала такой, какой он не видел ее в жизни — с открытым сердцем, говорящая правдиво и серьезно. Ей было всего семнадцать лет — в этом все дело. Она была еще ребенком.
"Джульетта!" — пришло в голову сравнение с героиней идиотской пьесы, дешевейшей мелодрамы. Да, именно так. И увы, всегда найдутся желания воспользоваться детской наивностью. Тот, кого она сочла своим Ромео, не ушел за ней вслед — что за глупости! Он теперь сполна насладится жизнью.
Кэл со стоном упал в кресло. Запустил в стену пепельницей, вцепился в волосы, застонал сквозь зубы.
— Дура... Идиотка несчастная...
Страшно хотелось разбить кому-то нос. Если бы ему позвонил сегодня Айзек, Кэл отправился бы с ним и точно ввязался в драку, а если бы снял шлюху — изнасиловал бы. Но Азйек не позвонил, Каледон напился в одиночестве, а наутро, проснувшись с больной головой, почувствовал, будто с души спала какая-то тяжесть.
Все-таки жизнь продолжалась, надо было двигаться дальше.
В июле, когда жара стала невыносимой, Айзеку удалось уговорить Кэла выбраться в Атлантик-Сити. Раньше Каледон не слишком часто посещал казино, однако последние месяцы дались тяжело,и ни выпивка, ни девицы не помогали как следует сбросить напряжение. Кроме того, хотелось преодолеть поселившийся в душе страх перед океаном. Конечно, Кэл успел сесть с в шлюпку, но те минуты, когда он опасался, что не успеет, и потом часы, когда он мерз в шлюпке, до сих пор заставляли вздрагивать при одном воспоминании о них. А между тем не в его положении можно было давать страхам волю и отказываться, например, от поездок в Европу, если того потребуют дела.
Отцу идея поездки не то, чтобы понравилась,но и возражать он не стал. Только заметил:
— Что ж, у Эванса будет шанс себя показать.
Эванса за месяц до того взяли на место Лавджоя.

В день приезда Каледон в сопровождении Эванса отправился на пляж. Велел охраннику оставаться на берегу, а сам арендовал лодку.  Когда снова ощутил под ногами колыхание дна, стало страшно. Однако Кэл сумел не обратить внимания и принялся грести.
Сегодня море не было ледяным, убивающим, не ужасало своей бесконечностью. Каледон знал, что берег рядом, что за ним наблюдает Эванс и в случае чего придет на помощь. Да и руки не цепенели от холода: взмахивая веслами, он чувствовал, что вполне владеет телом, что движения его сильны. Он замечал купающихся, а вскореулови рядом песк воды и веселый смех: его догоняла другая лодка, в которой сидели два молодых человека и две девушки. Прежде, чем они поравнялись, в одной из девушек — той, что сидела на корме — Каледон узнал Натали. Да, кажется, Руфь упоминала, что ее родственники живут в Нью-Джерси. Конечно, он махнул рукой в знак приветствия и попросил представить его спутникам.
— Мистер Каледон Хокли, из Питтсбурга. Мисс Пэнси Гамильтон, моя подруга. Мистер Клайд Гамильтон, ее брат. Лейтенант Дойл.
Точно, на одном из парней — том. что казался старше и был чуть крепче сложен — красовалась офицерская форма. Он обливался потом и с обожанием смотрел на мисс Пэнси Гамильтон — девушку с золотистыми кудряшками и острым, но миловидным личиком. На вкус Кэла, она слишком много вертелась и улыбалась. Братец ее и вовсе заставил мысленно скривиться: он напоминал хорька, а все манеры его свидетельствовали о глупости и самодовольстве. Натали с ее глубоким голосом и спокойным поведением выгодно отличалась от своих друзей. Однако Кэлу показалось, что его присутствие почему-то ее смутило.
Лодки поплыли рядом, и Пэнси отчаянно кокетничала с Каледоном. Лейтенант краснел, гневно хмурил брови, и Кэлу, признаться, это доставляло некоторое удовольствие. Именно так раньше выносили его присутствие разные молокососы, которые в подметки ему не годились. Гамильтон тоже скоро почувствовал себя не в своей тарелке, поскольку не мог вставить о слова в разговор. Возможно, у него хватило бы глупости сморозить что-то по поводу "Титаника", но при Натали он не смел упоминать о событии, из-за которого погибла ее кузина. Итак, мальчишка в итоге капризно потребовал, чтобы их лодка вернулась. Кэл тоже повернул обратно к причалу. Он выскочил на берег первым и помог выйти Натали, в то время как лейтенант чуть ли не на руках вынес Пэнси.
— Я не ожидала вас увидеть, — сказала ему Натали тихо своим глубоким голосом. — Но я рада.
Она почти не улыбалась, но глаза ее светились счастьем и умиротворением. И это поразило Кэла, потому что, безуспешно добиваясь внимания Розы, он уже и забыл, каково это — нравиться женщине. Он на миг сжал пальцы Натали — даже не нарочно, от волнения.
— Я здесь всего на неделю, а может, и меньше. Мисс Бьюкейтер, я тоже очень рад вас увидеть — и еще больше был бы рад увидеть снова.
На сей раз Натали не смутилась, она лишь удивленно приподняла брови и склонила лицо, задумавшись.
— Мне кажется, мои родители будут очень рады вас увидеть... Если, конечно, вас раньше не пригласят в гости родители Пэнси, — и тут она улыбнулась не без лукавства.
— Вы меня обсуждаете? — Пэнси тут же возникла рядом и подхватила Натали под руку. — Я желаю знать, что обо мне думает человек, которого самому "Титанику" не удалось утащить на дно!
— В то время, как спасать полагается в первую очередь женщин и детей... — процедил лейтенант. Каледон медленно повернулся к нему и успел заметить испуганное движение Натали: она порывисто шагнула вперед.
— Я надеюсь, что ослышался, лейтенант... Как вас там? Дойл, кажется? Мне показалось, вы намекали на трусость команды "Титаника", тех офицеров, которые вели шлюпки?
Пэнси ахнула.
— Вы в самом деле могли сказать такую нелепицу, лейтенант? Да что с вами сегодня? Идите к машине, надеюсь, рассудок вернется к вам хоть на оставшуюся часть дня!
Лейтенант развернулся и ушел; следом отправилась Пэнси, брат вел ее под руку. Натали послал ей вслед благодарный взгляд.
— Мне пора, мистер Хокли. До свидания.
— До свидания. До встречи.
Еще на секунду она замерла перед ним — и бросилась догонять друзей.

Отредактировано Мелания Кинешемцева (23.01.2021 00:15)

Глава 8

Каледон вскоре получил приглашение к Гамильтонам, явился и, как и ожидал, встретил там Натали и заодно познакомился с ее родителями и младшей сестрой. С мистером Бьюкейтером удалось быстро найти общий язык, миссис Бьюкейтер Каледон тоже понравился, и вскоре они уже пригласили его к себе. И теперь можно было наслаждаться обществом Натали, не отвлекаясь (или не слишком отвлекаясь) на кокетство Пэнси, бахвальство ее брата и ядовитые реплики ревнивого лейтенантишки.
С каждой встречей Кэл все отчетливее понимал, что Натали нравится ему. От нее не кружилась голова, как от Розы — Натали не была и вполовину столь соблазнительной. Но ее явно влекло к Кэла, она была рада его видеть, слушать его, и однако всегда безупречно держала себя в руках. Кажется, она молчаливо одобряла каждое его слово, каждый шаг, и Каледон вновь чувствовал себя, как до пережитой катастрофы — будто для него почти нет невозможного.
В казино он так и не заглянул: почти каждый день виделся с Натали, ее семьей и иногда, увы, друзьями. Пикники, поездки на автомобиле по городу, катание на лодках...Пэнси и младшая сестра Натали, Сьюзен, обожали такие развлечения, что до ее самой, она не особенно оживлялась, и только глаза ее лучились благодарностью, стоило ей встретиться с Кэлом взглядом. И его тянуло держаться с ней рядом, чаще смотреть в лицо, заговаривать. Он стал находить приятными моменты, когда пожимал ее маленькую мягкую руку. Однажды он коснулся пряди ее волосы, выбившейся из аккуратного узла, Натали замерла, точно испуганный котенок, и по телу Кэла разлилось тепло: он вдруг почувствовал удовлетворение, точно подстрелил на охоте утку. Или даже лучше. Щекотало нервы ощущение власти — не над собаками, не над подчиненными, а над свободной, ничем ему не обязанной пока женщиной. Ее трепетная покорность. И это хотелось переживать снова и снова.
Он задержался в Атлантик-Сити гораздо дольше, чем хотел, прожив там целый месяц. Айзек давно уехал, а отец в телефоном разговоре выразил некоторое недовольство. Однако Кэл надеялся, что приедет с известием, которое оправдает для отца затянувшийся отдых.
Челны семьи Бьюкейтер были явно расположены к нему. Кэл навел справки: отец Натали не был столь расточителен, как его родственник и старый друг — отец Розы, поэтому положение семьи было нельзя назвать критическим. Однако Бьюкейтеры были небогаты, и по тому, как приветливо они встретили Кэла, он догадывался: они не прочь отхватить кусок, не доставшийся Руфи. Что ж, Каледон понимал, что жениться ему пора, а Натали, помимо происхождения, обладала многими другими достоинствами. Она — можно себе в этом признаться — была в него влюблена и нравилась ему. Значит, ждать неприятных сюрпризов не приходилось. Оставалось объясниться и выждать некоторое время, когда ему, потерявшему невесту, можно будет вступить в брак с другой, не вызвав осуждения.
Кэл выбрал для разговора с Натали предпоследний вечер своего пребывания в Атлантик-Сити. Они вместе гуляли в саду Бьюкейтеров. Еще не начало темнеть, но уже тянуло прохладой. Натали, кутаясь в тонкую шаль, стояла у куста, усыпанного мелкими белыми розами, и выбирала цветок. Кэл украдкой рассматривал ее лицо: его неожиданно тронуло, сколько в ней было детского. Большой, чуть выпуклый лоб, губки, припухшие, как у младенца, ямочки на щеках, белая, как сливки, кожа... Она словно почувствовала его взгляд и обернулась. Как бы он хотел, чтобы так — как на своего судью — на него смотрела Роза.
— Натали, я должен кое-то сказать вам.
— Говорите, — слабо откликнулась она, не сводя с него глаз.
— Может быть, вам это покажется неуместным, странным, неприличным, ведь недавно меня постигло горе, о котором вы знаете. Но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю вас.
Кэл немного подумал и добавил:
— Ваша любовь возродила меня к жизни.
Натали медленно отвернулась, резко вдохнула и замерла. Спустя полминуты тихо спросила:
— Это правда? Вы не лжете?
— Разве я лгал вам когда-нибудь?! — вспыхнул Кэл и тут же опомнился. — Извините меня. Наверное, я вам кажусь непостоянным. Но я был бы счастлив, если бы вы стали моей женой.
Натали сжала цветок, сама не замечая, как мнет и обрывает лепестки. Резко обернулась, трагически-серьезная, с каким-то исступлением во взгляде.
— Я согласна. Я люблю вас с самой первой встречи. И хочу, чтобы вы были счастливы. Все для этого готова сделать.
Кэл сжал ее в объятиях и уверенно поцеловал в губы.

С отцом Натали договорились легко. Хитрый и осторожный старик Бьюкейтер рассудил так: пока помолвку можно не оглашать, подождать хотя бы до осени, а свадьбу сыграть ,скажем, в начале апреля следующего года. Понятно, ему бы хотелось, чтобы столь выгодный для дочери брак был заключен как можно быстрее, но нарушать приличия он не мог себе позволить.
Прощаясь с Натали, Каледон обещал писать ей и по возможности навещать.
...Мама пришла в восторг и очень хотела как можно скорее познакомиться с новой невестой сына. Отец, конечно, был слегка удивлен, но в целом обрадовался. Правда, счел нужным заметить, что на сей раз у Кэла будет больше времени подумать о своем решении и оценить характер невесты.
— Также все-таки посоветую тебе быть на сей раз поаккуратнее в тратах. Конечно, страховку за "Сердце океана" нам выплатили, однако я хочу, чтобы ты помнил: незыблемого положения не существует.
Что ж, урок "Титаника" Кэл усвоил хорошо.
Он осведомлялся у Айзека, но тот пока ничего не слышал об ожерелье, которое напоминало бы "Сердце океана". Зато приятель давал толковые советы насчет того, какие подарки выбирать для Натали.
— Для твоей прежней невесты, конечно, подходила любая роскошь. Она сама была воплощением роскоши, с такой вызывающей красотой. А эта — маленький домашний ангел. Ей нужно дарить что-то, в чем она и казаться будет ангелом.
Он же первым задумался о свадебном путешествии. Кэлу сначала даже в голову не пришло, что придется, пожалуй, снова взойти на борт корабля — вместе с молодой женой.
— Ты уверен, что сможешь? Не испугаешься?
— Какие пустяки. Конечно, нет.
Но Каледон, конечно, кривил душой. Ему было страшно думать о морском круизе. Воспоминания об ужасной ночи, когда его никак не хотели пускать в шлюпки и чуть не бросили умирать, заставляли содрогнуться. И он понимал, что родители будут волноваться не меньше, чем он сам. Но все-таки хотелось сохранять лицо и не показывать себя трусом.
И тут на помощь ему пришла Натали. Когда в феврале он навестил ее, она смущенно сказала, что хочет кое о чем его попросить.
— Кэл, знаешь, я бы очень не хотела, чтобы в свадебное путешествие мы отправлялись морем. Я всегда тяжело это переносила. Если можно, я бы лучше отправилась куда-нибудь на юг. Например, во Флориду. Обожаю поезда.
Он давно ничему так не радовался, хоть и сумел скрыть свои чувства.
— Все будет так, как ты захочешь, дорогая.
Март пролетел в приготовлениях к свадьбе, и вот десять дней до годовщины гибели "Титаника", до годовщины смерти Розы Кэл вошел в церковь как жених, вместе с Натали, одетой в подвенечное платье.
И там, пока он отвечал на вопросы священника, обменивался с Натали кольцами и целовал ее, впервые душу заполнила едкая горечь. За год, казалось бы, он узнал Натали достаточно, чтобы быть уверенным: с такой женой он будет куда счастливее, чем был бы с Розой. Натали была взрослым, серьезным человеком, воспитанным и деликатным, верным долгу. Она умела жить интересами своего мужа и пользовалась безоговорочным уважением в своем кругу. Но не ей он хотел бы сейчас надеть кольцо, поднять белую вуаль и поцеловать в губы. Ему невольно представилась Роза с ее, как говорил Айзек, тициановской красотой (провалились бы все эти художники). Как неуместен был бы на ней флер-д-оранж и белое кружево, как ждал бы Кэл часа, когда с восторгом сорвет их, оставшись с ней наедине...
Однако ночью он остался наедине с Натали. Когда он вошел в спальню, она лежала на кровати, больше, чем обычно, похожая на куклу в кружевной ночной сорочке и с заплетенными в косу волосами. Натали дрожала и заливалась краской, с мольбой подняв к нему глаза, а ее маленькая ручка стискивала одеяло.
Кэл со вздохом сел рядом. На жену не хотелось смотреть — хотелось напиться до беспамятства. Если бы можно было как-то придать Натали хоть внешность Розы... Эти яркие волосы, чувственные губы, формы тела, сулящие наслаждение... Кэл представил Розу еще раз и еще — и о чудо, она возникла перед ним, как живая, как не раз являлась во сне. И Кэл сорвал с нее сорочку...
Теперь ощущения были в десятки раз острее, потому что он в самом деле ласкал нежную молочную кожу, упивался податливым телом.  И был даже удивлен, когда откинулся на подушки, обнаружить, что рядом с ним не Роза, а Натали. Она едва дышала и вроде бы всхлипнула, но Кэл, не обратив внимания, провалился в сон.

Отредактировано Мелания Кинешемцева (27.01.2021 17:51)

Глава 10

Утро принесло с сбой сначала чувство глубокого удовлетворения, будто бы в детстве, когда от души наедался шоколадом и сдобой. Вскоре, однако, оно сменилось неловкостью. Кэл оглянулся: Натали уже поднялась. Кажется, вчера он был с ней довольно груб, к тому же назвал ее Розой.
Минуту он раздумывал, как повести себя, когда встретится с Натали за завтраком. Конечно, он не намеревался пускаться в объяснения, это было бы унизительно. Можно было бы, конечно, загладить впечатление от прошлой ночи, устроив какой-то приятный сюрприз... Впрочем, и это было бы извинением. Это бы выдало, что Каледон слишком уж много думал о чувствах молодой жены. Вряд ли его отец такое одобрил бы. Да и сам Кэл с детства усвоил, что признание ошибки равнозначно слабости. А слабые не побеждают.
В конце концов, Натали могла понимать, что он не испытывает к ней страсти, что все еще любит Розу. Она взрослый человек и вышла за него с открытыми глазами. Если ей что-то и не нравится, у нее два пути: уйти или привыкнуть. Уйти он пока ей вряд ли позволит: хватит с него скандалов.
Натали, когда он увидел ее, выглядела грустной, но улыбнуться явно постаралась, как ни в чем не бывало. Ну что ж, так и вправду было лучше. Вскоре Каледон совсем перестал ощущать, что прошлой ночью не совсем правильно себя повел. Если бы Натали что-то не понравилось, наверное, она бы сказала об этом.
Всю следующую неделю молодые наносили визиты или принимали гостей, а также готовились к свадебному путешествию во Флориду. Кэлу было все так же приятно поговорить с Натали, прогуляться с ней по саду. Впрочем, она старалась как будто бы соблюдать меру и давала ему в течение каждого дня немного побыть одному.
До отъезда оставался день. Было прекрасное утро, Кэл и Натали сидели за ланчем, когда им принесли визитную карточку. Лицо жены расцвело.
— Стивен здесь. Мой брат, ты помнишь? Я знала, что он на днях возвращается из Африки, но он не успел на нашу свадьбу.
Да, Кэл помнил, что у Натали был единоутробный старший брат. Ее мать осталась очень молодой вдовой с крошечным сыном на руках и вышла замуж второй раз. О Стивене не очень часто упоминали в доме Бьюкейтеров — видимо, он был близок тому, чтобы называться "паршивой овцой". Впрочем, Роза, кажется, говорила, что он "славный". Он отправился в Африку за полгода, кажется, до выхода "Титаника" в плавание и один раз прислал любимой кузине открытку.
...Натали торопливо прошла в гостиную, Кэл шел следом, чуть замедлив шаг. Он увидел, как его жену обнимает высокий, худой, очень загорелый человек с совершенно белыми волосами.
— Стивен Гибсон, — гость протянул руку. — А вы, я так понимаю, теперь мой брат? Вчера я был еще в Атлантик-Сити, сестренка, и вечером снова туда отправлюсь, но не навестить тебя я все-таки не мог.
Он сжал ее крепче и прошептал дрогнувшим голосом:
— Поговорим о Розе, хорошо? То, что я слышал... Это слишком странно.
Кэл насторожился. Что могло показаться Гибсону странным в истории смерти Розы?
Разгадки пришлось ждать пару часов, покуда Натали поила Гибсона кофе, и они перебирали старых знакомых. Вспомнили в том числе и про Пэнси, которая через месяц тоже собиралась замуж весьма выгодным образом. Правда, это слегка омрачил скандал с ее лейтенантишкой, который, говорят, пытался застрелиться. Упомянули и Руфь, которой все-таки пришлось продать дом в Филадельфии и большую часть драгоценностей. С помощью родителей Натали она перебралась в Нью-Йорк и жила там с какой-то компаньонкой, кажется, в довольно жалком положении; поговаривали, у нее случались приступы помутнения рассудка.
-Ну вот, теперь у нее хотя бы есть повод действительно ненавидеть дядю Джейкоба, — грустно пошутил Стивен. — До сих пор помню, как она смотрела на него... Я удивлялся, что на окнах не появлялись узоры даже летом.
— Они просто были слишком разными людьми, — мягко возразила Натали. — Тетя привыкла думать о будущем, а дядя  не любил себя обуздывать.
— Это верно, но ведь и другим рядом с ним было весело. Пока он был жив, у них всегда гостей был полон дом, самых разных. Балы, детские праздники, охота... А помнишь фейерверки у него в саду?
Стивен пристально посмотрел сестре в глаза. Натали спокойно вынесла этот взгляд, а вот Кэл снова насторожился.
Когда Натали повела брата прогуляться в саду, Каледон наконец смог удовлетворить свое любопытство: устроившись за кустами сирени, окружавшими беседку, где они расположились, он слышал каждое слово, оставаясь незамеченным.
— Что за чушь я слышал про Розу? — голос Гибсона сразу утратил беззаботный тон. — Только не говори мне, что тоже веришь, будто она впала в панику из-за сигнальной ракеты. Ты не хуже меня помнишь, что Роза обожала фейерверки. Как ты можешь позволять продолжать о ней лгать?
Голос Натали Кэл тоже узнал не сразу: он стал глуше и тверже.
— Могу. Ее мать и жених... Каледон... они скорбели больше меня, гораздо больше. И если они сочли нужным лгать о смерти Розы — это могла быть лишь ложь во благо.
— Во благо мертвой?
— О мертвых сохраняется память.
— Что могла Роза сделать перед смертью такого, что это бросило бы на ее память тень?
Кэлу стало не по себе, когда Натали горько вздохнула:
— Я ведь ничего не знаю,только догадываюсь. Но ты ведь и сам помнишь: Роза была так же необуздана, как дядя Джейкоб. И ее так же тянуло к дурному обществу.
"Она догадалась?!"
Пауза длилась недолго. Гибсон фыркнул:
— Так вот он, ужасный грех, который надлежит скрывать любой ценой! Роза посмела полюбить человека другого круга! Она осталась с ним — скорее всего, потому и погибла, так?
— Я уже говорила тебе, я не могу знать об этом. Возможно... этот негодяй бросил ее и сумел спастись. Но подумай, нужна ли здесь правда.  Надо ли, чтобы имя Розы трепалось в газетах... Может быть, ей уже и все равно, но остались люди, которым было и так слишком тяжело после ее смерти.
— В том числе жених, который спасся, когда погибла его невеста, и очень скоро нашел другую, даже почти с такой же фамилией?
"Да как он смеет?" — Каледон вскипел и едва не выскочил из своего укрытия, но зазвенел голос Натали:
— Опомнись, Стив, как ты можешь винить его? Роза предала его, унизила... Я ведь была с тетей, когда она бредила после опознания, и она говорила много... Каледон осыпал Розу подарками, выполнял ее капризы, а она... Она изменила ему с каким-то бродягой, развратником, вором! Но он простил ее, простил! Я видела его глаза, его взгляд поразил меня в самую первую встречу: столько боли... Он продолжал любить ее. Может быть, любит до сих пор... — Натали смолкла, словно пытаясь вдохнуть.
— А я думал, сестренка, ты польстилась на его капитал, в крайнем случае, на внешность, — Гибсон медленно растягивал слова. — Или хотела угодить мистеру Бьюкейтеру, ты же у нас пай-девочка. А ты влюбилась. Разумеется, из жалости. За муки полюбила, можно сказать. И конечно, наслаждаешься тем, что считаешь себя лучше Розы.
- Нехорошо так говорить, — вздохнула Натали. — Но я в самом деле пока оказалась лучше. Или по крайней мере, умней и разборчивей. Я полюбила порядочного человека, а не проходимца, способного разбить чужую любовь. Что делать, я же старше и не так избалована. Мне искренне жаль Розу, она пожертвовала жизнью совершенно впустую, но еще больше мне жаль тетю Руфь и Каледона, которым ее смерть разбила сердце. И их страданий я никогда не прощу Розе и ее любовнику. Довольно, Стивен, пойдем в дом.
Каледон инстинктивно отступил в тень, когда они проходили, и потом вышел на садовую дорожку, нервно усмехаясь, дергая плечами. Натали оказалась умнее, чем он думал, хотя и не к месту позволила себе разоткровенничаться. Но получается, она его... жалела? Жалость — это все, что он смог вызвать даже у такого слабого существа?
Кэла словно окатили помоями. Его охватила досада, отвращение к себе — так скверно не было с тех пор, как он нашел в сейфе портрет обнаженной Розы. Но как тогда он сумел отомстить — сумел бы и лучше, если бы усадил Розу в шлюпку силой — так сумеет и теперь. Он вернет себе самоуважение и право называться мужчиной. Он когда-то слыл ловеласом, разбивателем сердец — пора тряхнуть стариной.

Отредактировано Мелания Кинешемцева (07.02.2021 13:28)

Да в принципе, шило уже один раз укололось: в брачную ночь он ее практически изнасиловал и назвал чужим именем.

Да уж, ничего хорошего впереди не ждет эту парочку(. Самолюбия - это дело такое... Для сюжетов хороши, сталкиваться сними или ощущать в себе - не дай Бог.