ЯКОВ
За окном, мягко покачиваясь, пробегали поля, деревеньки, леса. А перед глазами проносились лица… Много лиц. Милейший Антон Андреевич. Усы, кстати, не нарастил? Романтичный Петр Иванович, вездесущий Николай Васильевич, добрейший Александр Францевич, сдержанный Виктор Иванович, экзальтированная Мария Тимофеевна. Беспардонный Рябушинский, Князь — тех, кто умер, злом не поминают… Люди, характеры, истории. И все они менялись на фоне ее лица, ее невероятных глаз. На секунду показалось, что я, как блудный сын, возвращаюсь домой, в семью. Яков! К чему это! Нервы расшалились....
Поезд следовал в Затонск.
Там - служба и задание опасное и, надеюсь, последнее.
АННА
Звук капель медленно пробивал сознание. Пахнет сыростью, крысами и нечистотами. По узкому коридору подземелья двое с ружьями тащат третьего — оборванного, худого узника. Он разворачивается ко мне… Такие глаза ни с кем не спутаешь. Яков! В заросшем худом человеке с трудом можно узнать Штольмана. Но это ОН!
Проснулась мгновенно. Засосало под сердцем, как будто открылась старая рана. Сколько лет он мне не снился? Года два? Три?
ЯКОВ
Полицейское управление изменилось и внутри, и снаружи. Другое здание. Чужие лица…
Но из кабинета послышался узнаваемый голос полицмейстера… О чем сейчас глаголет трубный глас? О чем Вы, любезный Николай Васильевич, пальмы-то уже нет!..
Так! Лирика — побоку…
Дверь открылась, и лицо господина Трегубова представило собой точную сцену из «Ревизора» в театре Корша.
АННА
Поначалу жить было трудно. Приходилось заставлять себя есть, спать. Выполнять требования маменьки и доктора. Кукольная жизнь. Возможно, в таком состоянии можно уйти из жизни и не заметить. Этого боялись домашние. Первые недели около меня постоянно, под любыми предлогами кто-то находился. Со стороны смешно. Они не знали, что была папка, за которой он должен прийти. И меня она держала.
Рана на месте части его души медленно зарастала. Близкое окружение, кто знал, смотрели на меня сочувственно, как на больную. Спасибо Рябушинскому, про исчезновение Штольмана знало полгорода. И еще полгорода было осведомлено о нашей работе с ним, так что у меня был повод не выходить на улицу месяца четыре.
Затем меня взял в свои руки Александр Францевич. После двухчасового разговора с ним забрезжила надежда. Я проснулась. И поехала в столицу ИСКАТЬ. Первый год Петербург видел меня почти каждый месяц. Но это была стена, железная, каменная, многотонная. Ни весточки, ни намека. Полковника Варфоломеева видела один раз. А потом интриги во дворце сместили его с моего горизонта. В столице познакомилась с Натальей Павловной, баронессой фон Берг. Буквально столкнулась с ней в очередном присутственном месте. Деятельная женщина пыталась мне помочь. Хотя даже ее связи при дворе не помогли сдвинуться ни на шаг в поисках Якова. Она приняла в моей беде самое деятельное участие. Но через 8 месяцев поездок я сдалась.
На семейном совете с подсказки баронессы было решено уехать из города, из империи подальше. Доктор списался со своими знакомыми в Париже, и я уверенно поступила на медицинские курсы. В Париже судьба вновь столкнула меня с Натальей Павловной. Эта женщина стала для меня ангелом-хранителем. Она сочувствовала мне, как мать, как близкая подруга.
Дар мой исчез. Это обстоятельство приносило много боли. Как будто я лишилась руки, ноги, глаз… И не в духах дело. Я оглохла. Часть мира стала для меня недоступна в ощущениях. И теперь я смогла понять, как живут люди без дара. Стало ясно, почему Якова и окружающих приводили в ступор мои откровения. Это действительно другая жизнь. И я ее не знала.
Но осталось неизменным желание помочь, облегчить страдания. И курсы были, ох как нельзя кстати.
Сны становились все туманнее и все реже приходили. Пока я не обнаружила, что не вижу их уже больше двух месяцев. Но ни на минуту, ни на секунду я не сомневалась, что Яков жив. И сейчас не сомневаюсь.
ЯКОВ
Затонск почти не изменился. Кое-что построено, кое-что развалилось. Старой гостиницы нет. Новая более комфортабельна, но не такая уютная. Пролетка довезла меня в монастырь на место преступления. Сие не меняется, и здесь убивают, грабят, насилуют. Хотя Николай Васильевич уверял, что они тут с Коробейниковым умирают со скуки. Верится с трудом. Судя по характеру ран на теле убитой, жестокость здесь не перевелась.
Голос Антона Андреевича застал меня под кроватью, где я нашел револьвер — вещественное доказательство.
Александр Францевич светился от радости встречи, а вот Коробейников холоден и скуп на слова. Я надеюсь, невольное заточение он мне простил? Или есть что-то еще?..
АННА
Мои пациенты не дают хандрить, скучать. В большинстве своем простые люди. Таких историй наслушаешься за день, похлеще газетенки Рябушинского будет. Александр Францевич привлекает меня к простым операциям. Хвалит, конечно. Но хочется большего умения, чем чистить и зашивать раны. Плохо, что обучение в Париже пришлось экстренно прервать.
Антон Андреевич не оставлял и не оставляет меня в одиночестве. Верный друг! Надеется все, бедняга, что осчастливлю его кольцом на пальце. Замечательный мой человек! Для вас что угодно, только не это!
День сегодня чудесный. И солнышко как-то по особенному светит, и дышать легче. И краски ярче. Необычно. Вроде и сна жуткого не было. Тихо, спокойно.
ЯКОВ
Перерезанное горло служанки доктор ожидаемо квалифицировал как убийство. Но что необычно, на стене кровью просматривался рисунок петуха. Намек, подсказка или попытка запутать следствие? Пятно крови на двери, возможно, пуля осталась в теле убийцы.
Антон Андреевич возмужал, слегка поправился. Привычку закусывать на службе, очевидно, не оставил. Но в остальном — чужой, холодный, враждебный даже. Накинулся на меня из-за пятилетнего молчания, из-за Анны. Готов ли был я к такой встрече? Признаться, такой вариант я рассматривал. Сложно было бы представить, что пережив пять лет назад потерю друга, каковым я себя считал, они без объяснения причин поймут меня. А причины раскрывать я не готов, не имею права ни сейчас, ни в будущем никому, кроме Анны.
Видимо, ожидать теплый прием здесь мне не приходится. Возможно, это к лучшему. Где Анна?
АННА
В амбулаторию пожаловал Николай Васильевич. Взъерошенный, перепуганный, с одышкой и бешеным сердечным ритмом. Попервой испугалась, что сердечный приступ. Но это не приступ. Это Штольман! И он ЗДЕСЬ! Амбулатория закружилась и потемнела… А вам что, не сказали?
Приехал! И не написал! Это неважно. ЖИВОЙ! Многолетняя пружина внутри мучительно раскручивалась, отпуская слезы и боль наружу. Тело не подчинялось. Меня трясло, как в лихорадке. Пять лет мне снились кровавые пятна на полу и его последний взгляд. И вот он здесь. Как?!
ГЛАВНОЕ — ЖИВОЙ! Что еще нужно?
ЯКОВ
Убийство горничной обрастает фактами. Защелка в комнате непостижимым образом закрыта изнутри. Графиня ничего не слышала, не знает, не видела. И даже забыла, что просила встречи с приезжей дамой из Петербурга. На горизонте маячит воспитанник, господин Апраксин. Что за франт?
Анна молчит. Письмо не передали? Не получила? Встречаться не хочет? Забыла? Варианты могут быть любые. Готов ко всему.
АННА
Глаза! Его глаза напротив. Ищущие, сумасшедшие. Кольцо теплых рук. Родные плечи. Бешеный стук сердца. Мы вместе! Снова вместе, в поцелуе.
Его дыхание на губах: «Я был мертв. Сейчас снова чувствую, что живу. Больше нас ничто не разлучит". Мгновение - и его нет рядом. Напротив снова узник, заросший, в оковах. Скован цепями по рукам и ногам. «Что с тобой?!» Тело бьет ознобом и жаром одновременно. Это сон! Боже мой, это только сон!
Был сон. А сейчас сквозь него, наяву — дух баронессы. Наталья Павловна! Вся в инее, со льдом в ладонях! "Холодно, мне так холодно!" Умоляющий взгляд. "Смерть неизбежна!" Нет! Не надо! Опять?! Не хочу видеть! Дух пришел. Значит, здесь ее уже нет!
ЯКОВ
Затонск верен себе. Там, где одно убийство, жди второго. На этот раз баронесса фон Берг, подруга императрицы.Тот же почерк, тот же петух кровью, та же форма раны и даже дверь закрыта изнутри. Пока Николай Васильевич вещает про долг чести - крики, возня около двери… Я вдруг вижу ЕЕ!
Анна врывается в зал вихрем, расталкивая охрану, застывает, и никого вокруг. Мы здесь вдвоем. Время и жизнь на миг остановились.
АННА
Судьба, вероятно, издевается над нами. Голос мягко с хрипотцой звучит в памяти: «Чтобы нам встретиться, должен кто-то умереть, Анна Викторовна».
Но надо все-таки спросить. Надо не боятся спросить:
— Наталья Павловна убита?..
ЯКОВ
Аня! Моя Аннушка! Похудевшая, синева под глазами. Чужой, замученный взгляд. В огромных глазах слезы. Видимо, баронесса много для нее значила.
Не узнаю. Взгляд мимо воли тянется к ее лицу. Только в сердце рождается тепло. Она здесь! Ее боль снова стала моей болью.
АННА
Последняя надежда ушла. Баронесса мертва! Невозможно поверить, невозможно допустить!
А он все такой же собранный.Твердый, холодный, как сталь. Но только его растерянный взгляд не может от меня оторваться. Постарел. Морщины стали глубже. Но сейчас не это главное. Все потом. Главное, найди, кто убил Наталью Павловну!
ЯКОВ
Она ВИДИТ! А ведь из донесений было понятно, что потеряла дар. Значит, все не напрасно.
Я пошел за ней. И вовремя. Еле успел подхватить… Опять обморок. Из него выходит с трудом. Напротив меня взгляд из прошлого. Напротив счастье узнавания, вздох облегчения и радости. «Это ты?! Это не сон!» Не сон, родная. Я бы никогда…
Анна
… "я бы никогда не покинул тебя!" В глазах отголоски пламени нашей ночи плескались, жгли. Отчаянный, просящий взгляд. И закономерный вопрос: «Что случилось? Почему не давал о себе знать?» Глаза захлопнулись, стали жестче. «Я не мог это сделать!» Что, связан по рукам и ногам? Как во сне?
Слезы взяли за горло — опять секреты, опять стены. За пять лет. Ни разу. Ни одной весточки! И он решил, что я смогла бы любить кого-то еще? В Париже? Не важно где?! За что ты так?
Зачем тебе сейчас так важны мои видения? Зачем? Важнее, чем я? Чем наша любовь? Нет! Как объяснить ему, что так я не смогу?
Яков
Анна как-то сразу стала отчужденной, собранной. Все только по делу. До управления ехали в молчании. Мимолетная связь наша рвалась ощутимо, возвращая старую боли в груди. Непереносимо хотелось обнять и не дать вздохнуть от поцелуев. Если бы не пять лет... Если бы не опасность… Если бы не ее Дар!
Анна
Корабейников, Штольман и я. Готова сотрудничать с кем угодно. Убийца должен быть найден!
Яков
Узнаю прежнюю Анну. Деятельную, бескомпромиссную, решительную. И глядя в глаза: "Я — с вами!" Расследование завертелось. Начало жить своей жизнью. Как будто чего-то не хватало.
В доме Елисеевой Анна нашла документы, проливающие свет на пикантное прошлое графини. Апраксин — внебрачный сын! В полицейском участке ждали живые алиби его невиновности. С помощью видений Анна выявила лед как необычное орудие убийства. Завтра погребение горничной, и сын соединится с матерью. Документы уже в управлении. Осталось только найти убийцу. Если догадки верны, у катафалка он себя проявит.
АННА
До отпевания на площади тревога не оставляла ни на минуту. Ощущение неправильности, незаконченности. Вскрик Апраксина «Аглая это! Служанка!», смятение, замешательство. Холодное дуло пистолета у виска. Близко и узнаваемо. Цокот копыт. Напряженное лицо Аглаи.
Жадная, корыстная женщина. Чем виновата Наталья Павловна?
Движение остановилось. Аглая вылетела из кареты, бросилась в лес за приказчиком. Невдалеке два выстрела. Я не успела. На поляне два трупа.
Неожиданно стало холодно. Голос тяжелый, с металлическим привкусом связал меня. Как когда-то у сатанистов. Значит, он убил всех? Голос давил, сковывал. Не могла шевелиться: «Значит твой дар вернулся… Спи!» Он приказал все забыть. Не успела ничего подумать, на голову навалилась тяжесть и… темнота.
ЯКОВ
Привычный страх за нее усилился каким-то новым чувством холодной опасности. Пожалуй, так я скоро медиумом стану.
Карета не отъехала далеко. Лес редкий. Найти не составило труда. Она стояла в неестественной позе, далеко выгнувшись назад. Очнулась не сразу. Обморок? Но к чему такая поза и почему глаза стеклянные? Гипноз! Это то, что я предполагал? Значит, город уже не безопасен.
Анна
Опустошенность не отпускает. Усталость и опустошенность. И дело не в Якове. Что-то произошло в лесу?
Яков
Сейчас надо сказать самое трудное. Ради нее сказать, что не могу дать ей то, чего она ждет. И увидеть холодные, чужие глаза. Это можно пережить, мучительно и невыносимо. Было и страшнее. Главное, чтобы она жила!
Все повторяется, дьявол возьми! Опять дежавю!
Анна
Не хочу его видеть. Сейчас - не хочу!
