26. Адепты

АННА
Внутри все остановилось. Как будто бы я плыла по бурной речке, а она закончилась океаном. Движение остановилось. И я тону в нем в сонной тоске. Зябко, хоть тепло одета. Серо, хотя солнце. Все вокруг на меня смотрят. Или мне так кажется. Мама говорит, что на меня пальцем показывают и нельзя мне из дому выходить. Да... Рябушинский в газете написал, что я зло. Все убийства в городе из-за меня. И от меня шарахаются.
А вот нищий свистульку дал. Я его помню, видела, когда болела. Светлый человек…
А нищих сейчас убивают. Что там Штольман делает? Ах да, я же ему не нужна…
Надо бы нищему еды собрать. Чистый человек… Что это? Свистулька сама поёт.
Да... Нищего, значит, убили…
Убили!!! Чистую душу?! А вот теперь я сама разберусь в этом. Без Штольмана!

КОРОБЕЙНИКОВ
Анна Викторовна меня напугала до чёртиков. Воистину необыкновенная женщина.
Спешу это я, значит, по следственным делам. Слышу, нищенка новая просит. Молоденькая такая. Пожалел. Дал ей 10 рублей. Ну, чтобы это, из города бежала скорей. Голову она подняла — чуть не закричал. Глаза Анны Викторовны, а все остальное чумазое. В рубище каком-то. Чуть дар речи не потерял. Испугался. А она, оказывается, следственные действия производит. В маскараде-с на улице. Храбрая, отчаянная женщина! Да-с! Ищет убийц, тех же, что и мы. А Штольман знает? Если нет, то убьёт меня, если Анну Викторовну домой не отведу. Да куда там! Твёрдый орешек наша госпожа Миронова! Никакие уговоры не действуют. А Штольман меня таки убьёт. Только от смерти её спас, и вот тебе…

ЯКОВ
Трегубов предложил мне уговорить Анну уехать из города. От греха, так сказать, подальше. Журналист этот воду мутит, про Анну дрянь всякую пишет. Что она чуть ли не исчадие ада. Александр Францевич мне целую лекцию прочёл по теме черной воронки. С ума все сходят! Согласен только в одном. За последний месяц трупов в прозекторской стало больше раза в три. И с этим надо работать, а не страшилками народ пугать. В городе действует банда убийц. Хладнокровных убийц. След пока не взяли. Анну держать надо как можно дальше от дела. Не дай бог снова начнёт самостоятельное расследование.

АННА
Если мой дар поможет искать убийц, то я его благословляю! Прав был Яков Платоныч вчера. Не слушать никого. Делать то, что умеешь. И все образуется.

ЯКОВ
Как всегда, изящная, с королевской осанкой Нина плыла к ресторанному столику. Улыбка, поворот головы, оценивающий взгляд. Все безукоризненно, как всегда. Понимаю Брауна. Такой женщине все секреты с благодарностью расскажешь. А что же ты мне можешь рассказать, Нина? Так красочно описываешь свою смерть от руки князя! Литературный талант, браво! Хорошо, хорошо, я понял. И тебя пожалел. Но надо что-то делать! Есть план… Если он сработает, я вывожу тебя из подозрений. А ты пишешь все про князя. Видишь, обоюдная выгода. И ты уедешь отсюда. Но Нина, как всегда, решила по-своему. И каждый её план заканчивается обычно на мне. Любой другой мужчина на моем месте был бы счастлив, что его так любят. Был счастлив и я… Когда-то. Когда любимая фрейлина императрицы представила господина Штольмана ко двору, где потом он выполнял секретные поручения его величества. Когда мы были светской парой. Я ревновал, особенно, к князю. Она флиртовала… Но ночи всегда были нашими, огненными. И сейчас, при каждой встрече я вижу в твоих глазах этот огонь. И, право, Нина, я тебе благодарен!
Но что-то безвозвратно поменялось внутри. Как будто отмыли грязное зеркало. И вижу себя и свою жизнь иначе. И тебя, дорогая, вижу чётче. И твердо знаю, кто ты и кто виноват... Она ушла, предложив подняться к ней в комнаты. Через несколько минут. А я все думал, какая это идиотская насмешка судьбы — быть любовником без пяти минут миссис Браун. С'est abominable! С меня достаточно.

АННА
Человек передо мной как-то пристально посмотрел. И я забыла, кто я и что здесь делаю. Все, что было потом, помню смутно. Как сквозь сетку. Меня спрашивали, я отвечала. Что не помню. Только знаю, что они остались довольны. А потом я заснула.

ЯКОВ
Она опять пропала! Почему, ну почему всегда в самой гуще опасностей? Почему её туда тянет? Жизнь ей, что-ли, не нужна? Коробейников видел, как она побиралась на улицах в лохмотьях! С ума сойти можно от этой женщины! Все-таки ввязалась в расследование! Сил хватило.

АННА
Неприятный человек с бородой говорил вроде правильные вещи про рабство, справедливость, силу и власть. Но не могла сосредоточиться и понять суть. Всё оставалось за пеленой. Мне нужен Штольман. Единственная мысль выводила из забытья. Потом пришёл Серафим и показал выход. Потом было кладбище, разрытая могила, человек в гробу. Я его, кажется, не убила кирпичом. А потом я шла в единственное место, которое знала. Мне нужен Штольман! Холодный снег. Плохо мне.

ЯКОВ
В коридоре отделения дежурные возились с нищенкой. Как она здесь оказалась? Затем окрик… С головы несчастной сполз платок… Анна! Варианты лихорадочно жгли сознание. Избили? Изнасиловали? Опоили наркотиком? Что с ней?! Взял в ладони родное лицо. Холодная. На меня смотрели пустые глаза. Дьявол! Чаю! Согреть… Да снимите скорей с неё эти тряпки!

АННА
После кладбища и пустых улиц было его лицо и тепло. Много тепла! От чая, от его присутствия, от ладоней, растиравших лицо и руки, от отрывистых фраз. Потом мы сидели вдвоём в кабинете, и он расспрашивал тихо и осторожно, будто бы боялся, что я сейчас рассыплюсь.

ЯКОВ
На все вопросы отвечала без эмоций, как во сне. Понять что-то сложно. Хотя осведомители и свидетели говорили, что на кладбище происходит какая-то чертовщина. Что-то непонятное. И Анна оказалась в самом его центре. И сказать ничего не может. Нет, пусть отдохнёт. Завтра расскажет.

АННА
Он хочет отправить меня домой! Хочет, чтобы я ушла! Не хочу! Опять в одиночество! Не хочу, мне так страшно!
Я совсем одна!

ЯКОВ
Она вцепилась в меня с такой силой, как будто от этого зависела её жизнь!
Кричала про монстров, одиночество, про зло. Что она — зло. Что математик был прав. Что ей не место здесь. Нигде не место, что она — ошибка. От этих безумных глаз, от безумных слов уже трясло. Горло сдавило. Что угодно, но не чувствовать её боль! Пытался говорить, успокоить, но она ничего уже не слышала и мало уже что понимала.
Взял пальто, как вдруг в истерике начала сдирать с себя платье, как будто в первый раз его увидела, как будто оно ее жалило.
Бросило в жар. Она обезумела!
Всё, что мне оставалось, закрыть её руками, копной волос, своей любовью, своей жизнью! Обнять, прижать и не отпускать, баюкать, как ребёнка. Хотелось уничтожить боль, высушить слезы. Закрыть её от всего мира. Хотелось больше никогда и никуда не отпускать её!

АННА
Какой же долгий это был день! Вчера…
Ещё утром я болела пустотой внутри и бесполезностью. Как умерла. А когда вышла на подаяние, мне стало легче. Я уже нужна была. Духу Серафима! Но потом… Потом появился человек, посмотрел мне в глаза, и я смутно помню, что было дальше. Кажется, меня хотели к чему-то приобщить. К чему то, как они говорили, великому. Но это великое мне не понравилось. И меня снова усыпили.
Ночью пришел Серафим. Вывел меня на кладбище, на собрание убийц. Было холодно и страшно. Это было вчера… Да… Вчера было очень страшно. Я видела живую темноту вокруг. Тени, живые… Какие-то люди в черном. Факелы… Кресты… Могила и человек в ней. Его заживо засыпали снегом в гробу, и я его откапывала. Кладбище… И холодно, холодно… Снаружи и внутри. Может, это гипноз подействовал? Это был точно гипноз! Потому что ничего ясно не помню. Знаю только, что хотела найти убийц Серафима, а они, похоже, нашли меня. Я так думаю. Иначе зачем меня похищать, отвозить куда-то?
Когда человек из гроба начал меня душить, гипноз прошел. И я вспомнила, что было до него. Что тонула в тоске, что не хотела ничего. Что жизнь казалась чужой и не моей.
И я не нужна была даже себе.
Хотелось снять себя кожу, выйти из себя — ненужной, пустой, страшной для всех….
А потом был Яков Платоныч. И его руки, его тепло и слова. Он крепко обнимал меня, как будто хотел защитить от всего мира. Может, это тоже приснилось, как всегда. Нет. Неправда! Стало же мне легче! И облачко его снова во мне поселилось. И снова он рядом. В душе. Ведь после этого покой и тихо. И вокруг все тихо. Свободно и легко, как после тяжкой болезни. А может, Яков Платоныч меня и вылечил? И сейчас уже ничего не страшно.

ЯКОВ
Просветленная она какая-то сегодня. Лёгкая! В глазах безмятежность и, похоже, радость. От чего? Страшно к ней прикоснуться…
То, что рассказывает, укладывается в схему каких-то ритуалов. Кладбище, факелы, гробы. Кто-то решил поиграть с дьяволом? Похоже. Видел уже такое в Петербурге. Маньяки. Просто одержимые были. Дело даже заводили по ритуальным убийствам. Не по нашему департаменту. Неужели сюда перебрались? Но Анна им зачем?..  А, может, ей это все привиделось как обычно… Но вроде нет.
Как-то у нее гладко получается — пойдём и поговорим с покойником. Яков, не в первый же раз! Но сейчас как-то странно об этом говорит, может, опоили чем? Нет, говорит, что гипноз. Похоже, нам еще сатанистов-гипнотизеров не хватало! Надо на кладбище. Все осмотреть. И дом найти, в котором ее держали.

АННА
За кладбищенскими воротами было тихо. Только ветер шелестел и свистулька пела. Это я Серафима позвала дорогу показывать. И Яков Платоныч тоже услышал. Удивился. Хорошо-то как! Чисто, снег, Серафим впереди, Яков Платоныч сзади идёт. Тихо. Вот и могила…

ЯКОВ
Похоже, версия про ритуал подтверждается. Человека положили в гроб с отверстием для дыхания. Есть такое. Люди с факелами, ритуальные убийства нищих… Бесполезных людей, по мнению сатанистов. Да! Это секта. Теперь надо только найти центр банды.
Надо ехать! Ещё один труп в городе! И, это ясно, снова они.
Анна опять что-то задумала, ехать не хочет. Как ее остановить? Силой? Невозможно.

АННА
Поцеловала его. В губы. Чтобы не беспокоился обо мне. Не надо обо мне беспокоиться. После вчерашнего уже ничего плохого не будет. Все уже не страшно.

ЯКОВ
Не ожидал! На секунду даже забыл, что я здесь делаю. Тихий, нежный поцелуй. Запах цветов. И, улыбаясь, рукой помахала. Ну что ты с ней сделаешь? Не знаешь, что от нее ожидать. Да когда же я перестану за неё бояться?

АННА
Серафим снова позвал. Надо найти этот дом, в котором меня держали. Я же помню немного. А Яков Платоныч дом долго искать будет… Опять это черный человек, неприятный… Теперь я его вспомнила. Это он со мной в прошлый раз разговаривал. Говорил о повелительнице, адептах. То, что сейчас говорит, вполне разумно. Да, неравенство в обществе сильно. Да, над нами есть еще какая-то сила. Но ведь это Бог! Причем здесь власть? Что-то он путает. Нет, не хочу я власти. Неправильно это. Нет!

ЯКОВ
Факты сложились в схему. Ритуальные убийства, записка в убитом извозчике, пули от штуцера в оружейном магазине, пустующий дом на окраине, записка о собрании в этом самом доме… Сегодня… Пули от штуцера в ящике — оплошность ваша, господин Закревский! Берем с поличным!
И это оказалось еще не все…
Сколько же они молодых душ они положили на черный алтарь? Власти хотят? Денег? Играют на прочных желаниях? Зло побеждает добро! В этом вся Ваша теория, господин Закревский? Людоедская теория.....
Увидев приглашение, мерзавец зашелся сумасшедшим хохотом: «Их уже не остановить! Ведь она пришла»
В груди сдавило обручем. Прошиб холодный пот. Анна! Они хотят ее привлечь к сатанизму! Не выйдет! Скорее, дьявол зубы об нее сломает. Больше света, чем в ней, не было еще ни у кого. А вот убить могут. Времени не оставалось. Время сложилось.

АННА
Опять полусон. Будто бы я раздвоилась. Одна часть неподвижна. А вторая все понимает, но изменить ничего не может.
Что они хотят от меня? Чтобы я дьявола вызвала?!
Безумие! Невозможно! Как они это себе представляют? Они понимают, что делают? Я не могу.
Действие продолжается. Меня посадили. Тело мне не подчиняется. Глаза не закрыть. Невозможно смотреть, что они делают. Перерезали горло мальчику с забинтованной головой. Капли крови капают со стеклянным звуком, как в моем сне. Это я должна кровь выпить? Нет!!! Но по губам уже течет теплая жидкость.

ЯКОВ
Заброшенный дом. Детина на пороге. Не пускает. Таак! Сейчас мы тебя баиньки уложим. Комната… Приглушенный свет. Фигуры в черных накидках. Сколько их? десяток? Многовато, но выхода нет. «Вы опоздали, стрелок»,  — мужчина с черной бородой. Скорей всего, магистр. На полу труп с перерезанным горлом. Анна! Ей подносят пиалу. Видимо, с кровью…
Ну уж нет! Тут, ребятки, тут вы просчитались.

АННА
Вокруг меня возня. Шум, звуки борьбы. Посреди комнаты Яков под дулами пистолетов. Движение… Темнота.

ЯКОВ
Сознание возвращалось медленно. За спиной кто-то шевелился. Тот, кто связан со мной за кисти рук. Цветочный запах… Анна! Жива!
Подвал… Дверь… Шкаф рядом. Пожалуй; подойдет. Занимаем оборону.

АННА
Спиной ощущала тепло. Где я? Где мы? Мы — это я и Яков? Да это он.
Насмешка…
Сколько раз мне хотелось, чтобы нам не мешали. Наговориться, насмотреться друг на друга! Чтобы ни трупы, ни люди, ни духи не трогали нас. Сколько раз он хотел что-то сказать и прерывался на полуслове. А теперь мы вместе. Но на сколько времени? Кто поможет?

ЯКОВ
Так! Осторожненько поднимаемся и пляшем к шкафу, задвигаем к двери. Ее волосы у моего лица, голова на плече. Единственно, что хочу сейчас,  поцеловать эти волосы. Надышаться ее запахом.
Похоже, моя жизнь закончится здесь, Аня, Анна Викторовна! Я — идиот! Столько времени провести с ней рядом — и так все бездарно потерять! Но она была и есть в моей жизни. Я счастлив этим! И это уже много! Неужели это конец?

АННА
Нет! Невозможно! С нами ничего не случится! Я этого не чувствую... За дверью выстрелы. Шкаф падает. В подвал врывается полиция. Антон Андреевич! Яков дает распоряжения, а я чувствую, что улыбаюсь.

ЯКОВ
Анна обнимает нас двоих. Но под руками она одна. Еще одной битвы с Вельзевулом, наверное, не переживем! Сколько можно ходить по лезвию?!

27. Князь — Штольман.

ЯКОВ
Никто не знает, что его ждет. И я не знаю А хотелось бы. Хотя бы потому, что в город приехал господин Уваков, проверяющий из министерства. В-общем, рад встрече, но какой-то непонятный холодок в груди. Кажется, первая весточка неприятностей уже была. Убийство князя утром. Вторая — приезд господина Увакова. Третья будет или ограничимся первыми двумя? Любовную записку господина Брауна к Нине считать неприятностью? Скорее, подтверждение теории о шпионаже и о моем провале в деле соблазнения.
А вот черновик записки князя ко мне с вызовом продолжения дуэли будет считаться третьей весточкой. А далее…
Далее — откровения мадам Неприятности, даже скажем, мадам Угрозы. Уваков арестовывает нашего милейшего доктора. И, по ходу, предъявляет ему обвинение в антигосударственном заговоре под моим руководством в купе с английской шпионкой Элис. Можно было бы посмеяться, но… Это уже не смешно. Становится понятно, что наверху вокруг императора началась двойная игра. Слишком много людей информировано делом Брауна, если Уваков приехал с такими обвинениями. И он не здесь их нашел, он привез их из Петербурга. А ищет доказательства, чтобы убрать меня с дороги торжественно и официально.
Мне шах, но еще не мат!
Господин Браун пьет. Заливает коньяком разбитое сердце. Нина, Нина! Ко мне ты была более благосклонна. Полигон расформировывают. Я догадываюсь почему. Нина вынесла все документы исследований. Браун — под угрозой. И это весточка номер пять. Пять фактов в теории расследования составляют костяк обвинения.
Так что думайте, господин Штольман, где вы просчитались. До мата уже близко, хотя… Не факт.
Сложный разговор с Александром Францевичем по поводу Элис убедил меня, насколько сильна вера этого человека в хорошее. Насколько мало он дает людям «процента на вшивость». Насколько велика его вера в добро! Если бы я был таким, не дожил бы уже с десяток лет до этого дня. По его мнению, Элис не виновна в убийстве князя, потому что обратное не может быть. Эх, милейший доктор, странно, вы же в полиции работаете!
Но хуже всего, что в дело опять вмешалась Анна. Да… Давно я уже на нее не сержусь. Нервов не хватает, и просто люблю и боюсь за нее.

АННА
Я встретилась с Элис! Месяц поисков и переживаний позади. Это же счастье какое!
Она похорошела, немного выросла. А, может, выпрямилась. Я видела ее всегда сгорбленной.Оказывается, она уже давно играла перед князем, чтобы убедить ее в своей неадекватности. Зачем? Обещала рассказать попозже. Я и не настаиваю. Зачем портить встречу.
Но кое-что она рассказала. О том, что ее отец хорошо знал мистера Брауна, ради которого они и поехали в Россию. Кто это, не знаю, но это, наверное, важно для нее. И я была счастлива снова найти свою сестричку. А вот затем началось что-то непонятное. Мой отец отказал Элис в помощи и приюте. Рассказал, что она подозревается в убийстве князя Разумовского. Элис, бедняжка, убежала, конечно. Это чудовищное обвинение! Элис убила князя?! И вы в это верите? Тогда следом за Элис уйду и я! И... Князь убит?!

ЯКОВ
Анну встретил перед домом Разумовского. Спешила поговорить с духом. Летела, не замечая метели и снега. И попала прямёхонько в мои руки. Раньше бы возмутился, но уже давно между нами возникло что-то новое, огромное и удивительное, что исключало любые подозрения и непонимания. Раз она так считает, значит так надо. Лишь бы задумка эта ничем ей не грозила.
Антон Андреич, как всегда, жевал свою плюшку с чаем. Есть не грех. Только сейф открыть надо. Значит, слесаря сюда…
Но Анна решила все в своей манере… Мы в отделении уже знаем, когда Анна Викторовна говорит с духами, мешать ей не надо.
Лучше бы я остался! Не искушена моя Аннушка в интригах. Тем более, куда ей до королевы Обмана! Князь дал-таки ключ. Но сейф открыла Нина, обманом и угрозами забрала документы о полигоне. Это не весточка, это штрих к портрету мадам Нежинской.

АННА
Всю дорогу в гостиницу мы молчали, держась за руки. Почему? А зачем говорить, когда все ясно. Зачем мешать течению чувств? Они перетекают от одного к другому. Тихо, благодатно, наполняя нас покоем и счастьем. Перед дверью в мой номер Яков замер, как будто даже испуганно. Но я пожелала спокойной ночи и тихонько закрыла дверь.

ЯКОВ
В двуколке нещадно трясло. Рука Ани без возражений была взята в плен. Всю дорогу мы наслаждались покоем и счастьем. Ее взгляд у двери в номер много сказал. Мы распрощались.
А теперь надо добавить еще один штрих к портрету…
Нина, ожидаемо, все отрицала. Никакой папки, ничего не знаю. Но вот когда намекнул, что факт угрозы пистолетом был, шипела, как кошка, что никто ничего не докажет. Пришлось пойти на крайние меры. Взять за руку и вышвырнуть из кресла. Папка была под ней. Никогда я не применял силу к обожаемой когда-то Нине, но сегодня она переступила черту! Рокировка. Возможно, мат не намечается?
Но не все так просто.

АННА
Дежавю. Опять магистр! Чего он добивается? Прижав меня к стене, он положил руку мне на лоб. Через минуту все поплыло перед глазами, и на меня навалилась темнота.

ЯКОВ
Меня арестовали по подозрению в убийстве князя прямо во дворе полицейского управления носителем весточки номер два. Шахматы меня сегодня явно подводят. Догадки про прямое указание из Петербурга подтвердились, когда Уваков отказался связаться с полковником Варфоломеевым. Угрозы нешуточные. Уваков явно не тот, за кого себя выдает. На кого работаете, господин проверяющий? Партия заканчивается явно не в мою пользу. Где допущен неверный ход? И все-таки…
И все-таки немного везения все же не помешает… Посадили в клетку. Закуток в коридоре с решеткой. Выйти отсюда не составляет труда, если только ее открыть. Из камеры сложнее.

АННА
Передо мной сидела хмурая черная девица и медленно читала какие-то бумаги. Была похожа на вампира или вампиршу. Зубов только не хватало из-под губ. В камере пахло какой то дрянью. Похоже, мертвецами. И да…Отделение солдат за дверью, очевидно, лежит здесь не первый день. Магистр предупредил, что вечером будет какойто обряд. Догадываюсь, какой. Надо бежать или звать на помощь, благо есть способ, который мои тюремщики даже не представляют. Я попросила всех духов убитых, чтобы помогли мне. Не знаю, как они это сделают, но уверена, что помогут. В мире теней меня знают.

ЯКОВ
Антон Андреевич растерянно топтался у моей клетки и повторял: «Как же все, как же это так, Яков Платоныч». Ну что ж, дорогой мой Коробейников, преданный мой Санчо Панса. Придется Вам расправлять крылья и дальше лететь самому, потому что я выхожу из игры. Не по своей воле. Так что не взыщите… Мне надо уйти отсюда. Револьвер к горлу… Властный окрик… Оружие на стол!..
Пристрелю!.. Главное, не переиграть. Главное, чтобы поверили. Затем всех в камеру. Таак, мои послушные, сидим смирно, а я пошел. Не поминайте лихом, верный друг, Антон Андреевич! Все к лучшему… Зла не держите.

АННА
Магистр опять требует, чтобы я вызвала Люцифера. Безумный! Убил свою женщину для ритуала. Опять темно.

ЯКОВ
Письма в Петербург написаны. Завтра их отправят. А теперь главное — Анна!!! Свеча на столе вдруг упала. И в пламени я увидел ЕЕ в какой-то комнате с железными стенами на фоне слов «ХИМИЯ». Лаборатория? Галлюцинация? Да какая разница! Другой подсказки нет. Главное теперь — только ОНА!

АННА
Полуголый магистр выл надо мной, действительно как дьявол. Пыталась бежать. Пригрозил изнасилованием. Его бросок ко мне остановил выстрел. У раскрытой двери стоял Яков.

ЯКОВ
И все-таки удивительно, как она с ними разговаривает. Как будто они все в ее власти. Как будто тот мир прочитан ею вдоль и поперек. Ты чудо мое! Аннушка! Выпытать у покойника то, что он под пытками бы не сказал! Это можешь только ты.
Мои догадки были верны. Уваков в Затонске играет двойную игру. Сатанист, уже мертвый, работал на него. Значит, безопасности в этом городе больше нет. И номер в гостинице — единственное наше пристанище. Наше, на двоих.

АННА
Я вижу, как все рушится вокруг нас. Как будто со стен слезает краска, а из-под нее страшный уродливый мир. Мы одни в этом океане хаоса. Чувства не дают впасть в отчаяние, опустить руки. Между нами нет больше преград. Все давно решено. И противиться Любви кощунственно и уже опасно. Она — единственная наша защита. В мире навыворот, которым оказался Затонск.

ЯКОВ
Мы давно шли к этому.
Я - сопротивлялся, она - смущалась.
Я — боялся, она — не верила.
Я — боролся с собой, она - страдала.
Я - ревновал, она — боролась за меня.
И все вокруг уже не важно. Мы должны быть вместе. Иначе зачем жить в тоске и одиночестве, медленно умирая в потоке чужой жизни. И сейчас боюсь только одного — оставить ее одну. И не решаюсь об этом сказать.
Напротив ее глаза. Удивительные, всепрощающие, все понимающие. Она как мать и любовница одновременно. Как ангел и соблазнительница. Как рай и ад, если такие существуют. Любое ее движение убивает и возрождает меня ожиданием и надеждой. Я не могу ею напиться. И умираю каждый раз, когда не чувствую ее….

АННА
Нас бросило друг другу ураганом ощущений из восторга, отчаяния и надежды. Я не знаю, что может быть прекрасней отдавать любимому всю себя. Что в этой жизни даст силу жить? Только наш совместный жар. Наше единое тело. Наше МЫ. Наше Я. Всему, что мы выстрадали, есть цена. И цена эта выплачивается сейчас, когда огонь расплавляет вены, кожу, соединяя нас в нечто Единое, Цельное и Прекрасное!

28. Штольман

ЯКОВ
Она уснула сразу… Так крепко, что дыхания не было слышно. А я заснуть не мог. Пальцы перебирали шелк ее волос. Глаза впитывали каждую черточку любимого лица: изгиб бровей, припухлость губ, от которых бросало в жар, ровный упрямый нос, округлый, почти детский, овал щек. Кожа была такой нежной, что, казалось, светилась изнутри, а может это тлел огонь, что сжигал нас еще полчаса назад? Хотелось запомнить ее всю. Впитать в себя до мельчайших деталей, чтобы унести в жизнь, в которой ей не будет места. Пока не будет... Поскольку все всегда изменяется. А сейчас мне придётся сделать самый омерзительный шаг в моей жизни — уйти, чтобы защитить. Слишком много людей вокруг желают моей смерти, а значит, будут желать твоей. Я уже безумно жалел, что оставил тебе документы. Если бы я мог увести тебя отсюда! Если бы мог! Защитить, закрыть, сберечь!.. И сейчас не знаю, смогу ли уйти.
Я молился. Впервые в жизни молился, зная, что бессилен что-то изменить, что не смогу быть рядом в нужный момент. Отчаянно просил Вселенную охранять ее, пока я сам не смогу это сделать.
Сегодня жизнь перевернулась. Друзья, враги — все перемешалось, и, наверное, уже не имеет значения. Сейчас рядом с ней все не имеет значения. Неизменной остается только она. Я потерял привычную жизнь, но приобрел счастье, которое дышит сейчас рядом со мной. И цены ей нет. И война еще не заканчивается. Ведь впереди проблема с Брауном и полигоном. Я вернусь, как только отдам все долги службе. И некому будет больше преследовать нас. И теперь я знаю, за что надо бороться. Аннушка — моя награда!
Очень тихо, стараясь не потревожить, открыл дверь в жизнь, в которой Анне опасно находиться. Я теперь для тебя опасен! Простишь ли ты меня? Счастье мое….

АННА
Яков полз по коридору, оставляя дорожку крови на полу. Полз к моей двери, одной рукой зажимая бок, другой тянулся к ручке. На ладони была кровь. Сон исчез резко. Осталась дрожь в теле от пережитого ужаса. Но ужас продолжался на яву. Якова рядом не было. Холод его подушки растекался по телу, заставляя его цепенеть, как подо льдом. Резко скинув одеяло, вышла в гостиную. Тихо и холодно. Слишком холодно… Босые ноги не ощущали пола. В коридоре шумели голоса. Кто—то резко отдавал команды. Не понимая происходящего, открыла дверь. Сон продолжался… По полу коридора тянулась дорожка крови. Около нее стоял Антон Андреевич, в изумлении глядя на меня. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

КОРОБЕЙНИКОВ
Я потерял дар речи, когда увидел Анну Викторовну, бледную, босую, в одной рубашке на пороге номера.
Она, не замечая, как одета, спрашивала про Штольмана. Да, он был у нее, да, несколько часов. Где сейчас - не знает, крепко спала. Городовой доложил, что Штольман был у Нежинской до трех ночи. Верь теперь женщинам!
Грудь сжимало от ужасных предчувствий. Я готов простить ему недавний побег. Понимаю, что Яков Платоныч ничего просто так не делает. Анна Викторовна, испросив мир духов, твердо сказала, что Штольман жив. Где же вы, Яков Платоныч?

АННА
Внутри медленно растекается мрак. Там где была часть Якова — Рана. Она болит и кровоточит. Она безумно болит! Страх залезает во все щели. Где Яков? Хочется взвыть волчицей. Но я не имею права сдаваться. Иначе умру. Дух Разумовского смеется надо мной и молчит. Штольман был прав насчет него. Сейчас в нем нет ничего дружеского. Где Яков? Где же ты? Я еще ощущаю нашу нить. Но она тонкая, почти не чувствуется, как будто Штольман на пороге смерти. Где ты? Почему ты ушел? Зачем?
При выходе из гостиницы меня ждал филер Якова. Добиться от него ничего не удалось. Поняла только, что уезжает. А для меня есть письмо и какая-то папка.
"Драгоценная моя Анна!" Слова на бумаге жгли и лечили одновременно. Звучал его мягкий, с хрипотцой голос. Папка... И в конце «Я люблю вас, Анна». Захотелось вместить под кожу хрупкий листок бумаги. Впитать в себя музыку слов.

НИНА
Анну я не узнаю. Страшная. Холодная, острая, как лезвие ножа. В глазах ненависть. Я-то в чем виновата? Да, он пришел ко мне. Сказать, что я удивилась? Да, удивилась. Но Яков всегда играл со смертью. В последнее время из-за вас, Анна, вообще потерял голову. Все предсказуемо. Он и вас, дорогая, бросил.
Пригрозил, что если что-то случится с вами по моей вине, найдет везде и не пожалеет. Он смешон. В его положении — угрожать? Как же трудно работать, если он все время мне мешает! Мешает тем, что его забыть невозможно!
Анна становится опасной с ее даром. И даже Яков не помешает мне с ней разобраться.

АННА
Все… Я больше не могу! Папа всегда говорил, что сдаваться нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Похоже, я сдаюсь. Боль меня задушит. От нее я оглохла и НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ. Нет никаких ощущений. Ничего не вижу. Мир замер. Он неживой, как и я. Он черно-белый. Духов больше нет…

КОРОБЕЙНИКОВ
Штольмана, очевидно, просто вынесли из гостиницы в бессознательном состоянии. Портье — вообще болван… Не вижу, не слышу… Может, подкупил кто? Хорошо хоть посыльный не спал. Мальчонка вроде бы видел Жана в пролетке. Надо искать. Хотя бы ради Анны. Глядя на нее, не понимаю, как она держится?

АННА
На коляске князя кровь. Его кровь. Тронула пальцем… Сердце зашлось. Горло скрутило. Конюх говорит, коляску брал Жан. Куда Якова увезли? Мерзкий журналюга говорит, что раненного Штольмана видели на Складах. Боже, только бы правда! Я снова буду жить?!..
Антон Андреевич вдруг оказался рядом. Но на складах нашли только труп филера в одежде Якова. Последняя ниточка… Внутри все оборвалось. Никто ничего не знает. Захотелось вдруг разбить все вокруг, крушить, ломать! Только бы не было мертвой тишины внутри. Мертвой, как духи, которые ко мне больше не приходят.

КОРОБЕЙНИКОВ
Невозможно видеть Анну Викторовну в таком состоянии. Эх, Яков Платоныч! Что же вы сделали?! Ведь она извелась, выглядит, как привидение, и я уже еле на ногах стою. Я вас понимал, когда вы ухаживали за Анной, если это можно назвать ухаживанием. Но не понимаю сейчас… КАК можно оставить одной ТАКУЮ ЖЕНЩИНУ?! Я бы никогда так не сделал! А ведь я тоже люблю ее.

НИНА
Анны нет в номере. Отлично. Нет, Яков, партия не закончена. Папка наверняка у Анны. Ты проиграл, дорогой! Записка. Почерк Якова… О Боже, папка точно у нее… А это что? «Я люблю вас!» Мерзавец! От тебя невозможно было добиться таких слов. Но он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ее любит. Все остальное было ложью? А хоть бы и так. Не имеет значения.
Хватит ныть, Нина. Все уже неважно. Сейчас — только документы. Хоть в чем то я Вас переиграю, господин Штольман! И, скорей всего, Анну придется убрать.

АННА
Не помню сколько бродила по городу.
Вспоминались люди, которым я помогла. Мы… помогли. События, которые были прошлой жизнью назад. И везде он, Яков. Звук его голоса звучал как шелест и как набат…
Холод сжалился со мной. Больше замерзнуть невозможно. Заметила слежку. За мной шел Жан. Убьет. Наверняка убьет. Или нет?..
Заброшенный дом, коридоры, пистолет, направленный в грудь. Он долго смотрел на меня, видимо, оценивая, стоит ли тратить на меня пулю. Потом усмехнулся: «В каждом несчастье ищите женщину!»
Это я виновата? Или Нина?..
И опять улицы, снег, холод. Явочная квартира Штольмана. За окном какое-то движение. Черный силуэт. Невозможно…
Элис металась по комнате, поднимая половики, простукивая стены. ЧТО? Что она здесь делает? Догадка черной молнией пробила сознание… Папка. Она ищет папку. Но как? Зачем? Ты кто? Ты вообще кто?
Этой женщине я доверяла? Она заметалась, притихла, как пойманная белка. Врет, всем врет.
Она все-таки попыталась что-то сказать, но в квартиру ворвался Уваков… Допрос в кабинете Штольмана был похож на издевательство. Похоже, у этого господина был готов ответ на все вопросы. Самая страшная преступница — это я. Государственная преступница… И когда стало понятно, что большего глумления быть не может, судьба изменила свое настроение. В комнату просто влетел грузный господин. Представился Полковником Варфоломеевым.
Уваков сжался в комок, как-то потускнел, сгорбился. Господин Варфоломеев не дал ему слова сказать. Через минуту в кабинете его уже не было.

АННА
Вроде все просто. Вот полковник Варфоломеев. Начальник Штольмана. Есть его предложение работать на императора, а я уже не та Анна, про которую рассказывал ему Штольман. Да, в поисках Якова я сделаю все возможное. Да, помогу, чем смогу. Но сейчас-то как жить?

АННА
В номере как вихрь прошёл. Очевидно,  Нина. Что искала, понятно. Документы. Записка раскрыта. На столе. Она знает… Значит, будет меня искать. Значит,  домой!

АННА
В прихожей было тихо. Присела на чемодан. Кажется, целую жизнь не была дома. А ведь два дня назад отсюда уходила другая Анна. Прислонившись к стене, вновь и вновь перебирала драгоценные воспоминания о нем. Как лекарство, как глоток воды. Кто-то суетился около. Бегали домашние, спрашивали о чем-то. А я была там, с ним. И больше мне ничего в этой жизни не хотелось. И, наверное, не захочется больше.