На развилке, там, где дорога разделяется на две, одну - ведущую к аббатству и еще одну - к замку Ньюкастля, ранним декабрьским утром 1648 года остановились три всадника, экипированные так, как люди военные в местах, где нельзя быть уверенным в своей безопасности. Лошади, хоть и были оседланы и взнузданы достаточно скромно, живостью своей и породой выдавали, что их хозяева не жалуются на отсутствие средств. Особенно хорош был конь буланой масти, горячий нрав которого усмирялся опытной рукой всадника. Этот всадник достоин был того, чтобы описать его подробнее: невысокий для мужчины, он, тем не менее каждым своим движением, своей осанкой и голосом, привыкшим повелевать, выдавал человека, обличенного властью. Бледное овальное лицо, обрамленное длинными черными волосами, слишком высокий лоб, который не могла прикрыть даже надвинутая на глаза шляпа с роскошным султаном из белых страусовых перьев, щегольские усы и эспаньолка, еще больше удлинявшая это лицо с большими печальными, чуть навыкате, глазами, запоминалось, прежде всего, налетом меланхолии, привычной для этого человека. Богатое кружево воротника и манжет, дорогая ткань черного камзола, ботфорты из тонко выделанной испанской кожи, богато украшенный нагрудник легкого доспеха - все это указывало, что всадник не из простых дворян, и даже в мелочах туалета привык сохранять налет щегольства и хорошего вкуса, а почтение, с которым держались по отношению к нему два его спутника, заставляло предположить, что этот знатный дворянин принадлежит к правящей касте той Англии, что уже шесть лет сражалась за свои привилегии с Парламентом.
- Ваше величество выбирает, по какой дороге нам ехать? – почтительно осведомился один из сопровождавших всадников.
- Нет, шевалье, - улыбнулся тот, чье имя было Карл 1 Стюарт. – Я любуюсь. Отсюда открывается прекрасный вид на Тайн и на аббатство. Знаете, я, пожалуй, осмотрю с графом это место повнимательнее: не исключено, что эти руины могут как-то послужить нам в предстоящем сражении. А вы поезжайте в замок и распорядитесь с лордом Винтером относительно завтрашнего дня. Постарайтесь повидаться также и с графом Левеном, мне надо быть уверенным, что наш союз с шотландскими кланами надежен.
Всадник, к которому обратились как к шевалье, почтительно склонился к шее лошади и направил ее по дороге к Ньюкастлю. Тот, кто был королем Карлом 1, подождав, пока шевалье отъехал на почтительное расстояние, повернулся к своему спутнику.
- Едем в аббатство, граф. Мне надо осмотреть его повнимательнее.
- Ваше величество действительно рассчитывает как-то закрепиться на этих развалинах? – сопровождавший короля дворянин слегка нахмурился, ему план включить аббатство в защиту от войск Кромвеля показался нереальным.
- Вам кажется это насмешкой, не так ли, сударь? – король Карл бросил на графа усталый взгляд. – И вы правы. Я не хотел, чтобы этот визит на развалины кто-то рассматривал иначе. Но я никому не могу довериться в этой обстановке.
- Я не предполагаю, что за мысли скрываете вы, сир, но, уверяю вас, шевалье д’Эрбле - дворянин, которому вы можете доверять, как самому себе. Я никогда бы не выбрал вам в спутники человека, в преданности и храбрости которого не был бы уверен.
- И все же, я предпочитаю в этом случае только ваше общество, граф. Эту маленькую экскурсию мне хочется провести в вашей компании. Вы человек, который любит старину, вы знаете историю, вам будет занятно осмотреть то, что осталось от католического аббатства, которое не угодило Генриху VIII самим фактом своего существования. А жаль – это была настоящая архитектурная жемчужина.
Всадник, к которому король обращался, как к графу, ответил его величеству улыбкой, ничем не выказывая ни своего удивления, ни недовольства, которое испытал оттого, что король под таким предлогом избавился от его товарища. Не для того королева Генриетта поручила Карла их заботам, чтобы король разделил их на опасной дороге, да еще и перед сражением с войсками Кромвеля. За себя граф не боялся, но груз ответственности, который возложила на их плечи английская королева, попросив защищать и оберегать ее мужа и суверена, не мог не тяготить его, заставляя чаще обычного сжимать губы, скрывая гнев или досаду, когда король слишком увлекался ролью воина или наоборот, становился вялым и пассивным там, где требовались решительность и бескомпромиссность. Карл 1 был рыцарем, оторванным от реальной жизни, от истинных потребностей своей страны, и не слишком себе представлял, с каким противником ему предстояло сразиться.
Человек, которого королева облекла своим доверием, дал слово защищать короля ценой собственной жизни, но он никому не обещал становиться советником короля. Поэтому граф де Ла Фер, французский дворянин, при всей своей симпатии к королю, как к человеку, не желал вмешиваться в решения короля, становится между ним и его советом, хотя не доверял шотландским кланам и их предводителю, старому графу Левену.
За то время, что граф мог наблюдать короля, он составил себе мнение о человеке, волею случая оказавшемся на престоле английских монархов. Карл не был рожден царствовать и, как монарх, не вызывал излишнего восторга у Атоса, имевшего четкое представление о том, каким должен быть тот, кого Бог и народ избрали своим сувереном. Карл был мягким, добрым, отзывчивым человеком, рожденным для того, чтобы любить жену и детей, примерным семьянином, тонким ценителем прекрасного, покровителем муз, но не властным и жестким правителем. Слишком легко менял он свои решения, слишком часто отказывался от своих слов. И он отдал им Стаффорда! Этот поступок, эта слабость монарха, тяжким грузом лежала на совести Карла, напоминая о себе едва ли не каждую ночь.
Граф невольно вспоминал его отца, короля Якова. Совсем еще мальчиком граф, а тогда еще просто шевалье де Ла Фер, был представлен к английскому двору и замечен королем.
В памяти возник огромный зал Уайтхолла, украшенный роскошными гобеленами по случаю помолвки принцессы Элизабет Стюарт с курфюстом Пфальца Фридрихом V, нарядная толпа и немолодой, с усталым меланхоличным лицом человек в кресле, вокруг которого толпились почтительные придворные. Королю было лет 45 на тот момент, примерно в том же возрасте сейчас был и Карл, и сходство отца и сына это делало еще разительнее. «Воистину, дети – наше зеркало, в котором отражается не только наше родство, но и наше прошлое и наше будущее», - подумал граф, следя глазами за действиями короля нынешнего.
Карл спешился, нимало не заботясь о том, примет ли кто-то поводья его скакуна, но граф успел, не сходя со своего коня, подхватить Артуса под уздцы, и, подъехав к коновязи рядом, и сам соскочил с коня. Привязать двух норовистых лошадей не заняло у него много времени, и он нагнал короля. Карл шел не спеша, оглядываясь по сторонам, но не потому, что опасался засады, а скорее оттого, что изучал перемены, происшедшие с аббатством. Место было хорошо ему знакомо, и у Атоса возникло ощущение, что короля привело сюда какое-то невысказанное желание.
- Как вам эти места, граф? – король произнес эти слова, так, словно хотел сказать: «Смотрите и запоминайте!»
- Тайн совсем рядом, - Атос всмотрелся в противоположный берег реки, и в его ответе Карл услышал намек: «Если что, вам только переправиться через реку, и вы будете в Шотландии!»
- Да, река служит границей между двух моих государств, граф. Но бой я приму здесь. Если что… - он запнулся, на полуслове передумав заканчивать фразу. – Я вам покажу аббатство изнутри. Никто не знает, что будет завтра, но я уверен, что вам еще придется побывать в этих местах. Так что запоминайте дорогу, а в особенности – все достопримечательности самого аббатства. Зайдем!
Они больше часа провели в стенах древнего здания, потом спустились в склеп, где два старинных надгробия привлекли особое внимание короля. На одном из них было начертано
«Hic jacet venerabilis Petrus Guillelmus Scott, Canon. Honorab. Conventus Novi Castelli. Obiit quarta et decima die. Feb. ann. Dom., MCCVIII.
Requiescat in pace.» *
*«Здесь покоится почтенный Петр Вильгельм Скотт, каноник достославного монастыря Ньюкастла. Скончался 14 февраля 1208 года. Да почиет в мире.
Карл вынул кинжал, и постучал рукояткой по крышке надгробия. Неожиданно она треснула, и король, заглянув в пролом, рассмеялся. – «Гипс, всего лишь гипс! Тем лучше!»
Атос чуть заметно пожал плечами: действия короля он даже не пытался себе уяснить. Его величество просил графа быть внимательным, запомнить местность: для Атоса, обладавшего великолепной зрительной памятью это не представляло труда. А то, что король говорил загадками, его мало трогало: ну что же, это может со временем проясниться. Излишним любопытством граф тоже не обладал, тем более что короли имеют обыкновение в трудную минуту посвящать доверенных лиц в личные тайны, которые потом следует забыть, и чем быстрее, тем лучше. Графа де Ла Фер король Англии таким доверием облек, и это совсем не облегчало жизни графу: Атос понял, что об экскурсии в склеп ему не только следует забыть, но и говорить об этом не следовало даже с Арамисом.
Они вышли, наконец, из душного склепа и Атос вдохнул полной грудью свежий воздух с реки.
- Граф, у вас не найдется табаку? – вдруг спросил Карл, отвязывая Артуса и поднимаясь в седло прежде, чем граф успел придержать ему стремя.
- Я не курю трубку, ваше величество, - ответил граф, поражаясь про себя неожиданным поворотам в мыслях короля.
- Я тоже, моя супруга не терпит его запах и считает это бесовским занятием, но иногда хочется выкурить трубку-другую. Меня приохотил к этому покойный Вильерс, герцог Бэкингем, - он горько усмехнулся. – Бедный Стини, так внезапно потерять жизнь…
- Ваш отец, король Яков, был противником табака и даже написал трактат о его вреде, - тоном ментора сказал Атос, не желая продолжать тему герцога; у него были свои, достаточно болезненные воспоминания, связанные с Фельтоном и тем, что подвигло его на убийство всемогущего англичанина.
- Да, конечно, мой отец был мудрый человек и великий король. А я – всего лишь его жалкая копия, - с горечью заметил король, и продолжил, не замечая смущения спутника, которому откровенность королевской особы совсем не пришлась по душе. Но Карлу было уже трудно остановиться: то ли преследовавшие его неудачи стали тому причиной, то ли предстоящее сражение, в успехе которого для себя он не был уверен, а, возможно, и долгое душевное одиночество и необходимость держать себя в руках денно и нощно сказались на выдержке короля, но он увидел в графе де Ла Фер человека, которому можно излить душу.
- Вы ведь бывали в Англии не раз, граф, - король испытующе заглянул Атосу в глаза. – Возможно, вам приходилось встречать моего отца, а может быть и моего старшего брата, Генри?
- Я действительно был представлен ко двору, милорд, и именно волею судьбы, как раз в тот день, когда в Уайтхолле праздновали помолвку леди Стюарт с курфюстом Фридрихом V, и это были дни великой радости и великой печали: двор праздновал предстоящий брак вашей сестры и, одновременно, поминал вашего брата, которого настигла смерть во цвете лет.
- И который, в отличие от меня, обладал всеми чертами и добродетелями прекрасного правителя. А трон достался мне, граф, мне, о котором никто не думал, как о будущем короле. Я был совсем не готов к той роли, которую вручила мне судьба. У вас есть дети, граф? – мысль короля совершила новый зигзаг, заставив вздрогнуть Атоса.
- Только воспитанник, милорд.
- Взрослый?
- Как для воина, мой Рауль очень молод: ему едва минуло пятнадцать.
- Он в армии?
- Да, адъютант принца Конде.
- Он вам пишет?
- С тех пор, как я в Англии, я не получал от него вестей. Надеюсь, что с ним все в порядке, - графу очень не хотелось продолжать разговор о своем воспитаннике, и король, видимо, это уловил по лаконичности ответов своего собеседника, поэтому перешел на свою семью.
- Моя жена прислала вас и шевалье д’Эрбле, чтобы я не чувствовал своего одиночества, граф.
- Не только в этом наша миссия, ваше величество. Нам приказано охранять вас днем и ночью, и я готов согласиться со страхами ее величества королевы Генриетты: милорд, вы недооцениваете ваших врагов, - Атос резко выпрямился в седле, во взгляде его читалось напряжение, но король весь ушел в себя и словно не замечал ни дороги, ни окружавших их пустошей.
- Граф, вы не похожи на человека, подверженного необоснованным страхам: вы не верите моим шотландцам? – Карл озвучил мысль, видимо не покидавшую и его.
- Не верю! И, боюсь, события очень скоро подтвердят мои предположения. Но пока у меня нет прямых доказательств, я просто прошу ваше величество: не давайте вашим врагам повод пренебрегать вашими силами. Я прошу вас не только ради вашей же безопасности, я прошу вас ради вашей семьи, ради вашей страны.
- Моя семья, моя страна... – повторил Карл в каком-то лихорадочном забытьи. – Мои шотландцы… - разве могу я не верить тем, кто присягал мне на верность?
- И все же вашему величеству следует опасаться Левена, - настойчиво повторил граф.
- Вы что-то знаете? – Карл остановил коня и пытливо заглянул в глаза Атосу. – Если вам что-то известно, скажите прямо.
- У меня есть пока только предчувствия, ваше величество, но я надеюсь, что сегодня вечером мы с господином д’Эрбле сумеем раздобыть и факты.
- Каким образом?
- У графа Левена должно быть совещание предводителей всех кланов.
- Мне об этом ничего не известно! – поразился король.
- Вот как! Значит, там действительно что-то затевается. Надо будет непременно выяснить, о чем там пойдет речь.
- Каким образом вы собираетесь это сделать? – поразился король.
- У нас есть шанс, - улыбнулся Атос, – и мы вам тотчас сообщим все, что сумеем узнать, милорд. Только молю вас, ваше величество: будьте осторожны!
Атос сопроводил короля до самого королевского шатра, и только там Карл отпустил его. Француз вернулся к себе, к палатке, которую они занимали вместе с Арамисом и слугами, весь во власти мыслей, которые навеял на него разговор с Карлом. Следовало бы отдохнуть хоть немного перед боем, который ожидался к утру, но глухое беспокойство, которое испытывал бывший мушкетер, не давало ему ни минуты покоя. Кроме всего, Атос сомневался в готовности короля бежать, в случае чего, с поля боя. Сам он никогда бы себе не позволил такое, и понимал, что и король, рыцарь и дворянин, никогда не изменит принципам чести, а, между тем, это может оказаться единственной возможностью спасти короля.
Арамис был на месте, он как раз устроился на отдых, придвинувшись поближе к жаровне и закутавшись в плащ.
- Замерзли? – граф подошел поближе к теплу, и снял перчатки, грея над угольями руки.
- Промерз, точнее говоря. Вы только вернулись с его величеством?
- Да, осмотрели аббатство. Если бы король хотел знать мое мнение – оно абсолютно бесполезно для сражения.
- А Карл I так не считает?
- Не считает: он возлагает на него надежды.
- Атос, что с вами? Вы чем-то раздражены? – Арамис, откинув голову, пристально посмотрел на своего старого товарища.
- Устал. К тому же меня тревожит явное бездействие короля: сейчас надо бы не осматривать старое аббатство, а разобраться со своим войском, но король всецело полагается на своих шотландцев.
- У них в полночь совещание. Неплохо бы послушать, о чем они собрались говорить.
- У меня тоже была такая мысль, но нас никто туда не пустит.
- Зато снаружи нам никто не помешает послушать. У меня тонкий слух, Атос, мне не обязательно находиться в самой палатке, достаточно прилечь где-то поблизости. А вы попытайтесь узнать, каково настроение в войсках: мне самому это вряд ли удастся, я не владею английским в совершенстве, как вы, и вряд ли пойму их пертское наречие.
- Я расспрошу тех, кого удастся разговорить. Арамис. Будьте осторожны, если вас застанут рядом с палаткой, вас, в лучшем случае, арестуют.
- На каком основании, Атос? Я просто уснул рядом, - усмехнулся Арамис. – Впрочем, вам известно, что я человек, который никогда не рискует без оснований.
Атос ничего не ответил, только насмешливо взглянул на аббата: уж кто-кто, а Арамис в последнее время испытывал непреодолимую тягу к риску понапрасну. То ли господин д’Эрбле разочаровался в очередной раз в женской верности, то ли в природе человеческой не находил того, что примиряло бы его с Богом, но на рожон он лез с завидным постоянством. Да и само его согласие последовать за Атосом в сомнительную авантюру по спасению короля говорило не только о чувстве дружбы, но и о тяге к приключениям, которая была неистребима в душе аббата, ставшего вновь мушкетером. И Атос остро пожалел, что их сейчас всего двое. Вчетвером они бы были непобедимы.
Как не странно, но Арамис каким-то шестым чувством угадал мысли друга, и поднявшись со стула, встал рядом с графом, положив ему руку на плечо.
- Думаете о наших братьях, Атос?
-- Да, - лаконично ответил Атос, нисколько, казалось, не удивившийся словам Арамиса. – Нам их очень не хватает, друг мой, и вы сами это чувствуете. Я уверен, что и они думают о нас. - Но вас беспокоит еще что-то, граф?
- Рауль, от него слишком долго нет вестей, - смущенно признался Атос, который старался не высказывать своих отцовских чувств перед насмешником Арамисом. – Но личное сейчас отступило на второй план, Арамис: основное, это король и его жизнь. Если он попадет в лапы Кромвеля, тот не остановится и перед тем, чтобы заточить его величество в какую-нибудь крепость, из которой организовать побег будет слишком сложно.
Арамис промолчал, ему не хотелось выдавать свои сомнения: в глубине души он был уверен, что живым королю от протектора не уйти, но озвучивать свои страхи Атосу, который и так был в отчаянии от бездействия и мягкотелости короля, было бы жестоко.
- Вы знаете, что король сдал Ньюкастль и Оксфорд Кромвелю? – помолчав, спросил он.
- Что? – Атос замер. – Сдал без боя? «Он сошел с ума!» - граф не произнес этих слов, но аббат прочел их в его остановившимся взгляде.
- Да, пока король вас водил осматривать аббатство, Кромвель занял их без единого выстрела. Если шотландцы не поддержат короля, Кромвель возьмет его голыми руками.
- Мы должны помешать этому, Арамис!
- Мы здесь именно для этого, граф! – Арамис встал и поплотнее завернулся в плащ. Надо пойти разведать обстановку. И заодно найти лорда Винтера: пусть лишний раз проверит свой полк. Эх, черт возьми, - он с досадой нахлобучил шляпу, - какие тут все доверчивые! Но на доверии не всякое сражение выиграешь. – И махнув рукой на прощание, аббат поспешно покинул палатку.
- Гримо, Блезуа, подумайте об обеде, - Атос кивнул слугам. – И держите лошадей наготове. Да, вот еще, - он знаком показал Гримо, что пора сворачивать все их немудренное походное хозяйство. Молчаливый слуга, хоть и не знал английского, тем не менее в обстановке в лагере уже отлично ориентировался и о предстоящем сражении догадался. Он поклонился хозяину в знак того, что распоряжение понял, и сделал знак Блезуа, который в этом походе числился в слугах у Арамиса, заняться вещами аббата.
Атос, уже на выходе, обернулся к слугам: «На случай, если обстоятельства разлучат нас, ищите господина д’Эрбле и меня в Лондоне!»
******
Если бы Арамис услышал эти слова, он бы призадумался: Атос предполагает, что события могут повернуться самым неблагоприятным образом, и им с королем придется вернуться в столицу отнюдь не триумфаторами: что последует за таким возвращением для короля говорить было рано, и заключение в Тауэр могло оказаться не самым страшным вариантом. Но Атос полагал, что, как бы человек не отчаялся, опускать руки он не имел права. Король не одинок, у него есть минимум три человека, которые, не задумываясь, отдадут за него жизнь, но сумеют вытащить его из любой ловушки. Если что и смертельно в их положении, так это бездействие, и он обязан сделать все, чтобы заставить Карла сбросить с себя апатию и покорность судьбе.
(Далее следует текст оригинала. «20 лет спустя» ч.2 гл. XI «Шотландец клятву преступил, за грош он короля сгубил»
Полночь. Воины, в которых по их голым ногам, коротким юбкам, пестрым пледам и перу на шапочках легко признать шотландских горцев, скучают, стоя на часах. Луна, пробиваясь сквозь густые тучи, всякий раз озаряет мушкеты часовых; и, залитые ее светом, отчетливей выступают стены, крыши и колокольни города, который Карл I только что сдал парламентским войскам, так же как Оксфорд и Ньюарк, еще державшие его сторону в надежде на примирение.
В одном конце лагеря, возле огромной палатки, битком набитой шотландскими офицерами, собравшимися на военный совет под предводительством старого графа Левена, их командира, положив правую руку на шпагу, спит на траве человек, одетый в платье для верховой езды.
В пятидесяти шагах от него другой человек, так же одетый, разговаривает с часовым -шотландцем. Хотя он и иностранец, он, видимо, настолько привык к английскому языку, что понимает ответы своего собеседника, говорящего на пертском наречии.
Когда в Ньюкастле пробило час пополуночи, спавший пробудился; потянувшись, как это делает человек, открывающий глаза после глубокого сна, он внимательно осмотрелся кругом и, увидев, что он один, встал, подошел к тому, что беседовал с часовым, и затем пошел дальше. Другой, надо думать, окончил свои расспросы, потому что через минуту простился с часовым и непринужденно направился туда же, куда и первый.
Тот ждал его в тени палатки, стоявшей на дороге.
- Ну что, мой друг? – сказал он на чистейшем французском языке, на котором когда-либо говаривали между Руаном и Туром.
- А то, мой друг, что нельзя терять ни минуты; надо предупредить короля.
- Что случилось?
- Долго рассказывать. К тому же сейчас вы сами все услышите. Затем, малейшее слово, произнесенное здесь, может все погубить. Пойдем разыщем лорда Винтера.
И оба направились в противоположный конец лагеря...
Отредактировано Стелла (09.04.2021 14:11)
