ПТЕНЕЦ

Назвать стрелу беззвучной может только совсем глухой. Или напрочь глупый горожанин, не умеющий отличить шаги зверя в траве от шелеста вспорхнувшей птицы. Стрела же производит массу характерных звуков, так что попасться на случайный выстрел попросту невозможно. Вначале слышится тупой щелчок и гудение спущенной тетивы. Вслед за ним свист оперения. И его тоже можно распознать, особенно если не хочешь услышать, как она вонзается. Одно дело, если в дерево: короткий глухой удар и звук дрожащего древка. И совсем другое: слышать, как она вонзается в тело – с влажным хрустом. Ну, и совсем неприятно, если это тело – твоё.
Парень был совсем глухой. Или напрочь глупый – на выбор. Бэр услыхал бы этот самострел за миг до выстрела. А уж разглядел бы его и за лигу. С завязанными глазами. Во сне. И даже с глубокого похмелья. Наивны те, кто считает, что такая штука может остановить леопарда.
В том, что самострел был снаряжен на леопарда, можно не сомневаться. Потому что стрела попала мальчишке в бедро. Его счастье, что он голенастый, как несуразная заморская птица. Не то, так получил бы в кишки полный вершок доброго серебра. Повезло, что называется. И в том повезло, что безвестный охотник не зарядил самострел срезнем, отворяющим такой поток крови, который уносит жизнь за несколько ударов сердца. А так, жить будет. Если, конечно, не помрёт от голода в лесу. Потому как двигаться самостоятельно с наконечником стрелы в бедре, он точно не сможет. Помогать ему Бэр не собирался. Мальчишке было лет пятнадцать: самый тот возраст, когда пора бы соображать, чем заканчиваются самостоятельные вылазки из родительского дома в дни войны.
Сам Бэр в его возрасте, помнится, прошёл в этих местах без потерь. Хотя бежать ему пришлось внезапно, на сборы времени не было. Поэтому до становищ керов он добрался изрядно отощавшим. Чтобы не сказать, на последнем издыхании. Этого мальчишку собирали в путь обстоятельно. О том говорил кругленький, аккуратный мешок, отброшенный в кусты. В данный момент парень пытался до него дотянуться. Зачем, интересно? Ах, вот оно что! Кривясь от боли, раненый распустил завязки мешка и вынул из него рубашку мягкого полотна. Кинжалом разрезал её на полосы, а потом довольно умело стал накладывать жгут-закрутку повыше раны.
Бэр заинтересовался. Нет, на дурачка парень не походил. И на слабака тоже. Бэр знал, какая сила нужна для того, чтобы проталкивать стрелу сквозь живое тело. Да ещё и сквозь собственное. Парнишка враз посерел и с лица спал.
Вот на бледной коже с тыльной стороны бедра наметился бугорок. Мальчик скрипнул зубами в последнем усилии, зазубренный наконечник показался в прорехе разрезанных штанов. Тонкие окровавленные пальцы обхватили остриё. Бэр одобрительно кивнул, услыхав хруст обломившегося древка. Нет, мальчишка всё сделал правильно. Даже воин-кер в его возрасте не управился бы лучше. Этого парня дух Леопарда отметил бы без дополнительных испытаний. Выдержка у него что надо.
Тем временем, мальчик рывком выдернул древко из раны и повалился навзничь. Бэр даже как-то не ожидал, что он так внезапно потеряет сознание. А впрочем, он ждёт от парня слишком многого. Тот и так проявил выдержки больше, чем полагалось бы вельможному заморышу.
В том, что перед ним «заморыш», Бэр как-то не сомневался. Достаточно взглянуть на бледную кожу и чёрные кудри. Жители материка всегда считали такой контраст безобразным. Ласковое солнце Долины подарило им смуглую кожу, волосы мягкие и светлые, как ковыль. Интересно, какие глаза будут у «заморыша», когда он очнётся? С тех пор, как ниэрская знать стала брать себе в жёны заморских невест, дети часто рождались такими: бледными, черноволосыми. И зеленоглазыми – здесь кровь отцов брала своё. Заморяне отличались совсем уже отвратительным водянистым цветом глаз.
Впрочем, ни одного живого заморянина Бэр ещё не видел. Он вообще мало что видел, кроме леса. Хотя по обычаям керов давно вошёл в возраст зрелого мужчины. Будь он простым родовичем, уже растил бы детей. Но Бэра посвятили в воины. Не должны были посвятить, не могли, но с Бэром всё не как с другими.
Нет, не мог он просто пройти мимо. Хотя помогать чужаку не в обычаях воинов-керов. Одна из первых заповедей гласит: «Леопард охотится в одиночку». Поэтому ниэрские вельможные бездельники предпочитали нанимать «леопардов» для выяснения дел, не терпящих огласки. Прежде предпочитали. Вот уже четырнадцать лет между Долиной и Лесом пролегла непроницаемая стена вражды, разделившая соседей.
Заповеди леопардов не дозволяли многое из того, на что решился Бэр. Ходить организованной войной на Ниэр, например. Мстить за обиду наследного принца Ралена. Но Бэр не мог отказать себе в удовольствии.
Должен ли он прервать свой путь из-за мальчишки, нарвавшегося на стрелу по собственной глупости? Бэр подумал и решил, что большого вреда от этого не будет. Побратим Дангол не двинется прежде, чем получит условленный знак. А задержка предвидится пустяковая: всего лишь привести в чувство это упрямое дитя и отправить его в родной дом. Или на ближайшую ферму. О том, что будет с долговязым подростком через пару дней, когда умрёт король, и в атаку ринется сотня безжалостных воинов-керов, Бэр предпочитал не вспоминать. К жителям Ниэра он привык относиться с безразличным презрением. Как к добыче. Другая заповедь лесовиков гласит: «Друг моего врага – мой враг». Со всеми последствиями. Границы Леса скоро обезлюдеют надолго.
Промедли он на миг, возможно и передумал бы. Но Бэр уже вышел на поляну, когда парень очнулся. Замычал ломающимся голосом и принялся обматывать рану куском рубашки. Воина он не видел. Может, и хорошо, что не видел. Облитое пятнистой шкурой мускулистое тело плавно перетекало в неверных бликах полуденного солнца, сочащихся сквозь листву. А потом внезапно распрямилось в полный рост взрослого мужчины. На оборот требовался один удар сердца.
Бэр подошёл к парнишке сзади и положил смуглые ладони поверх перепачканных кровью узких рук «заморыша»:
- Давай я!
Раненый дёрнулся, как подстреленная птица, поднимая голову. На Бэра глянули глаза чистой небесной лазури. Не должно у человека быть таких глаз. У керов их точно не бывает. Воин с усмешкой опустил взгляд к ране.
- Келе, оро… - срывающимся голосом выдохнул «заморыш» лесное приветствие. Правильно, между прочим, сказал.
Мальчишка настойчиво искал его взгляда. Бэр понял, о чём он думает. Вон, как враз успокоился. Свои глаза – блестящие, жёлтые, - керы получили от самого Леопарда. У мамы были такие глаза. Бэру в насмешку, достались карие – отцовские. Значит, этот щенок подумал, что перед ним обычный житель Леса. Бояться, стало быть, нечего. В том, что парень боится, Бэр не сомневался. Время такое пришло, чтобы жителям Ниэра бояться лесовиков.
Впрочем, этот «заморыш» в обхождении сведущ. Надо же, как ни ошалел от боли, а нежданного помощника оценил и распознал в считанные мгновения. И обратился соответственно: как к неженатому молодому мужчине, но с известной долей почтения младшего к старшему. Такие нюансы в обхождении керов в Долине, должно быть, уже накрепко забыли. А этот молокосос, чужак к тому же – знает!
- Дай помогу, - повторил Бэр и занялся повязкой.
На мальчишку он старался не смотреть. Посмотришь слишком пристально – проявление интереса. Стало быть, придётся к нему обращаться. А как обращаться к найдёнышу, воин ещё не решил. Да и не собирается он с ним разговаривать. Поставит на ноги, толкнёт в зад по направлению к безопасной Опушке – и прощай, желторотик! До скорого и страшного свидания. И будем надеяться, что не мне, а другому ты попадёшься на зуб.
Перевязка много времени не отняла. Юнец сам вовремя об этом позаботился, наложив жгут прежде, чем начал вытаскивать стрелу. Так что крови выступило совсем немного.
- Благодарю тебя, оро! Доброй охоты тебе в лесах Кетваля! – уже более твёрдым голосом произнёс «заморыш», в упор глянув на спасителя большими голубыми глазами.
Бэр упрямо отвёл взгляд, чуть прижмурившись. Пусть думает, что лесовику понравилась его вежливость. Интересно, кто его научил? И что он делает на Опушке в такое лихое время? Чистопородный потомок мореходов – в запретном Лесу.
Тем временем спасённый принялся деловито рыться в своём мешке. Откопал кожаный чехольчик, достал оттуда клубок ниток и добрую костяную иглу. И принялся деловито штопать разорванные штаны тёмно-синего бархата. Бэр только изумлённо поднял бровь. Сам он ещё помнил, как болит первая рана. И то, что парень виду не подавал, как ему плохо, вызывало изумление.
- В Лесу не принято ходить в драных штанах, правда? – внезапно спросил «заморыш», искоса с хитринкой уставившись на воина. – А вот почему?
- Этого тебе не объяснили? – усмехнулся Бэр.
- Не объяснили, - послушно кивнул пацан. – Это воинское правило, да?
Правило у воинов было. Прореха на одежде – всё равно, что драная шкура. Зверь в драной шкуре – слабак, уступивший сопернику. Поэтому прорехи допускались только в том случае, если были получены в бою и пропитаны кровью. К мальчишке это относилось в полной мере, но свои штаны он штопал старательно. Бэр ещё раз усмехнулся про себя. Потому что у простых родовичей относительно рваной одежды свои понятия, о которых чужаку знать было не обязательно. Вынужденная бедность последних лет заставила лесной народ беречь своё достояние так, что возвела аккуратность в ранг обычая. Мальчишка добросовестно следовал лесным законам, да и иголка у него была костяная. Куда это он собрался? В самом деле, в Лес?
- Кто тебя учил лесному закону?
Парнишка деловито завязал узелок, разгладил шов и ловко перехватил нитку наконечником стрелы, добытой из собственного тела. А потом сказал и вовсе несуразное:
- Моя нянюшка – кериле…

Керы были исконными жителями Долины. Всякое другое племя люто ополчилось бы на любых чужаков, явившихся в их земли. Не бывало ещё, чтобы люди отдавали своё без боя. Но Долина уже много веков не была для керов своей, и какая им разница, кто там режет друг друга под ярким степным солнцем!
Поэтому земледельцы, появившиеся в Долине при прадеде нынешнего короля, поначалу лесовиков не заинтересовали. Оказалось, впрочем, что пришельцы поселились надолго. Короли обуздали банды разбойников, бродившие вдоль реки Ниэры, а потом в устье, как на дрожжах начал расти город, в который зачастили купцы со всех сторон.
Тогда старейшины Кетваля порешили, что от такого соседства не будет зла лесному племени, и даже вышли торговать. Поначалу варваров из лесной крепи встретили в Долине с презрением, но охотники несли с собой меха такой великой ценности, что сделали бы честь мантиям всех королей – здешних и заморских. А в обмен просили только олово да медь. Ну, как не посмеяться над замшелыми лесными пеньками, не знающими цены своему товару? И предприимчивые жители Долины сами двинулись на промысел в Лес.
Впрочем, не тут-то было. Никто из лихих парней, снаряжённых добрым оружием, назад не пришёл. А было тех парней не один, не пара. И лесовики на этот счёт отвечали коротко: «Не было, мол, не знаем. Должно, Лес не пустил!»
Родичи убитых судили иначе. Знать, лесные охотники расправились в глуши с незваными соперниками в торговых делах. И собралась идти в лес целая армия селян да горожан – вершить праведную месть. Да только и тут не вышло проку. Дальше Опушки мстители и не вошли, а уж рассказывали выжившие о Лесе такое, что ненависть к лесному племени возросла многократно.
Сами керы происшедшему не придали значения. Бывало уже такое на веку не раз и не два, что иные жители благодатной Долины вторгались в запретные пределы с оружием и пропадали там. Что же теперь, не торговать? Случилось тогда приехать в Ниэр пятерым охотникам из Кетваля. Знатные были охотники, много мехов упромыслили, и меха – одно загляденье. И запало в голову одному торговцу обмануть лесовиков, отнять товар задаром. Кликнул он стражу – хватай, мол, убийц! Стражей набежало десятка два. Как же, потеха – поймать пяток безоружных керов и расквитаться за всё былое. А ведь у многих и родичи сгинули в том дурном походе.
Хотели потешиться – и не вышло. Керы, в кругу мечей да пик оказавшись, враз  «обернулись». И пролила та  пятёрка леопардов крови немерено, потому как не брали их  ни мечи, ни стрелы. Никакое железо не брало.
И быть бы большой войне между Ниэром и Лесом, когда б не один из керских вождей, что вошёл в город не в сопровождении воинов-леопардов, а с дочерью своей Нави. С мирным посольством пришёл старый вождь. И король Ниэра принял его. Что рассказал лесовик владыке земледельцев, о том только они ведают. А только вышел закон, чтобы ниэрцам в Лес не ходить и керам обид не чинить. Потому как охотники не виноваты, а не пускает гостей в чащу сама лесная сила, ибо не терпит Лес ни насилия над собой, ни железа в своих пределах. И потому медь да бронзу керам продавать беспрепятственно, за то ниэрцам в цене на меха послабление будет.
А прекрасная Нави с того дня света белого не взвидела, заглядевшись на королевского сына Рогена. И в положенный срок пришло из Кетваля посольство в Ниэр с предложением мира и родства.
Старый король крепок телом был, жил долго. Сын его с женой-кериле уже внука ему растили – наследного принца Ралена. А потом король вдруг враз похудел, да и зачах в одно лето. И королём стал Роген. А королевой…
Перед самой коронацией заплыли в Ниэрский порт гости из Заморья.  Синеглазые мореходы и прежде заходили торговать, но особой выгоды в ниэрских товарах для себя не видели. Говорят, будто в Заморье и живут богаче, и знают больше, ибо в морских скитаниях заморяне перенимали всякие полезные вещи, которые употребляли для процветания своей державы.
Однако же и в этих местах приглянулась им одна диковина. Добывали в рудниках верхнего течения Ниэры странную породу, из которой одни только заморяне могли выплавлять дивный металл: не железо, хоть по остроте не уступал, а уж лёгкий да прочный – не с чем и сравнить. Заморяне могли бы и сами в верховья прорваться: Ниэра там судоходна, да и воины у мореходов отменные. А только не жаловали они сражений и предпочли договориться миром.
Короля Рогена условия устроили. С одной поправкой. Не хотел он, чтобы премудрые мореходы его вокруг пальца обвели, и затребовал себе в жёны пятнадцатилетнюю Чиэль, дочь заморского короля. Хоть сам был давно на лесной царевне женат, и сыну его было столько же, сколько юной синеглазой невесте. Свой брак с «варваркой» Роген объявил недействительным. И в знак того отдал Нави в рабыни прекрасной чернокудрой Чиэли. Которая в положенный срок принесла ему «законного» наследника – чистопородного «заморыша» Майлена. А старший – сын кериле Рален – сбежал из дому и сгинул в лесах.
Вот с того дня и прервалась связь ниэрцев с керами, а взамен неё родилась такая ненависть, которую утолить можно только кровью. Поэтому не было в ниэрских семьях ни жён, ни служанок из племени керов. Не было и быть не могло. Однако же…
Размышления Бэра прервал голос чужого мальчишки:
- Нянюшка называет меня Така.
И снова он заставил воина глянуть себе в глаза. Потому что назвать имя для кера – знак высочайшего доверия. И воспитанный кериле парнишка не знать этого не мог. Он настоятельно требовал признания. Причём делал это умело и в рамках, принятых у лесного племени. Така – «птенец». А что, похоже!
- Который тебе год, Така-жэн? – спросил Бэр, усмехаясь.
- Прошло пятнадцать лет с тех пор, как моя мать понесла, - ответил мальчик, в который раз удивив воина.
Во-первых, он снова выказал глубокое знание лесных обычаев. Керы считали годы человека с момента его зарождения в утробе матери. Потому как многие свойства настоящего лесовика закладывались уже тогда. Другое рождение кера происходило в отрочестве, когда дух Леопарда указывал ему предназначение. Тогда ребёнку нарекали имя, начертанное Лесным Владыкой, и он становился тем, кем сотворила его воля лесов ещё во чреве матери.
А во-вторых, парень родился как раз в тот год, когда навек оборвалась дружба лесного племени с жителями Долины по прихоти вероломного короля. Так что женщина из леса, воспитавшая его, была, вероятно, удержана силой.
Усы Бэра гневно встопорщились:
- Почему твоя нянька не ушла к своим?
И мальчишка ответил вовсе несуразное:
- Она любит моего отца. И меня тоже.
Да, не приходилось сомневаться, что черноволосый «птенец» был воспитан в любви. Вон, с каким доверием он обращается к первому встречному лесовику, не догадываясь, что тот может оказаться безжалостным воином-оборотнем. На такое доверие положено отвечать:
- Люди называют меня Бэром.
- Бэр – «Разящий насмерть»! У тебя грозное имя, - нахмурился мальчишка. А потом внезапно улыбнулся. – А сам ты вовсе не страшный. Даже когда пыхтишь в усы! – и уже совсем не к месту рассмеялся.

Бэр знал о своём проклятии. И все вокруг об этом знали. Когда пришла пора Испытания Мужчин, вожди долго сомневались, допускать ли к нему юного беглеца из Долины. Больно уж неподходящие глаза были у него. Не мог Дух Леопарда отметить парня, у которого глаза… собачьи. Большие, тёмно-карие, с круглым зрачком, да такие, что никакую мысль не спрячут. А мыслей в голове приёмыша бродило много, и были те мысли ох, какими тревожными. Добро бы, злобой и местью горел его взгляд. Из озлобленного юнца вырастает порой достойный воин, хоть и редко. А вот из такого, которого обида до молчаливого изумления довела – едва ли. Не отпустят его мысли, не дадут свободы телу.
Впрочем, воинскому делу ему учиться не мешали. Присматривались молча, как отрабатывает он со сверстниками прыжки, перекаты и захваты, качали головами и сомневались. Не давалась приёмышу воинская наука – хоть плачь.
Он и плакал. Уходил в чащобу, забирался на деревья, зарывался лицом во мхи – и скулил, как щенок. Ребенком не плакал, смелым и сильным себя почитал. Получивши первую незаслуженную обиду, не хотел слабости выказать. И когда в лесу с голоду один помирал – рыдать не собирался. А от собственной слабости и бессилия ревел навзрыд. Только так, чтобы люди не видали.
Девчонки его не то, чтобы сторонились. Была и такая, которой по нраву пришёлся тихий паренек. Когда срок Посвящения подошёл, родители её уж загадывали, как выстроят молодым дом, чтобы тепло да уютно было малых растить. Не беда, что парень убогий, зато мужем хорошим будет. А крепкие руки – они и в работе нужны.
Да только не сбылось: ни дом с детишками, ни жена - красавица желтоглазая.
Прежде Испытания для мужчин Лесной Владыка сам готовил, а какие – о том и жрецы не знали. Рассказывали, что случалось и Лесу на деревню наступать, и земле содрогаться. И огонь с небес падал, чтобы отметить рождение великого воина. С тех пор много воды в реке утекло. Воля Владыки всё реже сказываться стала. И пришлось старым да опытным воинам самим молодых отмечать, проверять их крепость да выносливость. И жестокими были те испытания, не всякому по силам, но кто сдюжит, получал и волю, и право, и мощь.
Новичка-неумеху, понятное дело, к такому допустить не могли. Он из упрямства, может, и пытку вынес бы, только для чего зря парня мучить. Не дастся ему оборот. По всему видать. Вот уже и Праздник Посвящения на носу, а его в Мужской дом не зовут. Тогда-то сам Леопард волю и явил…
Дангол ещё мальчишкой был, в пору Испытания не вошёл, но сорванец и упрямец, каких поискать. Вот, кого Предок с радостью отметит, когда выйдет срок! Все это знали, и многое удальцу сходило с рук, за что у другого шкуру с зада в пять слоёв спустили бы. Но учителя того не знали, что десятилетний сорвиголова затеял поиграть с туром – лесным быком, да ещё и друзей на эту забаву подбил.
Лесной бык – зверь опасный. Хитёр, ловок. Не всякий матёрый леопард от его рогов да копыт увернётся. Дангол бы не увернулся. Тем более  что до Посвящения мужчина-кер даром оборота не владеет. На счастье его случилось мимо той поляны молодому пришельцу идти, которого никак посвящать не хотели.
Керы длину мерят «расстоянием прыжка». Это расстояние Бэр преодолел в один удар сердца. И на спину быку рухнул уже могучим пятнистым зверем. И вцепился в мощную холку. Только этого мало, чтобы тура остановить. Он и смертельно раненый врага достанет, на рога подденет. Покуда не затуманит ему глаза смертная пелена, всё будет вперёд рваться.
Парень это знал. И пока бык мальчишек видел, не было для них спасения. Потому и пришлось молодому чужаку горло зверя выпустить, чтобы полоснуть по глазам. Завертелся лесной гигант на месте, замотал головой так, что отлетел новорожденный леопард замертво в кусты. Поддел его рогом бык. А только после и сам рухнул, как подкошенный. Тот первый удар смертельным оказался.
С тех пор и нарекли Бэра грозным именем. А через три лета состоялось их со спасенным Данголом побратимство. И сказали старики, что для великого дела рождён воин с карими собачьими глазами. Сегодня Бэр знал, для какого именно…

Мальчик, который так и не собирался его бояться, снова аккуратно уложил свой заплечный мешок и сделал попытку подняться. Всё же выдержке его был предел: простреленная нога подвела, и он плюхнулся на тощий зад, беспомощно глядя на взрослого воина:
- Ты поможешь мне, Бэр? Мне без тебя не справиться.
Бэр только хмыкнул в усы, надеясь, что усмешка вышла если не грозной, то презрительной. Что этот птенец о себе думает?
- Вон лежит палка. Взять её ты можешь самостоятельно.
- Я не об этом. Ты поможешь мне добраться к своим?
- Ты сам доберёшься. Опушка недалеко.
Нечаянная встреча и без того воина задержала. Дангол должен уже волноваться. Солнце стояло в зените. К месту встречи Бэр мог добраться не раньше заката. А дело, назначенное на сегодняшнюю ночь, откладывать никак не стоило. Бэр надеялся покинуть мальчишку, отойти в ближайшие кусты, обернуться и бегом спешить к друзьям.
Но мальчик по прозвищу Така был настойчив:
- Ты не понял. Мне надо к твоим. И это срочно. А я могу заблудиться в лесу. К тому же я ранен, и это тоже меня задержит. А мне никак нельзя сгинуть здесь, понимаешь?
По тому, как убеждённо он говорил,  Бэр вдруг подумал: а не направляется ли парень к керам с намерением, сходным с тем, что вело в Долину его самого?
Это решение было бы вполне в духе юнца, решившего стать героем. Впрочем, что этот дурачок мог противопоставить керам? Свой игрушечный кинжал с золотой рукояткой? Как бы ни было смешно это оружие, с ним Лес справится сам. И не с таким справлялся.
Может, юный заморянин знает какой-то магический трюк, который поможет ему безоружному справиться с керскими вождями? Даже если это так, разве это спасёт великую армию, стоящую близ опушки? Ту армию, над которой король Роген поднял знамя с пронзённым леопардом.
Нет, не выйдет у него – слишком очевидная глупость. В бою леопарды сражаются в одиночку. Им не нужны вожди для победы.
В отличие от королевской армии, решимость которой растает, как дым, когда завтра утром стража войдёт в шатёр вождя и обнаружит там…
Сколько же Бэр этого ждал? Пятнадцать лет. Годы ярости и отчаянья, итогом которых должен стать стремительный прыжок и хруст шейных позвонков грузного пожилого воина с безжалостным взглядом карих глаз – ЕГО РОДНОГО ОТЦА. Его кровного врага. Человека, который предал любящую женщину, а теперь ведёт армию против людей, спасших и приютивших его сына. Нет, он должен умереть сегодня! До того, как Лес расправится с армией.
- Нет, - вслух повторил Бэр, качая головой. – Ты пойдёшь сам. Я очень спешу.
Така смотрел умоляюще:
- Ты не представляешь, насколько это важно! Завтра армия короля войдёт в запретный лес.
- И сгинет там, Така-жэн. Можешь в этом не сомневаться, - хмыкнул Бэр совершенно безжалостно. Он по-прежнему упрямо именовал найдёныша так, как обращались к чужим детям, ещё не вошедшим в возраст. Очень надоедливым и невоспитанным детям.
- Ты не понимаешь! – со слезами в голосе вскричал юнец. – ОНИ ВЕДЬ НЕ ЖЕЛЕЗО С СОБОЙ НЕСУТ! Посмотри на мой кинжал. Тебя не удивляет, что я зашёл так далеко?

Да, керы были единственными исконными жителями Долины. Когда-то их предки населяли тучные земли вдалеке от запретного Кетваля. И число их в сотни раз превышало население нынешних керских посёлков в самые благодатные годы. Тогда ещё жители ниэрской долины не имели жёлтых глаз. И было это так давно, что легенды о безбедном прошлом рассказывали уже прадеды прадедов. А жили керы долго.
Как часто бывает, всё изменила война. Нескончаемая орда скитальцев, кочующих в кожаных кибитках, обрушилась на Долину. Их гнал из родных мест голод. А голодные люди способны на всё. Жители ниэрской долины пытались дать им отпор, но пришельцев было много. Их вёл неустрашимый вождь, собравший оголодавших кочевников и спаявший их кровью своей и чужой. Тех, кто сопротивлялся, пришельцы не щадили. А выживших калечили так, чтобы сделать невозможной попытку мятежа и оставляли в вечном рабстве.
Стон прошёл по долине Ниэры. И когда пала армия и были разрушены торговые города, а сама столица оказалась в кольце беспощадных пришельцев, жители селений, расположенных поблизости от Кетваля, потянулись вглубь Запретного леса.
О том, что Лес наделён собственной волей, в Долине знали всегда. С дровосеком, пытавшимся срубить дерево на его опушке, неминуемо случалось несчастье. Под охотником, пришедшим в лес с луком или рогатиной, внезапно разверзалась земля, скрывавшая волчью яму, никем из живущих не вырытую. Звериная тропа могла завести скитальца в трясину, из которой не было возврата. А поляны, возделанные под пашню, давали тучные всходы, а потом в один день прорастали стремительными и невероятно острыми побегами, пронзавшими человека, ступившего на оскорблённую землю.
Война людей с Лесом продолжалась до тех пор, пока предки не поняли, что он борется не с человеком, а с железом. Его бескрайняя чаща, как исполинское живое существо, неведомо каким чутьём  улавливала вторжение металла, убивающего деревья, - и защищалась по-своему. Потому до Великого нашествия охотники уже много веков ходили в Лес только с силками, да и то дальше Опушки не совались.
А в лихую годину соседи Запретного леса увидели в нём единственную защиту от неминуемой гибели и рабства. Ценой же спасения стал отказ от привычного образа жизни.
Старинные легенды рассказывали о том, как обживались беглецы в лесных крепях. И как явились в Лес их преследователи с железным оружием. Тогда Кетваль выступил верным союзником, надёжно охранив беглецов. Пришельцы же погибли все до последнего: поглоченные болотом, сгоревшие заживо от попавшего на кожу сока ядовитых трав, раздавленные деревьями. Многое сохранила память керов о ярости Запретного леса.
Враги отступили на опушку и принялись ждать, когда беглецы сами выйдут из чащобы и запросят пощады. Ибо не было у людей средства прожить в лесной глуши без надёжной помощи металла. Но Лес сам дал керам оружие.
О первом воине-леопарде рассказывали так: молодой кер, отправившийся с друзьями на вылазку за съестным, попал в плен к кочевникам. Враги безжалостно пытали юношу, то ли добиваясь, чтобы он провёл их к керским укрытиям, то ли просто наслаждаясь его мучениями. И когда душа была готова покинуть тело воина, в это тело вошёл великий Леопард – и дал пленнику силу расправиться с врагами.
С тех пор эта сила осеняла далеко не каждого. Она давалась лишь мужчине, рождённому защищать своих сородичей и добывать им средства для жизни. Потому что леопарды охотились, не прибегая к металлу, и мало какой зверь мог противостоять их силе и ловкости. Вот и почитали у керов превыше всего мужчин, осенённых духом Леопарда: им принадлежала и власть, и почёт, им же доставались и все тяготы лесного быта. Люди мирные, до которых дух владыки Леса не снисходил, трудились на редких полянах, которые Кетваль дозволял возделывать при помощи давно забытой в Долине бронзы.
Быть может, искушение невиданной мощью и могло бы превратить воинов-леопардов в безжалостных убийц, тиранящих мирную округу. Но история судила иначе. Великое нашествие так разорило земли Долины, что они обезлюдели больше чем на век. А к тому времени, когда новые земледельцы рискнули поселиться вблизи Ниэры, керы уже накрепко обжились в Запретном Кетвале и носа наружу не казали. Законы воинов были просты и справедливы. Лес сам карал за алчность и скудоумие, а за предательство карали люди. Вот потому-то не стали леопарды охотиться на жителей Долины, когда поняли, что после оборота не берёт их железное оружие. И здесь Лес защитил своих приёмышей: от насилия, и от искушения прибегнуть к насилию.
И великой глупостью был затеянный королём Рогеном карательный поход. Когда бы не то, что сказал Така: ОНИ ВООРУЖЕНЫ НЕ ЖЕЛЕЗОМ.

- Я знаю, тебе не с чего мне доверять, - произнёс мальчик. – Но я прошу тебя, пожалуйста… - он снова глядел прямо в глаза собеседнику. Для леопарда такой взгляд уже равносилен вызову. Но парень, похоже, об этом забыл. – Я тебя очень прошу… ОБЕРНИСЬ, ПОЖАЛУЙСТА! Хоть на минутку. Я должен тебе что-то показать.
Ну, это уже ни в какие ворота не лезло! А юнец-то, оказывается, знал, с кем имеет дело. И не испугался? Совсем? О чём это он просит?
- Зачем? – коротко спросил Бэр, хмуря брови.
- Потому что для обычного человека это всё равно, - загадочно ответил Така. – Ты должен знать, что это означает для леопарда.
Бэр подумал, что риск есть. Стоит только вспомнить, что имеешь дело с заморянином. Ну, пусть всего лишь с «заморышем» - какая разница. Этот народ не обладал даром слышать природу и общаться с ней, но уж обуздывать её хитростью и силой заморяне умели. И не окажется ли так, что он станет совсем беззащитным перед неведомым оружием?
В руках мальчишки? Полно!
Он совершил оборот мгновенно, едва ли Така успел заметить. С обычными людьми так: отведёт взгляд на миг или сморгнёт, а уж перед ним вместо собеседника пятнистая кошка, бросок которой быстр и смертелен. На это у Бэра и расчет был в сегодняшнем деле.
«Заморыш» только рот раскрыл. Потом сглотнул и в кинжал свой игрушечный вцепился. Бэру это не понравилось. Хвост его заходил из стороны в сторону.
- Оро, не пугай меня, - вдруг попросил мальчишка. – Лучше протяни мне твою лапу. Я всего лишь уколю, обещаю! – и снова уставился своими круглыми глазами прямо в глаза леопарду.
Бэр усмехнулся про себя и плавно скользнул к нему. «Эта шпилька в твоих руках, птенец, не причинит мне вреда. Даже если она не железная»… и внезапно взвыл от неожиданной боли.
Така упал на спину, роняя кинжал.
- Видишь, я же говорил… - почти беззвучно сказал он, и лицо у него было белое.
Бэр принял человеческий облик и поднял с земли опасную ребячью игрушку. Эту вещицу стоило разглядеть. Нет, он ошибся, думая, что её отделали золотом. Слишком уж лёгким был кинжал. Белое острое лезвие сияло совсем незнакомым блеском. Ни у железа, ни у серебра такого не было. На рукоятке инкрустация: любимая заморянами голенастая птица с крючковатым клювом и сине-стальным оперением.
- И стрела такая же, - тихо произнёс Така, словно извиняясь. – Лес этот металл не знает. Из него не делают топоры.
Бэр машинально лизнул ранку на ладони. Да, он не видел ещё оружия, которое причинило бы ему вред. Но может это оттого, что он не такой, как другие?
- Я полукровка, - подумав, сказал воин. – На чистопородных керов эта дрянь может и не подействует.
- Действует, - упавшим голосом сказал Така.
- Откуда ты знаешь?
Первой мыслью Бэра было, что кто-то из разведчиков, ушедших два дня назад, мог попасть в руки ниэрцев. Тогда…
Мальчик тяжело вздохнул, решаясь:
- Однажды моя нянюшка обернулась. И отец ранил её. Вот этим самым кинжалом.
- Твоя нянюшка – ЧТО?..

Женщины не бывали воинами. Это нормально. Так и должно быть. Но именно поэтому женщины не владели оборотом. Им это было ни к чему.
Но бывало раз в поколение, что Леопард осенял своей волей женщину. И это всегда значило, что ей предначертана особая судьба. Чаще всего воительницами становились дочери вождей. Но даже среди них не было равной Нави.
Роген о её даре не знал. Все пятнадцать лет, что преданная и ласковая жена делила его ложе и заботы, растила их дитя – не знал. Он и не ведал, что эта невысокая светловолосая женщина на охотничьей тропе одним прыжком останавливала оленя, схватив его за горло. Нави никогда не перечила его воле, хотя с годами принц делался всё более своенравен и груб.
И лишь в тот день, когда сообщил он ей свою волю, не вынесло сердце влюблённой воительницы. И того не вынесло, что синеглазая соперница  глаз не подымала на того, от которого до сих пор пылало её сердце. Диковинная заморская пташка в дорогом оперении молча сидела рядом с женихом, с удовольствием разглядывавшим свадебные дары  щедрых заморян.
И Нави обернулась. Она и не ведала, кому предназначает свой удар: изменнику-мужу или холодной заморской принцессе. Роген услышал рык и успел отмахнуться изящной дамской безделушкой, оказавшейся в тот миг в его руках.
И дикая лесная царевна рухнула на пол, заливаясь кровью, враз утратив звериный облик. И только бессильно глядела на короля, стоявшего над ней с кинжалом в руке, с отвращением во взгляде.
- И то отродье, что ты мне подарила, тоже может так? – спросил он, кривя красивые губы. И попробовал ногтем лезвие.
Тогда-то  заморская пташка Чиэль вдруг подняла глаза и сказала властно:
- Ты обещал её мне, помнишь? Отдай обещанное и не приближайся к ней, пока я не позволю. Не то мой отец может рассердиться и расторгнуть договоры.
И король был вынужден подчиниться. Одного не ведал властолюбивый красавец: того, что ближайшими подругами станут королева и рабыня. И вместе будут растить новое дитя, наречённое Майленом – «Сыном любви».
Но Бэр, вынужденный бежать из дома в тот самый день, об этом тоже не знал…

«Так вот это кто? Проклятый соперник, проклятая кровь! Тот, из-за кого сегодня Роген шёл войной на керов. Чтобы устранить сына, которому принадлежало право первородства!»
Бэр сам не понял, что снова стоит над мальчишкой в облике зверя. И губы его кривит грозный оскал, а из горла рвётся утробное рычание. Сколько раз… сколько раз он мечтал добраться до этой цыплячьей шейки, чтобы свернуть её! Оторвать от тела по обычаям диких зверей и бросить на брачное ложе своего проклятого отца.
По какому праву? Почему этот заморыш, ничем не заслуживший ещё отцовской любви, был наречён при рождении «Любимым», тогда как его назвали только «Гордым»? Вернее было бы наречь его «горьким». Сколько страданий, сколько мук он претерпел из-за того, что на свете появился этот глупый птенец!
- Пожалуйста… Бэр-оро!… я тебя очень прошу…
Ещё бы! Теперь он будет молить о жизни белыми губами и таращиться этими мерзкими глазами невозможного цвета.
- Пожалуйста… после того, как меня убьешь… разыщи моего брата Ралена. Я знаю, он не погиб в Лесу. Разыщи и расскажи ему всё!..
Бэр всё-таки не сумел удержать удар тяжёлой лапы. Только спрятал когти. Мальчишку перекатило, как ватный ком, и грянуло о древесный ствол. А воин, между прочим, ударил вполсилы.
Потом он сидел, глядя на бездыханного наследника ниэрского престола, и размышлял о том, что же теперь делать. Когда парнишка зашевелился, Бэр отстегнул от его пояса флягу и полил принцу на лицо. Така заскулил чуть слышно. Потом пришёл в себя и перестал. Морщась, сел на отбитый зад и молча стал смотреть на воина. Потом снова спросил:
- Так ты поможешь мне, Бэр-оро?
То, как он обращался к нему, говорило, что парнишка не догадывается об их родстве. Пусть так. Бэр не собирался его просвещать. Он ещё сам не решил, что будет делать  с ним дальше. Называть его братом, по крайней мере, точно не будет.
Вместо ответа воин просто рассматривал кинжал.
- Почему вы, заморяне, так любите эту уродливую голенастую птицу, что готовы её изображать на всех своих изделиях? – внезапно спросил он.
Мальчик вздёрнул голову с надеждой.  Вежливость требовала отвечать, и он торопливо ответил:
- Это Змеелов. Он не слишком красив, и его нельзя приручить. Но он совершенно бесстрашен и очень быстр. На Южном материке, где мои предки жили прежде, слишком много змей. Поэтому Змеелова они избрали своим защитником. И ещё… он не терпит неволи, не подчиняется хозяину. Но если он выбрал себе друга, то останется верен ему до самой смерти. На родине моей матери говорят, что самых славных героев Змееловы, случалось, признавали друзьями. И бывало, что среди этих людей попадались короли нашего рода, - он помедлил, потом закончил. – Мама очень любит эту птицу. А я никогда её не видел.
- Это в честь неё Нави прозвала тебя птенцом? – спросил Бэр.
Мальчишка сморгнул, потом улыбнулся смущённо:
- Хотелось бы. Но это вряд ли. Я слабый уродился. Нянюшка говорит: слишком лёгкая кость. Ну, вот и…
Он ничего не знал, ничего не умел, глупый птенец. Но он и ничего не боялся. Что же с ним делать?
- Ты поможешь мне?
Бэр покачал головой:
- Единственное, что я могу сделать, это отвести тебя к отцу. Твоему отцу, понял?
Така испуганно помотал головой:
- Нельзя. Я должен найти брата. Пока отец не убил его.
Бэр усмехнулся в усы. Пока мальчишка лежал без сознания, он уже взвесил варианты. И решил, что опасная весть никак не отменяет его планы, напротив – делает их ещё более неотложными. Если завтра воины-леопарды могут оказаться беззащитными перед новым оружием, нужно нанести удар первыми. Потому что керов намного меньше.
Этого требовал их быт. Много ли народу может прокормить лесная чаща, даже если охотникам будет всегда сопутствовать удача? Десятка четыре, и то если охотится из них не менее дюжины, а угодья простираются на много дней пути. Леса Кетваля были необозримы. Но люди селились в них редкими группами, разумно поделив между собой чащи и водопои.
Старики сказывали, что когда-то в каждой деревне жили только родичи, и охотники разных родов враждовали между собой. Но это было очень давно. А когда беглецы явились из Долины, они уже ясно понимали, что для выживания потребуются согласие и закон. Потому старейшины керов каждый год собирались в урочном месте для решения насущных проблем. А законы лесовиков, принятые ими, не дозволяли, и очень строго, многие вещи: брать жену из своего рода и объединять общины иначе как для большого дела.
И ходить на соседей войной. Этим правилом Бэр пренебрег.
Общинами правили старики. Воин, как бы ни был он силён и удачлив на охотничьей тропе, не мог претендовать на власть до тех пор, пока старость и опыт не притупят его клыки. А дело молодых – слушать старших и подчиняться.
Так было.
Было и так, что губительный пожар уничтожал зверьё, или в засушливый год делянка не давала хлеба. Вот уже пятнадцать лет любое бедствие грозило общинам катастрофой. Потому что соседи ничем не могли помочь, а обращаться в Долину, где отныне жили заклятые враги, заповедал суровый закон: «Не верь, не бойся, не проси!» И потому детей, рождённых в голодный год, уносили далеко в лес. И долго ещё в те места не ступала ни нога, ни лапа, чтобы не потревожить покой невинных душ, принесённых в жертву общему спасению.
Так было. Но молодой воин по имени Бэр однажды явился на совет и взял слово. Он сказал, что глупо убивать своих детей, оберегая покой вероломных чужаков –  только потому, что так гласит древний обычай.
Тогда у него спросили, как он собирается спасти обречённых. И он ответил, что  воины-леопарды могут взять в Долине всё, что потребуется. И старики сказали, что он молод и глуп. Если охотники уйдут в Долину, кто станет кормить их семьи в Лесу? И велели воину по имени Бэр идти домой и набираться ума.
Но молодые вдруг вспомнили, что Бэр был внуком самого мудрого старейшины. И сам Леопард посвятил его для великих дел. И пошли за ним. И срок великому делу был  близок...

Така спорил. Бэр не стал слушать. Он кинул себе на плечо мешок принца, другой рукой подхватил его под локоть и потащил к Опушке. Это оказалось трудным делом. Несмотря на лёгкую кость, парень ступал тяжело. Впрочем, Бэр не был уверен, что  сумел бы идти легче на его месте - с дырой от стрелы в бедре, в синяках от удара, которым его попотчевал старший братец.
Нет, он не канючил. Он просто СМОТРЕЛ. Но смотрел так, что впору было взбеситься. Наконец, Бэр не выдержал.
- Мы пойдём к твоему отцу. И побеседуем с ним. Я и ты. Надеюсь его убедить.
И поскольку парнишка неожиданно так и засветился надеждой, Бэр не стал уточнять, как именно собирается убеждать короля Рогена. Потому что сам ещё не решил, предъявит ли ему в качестве аргумента изуродованное тело наследника, или просто свернёт папаше голову без лишних затей.
Така этого не понял бы. А точнее не поверил. Бэр не стал его спрашивать, заслужил ли король хоть чем-нибудь сыновнюю любовь Майлена. Ему это было безразлично. Своё отношение к отцу он не собирался менять.

            * * *
Птенец оказался изрядной обузой. К условленному месту они подошли лишь к утру. Опушку застилал ледяной туман, искажавший очертания предметов. Бэр подумал, что это к лучшему: не даст часовым разглядеть его приближение. Ему понадобится удача сегодня, а он уже и так устал.
Така брёл за ним молча. Даже таращиться у него уже не хватало сил. Но всё же брёл, и воин подумал, что это лучше, чем тащить на себе бездыханное тело. Плохо было только, что он простудился и начал покашливать. Этот звук неминуемо выдаст его часовым. Бэр оглядывался на него с беспокойством.
Он оставил оговоренный знак Данголу, но не стал звать друзей к себе. Рисковать воинами, зная, что они уязвимы для королевской рати, Бэр не хотел. Большинство леопардов были молодыми котятами, едва прошедшим Посвящение и не пробовавшие первой боевой раны. Этим всё должно казаться чрезмерно лёгким. Он не сумеет их убедить в том, что опасность серьёзна. Да и времени на это нет.
К тому же, имея заложником Майлена, Бэр рассчитывал войти в лагерь беспрепятственно.
Надёжные заросли остались позади. Они шагали по колено в мокрой траве, которая оплетала ноги, мешая ходьбе. Така начал тихо постанывать. Рана и безостановочный ночной марш лишили его сил. Бэр морщился, но молчал. Объяснять что-то бестолковому птенцу было опасно и бесполезно. Их могли услышать караульные.
Заря осветила небо над лесом, и туман стал оседать. Теперь он скрывал Бэра лишь до пояса. Но шатры королевской армии были близко.
Всё же он предпочёл бы войти в лагерь совсем незамеченным. Вот уже пятнадцать лет Бэр не общался ни с кем из Долины и уверенно себя среди них не чувствовал. Така распорядился иначе.
Вернее сказать, он просто раскашлялся не к месту. И караульный услышал.
- Кто здесь?
Долговязый парень в светлой каске был один. Бэр напрягся, готовясь к обороту, но мальчишка сжал его локоть.
- Это я, лейтенант. Я ранен, мне нужно немедленно к отцу.
- Принц Майлен? – страж, вынырнувший из тумана, слишком пристально их разглядывал. Точнее не их, а Бэра.
Рука принца ещё сильнее вцепилась в его руку – не отдерёшь:
- Этот человек со мной. Ему нужно поговорить с королём. И это срочно.
Бэр про себя поразился тому, что голос мальчишки звучал уверенно и властно. Как будто кто-то другой мгновение назад стонал, топая за ним по бурелому. Но тон принца возымел желаемое действие – их пропустили. Вернее, добросовестно проводили к королевскому шатру целой толпой. И Бэр подумал, шагая между воинами, что у него будет время всего на один бросок. Впрочем, больше ему и не потребуется.
Солнце поднялось, совсем разогнав туман, и стало ясно, что в королевском лагере дали команду к построению. Вокруг царила характерная суета, которая свойственна людскому скопищу, даже если это скопище состоит из воинов.
Шатёр Рогена находился на холме. Бэр и без того узнал бы его – так много было вокруг поднято знамён местной знати. Но выше всех реял штандарт с символом, который заставил леопарда, таящегося в нём, вздыбить шерсть на загривке. На кровавом шёлке был вышит пятнистый зверь, изогнувшийся в смертельной агонии от пронзившего копья. О многом говорящий символ.
Отца он узнал сразу. Узнал бы, сколько б лет ни минуло. Этот облик когда-то был для него обликом силы и надёжности. И ведь было же: король любил своего первенца! В самом деле, любил!
Отец погрузнел, поседел. Впрочем, седина не очень заметна, просто волосы стали светлее, а кожа темнее. И морщин прибавилось. Вот этих – жестоких - у рта прежде не было. А те, что у глаз, появились не от улыбок. Этот прищур беспощаден. А вовсе не добродушен, как матери когда-то казалось. И движения какие-то суетливые. Интересно, о чём они совещаются?
Прислушаться не дал Така.
- Отец, мне надо с тобой поговорить!
- Майлен!
Бэр всё же пожалел, что не преподнёс королю голову его любимца отдельно от тела. Потому что в голосе отца было столько искреннего беспокойства, что кер в единый миг понял, какая сила толкает его к войне с Лесом. Никогда он не остановится. Никогда не примирится с тем, что над наследным правом Майлена будет висеть угроза в лице его старшего братца-оборотня.
- Где ты был, сынок? Что с тобой?
Мальчишка выпустил руку Бэра, но воин прошёл с ним ещё, чтобы оказаться на расстоянии прыжка. А Така уже подходил к королю, шагнувшему им навстречу из круга приближенных.
- Я был в Лесу, отец, - звонко и властно произнёс принц. – Керы знают о том, что ты им готовишь, – и положил на походный стол заморский кинжал из смертельного металла.
- Как… - начал король и осёкся, встретив взгляд Бэра.
Этот взгляд он узнал. Да и другие узнали. Нечасто беглец разглядывал своё отражение в воде, иначе и сам бы заметил…
Две пары одинаковых глаз светились одинаковой ненавистью.
- Оборотень! Лесное отродье, - выдохнул король.
- Ты говоришь не о том, отец! – властно произнёс Майлен, продолжая стоять подле кера. Он всё ещё не понимал…
Король с усилием выдохнул, краска гнева не торопилась сбегать с его лица. Однако голос был уже почти спокоен:
- О чём же, мой мальчик? О чём, по-твоему, я должен говорить с этим выродком…
«Птенец» снова не дал ему закончить:
- Пусть все уйдут!
Бэр был уверен, что он не согласится. Неоправданный риск – остаться наедине с сыном-оборотнем, пришедшим тебя убить. Така не в счёт – какой из него защитник!
Он ошибся – у короля было больше мужества. Он катнул желваки на щеках и кивком приказал всем отойти. Глаза их снова непроизвольно встретились, и Бэр подумал, что расчёт мальчишки на примирение – самая невозможная глупость из всех. Не будет этого, а почему, Бэр и сам не понимал.
Потом Роген снова обратил взгляд к младшему:
- Что ты хотел сказать мне, сын?
Така с усилием произнёс:
- А ведь это глупо, папа. Глупо и преступно. Ты намерен пролить реки крови… Нет, не говори мне, что это будет ИХ кровь. Наша тоже, - его взгляд разгорался, речь звучала всё увереннее. – А ведь это ты виноват, разве нет? Если бы тогда… ты не взял в жёны мою мать, не оскорбил Ралена…
Король прервал его движением руки:
- Довольно! Я и так представляю, что мог наговорить тебе этот… Ладно, ты вправе, ты должен знать… Вы оба ДОЛЖНЫ!
Теперь он смотрел на Бэра. И тому вдруг впервые показалось, что в этом взгляде меньше ненависти, чем… чего? Застарелой заботы? Боли?
- Ты никогда не задумывался, малыш, зачем твои заморские родичи привезли нам фальконит? – Король поднял со стола кинжал смертоносного металла. – Вот уже сотню лет они противостоят чародейской напасти с севера. Ага, мать говорила тебе об этом?
Така молча кивнул. Бэр вдруг поймал себя на том, что его начали одолевать опасные сомнения, а напружиненное тело почти расслабилось.
- Послушай меня, малыш, - голос отца звучал устало и ласково. – Думаешь, что это только наши разногласия с Лесом? Да не в Лесе, в общем, дело. Те, чародеи с севера, страшны не сами по себе. Опасно то, что они делают с природой. Они заставляют повиноваться тварей, вроде керов – тех, в ком людской разум мешается со звериной сущностью. Людское подавляется, а разум делает их во сто крат опаснее. Миллионная армия инсектов-себе, остановленная твоим прадедом при помощи фальконита, опустошила три провинции. Там до сих пор никто не живёт.
Побледневшее лицо Майлена испугало Бэра. А ещё больше он испугался услышанного. Вот, значит, как! Боевое безумие керов… А ведь занятно получается! Занятно … - для кого?
- Теперь ты понял, малыш? Понял, какую опасность я хочу отвратить от нас, за что я борюсь сегодня? Ты понял, и ты пойдёшь за мной, правда? Тебе не должно помешать то, что ты чувствуешь к этому… извини, я почти сказал «человеку». Так надо, Майлен! Чтобы люди жили, керы ДОЛЖНЫ исчезнуть!
Он всё ещё держал в руках фальконитовый кинжал. Бэр прочёл его движения, как буквы в книге, как следы на тропе: плечо напряглось, разворот корпуса стал угрожающим…
Он был один на этом холме, а их много. Бэр чувствовал их взгляды. Они тоже считают, что он должен умереть?
Нож сорвался с ладони серебряным лучом…
На оборот требуется всего один удар сердца. А король всё ещё был на расстоянии прыжка. Но Бэру не дали сделать этот прыжок.
Така взлетел, будто птица…

- Така-чено! Братишка!…

Потом Роген беспомощно стонал, прижимая ко рту ладони. Этот стон прервал прыжок Дангола – и король повалился назад с переломанной шеей. Потом… Бэр метался, пытаясь остановить наступавших керов, потом уговаривал ниэрцев.
Потом…
Всё было потом. И коронационные торжества в Ниэре. И посольство керов, впервые за пятнадцать лет въезжавшее в столицу. И реющий над городом новый королевский штандарт с гордой и верной сине-серебряной  птицей.
Но ничего этого Така уже не видел.
Последнее, что он видел, был Бэр – воин-леопард, в недальнем будущем король Ниэра и Кетваля, который стоял над ним на коленях и плакал при всех. И впервые не стеснялся этих слез…