Глава 4. Цыпленок табака в анфас и в профиль

Затонск-на-Сене, январь 1895 год

Яков Платоныч отложил в сторону бумаги и внимательно посмотрел на своего помощника. С самого утра Коробейников был очень рассеян. Видимо, мысли его витали где-то далеко от обычных дел агентства. Это обстоятельство, впрочем, никоим образом не могло повредить серьёзным расследованиям, по причине временного отсутствия оных. И если раньше такого рода затишье Штольман счел бы весьма сомнительным наслаждением, то сейчас он даже радовался этой передышке.
Сегодня Яков в очередной раз проснулся совершенно разбитым, как будто всю ночь гонялся за преступниками, а не почивал спокойно в супружеской спальне. Невероятно беспокоило и то, что любимая жена находилась точно в таком же состоянии. А причиной были странные и тревожные сны, то повторяющиеся, то дополняющие друг друга. И если Анна, со свойственной ей открытостью, начала рассказывать мужу об этих мороках сразу, как только они стали посещать её, то Яков лишь сегодня решился признаться, что и его вот уже вторую неделю мучают сновидения, по своему содержанию более похожие на бред.
По мнению Штольмана, нынешняя рассеянность Коробейникова вряд ли была связана с его влюбленностью в мадам Лепелетье. Как ни странно, но чувство, которое Антон Андреевич безо всяких на то причин, и даже вопреки очевидному, считал безответным, никогда не мешало работе. Сегодня же верный друг и помощник  будто бы пытался решить в уме какую-то архиважную задачу, по сравнению с которой сортировка документации, коей они наконец-то решили заняться, представлялась чем-то незначительным. Впрочем, сам Яков Платоныч к бумажной работе относился, как ребенок к рыбьему жиру, потому и отсутствие заинтересованности у младшего товарища считал вполне обоснованным. А еще чутье опытного сыщика подсказывало, что мысли, завладевшие Антоном Андреевичем, как-то связаны с ним, со Штольманом. Иначе к чему бы эти долгие, задумчивые взгляды в сторону начальника?
- Антон Андреевич?
- Да, Яков Платоныч?
- Вы ничего не хотите мне рассказать?
- Гм…  - Коробейников замялся, помолчал немного, потом все же решился: - Мне бы с Анной Викторовной посоветоваться. В общем…  это касается духов… Вернее, сновидений… А может, и того, и другого. Точнее, предсказаний… или…  Предостережений?
Запас слов у Антона Андреевича иссяк. Он просто не знал, как разговаривать о том, что волнует его в данный момент, со своим старшим другом, закоренелым атеистом и материалистом. Каково же было его удивление, когда он услышал в ответ:
- Дайте угадаю. Речь идет о повторяющихся снах?
- А…  А как вы? – Антон с изумлением смотрел в ясны очи начальника, не так давно смирившегося с близким соседством духов. Тех, которые без церемоний способны явиться Анне Викторовне в самый неподходящий для Штольмана момент. А вот к толкованию снов, ко всякого рода прорицаниям и предсказаниям Яков Платоныч продолжал относиться с изрядной долей скепсиса.
- Как мы? А мы так же, - без тени насмешки ответил Штольман. – Мы с Анной Викторовной точно так же не знаем, что с этим делать.
Антон немного помолчал, усваивая информацию, потом заговорил, не отводя взгляда от лица Штольмана:
- Мне снится Затонск. Вроде бы наш Затонск, но какой-то другой... А день каждый раз один и тот же…
Штольман кивнул в ответ. Коробейников, ободренный его реакцией, продолжил:
- Люди там все знакомые, но какие-то другие. Только доктор Милц прежний. А вы, Яков Платоныч, и Анна Викторовна…
- Как будто бы из нас что-то вынули, - закончил фразу Штольман.
- Да! Точно! – Антон подскочил со стула и в два шага преодолел расстояние, отделяющее его от начальника. – А еще, кроме вашего двойника, я вас настоящего там видел. Вы иногда сливаетесь с ним, а иногда со стороны за ним наблюдаете.  Как и я… А я, тот, другой я, вообще на себя мало похож. Как будто взяли все самое плохое, что во мне нашли, умножили, добавили твердолобости, трусости… И вот он, мой двойник! Эх, так бы и дал ему!
Коробейников замахнулся и рассек кулаком воздух.
- И ведь ничего такого дурного в том сне он не делает, но я как бы нутро его чувствую. В общем, - тут Антон снова запнулся. – Все происходит в тот день, когда должно состояться ваше венчанье с Анной Викторовной. Не то, настоящее, которое было…
- Да, я понял, - с досадой и едва скрываемым раздражением сказал Штольман. – До венчания там дело так и не доходит. А мы с вами постоянно пытаемся что-то исправлять. И каждый раз безуспешно.
- Потому что сами не понимаем, что именно надо исправлять. Но я чувствую, что мы можем исправить, и даже должны исправить.
Штольман пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь.
- Странно, все это очень странно, - Антон вернулся на свое место, сел. Зачем-то взял в руки карандаш, покрутил его, подумал немного, потом вдруг схватил лист бумаги и принялся быстро что-то рисовать.
- Антон Андреевич, - окликнул его Штольман.
- Айн момент, Яков Платоныч, - Коробейников придирчиво оглядел плод  своих творческих усилий. Результат, по всей видимости, не удовлетворил его. – Да, до Анны Викторовны мне далеко.
На стол Штольмана легло изображение весьма странного существа с птичьей головой и змеевидными конечностями.
- Мне кажется, все дело в нем, - Антон ткнул карандашом в рисунок, и клюв чудо-птицы, весьма далекий от идеала, стал еще более корявым. – Каждый раз в начале сна я вижу это. Потом сразу же вижу себя возле церкви. И дважды, когда я добегал со своим двойником до дома Мироновых, видел такого же петуха, нарисованного кровью на стене. Думается мне, его надо как-то стереть. Не знаю.. Смыть или краской замазать.
- Полагаете? - Яков Платоныч озадаченно разглядывал картинку. – Пару раз и я его там видел. Конечно, он не был настолько кособоким.
- Ну, знаете ли, - Коробейников слегка обиделся. – Тот, кто намалевал это в гостиной Мироновых, тоже далеко не Рафаэль.
- А может, дело не в нем, - Штольман щелкнул нарисованного петуха по гребешку. – А в том человеке, который своими художествами испачкал стену в доме Анны Викторовны.
- То есть, если в следующем сне нам удастся его задержать и обезвредить, - в глазах Коробейникова появился азартный огонек. – То события сдвинутся с мертвой точки?
- Во всяком случае, мы займемся делом, а не пустой беготней.

Затонск-2, январь 1895 года

Лже-Скрябин любовно разглядывал только что нарисованную картинку. Петушок-кровавый-гребешок удался на славу. На славу его! Михаила Крутина! Вот только клювик надо малость подправить…
- Нет, Яков Платоныч, всё-таки мой цыплёнок получше будет, - раздался за спиной горе-художника молодой насмешливый голос. Крутин застыл. На данный момент из оружия при себе у него была только табакерка.
– Господин Скрябин, руки повыше поднимите, - скомандовал судебный следователь.
Крутин повиновался.
- Пожалуй, насчет цыпленка вы правы, Антон Андреевич, - саркастически изрек Штольман. – Ваш солиднее смотрится. У этого профиль не аристократичный. Кстати, господин Крутин, вы можете повернуться, только медленно, пожалуйста.
- Да, я тоже думаю, что с таким клювом лучше изображать анфас, - продолжал насмешничать молодой сыщик.
Крутин медленно развернулся. И обомлел. Перед ним стояли две пары близнецов - Штольманы и Коробейниковы. Двое держали его на прицеле, два других находились чуть поодаль, за своими двойниками, как бы ассистируя им. Впрочем, со своим изумлением Крутин совладал довольно-таки быстро - бывали в его прошлой жизни моменты и поинтереснее. А вот липкий страх и ощущение приближающейся катастрофы только усилились.
- Господин Крутин, а что ж вы табакерку в руках держите? – поинтересовался тот Штольман, который целился в него. – Не тяжело? Положили бы вы ее. На пол. Не спеша.
По губам Крутина скользнула легкая ухмылка. В голове быстро созрел план. И как большинство скороспелых планов, он оказался провальным: шкатулка, брошенная под ноги Коробейникову в раскрытом виде, была моментально отфутболена к стене. На ее внутренних гранях, отполированных до зеркального блеска, отразилось изображение кровавого петуха. Яркая вспышка, хлопок — и густой едкий дым наполнил гостиную. В ту же минуту Крутин почувствовал, как уходит прочь что-то темное, дававшее  ранее ощущение несокрушимой силы, но в то же время немало терзавшее и мучившее его.
Когда дым немного рассеялся, сыщики обнаружили взъерошенного и чумазого лже-Скрябина, сидящего на полу и тоскливо глядящего куда-то в даль. Рядом лежал почерневший и изярдно покорёженный талисман РобеЗпьера.
- Он ваш, - коротко бросил Штольман двойникам, кивнув в сторону Крутина. – А нам, Антон Андреич, пожалуй, домой пора.

Малфой-мэнор, июнь 1991 года

- Но постойте, господин Миронов! Я требую объяснений! – возмущенно воскликнуло изображение Абраксаса Малфоя, пытаясь схватить за локоть ускользающий дух Петра Ивановича. – Да, я понимаю, мой внук виноват, а следовательно, и мой сын тоже виноват, и пока не восстановлено равновесие, портал должен быть в нашем мэноре и в нашем времени. Но почему духи ваших спящих родственников из прошлого ходят именно через мой колдопортрет? Я уверяю вас, в замке полно других магических полотен, старинных, между прочим.  А в подземелье находится родовой алтарь. Почему бы не открыть портал там?
- Милорд, вы напрасно так разволновались, - мягко ответил Петр Иванович. – Дело сдвинулось с мертвой точки. Вам осталось потерпеть всего несколько вечеров. Максимум неделю. Максимум.
- Сударь, вы понимаете, что пока они ходят туда-сюда, я не могу никуда по вечерам отлучаться. Я устал безвылазно сидеть в рамках этого портрета. Чем им так приглянулось мое изображение? – лорд Абраксас нарочито небрежным движением руки откинул назад густые светлые волосы, ниспадавшие на лоб.
- Милорд, мне кажется, дело не в вашем изображении, которое несомненно достойно внимания, уважения, и, не побоюсь этого слова, восхищения, - вкрадчиво проговорил Петр Иванович, старательно скрывая веселость. - Все дело в вашем имени…

Отредактировано Jelizawieta (15.03.2024 10:51)