Кровосос

«А злодей-то не шутит,
Руки-ноги он Мухе верёвками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у неё выпивает»
(К.И.Чуковский «Муха-Цокотуха»)

Юра прихлопнул надоедливого комара, зудевшего возле самого уха. Тот свалился прямиком на страницу тетради. Легкий щелчок отправил насекомое на землю, но увы, на бумаге остался тонкий кровавый след. Интересно, увидит ли его автор? Впрочем, такое оформление очень подходило к заголовку истории. Сперва Юра как-то не обратил внимания, а потом все же заглянул в начало. Зиночкина повесть именовалась просто и скромно – «Кровосос». Хотя пока про вампиров ничего сказано не было. Видимо, странным образом обескровленная девушка-гимназистка имеет к тому самому кровососу прямое отношение.

Но герои, встревоженные положением Гектора Гордеевича, про девушку словно забыли. Якоб и Аврора отправились вместе в участок, хотя врача Морозову, кажется, никто официально с рабочего места не отпускал.

«Добытый у нищих сундучок Данилы, притащенный героически низвергнутым господином Сундуковым, стоял печальным надгробием на следственном столе. Сыщик и медиум с интересом и скорбью по умирающему сотоварищу углубились во внутренний мир поклажи отверженного. Там они раскопали потрепанный кошель, набитый деньгами, кои давали Даниле сердобольные и наивные жители, дырявый, словно сыр, шарф, беззаконная и безнравственная книга «Что делать?», и фотография.

- Для чего павший в грязь и нищету человек хранит в своей пещере сию прелестную особу? – изумилась Аврора Романовна.

С фотографии смотрели исполненные печали и тайны глаза очаровательной девушки в белоснежном переднике гимназистки. Она вся казалась тонкой и прозрачной, словно неживая лилия, будто последние жизненные грубые силы ушли из нее, покинув столь хрупкое вместилище.

Ответом явился сам Данила, представ перед очами графини в своем утлом пыльном наряде и по локти измазанный в торте.

- Ма-ма! – прошептал он, кивая на фотографию своей призрачной, но немытой головой, и растворяясь в пространстве.

- Он говорит, что сия девица – его мать! – ахнула почти возмущенная клеветой Аврора.

- Как может быть, что человек со дна – есть порождение особы нежной, деликатной и явно аристократической? – соединившись в единую полосу, задали вопрос суровые брови фон Штоффа.

- Она училась в нашей гимназии! – доложили новый вывод мудрые очи Авроры, - именно ее потрет до сих пор украшает стену зала для торжеств, ибо не было иной такой красавицы в сем учебном заведении! Ее зовут Лилия Н.»

Тут следствие было прервано сообщением о новом несчастье – некая дама совершила самоубийство, выпрыгнув из окна прямо во время обеда. Сыщик и графиня тут же отправились по указанному адресу.

«Кровь вытекала из ее рта, размазываясь по атласному, дорогому персиковому платью. Голова торчала под загадочным углом, но несчастная была еще жива. Супруг ее, седой и лохматый, бы в состоянии повторять единственное слово – «Зачем!»

- Это же Лилия Н! – узнала Аврора жертву сквозь неразбериху прически оной, и крови.

- Почему вы совершили столь печальное и необратимое деяние? – приступил к допросу непрошибаемый сыщик.

- Суп… с белоснежными фрикадельками… - с последней струйкой пунцовой крови извергла из себя Лилия. И перестала быть самой красивой живой дамой города…»

Несмотря на трагизм ситуации, Юра впечатлил кулинарный изыск. Что за белые фрикадельки такие? Из чего сделаны? Или они фальшивые – из капусты, скажем?

Супруг Лилии тоже все время поминал этот суп, потому что именно после разговора о фрикадельках Лилия встала из-за стола и целенаправленно двинулась к окошку.

« - Эти слова стали оружейным залпом для несчастной! Знакомый почерк Ужаса, Летящего на Крыльях Ночи! – сделал вывод фон Штофф, торча посреди морга, как черный выгоревший дуб. Белоснежной березкой подплыла к нему графиня.

- Я видела… - тихим и многозначным голосом изрекла она, - их вдвоем: Лилию, и недавно привезенную девушку-гимназистку. Обе – прозрачные и худые повторяли одно – «Невинная кровь!»

- Но взрослая Лилия совсем не была так уж худа и прозрачна. Оные признаки остались лишь на гимназическом фото.

- Ну про замужнюю Лилию нельзя сказать, что она невинна… - алея от прелестного смущения, как всегда нанесла ясность Аврора…»

Далее выяснилось, что новый врач – Стравинский, осматривая тело гимназистки, все-таки обнаружил на ее шее след, размером с пятак «весь покрытый мелкими дырочками, синяками и кровоподтеками». Видимо, именно через эти дырочки у несчастной и отсасывали кровь.

«Как же хваленая Аврора и мудрый эскулап-то просмотрели? Ведь сперва заключение было – никаких ран и царапин!» - Юре было все труднее относится к сюжету всерьез, а на этой сцене он даже хихикнул.

Все это время Гектор Гордеевич мужественно и красиво умирал, обливаясь потом, и слезами. Ни опытный доктор, ни Аврора, ни даже новый специалист Стравинский не могли подобрать спасительное лекарство. Алина-Акулина Ивановна, как и клялась, сидела рядом, держа господина Сундукова за руку, «изливая на него утешение и снисхождение, словно на младшего братишку». Продолжалась это, судя по всему, пару суток, но фигура дамы «не двигалась с места, и поражала несчастного изяществом и свежестью под шелестом вуали и ресниц. Гектору Гордеевичу страшно было покидать сей мир, но приятно думать, что эти тонкие смуглые руки, держащие его, он заберет с собой в могилу…»

Тут уж Юра не выдержал, опустил тетрадку, и захохотал едва ли не с подвыванием, представив себе гроб с почившим полицейским, куда торжественно вкладываются изящные женские руки. Вот это любовь, ничего не скажешь!

Вторая влюбленная пара, пусть и не на краю могилы, но тоже обрела некое зыбкое взаимопонимание.

«Ночь шелестела листьями и цикадами, покрывая ужасно тайное свидание в саду Морозовых. Аврора Романовна, в смерче последних тревог и ударов, забыла о роскошных туалетах и даже приличиях. Ибо на ней в сей темный час была лишь блузка, рассеяно расстегнутая гораздо глубже трепещущих ключиц. Желая находится в рабочем состоянии хирурга, графиня закатала повыше рукава, смело оголив аристократические руки. Корсет не стискивал вольную и точеную фигуру, а голубая – под глаза, юбка не скрывала никаких нижних полотнищ, мешающих движению. Водопад кудрей и тонкая шаль из Кашмира прикрывали изящную спину от ночной прохлады. А спереди Аврору Романовну заслонял фон Штофф, как никогда похожий на красивого вышедшего на охоту кота.

- Духи показали мне, - в кольце рук влюбленного закона, шептала графиня, - как юную Лилию в белом фартуке, в кабинете химии мужчина умоляет дать ему… невинную кровь! И она соглашается, говоря, что любит его. Он приставляет ей к тонкой шее некую трубку с иголками и выкачивает живительную алую жидкость! За окном темная ночь, и никто не знает об этом! Во всей гимназии более никого нет. И это повторяется опять и опять, и вот Лилия становится совсем прозрачной и еще более прекрасной…

- А знаком ли вам сей кровосос? – еще ниже склонился к лицу Якоб, касаясь ее нежного носа.

- Мне не верится… Он все так же молод и хорош, как и тогда, а тогда было… лет пятнадцать назад. Но это учитель химии в нашей гимназии – Вольдемар Самсонович Дракулов!»

Юра прихлопнул еще одного комара, и почесал щеку. Странно выходит – учитель запирается в кабинете ночью с девочками-ученицами – и никого это не волнует? Родители не поднимают тревогу, начальство не удивляется и не сердится? Иринку начальница ее гимназии однажды до слез довела расспросами, почему это они с молодым учителем почти целый час после уроков простояли в дальнем конце коридора, обсуждая ее сочинение! И это у всех на виду, днем! Кто же даст преподавателю из кабинета ночью жертвенный алтарь делать?

Но сыщик и медиум об этом не задумались. Они вновь «слиплись в поцелуе», и с большим трудом договорились расстаться до утра. Затем, вспомнив об умирающем Сундукове, Аврора потребовала от фон Штоффа непременно разгадать задачку Крушилина, и обрести противоядие. Якоб проникновенно пообещал, умоляя в свою очередь врача Морозову употребить все лекарские таланты на излечение Гектора Гордеевича. На этом пара с трудом, но все-таки распрощалась.

Но едва фон Штофф откланялся, как призраки Лилии и гимназистки вновь явились к Авроре. Они явно хотели что-то показать и звали за собой. Презрев пеший путь, полуодетая графиня вцепилась в удачно оказавшегося на графской лужайке коня, и прыгнув в седло, помчалась за призраками.

«Небесная юбка, повинуясь законам физики, поднялась до колен, грудь качалась в такт лошади, кудри стелились по воздуху роскошной волной. Графиня спешила за духами, и не боялась сторонних ночных взглядов любопытных…»

Призраки привели Аврору Романовну к некоему подземное бункеру. Графиня спустилась вниз по ступеням, исписанным иероглифами, и увидела

«Зал, вымощенный мрамором и бронзой, коий освещали тысячи факелов и свечей. Черные плащи с капюшонами стояли мрачным хороводом вокруг чаши на постаменте. Туда из сосуда чистейшего хрусталя Вольдемар Дракулов сливал кровь.

- Прими же сей добровольный дар невинных девиц, о Властитель! И даруй нам его пригубить, как лекарство от дряхлости и небытия! Только молодость и сила, которой мы достойны! – красивым басом пел учитель химии.

- Юность! И кровь! Юность! И кровь! – подтягивал хор остальных черных голосов…»

На этом жуткий эпизод обрывался. Следующая страница переносила читателя в гостиничный номер, который занимал Якоб фон Штофф.

«Дверь вибрировала и стонала от ударов. Помятый и стоящий дыбом сыщик бросился открывать. Самая грязная ругань готова была наполнить комнату при свете ясного нового дня. Но затормозила в зубах и ушла обратно. Ибо шум создавали нежные кулачки Авроры Романовны. Еще более расстегнутая и растрепанная, влетела она в сыщицкий покой, полыхая подведёнными глазами и красными губами.

- Я к вам прямо с вампирской оргии! – провозгласила графиня, волнуясь всем телом…»

- А почему не в участок? – удивился Юра, - зачем было прямо домой врываться? И где графиню носило до «света ясного дня»? Любовалась оргией до рассвета?

Судя по всему, Аврору Романовну вел точный девичий расчет. Даже не подумав запереть дверь, она принялась шумно расхаживать перед фон Штоффом, шелестя своим куцым нарядом. Рассказав о событиях минувшей ночи, медиум села на стул в центре комнаты, «бросив вперед выжидающий и торжествующий взгляд победительницы, под которым сыщик все более приближался к догадке, что деваться ему некуда».

Правда, осознав, где побывало ночью его полуодетое сокровище, Якоб почти вышел из себя, и даже обещал приковать цепями избранницу к семейному очагу. Аврора в ответ обозвала его деспотом и тираном, игриво заметив, что ее розы не для того цвели.

«И тут распахнулись двери, явив сгорбленную фигуру в платке со шваброй. Она явно собиралась навести уборку, но присутствие графини и сыщика почти в дезабилье вызвали у нее столбняк и онемение. Проскрипев что-то неразборчивое и крестясь, фигура удалилась.

«Наконец-то!» - радость и предвкушение взорвались в глазах Авроры, - «Теперь он точно предложит мне горностаевую мантию и кольцо». Но вслух графиня заломила тонкие руки, и зарыдала:

- О, моя репутация! Весь город, услыхав свидетельство сей швабры, будет говорит, что я провела с вами ночь!»

Юра, нахмурившись, вернулся к середине истории. Ну да, все верно, сама же графиня вспоминала, что они с фон Штофом уже собирались разделить ночь – и опять в какой-то гостинице. Почему барышню в тот раз ничего не смутило, а теперь она рыдает, словно укушенная баньши?

«А вспомни Глафиру из пьесы "Волки и овцы» - прозвучал в голове голос Иринки, - ловушка на жениха захлопнулась!»

- Тьфу! – дернулся Юра.

Мда, кровососов в сюжете хватало… Во всех смыслах.

Якоб фон Штофф, припертый к стенке шваброй и обнаженными ключицами Авроры, сделал единственное, что ему оставалось – объявил себя женихом девицы. А чтобы весь город мог видеть, что брачная охота графини удалась, сыщик сопроводил даму до особняка, прикрыв ей плечи сюртуком. Сам Якоб при этом остался в рубашке – дабы точно ни одна собака не забыла облаять репутацию графини.

«Придя в себя, Аврора Романовна пришла в больницу, дабы утешать и спасать готовящегося переехать в могилу Гектора Гордеевича. С ужасом увидела она, что мудрый доктор готовит произвести некую операцию по трепанации крови, которую обозначил последней надеждой для господина Сунудкова.

- Нет! Фон Штофф обещал добыть лекарство, а сия операция может убить пациента! – запротестовала Аврора…»

Доктор согласился ждать – но недолго. До полуночи. Потекли минуты и часы ожидания. Гектор Гордеевич таял на глазах, шепча имя Алины-Акулины. Аврора от волнения забыла все парижские лекции по медицине и путала лекарства, за что ее отругал бесчувственный Стравинский. Старший доктор продолжал готовиться к трепанации.

«Аврора скользнула в тихий и спокойный морг, и там, глядя в белую стену, призвала Лилию и гимназистку. Потусторонний воздух овеял графиню Морозову, всколыхнув ресницы и жемчужные серьги. Ей отворилось окно в видение, где стоял шкаф, наполненный банками, реактивами, и соединениями с разными химическими буквами.

- Три, два один… Три, два, один… - завыли девичьи голоса.

Видение умолкло, оставив тишину и робкую, забившуюся в угол надежду».

- Три, два, один, ноль, пуск… - пробормотал Юра, недоумевая, что это за считалка такая всплыла в голове. И что значат цифры в повести? Логически рассуждая, что-то пронумерованное в химическом шкафу?

Так решил и фон Штофф, ворвавшийся в больницу, дабы проведать нареченную невесту, и почти потерянного коллегу.

« - Я собираюсь вырвать из вампирского горла Дракулова всю правду! – заявил сыщик, - и я уверен, что грязная лапа Крушилина тоже мелькает в этой кровавой истории, и открутив ее, мы сцапаем разгадку смерти и нищего тортолюба, и жертвы белых фрикаделек!

- Запомните цифры и идите! – возвышенно изрекла гордая Аврора, благословляя героя взмахом скальпеля, - иначе Гектору Гордеевичу не избежать трепанации, а мне – позора и клейма безмужней вдовы с остановившимися часиками!

После оных слов сыщик влетел факелом возмездия в химический кабинет при гимназии. Там, в гордом научном одиночестве восседал Вольдемар Самсонович, кудрявые бакенбарды которого разъезжались в самодовольной улыбке. Но под свинцовым ливнем взоров фон Штоффа улыбка криво уползла, а лик преступника позеленел.

- Я все знаю, мерзкий пивец невинной крови! – пригвоздил Якоб учителя, - вы уже много лет сосете кровь из невинных дев этого города, влюбляя в себя старших учениц, дабы жертва была добровольной! Обескровленная гимназистка, а так же Лилия Н. – не единые ваши жертвы. Я смотрел фотографии всех выпусков гимназии. На каждой можно найти прекрасных, но почти прозрачных и чуть живых девиц. И все они оставались с вами по ночам в сей обители научного зла, дабы оделить невинной кровью!

- Вы клевещете! – возмутился Дракулов, - да, с последней барышней я не смог побороть жадный свой аппетит, и девица осталась без капли крови в организме. Но остальных я всегда отпускал живыми, хотя и лишенными части кровяных богатств. А Лилия сразилась со своей жизнью сама. Кровь для моих невероятных опытов нужна очень юная и очень невинная. Дама в статусе замужа уже совершенно не годится!»

Выяснилось, что Лилия была так хороша, что Дракулов единственный раз в жизни забылся, и вступил в любовную связь с прелестным донором. После чего кровь Лилии уже не была нужна, и сама Лилия тоже. Но девушка тайно родила от него ребенка, о котором Вольдемар Самсонович позаботился, как мог.

« - Вложив дитя в самый лучший кожаный чемодан, я отправил его в путь по реке, как героя древних мифов.

- Ваш сын попал к нищим, и вырос таким же! – возопил фон Штофф.

- Это уже его вина – он не воспользовался аристократическим наследством матери и отца, кое жило в нем, в его крови. Он выбрал грязь и ничтожество, поделом!

Следующий вопрос еще только показался изо рта сыщика, как Дракулов вдруг издал трубный рев, замер, как кочерга, и другим, заутробным голосом изрек:

- Слушайте мен, это я, Великий Крушилин! Вы ведь жаждите вытащить из-под косы смерти господина Сунудкова? Ха. Ха. Ха. Не теряйте время на глупую возню мелких, пусть и кровавых людишек. Допросите лучше шкаф! Ха. Ха. Ха.

Дракулов бессильно свесился, повторяя форму стула. Он был в глубоком бессознании. Голос же переместился за дверь, которая сама собой закрылась на все крючки и замки.

- У вас одна минута, Якоб фон Штофф. Гектор Гордеевич уже почти перестал дышать, а доктор почти готов к трепанации. Ха. Ха. Ха.

- Зачем вам эти преступления и кровавые загадки? – злобно спросил дверь сыщик, начиная рыться в шкафу, и считая туда-сюда банки и склянки.

- Мне скучно, - раздалось в ответ, - я с детства любил придумывать шарады, а никто не хотел со мной поиграть, все только обзывались! Зато ныне весь мир сыграет в мою игру! Ха. Ха. Ха.»

Якоб лихорадочно считал, Голос за дверью продолжал хохотать по слогам, расхваливая свой ум. И вот когда сыщик отсчитал третью полку, второй ряд и первую склянку, Крушилин умолк, а дверь открылась. Лекарство фон Штофф внес в больницу вместе с больничным окном и сторожем, но все-таки успел. Трепанацию отменили, Сундуков выпил лекарство и уснул сном младенца, а Аврора одарила героя новым затяжным поцелуем.

«На крылечке полицейского управления в ряд сидели герои сей жуткой истории. Сверкающая бриллиантами и белой шляпкой Аврора Романовна, темный ликом, но старательно бодрый фон Штофф, и бледный, но неустрашенный Гектор Гордеевич.

Кровосос был обезврежен, и ныне все ожидали его изъятия из стен родного города для посадки в специальную психическую клинику. К полиции подъехала коляска князя Клюевского, коя и привезла научное светило из столицы. Оно должно было отныне заняться Дракуловым.

И вот светило приблизилось к крыльцу, и обратилось прямо к Якобу:

- Привет вам от вашей супруги - Амалии фон Моргештерн ибн де ля Штофф! – провозгласил он.

Графиня Морозова быстрым умом своим и воображением поняла, что это не о ней – ее звали не Амалия, и никаких приветов она не передавала. Побелевшие цветы ее ланит обратились к фон Штоффу.

Словно огромный валун въехал в лицо сыщика, оставляя на нем неизгладимый след. Он ясно видел, как любимые глаза превращаются в безжалостные амбразуры, из которых начинается жестокий обстрел страданиями и смерть...

- Я вызываю вас, бесчестный соблазнитель! – прямо с коляски бросил две пары перчаток князь Клюевский».

Медленно, как медведь из берлоги выбрался Юра из кустов. Летний день сиял по-прежнему – но чего-то в нем недоставало.

- Последний, самый… более-менее хороший герой – и тот мерзавцем оказался, - удивленно пробормотал Юра, - Аврора, конечно – та еще змея, врагу не пожелаешь такую невесту. Но зачем же обниматься, если ты женат?

Он тряхнул головой, разгоняя морок. Но вместе с кровососами, гордецами, кокетками и соблазнителями таял образ чудесной милой девочки с золотыми волосами… Ее нет. Он ее сам придумал.

- Ну я и дурак… - признался Юра, глядя на сверток с аммонитом, - ничего о ней не знал, а тоже! Вот сам и виноват, что вляпался...

Только все равно было тоскливо и обидно. Что-то закончилось в жизни.

Но к счастью, сама жизнь не кончилась. Юра погладил сквозь бумагу аммонит, и пошел обратно к качелям - положить на место тетрадь Зиночки.

Отредактировано Мария_Валерьевна (26.07.2021 16:53)