Анна

Он сделал мне предложение. А я, оказывается, не могу сказать «да». Потому что «да» — это не спасение. Это навсегда.

Значит, надо успокоиться и подумать без волнения и лишних чувств. Мы же друзья. И хорошо понимаем друг друга. Он благороден, умен, честен, образован, любит и ценит меня. Рядом с ним легко, и я забываю о старой боли. И все у нас будет спокойно и ладно. Спокойная привязанность подарит любовь? И придёт такой день, когда я обо всем забуду? Рядом с ним все забуду. Такое возможно? А хочу ли забыть? И, если забуду, какая это будет жизнь?

«Навсегда» было бы хорошо, если бы не Яков. «Навсегда» было бы просто прекрасно, если бы не любила. Если бы не знала, что это такое. Любовь может быть только одна. И на всю жизнь. Иначе не может быть. Иначе это не любовь. Меня научил этому человек, которому я пять лет назад отдала свое сердце и который отдал мне свое. И без него я живу вполовину. Хотя никто об этом не догадывается. Даже он. И он живет так же. Я чувствую и вижу это. Но он знает про какие-то обстоятельства, которые мешают нам быть вместе. Он так считает. И все равно не дает мне стать свободной. Я пытаюсь уйти, но он не отпускает меня. Я пытаюсь забыть, но он всегда рядом. Не могу его отпустить. И злюсь на себя и на него. Не хочу его видеть. И не видеть его не могу. И не знаю, как быть.

Хотелось сомнениями поделиться с Полиной. Хотя бы немного. Ведь она стала мне подругой. Мудрой подругой. Иногда мне кажется, что она много старше меня. Вот и сейчас она просит не совершать ошибки, которую сложно исправить. Говорит, что брак с нелюбимым - это мучение. Может, она права. Этого не могу знать. Мы разбираем книги в ее магазине. Здесь уютно. Вечер. И можно поговорить по душам, пока никто не мешает. И мне хочется спросить, любила ли она. Кажется, она понимает, что я имею в виду.

Господи! А это что?! Звон разбитого стекла. За стеной взрыв. Вспыхивает витрина. За окном пламя лижет стены. Дым не дает дышать. Пожар! Черный вход заперт. Мы горим! Нам не выбраться! Полина кричит и пытается выбить дверь. Слышит ли кто-нибудь нас?

Яков

Сообщение о пожаре в книжном магазине моментально вынесло нас из управления. Пожар уже притушили, когда я увидел Анну и Полину в пролетке, перемазанных сажей, дрожащих и напуганных. На сердце отлегло. Живы! Анна жива! Только успела сказать, что их закрыли и подожгли, как появился перепуганный Клюев. Укрыл ее и увез домой. В его заботе было как-то много личного. Не слишком ли быстро он появился? Ну что же. Сейчас пока не до этого. Надо быстро осмотреть все буквально по горячим следам. Сгорела только витрина. Видимо, поджог был бутылками с керосином. Кого хотели напугать? Анну или Полину? Если убить, то витрину нет смысла жечь.

А вот это интересно… На стене рядом с магазином на меня смотрели две нарисованные переплетенные змеи. Это что еще такое? Предупреждение? Угроза?

Утром в участке худой малец мял шапку и клялся, что ничего не помнит и магазин не поджигал. А керосином-то несет за версту, и свидетелей троица. И нашли его в центре города. Сидел как во сне. Не пытался сбежать. Гипноз? Помощница не только подтвердила мои подозрения, но и показала утреннее письмо. В конверте нагло чернел прямоугольник, на котором золотым тиснением было написано: «Великая радость». Итак, Крутин начал игру. Тогда кто его жертва" Полина, Анна? И что он хотел сказать двумя змейками на  стене рядом с магазином?

Как ни странно, я был даже рад его проявлению. Уже не надо искать черную кошку в темной комнате. Открытый бой лучше мрачного ожидания.

Мои подозрения Клюева Полина приняла с иронией. Решила, что ревную, а не подозреваю. Что за черт! Этого еще не хватало! Надо бы с ней осторожнее. Мои личные отношения никого не касаются. Быстро же Анна с ней сдружилась! Даже о Клюеве рассказала. Да! Он сделал Анне предложение! Ну что же. Все к этому шло. Хочется взвыть волком. Но нельзя. Предложить ничего не могу. Не имею права.

Анна.

В коридоре больницы Яков Платонович вручил мне рекламу выступления Доницетти. Боже мой! Как! Он здесь? В Затонске?! В Париже о нем говорили полгода. Уникальный Медиум и Гипнотизер. Но, кажется, последнее обстоятельство особенно взволновало господина Штольмана. Он не верил в способности Доницетти как медиума, но почему-то быстро поверил в него как в гипнотизера. Сегодня он слишком подозрителен. Раздражает. Его лицо окаменело, когда я обмолвилась, что Колюев знал о встрече с Полиной. Ну что же, очевидно, для него Андрей Петрович как красная тряпка для быка. Нет, нет! Я не раздражаюсь, я просто сильно злюсь. Знаете, господин Штольман, я просто в ярости от Вашей бестактности и подозрительности! И я объясню холодному истукану, что нельзя так со мной поступать! А вот билеты попрошу купить Андрея Петровича.

Яков.

Разговор не получался. И, как всегда с ней бывало, не могу найти слова, чтобы она поняла опасность ситуации. Опасность Клюева и сеанса Доницетти. Голубые глаза потемнели, как перед грозой. Ох, знаю я этот взгляд! Анна была в ярости. Почему всегда забываю об ее упрямстве? И уж последний удар нанесла мастерски. Вопрос о предложении Клюева дался мне с большим трудом. И еще до конца не веря, что такое может произойти, я услышал: «А что мне, по-Вашему, сохранять обет безбрачия?» Вопрос как выстрел. Анна не сдержалась и высказала все, что ее мучило одной фразой. И я ее понял. Ее боль и ее надежду. Мне не оставалось ничего другого, как только сдаться и выйти из комнаты. Только мужчина может понять, что значит не иметь возможность бороться за любимую женщину!

Анна

Как жаль, что на сеанс Доницетти я не попала! Работа… На следующий день весь город гудел от сногсшибательной новости. Магистр материализовал дух сгоревшей в пожаре женщины прямо перед ее мужем. Как это возможно? Подробности мне рассказывал уже Антон Андреевич. Оказывается, дух обвинил мужа в убийстве! И тут же открыли дело в полиции, чтобы успокоить общественность. Попытка побеседовать с погибшей на месте пожара ни к чему не привела. Меня захватил азарт сыщика. Вместе с Антоном Андреевичем попробуем что-нибудь узнать.

Яков.

Ох уж мне эти мистики, право слово! Как же сильно люди хотят верить в чудеса! Не знаю, смеяться тут или плакать над людской доверчивостью. Невероятно! Еще никогда мы не открывали дел по заявлению духа. Ведь понятно, что Доницетти показал цирковой трюк. И, скорей всего, там присутствовала ассистентка в гриме. Все так просто! А вот Антон Андреевич со своей восторженной натурой слушать не хочет про обман. И Николай Васильевич приказывает дело открыть, чтобы снять подозрения с купца Захарова. С этим, пожалуй, соглашусь. Будет повод побеседовать с господином в мистическом ореоле.

Ничего сверхъестественного в господине Доницетти я не увидел. Скорее, увидел то, что ожидал. Хриплый голос с придыханием, искусственно ломаный русский, чуть прикрытые глаза, манерность, высокомерие, итальянские словечки везде, где нужно и не нужно. Не убедил… Классический жулик! Как же его в Париже не разоблачили? Очень куафера-отравителя напоминает. Хотя фокусами владеет. Собрал сплетни по всему городу. Ну и конечно, как же без этого, знает, что стоящий перед ним полицейский любит известного медиума. Как же все просто и как банально! Даже маму свою показал. Дама в густой черной вуали в перчатках, сидя в каталке, должна была изображать бесконечную болезнь и печаль. К сожалению, на гипноз проверить мистика не могу. Не подвержен этому. Надо подумать, как вывести сего господина на чистую воду, тем более, что он связан с убийством.

Да, я желчен и очень зол. Не люблю, когда меня бессовестно и открыто дурачат. Браво! Господину Доницетти удалось на пару минут вывести меня из себя.

Анна

Если мне и не удалось попасть на сеанс, то удалось побеседовать с Маэстро лично. Удача улыбнулась, и из большой очереди, заполнившей коридор гостиницы, помощник выбрал именно меня. Надеясь на помощь прозорливца, хотела узнать о судьбе горничной Лопаревой, погибшей госпожи Захаровой. Маэстро поразил меня приятной улыбкой. Узнал и принял во мне медиума. Удивил хорошим русским, хотя готова была изъясняться и на ломаном итальянском. По его мнению, Захарова жива и находится в городе. На этом приятности закончились, когда он сообщил о моих тайных чувствах к одному известному полицейскому. Трудно отрицать: он действительно читает мысли!

Яков

Мистика в этом деле начала тихонько испаряться во время допроса погорельца. Жена безутешного вдовца, бывшая московская проститутка, жила под чужим именем. Влюбленный муж подделал документы. А в последнее время, по закону жанра, Захаров начал подозревать жену в неверности. И, очевидно, чтобы уберечь себя от греха, уехал подальше от жены. А вернулся на пепелище. Только вот не сразу вернулся. А задержался на ночь в гостинице. И вполне мог посетить неверную жену ночью. Сложно, наверное, было себя сдержать! И свидетели есть, что какой-то мужчина заходил перед пожаром. Возможно, он и убил, но только связь с Доницетти как-то слабо просматривается. Зачем жулику такая сложная инсценировка? Неужели на горизонте маячат деньги? Ну что ж, пора господину Захарову не на продавленном диванчике сидеть перед сгоревшей квартирой, а во вполне приличной камере полицейского управления.

Анна

В первый раз вижу, что бы дух на меня так орал и обвинял! Не могла заснуть от потрясения и от того, что госпожа Захарова всю ночь стояла у моей кровати. И даже утром не уходила от меня. Вот так расследование! Пришлось срочно бежать к синьору Доницетти за помощью. Он меня немного удивил. Сказал, что духов не видит из-за того, что устал и почти не спал — матери было плохо. Странно, я вот глаз не сомкнула, а дух вижу, как его. На этом странности не закончились. Старую женщину полностью осмотреть не дал. Объяснил тем, что у нее сложное кожное заболевание. Смогла только пульс прощупать. Судя по всему, дама пребывала в глубоком обмороке. Всю ночь?! Хорошо, что в сумочке камфара была. После укола женщине стало легче, и дух исчез. Не понимаю… Вечером, пытаясь разобраться в ситуации, вытащила на свет божий половину мистической библиотеки дядюшки. Поиск почти ничего не дал, когда на пороге, сияя свежим пряником, появился неугомонный Петр Иванович. Очень настойчиво интересовался событиями в отношениях с Андреем Петровичем. Намекал, что тот уже ищет семейную квартиру в Петербурге. Как им всем хочется меня замуж выдать. Право слово! Рано еще говорить об этом. Меня сейчас больше беспокоило отсутствие мамы. За окном уже давно стемнело.

Яков

Сколько лет я не видел госпожу Миронову-старшую? Пять? Шесть? И вот она сидит сейчас передо мной, взвинченная, с разрушенной прической. И еще я ей на нервы действую. Я всегда знал, что мама и дочь похожи характерами, но сейчас имею возможность в этом убедиться. Полицейский рапорт гласил, что госпожа Миронова Мария Тимофеевна устроила драку с девицей Елизаветой Савиной в меблированных комнатах на Боголюбской. Все, что угодно, мог вообразить в этой несовершенной жизни, но только не это. Что образец приличия госпожа Миронова могла вообще бить кого-то? Это как? Хотя причину понял сразу. Адюльтер с горничной… Виктор Иванович, вы что же? Седина в бороду, бес в ребро? Горничную Лизу видел мельком в доме Мироновых. Тоненькая девушка с хитрыми упрямыми глазами. И с тех пор она совсем не изменилась. Только платье и прическу сменила. Крепость семьи Мироновых была всегда примером для Затонска. Неужели мир так сошел с ума, пока меня тут не было? Разумеется, рапорт и объяснительные без колебаний были посланы в мусор. Искренне восхищался Марией Тимофеевной, когда она попросила меня сопроводить ее домой, чтобы выгнать нерадивого мужа. Действительно, амазонка! В гостиной собрались все. Стать свидетелем семейного скандала, да еще при Анне, не хотелось. Но Мария Тимофеевна резко настояла на моем присутствии. Возможно, чувствовала мою молчаливую поддержку. То, что случилось дальше, я до сих пор до конца не решаюсь себе объяснить. Классическое разоблачение неверного мужа закончилось полным громким разрывом отношений родителей, как бы ни пытался наивно их помирить Петр Иванович. Виктор Иванович во всеуслышание заявил, что любит другую, и решительно ушел собирать чемоданы. Мария Тимофеевна была уведена служанкой. А мы остались с Анной одни. Похоже, не только ее, но и меня тоже трясло от пережитого. Таких слез я не видел у нее со дня, когда она вернулась с оргии адептов на кладбище. Но тогда я не знал, что с ней делать. Сейчас Аня кричала так, что слова утешения навряд ли слышала. Да и какие слова ее могли утешить, когда у нее сейчас рушился мир ее детства, ее жизни. Когда ее безобразно оставил обожаемый отец. Ее опора и поддержка. Когда он просто предал ее и мать. Все, что я только мог, целовать ее изумительные волосы, родные глаза, мокрое от слез лицо, чтобы хоть как-то остановить страдания любимой женщины. Хоть как-то сказать ей, что я рядом. Ее Боль жгла мне сердце. Но мы были вместе и вместе пытались пережить эту катастрофу. Только один вопрос не давал вздохнуть. "Вы дали ответ Клюеву?" Она подняла измученные глаза, покачала головой и со вздохом облегчения прижалась ко мне. Я обнимал ее, как величайшую в мире драгоценность, и узел боли внутри, что мучил много лет, растворялся. Я почувствовал, что вернулся домой. Я вернулся! Вернулся к тебе! И ты снова со мной. И это нельзя изменить! Родная, единственная, любимая, я буду тебе опорой. Я стану для тебя всем, чем ты хочешь, только не плачь!

Анна

Папа уже порывался идти в полицию искать маму, когда она с каким-то яростным выражением лица влетела в комнату. За ней растерянно вошел Яков. Это было абсолютно нереально. Яков здесь?! Возмущение отца мама остановила словами, что господин Штольман ее спас и она не имеет права его выгнать. Ситуация, похоже, разворачивается в какую-то непредсказуемо опасную сторону. Что случилось? Осколки прежней жизни начали резать меня, когда я узнавала подробности измены папы. Жить со служанкой, содержать ее, обманывать всех нас. И так долго! Теперь я поняла мелочи, на которые старалась не обращать внимание. Ссоры, холодность папы, его отлучки, слезы мамы. Как я раньше этого не замечала. Все, наверное, можно понять, но что бы со служанкой!.. Папа, это же так низко! В одном с нами доме! Мама не заслужила такого! Жизнь рушилась. Папа сказал, что любит Лизу и сейчас же уходит к ней. Широкая спина мелькнула перед глазами и исчезла, первые секунды я не смогла пошевелиться. Не могла понять, что произошло. Только огромная потеря заливала тело вязкой болью. Хотелось кричать. Ведь то, что произошло, невозможно. Как? Как такое может быть? Мой любимый папа! Самый лучший, самый умный папа бросил нас! Я опрокинулась на чье-то плечо. Знакомый хриплый голос шептал что-то. Наверное, слова утешения. Но я ничего не понимала и не слышала. Вдруг меня развернули, и на лицо дождем посыпались поцелуи. Мягкие, нежные и такие знакомые. Я подняла глаза. Яков со страхом и волнением вглядывался в меня. Дрожь его тела передавалась мне. Но руки твердо держали за плечи. Мне стало легче. Он рядом! Он со мной. Немедленно захотелось прижаться к нему. Спрятаться от боли и всего мира в этих теплых, ласковых, сильных руках. Он только спросил, дала ли я согласие Клюеву. И услышав "нет", тут же со вздохом обнял меня и не отпускал, пока слезы не высохли. Он баюкал меня, как тогда, ночью, после кладбища. И боль потери растворялась в его тепле и нежности.

Яков

Сколько мы простояли вот так, обнявшись, — не знаю. В комнату заглянул Петр Иванович. Увидев нас в обнимку, покачал головой и исчез. Сейчас блюсти приличия было некому. Аннушка чуть успокоилась. Только немного вздрагивала еще всем телом. Я понял, что уже могу осторожно отпустить ее. Истерика ушла. Заглянув в любимые глаза, спросил, сможет ли она без меня остаться. Она сейчас была похожа на ту испуганную девчушку, которая жаловалась мне в доме Разумовских, что она есть зло. Нежно смахнув последнюю слезинку большим пальцем, как будто вернулся в прошлое. А она все смотрела на меня долгим доверчивым взглядом. Пора было уходить. Взяв ее ладошки в свои, целовал, как много лет назад.

Мы еще поговорим…

Спокойной ночи Анна Викторовна!

Завтра предстоял тяжелый день, и чтобы привести чувства и мысли в порядок, в гостиницу я отправился пешком. Меня временами еще потряхивало. Нервная дрожь не уходила. Еще утром я не мог себе представить, что снова прикоснусь к ней, что увижу взгляд, который давал мне силы не умереть в казематах, что она доверится мне. Распались в пыль полгода отчуждения, когда мне казалось, что между нами только ее ненависть. Но только казалось. Пять лет ожидания не могут пройти просто так. Конечно, она защищалась от новой боли, которую я принес. Господи, прости дураку его прегрешения! Если бы веровал, наверное, сказал бы так.

Аннушка, ты стала взрослой, сильной, но внутри ты - все та же барышня на колесиках. Доверчивая, ранимая, искренняя и бесконечно любимая!

Анна

На удивление, но после ухода Якова я уснула, как только голова коснулась подушки. Утро же напомнило про вчерашнюю катастрофу. Чувства уже не были такими острыми, но сердце саднило. Надо было учиться жить без папы. Пусть и видела его в последние полгода очень нечасто: моя работа, его работа и вот еще… Лиза. Но я всегда знала, что он рядом. С детства, наблюдая, как родители любят друг друга, я мечтала о том, что у меня будет такой же муж, как мой папа, и будет любить меня, как папа любит маму. Наивно? А что могла думать девочка, не знавшая жизни? А теперь моя забота — мамочка. Вот сидит и плачет, как обиженное дитя. Домна ее бланманже кормит и нянчится, как с ребенком. А я? Подарю-ка ей дядюшкины духи!

Яков

Утро было урожайным на полновесные факты. Сторож ограбленного дома Захаровых видел ночью женщину, очень похожую на служанку, только с родинкой на щеке. Такая же родинка была у покойной Марии Понуровой. А если двух полностью одинаковых женщин не бывает, то Понурова жива, а вот служанка, ее копия, сгорела. Осталось доказать связь Доницетти с Понуровой, и дело раскрыто. Математика, господа! Деньги и страсть? Или только деньги?

А Антону Андреевичу все невдомек, что главный подозреваемый вот-вот может уехать из Затонска. И мы еле успели. Жулик с «мамой» и коляской готовился грузиться в экипаж. Коробейников вежливо поздоровался с мадам и снял вуаль. Но даже я не ожидал, что там муляж. Сообщница, как видно, уже покинула Затонск с награбленным. Это предположения. Поэтому итальянскому молодцу запретили выезд из города. Теперь, как на охоте, когда зверь загнан, он должен проявить себя. И он проявил. Но очень страшно. В полдень Полина сообщила в отделении, что Доницетти с Анной направляются к сгоревшему дому. Если духа вызвать, то Анна раскроет обман быстро, и ей грозит опасность. Опоздай мы на минуту, и случилось бы непоправимое. В сгоревшей комнате эта мразь душила Аннушку. Сколько же ей достается! Каждый раз по краю ходит. Как же ее трудно защитить от духов и самой себя! Я постоянно должен быть рядом.

Анна

С господином Доницетти мы случайно столкнулись на улице, когда я шла на службу. Время еще было, и мне захотелось задать ему только один вопрос. Почему он сказал маме неправду? Ответ его напомнил мне предсказательницу Уллу. Та тоже зарабатывала шарлатанством. Доницетти доверительно поделился, что говорит клиентам то, что они хотят знать. Откровенно цинично объявил, что нет никакого видения, и мы как коллеги прекрасно об этом знаем. И где здесь способности? Что на сеансе был разыгран спектакль, чтобы вывести на чистую воду мужа, который убил его любимую Машу Понурову. Я ещё пыталась верить ему, когда мы вошли в обгоревшую комнату. Но дух показал мне, что жулик врет. Он с Марией убил служанку и поджег дом. В следующий миг стало понятно, что живой он меня отсюда не выпустит, потому что много знаю. И в последний момент меня спасли руки Якова.

А Доницетти…

Яков

Сюрпризом в полицейском управлении оказалось разоблачение беглого каторжника, вора, карточного шулера Геворга Габриллиани, который уже пять лет разыскивался за убийства. Его сообщница рассказала, что два года назад он убил настоящего Доницетти и попытался выдать себя за него. Урожай они с Понуровой собирали сказочный. Как и в случае с куафером, сплетни, слухи делали свое дело. Приезжая в город заранее, они устраивали один сеанс после того, как досье на приглашенных было собрано. А дальше — по схеме. Убийства, грабежи и обман доверчивых жителей. Неплохой арсенал! Но нервы у неудачливого «маэстро» сдали, когда понял, что разоблачен. Он с истерическим хохотом угрожал мне. Но испугать меня сложно. Еще раз убедился, сколько чудовищ в человеческой оболочке бродят по этому миру.

Анна прислала приглашение на вечернее чаепитие, чем необыкновенно удивила меня. Я до сих пор считал себя persona non grata в их доме. Видимо, с некоторых пор Мария Тимофеевна имела другое мнение на сей счет. Пока на веранде я делился с Аннушкой подробностями дела Доницетти, ее руки проворно накрывали на стол, чем повергали меня в священный трепет. От всего пахло таким домашним и семейным, что я никак не мог справиться с волнением. Я не знал, как начать и смог произнести только одну фразу: «Анна Викторовна, тогда ночью, пять лет назад…» Вдруг ее спина выпрямилась, она вся как будто стала напряженной струной. Медленно развернувшись ко мне, присела и, глядя в глаза, с болью прошептала, как приговор: «Пять лет, шесть месяцев и четыре дня!» Глаза напротив требовали объяснений. Они выворачивали меня наизнанку и не знали пощады. От макушки до пяток меня сначала бросило в жар, а потом окунуло в ледяной холод. Она считала! Каждый день разлуки считала! С той ночи, когда стала мне женой. И на миг я задохнулся от ее обнаженной боли и своего собственного предательства. Так дальше нельзя! Предельно честно и кратко я рассказал ей про записку под дверью, арест и обвинения, про четыре с половиной года заключения. О Нежинской, о Брауне. Про Элис и роль документов во всем этом. И я понимал, что это не все. Какими бы ни были секретными сведения и государственными тайны, я знал, что преступно скрывать от нее, в какой она опасности и от кого ее должен защитить. Волнение не давало вздохнуть. Не сразу, но я продолжил про Крутина, про изощренные чудовищные убийства в Петербурге и особую заинтересованность преступника в ней, как в медиуме. Она слушала внимательно, повернувшись ко мне спиной и задавая краткие вопросы. Я чувствовал, как напряглись ее плечи при имени Нежинской. И знал, что следующий вопрос неизбежен. «Вы любили ее?» То, что скажу, ранит, но решил, что предельная честность будет единственным ответом. «Любил когда-то».

Как же она страдала тогда от присутствия Нины, если спустя пять лет для нее этот факт так мучителен!

Анна

После закрытия дела хотелось услышать все подробности, и я пригласила Якова Платоныча на чай. Все шло своим чередом, пока он не вспомнил нашу зимнюю ночь пять лет назад. Скорей всего, он хотел мне рассказать, что произошло, но, как всегда, не решался. Талантливый сыщик, гроза преступного мира, железный Яков бледнел и задыхался, пытаясь объяснить свое исчезновение. Рассказ его был кратким и страшным. Обвинение в шпионаже в пользу Англии, четыре с половиной года тюрьмы, казематов. Я видела это. Как же он выжил после ранения? Были и пытки, скорей всего, из-за папки. Но она была у меня. А он не проговорился. Защищал! Убит Браун. Нежинская, втянувшая его во все это, на каторге. Элис в Лондоне. А кроме этого, трупы в бункере. Магистр и его помощница. Боже! Сколько смертей! Осознание чудовищной несправедливости не давало говорить, не давало дышать.

Прошлое угрожающе надвигалось на меня. Но с ним надо закончить раз и навсегда. На вопрос о Нежинской он замолчал, а потом глухо, с трудом ответил, что любил когда-то. Все! Для меня этого достаточно. Все в прошлом.

А вот настоящее меня пугает. Он нарушает государственную тайну, чтобы объяснить, что мне угрожает опасность? Зачем я понадобилась какому-то Крутину? Если поджог — его рук дело, как говорит Яков, то угрожал он не Полине, а мне. В этот момент вся моя выдержка рассыпалась мелкой пылью. Страшно, когда не знаешь, откуда может прийти смерть. Но рядом был Он. И тихо и твердо обещал, что будет оберегать меня. Всегда. Что я — самое драгоценное в его жизни. И от этих слов обручи, сжимавшие душу, исчезли. Я в изнеможении потянулась к нему.

Яков

Известием о Крутине я напугал её. Сжав кулачки на груди, она кинулась ко мне. В огромных глазах слезами плескался страх. Я всегда буду защищать эту женщину! Она - самое драгоценное, что есть у меня в жизни! И когда я это произнес, она с каким-то детским всхлипом облегчения прижалась к моему лицу.

Стоять вот так, соприкоснувшись лбами, и мысленно рассказывать друг другу о своих страхах можно было бы долго и необыкновенно. Но громкий окрик служанки отбросил Анну в угол веранды. Господи! Ещё один блюститель морали! Плохо! Очень плохо! Я не успел рассказать ей самого главного. Когда ещё появится такая возможность?

Анна

Мы просто обречены на недосказанность. Домна появилась на веранде, разрушая наш маленький неустойчивый мир. Яков устало смотрел на меня, как будто о чем-то сожалел. Но время ушло. Нежно поцеловав руки, сказал о любви глазами, как он умел только он, и попрощался. А я в осиротевшей тишине пыталась налить чай. Бог с ней, с Домной! У нас вся жизнь впереди. Все недосказанное в свое время откроется. Главное, мы уже вместе.

А вот то, что Клюев без пяти минут жених, необходимо исправить и немедленно! И письмо с отказом без колебаний отправилось к адресату.

Потом я долго сидела за столом, под лампой и пыталась понять, почему я ему поверила в первые дни? Неужели сердце ничего не говорило? Он действительно был связан службой, обстоятельствами. Неужели ночь, проведённая вместе, ничего не доказала? Или я, поддавшись общему мнению, увидела Якова другим? Или просто злилась, что не объяснил своего исчезновения? А он не мог, пока не рассказал бы все, как сегодня. А давала ли я ему такую возможность? Выслушала бы? Стыд расползался по лицу. Жарко от мысли, что зря мучила нас обоих.

«Вы никогда не будете обыкновенной девушкой, Анна Викторовна». Прищуренные, с хитринкой, глаза смеялись, ожидая ответ. И я ответила им: «И Вы никогда не будете для меня обыкновенным мужчиной, Яков Платонович». И как два необыкновенных человека мы будем жить своей и только своей жизнью!