Яков

Наше тихое полицейское утро началось с сюрпризов. Николай Васильевич, крайне взволнованный, вручил мне депешу. Столичная телеграмма сухо и без возражений требовала доставить господина Петра Ивановича Миронова в Петербург по обвинению в убийстве своей жены. Что? Миронова? Внутри все напряглось. Кровь прилила к вискам. Петр Иванович, как же вас угораздило? Что будет с Аннушкой? Сердце сжалось. Внутренний страж требовал при любой угрозе любимой женщине немедленно броситься на ее защиту. Ещё издали, прежде чем пролетка остановилась у больничного корпуса, я увидел знакомую шляпку. Анна развернулась навстречу. И опять на минуту забылся в ласковых глазах. И, как бывает при ней, тревога растворилась. А вот она была не на шутку расстроена. Дух бывшей горничной жены Петра Ивановича ночью сообщил о своём убийстве. Бесценный мой медиум!

Анна

Александр Францевич подтвердил: Глафиру убили. Как?! Вот это холодное синюшное тело — есть она, девушка с озорными глазами? Милая, отзывчивая, всегда в хорошем настроении… Да что же это такое? Сначала Зинаида Петровна, а теперь Глаша. Что происходит? Яков, возившийся около трупа вместе с доктором, вдруг попросил разрешения поговорить со мной наедине.

Яков

Знаю: сейчас ей будет больно. Но сказать надо. Она справится. Она — сильная. Мысленно еще раз попросив прощения у любимых глаз, отдал ей телеграмму. Она рассмеялась. Это же нелепо! Но я подтвердил, арест — это распоряжение из Петербурга. Понимаю, что дядя в ее самых страшных снах не может быть убийцей, но обвинение есть и его надо или принять, или доказать обратное. А, учитывая смерть Кармановой, получается неприглядная картина.

Анна

Значит, все — правда и дядю арестуют. Горло перехватил страх. Неотвратимо накатывала паника. Дядюшка! Мой дорогой любимый дядюшка. Куда же ты попал? Твои недоброжелатели добрались до тебя? Нет! Яков просто обязан доказать его невиновность. Он же может! Он — единственный, кто сможет. Нет, он должен! Верю, что никакие адвокаты не сумеют защитить нас лучше его. Даже если год прошел, даже если Глафиру убили! Папа ушел, и вот еще сейчас дядя… Яков, пожалуйста! Прошу! Одиночество волной заливало сердце. А его взгляд молил не беспокоиться, болел за меня. Спрятаться бы сейчас в этих глазах! И я не смогла устоять…

Яков

Когда Аннушка так целует меня... сама… Сделать можно все! И, хотя пристрастности себе не позволю, уверен, что докажу невиновность Миронова. Можно даже с поцелуями! Интуиция шептала, что в деле действительно замешаны деньги и наш дамский угодник ни при чем. Поскольку предстоял сложный разговор с семейством Мироновых, я решил пройтись, продумывая тактику предстоящего допроса. Не будет у меня времени на раздумья. Могу себе представить, что сейчас творится в доме. И не ошибся. Дом гудел потревоженным ульем. Антон Андреевич уже был на месте. Ух и быстрый же у меня коллега! С трудом и не сразу удалось привести всех к порядку. Петр Иванович пока не совсем осознал серьезность своего положения. На допросе я внимательно следил за его мимикой. Она многое может сказать лучше самых правдивых слов. Но пока меня ничего не смущало. Врать Петр Иванович не умел. Я это знал еще по делу утопленницы. По обыкновению, брат его не смог долго усидеть в кресле, а при словах о ссоре супругов сорвался на бег по комнате. Как всегда, Виктор Иванович готов был тигром бросаться на защиту непутевого брата! Сухой итог был не затейливым. Госпожа Миронова умерла от сердечного приступа после бала или после конфликта с мужем на фоне сердечной болезни, неожиданно проявившейся здесь, в Затонске. При этом горничная неотступно была при ней. После смерти хозяйки жила в Затонске и была убита сегодня ночью. Все. Но, как правило, опасность кроется в мелочах. Миронов сразу рассчитался с Кармановой крупной суммой, не дожидаясь завещания. Антон Андреевич сказал бы: откупился? А я скажу: надо проверить. Далее. Приехал в Затонск сегодня ночью. Алиби на эту ночь не имеет, поскольку отказывается его предоставить, тем самым обрекая себя на арест. Я не сомневался в благородстве Петра Ивановича по отношению к дамам, но, похоже, очередная пассия навлекла на дядюшку угрозу каторги за убийство, возможно, двойное. «Выбирая между арестом и потерей самоуважению, я остановлюсь на аресте», - так он сказал. Это что: честь, возведенная в смысл жизни, или любовь, достойная вечности? Или глупость? Да, я сержусь. Но за преданность принципам уважаю. Сам такой. Вот после этих слов уверен, что Вы не могли убить. Но с алиби-то мне что прикажете делать, Пётр Иванович? Вы усложняете для меня ход расследования. Хотя, признаюсь, моя симпатия к вам выросла ещё на один пункт. Точно знаю: если бы речь шла об Анне, поступил бы так же… И я с болью понял: любимую сегодня нечем успокоить.

Анна

Пожалуйста, пожалуйста, папа, дядя! Не надо! Вы говорите друг другу чудовищные вещи! Папа прежде никогда ни на кого так не кричал. Даже в ТОТ вечер был сдержанней. Ну почему дядюшка не хочет говорить, где был в момент убийства? Неужели его очередное увлечение стоит жизни и свободы, стоит упреков папе в измене? Неужели все так плохо, что дядя в первый раз в жизни накричал даже на меня? Все равно, он самый лучший! И я его, непоседу, люблю!

Яков

Ни Коробейников, ни Трегубов не приняли моего решения. Домашний арест Миронова поначалу был расценен как предвзятость. Коробейников благородно возмущался, полицмейстер внутренне потел перед воображаемым дотошным начальством. Но умение убеждать я еще не потерял. В конце концов, все пришли к мнению, что полиция Затонска не лыком шита и под давлением вновь открывшихся обстоятельств разобраться сумеет сама. Бумага была составлена, и Трегубов, махнув рукой (семь бед один ответ!), подписал распоряжение о невозможности этапировать арестованного в Петербург. Хоть маленькая, но победа! Аннушка, все будет хорошо!

Анна

Боже мой! Его дама — губернаторша? И из-за этой особы столько проблем и криков? Чем его она увлекла? Она же даже не привлекательна! Дядюшка, дядюшка! Да, Зинаида Петровна в сравнении с ней — красавица. Не понимаю… Он ведет себя, как ребенок. Взбалмошный, искренний и милый, благородный ребенок, играющий ловеласа. Он как бабочка, дарящая наслаждение, иллюзию счастья, вносит в жизнь скучающих дам разнообразие. Седеющий амур, не потерявший способность дарить радость. Что бы он не сочинял по поводу любви к Зинаиде Петровне, в их паре любила его она. Любила, как мать ребенка. С состраданием, улыбкой и пониманием его авантюрной сути. Привлекательной она не была ни минуты и никогда не обманывалась по поводу своей внешности так же, как не обманывалась в абсолютной верности супруга, что не мешало ей периодически делать ему выволочки. Жена дяди имела острый, практический, мужской ум. Слегка циничную способность говорить всю правду в лицо. Она была образована и начитана. Ее железная деловая хватка помогла приумножать свой капитал с завидной скоростью. Мы симпатизировали друг другу. Она тоже ненавидела ложь во всех ее проявлениях. Я искренне уважала эту по-своему добрую женщину. Зинаида Петровна часто спасала меня от мамы в вопросе замужества, говоря, что жизнь не должна заканчиваться кольцом на пальце. Скорей всего, дядя убедил себя, что любит жену, поскольку ему нужна была такая женщина. Бабочке нужен цветок. И она была им. Может, во второй половине жизни ей по-женски остро была необходима дядюшкина способность дарить любовь или хотя бы ее иллюзию. Чтобы почувствовать себя, наконец, в другой ипостаси. Ведь холодный, расчетливый разум не дает полноту жизни.

Яков

Факты прибывают быстро. У Кармановой обнаружились кавалеры. Один из них — владелец новой лавки специй, похоже, все же жених. А вот личность второго вызывала подозрение. Сказать, что похож на Миронова, так нет. И это не доказано. Фактами не доказано. Но не для Коробейникова. Он, видимо, для себя все решил. Куда он так торопится? Жаль, не помощник он мне в этом деле. И сказать ничего не могу. Не начальник. Давно огорчает его небрежность в расследованиях и невнимание к фактам. Иногда, каюсь, бесит. Видимо, плохим я был учителем. Но этот день принес и хорошее: по тексту депеши из столицы дело осталось у нас а, значит, Пётр Иванович — тоже. Теперь есть время разобраться, зачем племянник покойной написал заявление на Петра Ивановича.

Анна

Чтобы помочь следствию, мы решили вызвать дух Зинаиды Петровны… И все-таки она любила не только дядю, но и меня. Дух ее был очень деликатен, насколько деликатным может быть дух. Мы проговорили с ней, вернее, дядя говорил через меня, полночи и утро следующего дня. Но усталости я не почувствовала. Она оставила даже в моей памяти некоторые подробности разговора с дядюшкой. Тетушка, Вы просто ангел! Во-первых, помогла найти предсмертное письмо Глаши. А во-вторых, объяснила тонкости деловых отношений между партнерами Петра Ивановича в деле закупки зерна. И ещё я запомнила: "Сначала дело, потом губернаторша!" Да, Зинаида Петровна, у вас необыкновенно тонкий юмор! И неожиданно меня озарило! Ведь все так просто! Именно в тот момент, когда дядя отказывается от крупной сделки, его партнеры выдвигают против него обвинения. Зачем?

Яков

Анна улыбалась и сияла, как солнышко после дождя, чем слегка развеяла мою тоску. Петр Иванович нервничал и торопился показать значимые места в письме Глафиры и увести от личных в виде «твои ласковые руки». Действительно, неисправим. Спасибо Аннушке и духу неизвестной мне Зизи. Любила она, наверное, Петра Ивановича, если так заботится о нем даже после смерти. Да, прояснилось многое. Оказывается, перед смертью к горничной приходил племянник Мироновой, некий господин Головлев. И просил свидетельствовать против дяди по факту смерти Зинаиды Петровны. Та отказалась. О чем в порыве лучших чувств и написала дяде. И на следующий день была мертва. Письмо действительно пришлось кстати, потому что через час я столкнулся с упомянутым господином Головлевым в управлении. Помяни дурака… Простите! Николай Васильевич, красный от гнева, держал за грудки прилизанного господина с мелкими, бегающими глазками. Это чем же надо вывести из себя нашего добрейшего полицмейстера? Мерзкий тип хамил, угрожал направо и налево. Но побелел, когда услышал о письме горничной. И совсем присмирел, когда я его поймал на лжи об убийстве Кармановой. Много видел я таких трусливых пакостников, которые, прячась за спины власть имущих, не гнушались ничем. Ничего, под присмотром городовых остынет немножко… Таких только сила берет и страх. А вот моего младшего коллегу, похоже, ничего не берет: ни разумные доводы, ни факты. Он уже сдался и видит Петра Ивановича идущим по этапу. Чем же его так Мироновы обидели? Но, как я вижу, вовсе не они, а перспектива поссориться с Петербургом и потерять место. Не думал, что мой бывший ученик так будет трястись над своей шкурой! Где же Ваше искреннее желание "служить закону и общественному благоденствию"? Неужели жизнь вас так быстро обломала, Антон Андреевич? Или вы слабак, или я не рассмотрел гнильцу вашей души? В любом случае я сумею вас защитить.

Анна

Что же вы не досказали мне во время нашего восхитительного свидания, Яков Платонович? Вот уже как неделя проходит, а недосказанность мучит меня. И времени продолжить разговор нет вовсе. Во время расследования Яков всегда предельно собран, серьезен и скуп на слова. И мои дежурства не оставляют времени ни на что.

Яков

Я ждал ее. Знаю дорогу со службы. Надо бы узнать, что еще рассказал дух тетушки по делу. И, что скрывать, да, мне ее не хватает. Очень. И да… Хочу продолжить наш разговор. Но ни времени, ни местом не располагаю. И да… Трудно подобрать слова.

Анна

Он меняется сразу, как только речь идет о чем-то личном. Вижу, как у него перехватывает дыхание, как он волнуется, как ищет слова. Как осторожно берет за руку. Сколько лет прошло, а иногда передо мной все тот же, слегка застенчивый, замкнутый, мой любимый Яков! Удивительно, но жесткий, собранный, хладнокровный сыщик в такие моменты становится беззащитным и робким. Сердце тянется к нему, чтобы согреть и бесконечно любить. Я понимаю, почему он не решился поговорить. Но теперь уже я не юная Анна. И уже знаю, что самое сложное для него — раскрыться и довериться. Он никогда не обмолвился ни о детстве, ни о родителях. О жизни в Петербурге только догадываюсь. Разумеется, придет время — он расскажет. Но сколько пройдёт этого времени? А сейчас… Сейчас времени у нас, похоже, нет, потому что к нам бежит Антон Андреевич. Что-то случилось?

Яков

Снова наша роковая случайность — Корабейников. Как же вы бываете не вовремя, Антон Андреевич! Ого! Еще и дерзит, хорош огурец! Неужто, все еще ревнует? Но дело действительно срочное. Каким–то образом жених Глафиры часто выступал на сделках от имени Свешникова, компаньона Петра Ивановича. И векселя его были скуплены тем же господином. Прямая заинтересованность? Круг замыкается! Надо бы бегом в его лавку, но Анна… Анна не отстает. По своему обыкновению, если Аннушка что-то задумала — для нее нет преград. И под пули пойдет. Ох уж мне эта «барышня на колесиках»! Знаю по опыту: запрещать смысла нет. Ах, ты ж, зачем я про пули-то! Откуда выстрел?! Преступник обстреливает со второго этажа. Анна! Быстрей! Пожалуйста! Дверь в лавку закрыта. Врываемся через черный ход… На полу купец Ковригин. Убит. Подняться на второй этаж сложно. Выстрелы не дают двигаться. За дверью вскрик. Похоже, я в кого-то попал. Тихо. Кажется, все закончилось. Имеем второй труп: приказчик Макар. В его комнате нашлись деньги Глафиры и остаток веревки, на которой она была повешена. Факты встали в ряд. Убийца Кармановой найден. И честь дамы Петра Ивановича сохранена! Надо бы Аннушку порадовать. Но не успел я подойти к прозекторской, куда были доставлены трупы, как меня подкинул страх. Анна! Грохот погрома был слышен даже в коридоре. Это еще что такое? Я не узнал кабинет Александра Францевича. Бумага летала, лампы раскачивались, стулья перевернуты, и Аннушка, Аннушка в страхе сидела под столом. Бог миловал, что я никогда я не видел, как дерутся духи! Но, самое главное, Караваем и Макаров дали нам еще одну улику. Телеграмму, посланную из Петербурга Макару с указанием дня убийства Кармановой. Столичный хлыщ не отвертится! Под нажимом добытых фактов обвинения с Петра Ивановича тоже были сняты. Доклад господину Трегубову по делу мы, с Коробейниковым провели вместе с арестованным племянником. «Петербуржская вошь», как смело назвал его Николай Васильевич, пытался все еще хамить, но сидел смирно. В качестве поучения говорить предложил Коробейникову. Разоблачения Головлев слушал с насмешкой и копию письма Глафиры нагло порвал на глазах. Не теряясь. Ну что же. Сам себя наказал. А дело получилось очень простое: Миронов мешал своим компаньонам заключить выгодную сделку по поставке зерна. Обвинив его в убийстве жены, они пытались убрать его с дороги. Но им не повезло. Горничная отказалась быть свидетелем, а ее жених Ковригин отказался ее убить. Подкупленный приказчик Макар убил их обоих. И в конечном счете в перестрелке погиб сам. На все вопросы был дан ответ. Дядюшка спасён. Материалы можно отдавать в суд. И в тот момент дело волевым решением министра внутренних дел внезапно останавливают, и кляузник уезжает в Петербург. Но это не отменяет тёплый вечер в доме Мироновых. Благодарности Петра Ивановича, шампанское, улыбки и пьесу в четыре руки Аннушки и Антона Андреевича. Глаза любимой смеются и светятся, как пять лет назад. И я тону в этом взгляде, забываю о неудачах и проблемах. И, как пять лет назад, от её глаз жизнь становится лёгкой и безоблачной. Пока в гостиной Мария Тимофеевна с Антоном Андреевичем весело обсуждают счастливый конец истории и не замечают нашего отсутствия, мы тихо, прижавшись друг к другу, стоим на веранде. Пару минут всего. Сейчас мы вместе. Не хочется нарушать покой и счастье. Надеюсь, мы с вами еще поговорим, Анна Викторовна!