Анна

Иван Евгеньевич молодец! Легко и быстро вырвал из рук своенравной, невежественной бабки умирающую внучку! И, несмотря на крики родственницы, девочку с дифтерийным крупом прооперировали. Как замечательно он умеет с упрямыми родственниками разговаривать! После памятной смерти роженицы наши отношения медленно налаживаются. Восхищают его выдержка, профессионализм, умение быстро принимать решения в сложных ситуациях и даже показная бесстрастность. Так у меня пока не получается. Учиться у него — одно удовольствие. А, пытаясь помочь мне, он доказал, что умеет сопереживать.

Но все хорошее быстро заканчивается. Мы с Александром Францевичем были потрясены известием о его намерении ехать в Туркестан, бороться с холерой. Горечь охватила душу. Трудно было поверить. Как будто мы расстаёмся с близким другом.

Яков

Разговор в кабинете начальника департамента для меня ничего не разъяснил. Рассуждения о цели революций, о Крутине как о преступнике, обладающим невиданным по опасности оружием, для меня не были новостью. Я согласен: Крутин стирает совесть память, изменяет личность. «Брат пойдет на брата. Дети на родителей». Он хочет с помощью такого оружия изменить существующий строй? Возможно. Но логику разрушает вопрос — какая роль в этом для госпожи Мироновой? Зачем ему женщина, говорящая с потусторонним миром? Генерал сомневался в её способностях, в существовании дара. Раньше и я сомневался, но не сейчас. Вспомнилось раздражение, какое она вызывала во мне видениями и фантазиями. А теперь? В полицейском управлении относятся к ее дару с величайшим почтением. Без ее подсказок ни одно дело не обходится. А некоторые дела она, пожалуй, может вести самостоятельно. Так ничего не добившись, получив дальнейшие инструкции, я поспешил в клинику доктора Ланге.

***

Снаружи это презентабельное здание не говорило о том, что внутри — настоящая тюрьма, с решетками, надзирателями и прочей тюремной атрибутикой. Пройти туда можно было только по специальным разрешениям. Зачем? Я догадывался, что доктор ставит опыты на своих подопечных. Доказательств не было. Были интуиция и слухи. Можно было бы забрать Нину отсюда. Но это была лучшая психлечебница в столице, и успехи профессора поражали. А вот с Ниной у него явно не складывалось. И, хотя я не посещал её, мне сообщали, что за эти годы в себя она так и не приходила. Профессор провел меня в палату. Босая, в длинной рубашке, со спутанными седыми локонами, остановившимся взглядом, на кровати отрешенно и неподвижно сидела женщина. Профессор довольно бесцеремонно схватил ее за подбородок и повернул ко мне лицо, пытаясь заставить ее вспомнить меня. Нина! Пустой взгляд, постаревшее лицо. Ни голоса моего, ни вида не узнала. И я ее с трудом узнал. Какие страдания могли превратить красивейшую утонченную фрейлину императрицы в это безликое существо, потерявшее память? Нина задергала плечами, что-то начала бормотать, по лицу прошла судорога. Ее выкручивало. Доктор схватил меня за руку. Мы вышли. Потом он долго говорил о какой-то новой методе, пришедшей к нам из Германии, но я уже не слышал. После неудачной реплики доктора в Затонске я старался не задавать лишних вопросов вообще. Привет, переданный от больной, не умеющей говорить жены, возможно, должен был напомнить о супруге, но, скорее, задавал вопросы. Ответов пока не было, и я, чтобы не быть голословным, молчал. Уже в поезде, под мягкое покачивание вагона память восстановила момент венчания в тюремной церкви и разговор в кабинете следователя, когда я дал согласие на брак. Пожалуй, в первый раз я увидел Нину такой естественной, без ужимок, флирта, лжи. Передо мной стояла мать, обреченная на казнь, но отчаянно боровшаяся за своего ребенка. В тайну отцовства Нина не посвящала, не до того было, но мальчик был не моим сыном. Подозреваю, что кто-то из власть имущих. Иначе, с чего бы ей это скрывать. Помню, меня глубоко тронула эта перемена. Не скажу, что любил ее. Нежные чувства она убила ложью, коварством и предательством. Я ненавидел Нину. Но ребенок! Пятилетний мальчик ни в чем не был виноват. И если я возьму опекунство над ним как муж, он сможет выжить. Меня даже не волновала ее фраза про огромное состояние, которое получит опекун после ее смерти. Я представил, что отказываюсь, и сразу понял, что отказ всю жизнь будет стоять пред глазами несчастным нищим сиротой, живым или мертвым. И даже отягощение моей вины браком с преступницей не тревожило. Карьера была безнадежно убита. Будущее внятно не просматривалось. Анна… Боль от той мысли и сейчас прожигала сердце. В общем, и с Анной все было понятно. Она оставалась при любом раскладе моей единственной звездой и в этом, и в будущем мраке. Поэтому решение венчаться принял хоть и трудно, но уверенно. Но в последний момент смертная казнь для Нежинской заменилась бессрочной каторгой. И тогда начались хождения по мукам. От потрясения она потеряла человеческий облик. Нина сошла с ума. Её поместили в тюремную больницу. Методы лечения там были чудовищны и, похоже, еще больше добавляли несчастной. Но только в клинике Ланге после моего освобождения я увидел ее, более похожую на женщину. Но, все одно, ее выздоровление было под большим вопросом. Судя по сообщениям, состояние ухудшалось. Я оказался запертым в ловушке — быть до конца жизни супругом сумасшедшей и навсегда потерять Анну или, добившись ее выздоровления, отправить на каторгу и тем самым получить развод. У меня в запасе был еще один вариант, предоставленный департаментом. Весной, перед отправлением в Затонск на задание мне была предложена сделка: мне разрешают развод при любом состоянии супруги, если я ловлю Крутина. Выхода не было, Крутин должен был быть пойман! Козни египетские!

Просто не представляя, как это объяснить Анне, я спустился со ступенек поезда в Затонске. Ненависть и ярость Анны я уже понимал, но чувства не давали дышать, когда я вспоминал ее перекошенное злобой лицо. Желание умереть и ее ненависть выкручивали нервы, лишали возможности мыслить трезво. Но я уже принял решение говорить с ней при любых обстоятельствах. Урок был усвоен. Главное, знать, что ты делаешь, как ты делаешь и зачем. А того, как мы сейчас мучаемся оба, этот фиктивный брак не заслуживал. Она этого не заслуживала. А ради нее я был готов на все…

Я притормозил извозчика. Анна, задумавшись, шла навстречу.

Анна

Господи, это никогда не кончится! Что он хочет от меня?! Он будет постоянно бередить раны, и заявлять о себе? Зачем он здесь?

Яков

Неужели только моя смерть может её утешить? Даже несмотря на дуэль. Я должен был сразу все рассказать! Но для нее сейчас это уже не имеет значения. Мой брак убивает в ее глазах все доводы. И даже моя любовь ни о чем ей не говорит. Я стоял перед ней, как перед палачом, от которого зависела моя жизнь. Но сейчас не собирался отступать.

Анна

Даже если бы он все рассказал, что бы это изменило? Он женат! И это навсегда! Его брак — только перед законом? Какой мужчина не сказал бы этого женщине, которую не хочет терять? Истерзанные глаза просят, умоляют, говорят о любви, требуют поверить. Он стоит передо мной обреченно, как перед казнью, но веры уже нет. Смысла нет! Не могу! Сердце сжалось. Была только пытка от исстрадавшихся, любимых глаз, которых я больше никогда не захочу и не смогу видеть. Которые могут так лгать!

Яков

Она требует имя. Имя жены. Но, я чувствую, что она уже знает. Сердцем женщины она догадалась сама. И я, замирая, подтвердил. Глаза расширились от ужаса. Губы исказила горькая гримаса. Как свою, ощутил ее боль от предательства — так она это поняла. Я завис над пропастью. Еще чуть-чуть, и все ей объясню.

Анна

Нина! Ну конечно: лисий взгляд, приторная лживая улыбка. «Яков — мой ценный ресурс», — с расстановкой и ударением. «Ушел от госпожи Нежинской в 3 часа ночи. После меня…» — образы теснились в голове. Ну, конечно! А кто же еще?! Немыслимо! Так лгать! И все это время… Нежинская. Если бы кто-то другой, то «только перед законом» я бы допустила. Но Нежинская? Как он мог?! И после этого он имеет наглость говорить со мной? Это простить невозможно! Он — чудовище!

Яков

Я хотел договорить! Но пощечина обожгла. Опять пощечина! Но в этот раз невероятно оскорбленная женщина заменила обиженную девушку. Последний взгляд не давал ни капли надежды. В отчаянии она кинулась от меня, да так, что чуть не сбила прохожего. Она меня не дослушала! Опять не дослушала! Щеку пекло. Внутри все дрожало. Потеря огромным камнем давила на сердце. Вдохнуть было нечем. В безвыходности понял — больше не верит и не поверит! А кто на её месте поверил бы? Мой брак в таком виде, как она поняла, для неё — окончательный приговор. Да что же это такое! Что же мне с тобой делать, Анна! Что же со мной делаешь ты?!

Анна

Сменив бег на шаг, я все равно задыхалась. Все! Это был предел, до которого можно терпеть! Если он не может отсюда уехать — уеду я. Нам вдвоём, очевидно, здесь слишком тесно! Решение просто манило меня сейчас туда, в Туркестан! С Иваном Евгеньевичем! И быстрее. От осознания спасения стало легче. Я представляла, как уеду. Закончится ужас, в котором сейчас живу. Будет интересная работа. Новые люди, я пойму, чего стою, и, самое главное, начну снова уважать себя. Но все равно внутри, смертельно оскорбленная, рыдала любящая Аня. И вместе с ней я не могла остановить слез. Избавиться от неё я не могла, как ни пыталась. Я больше не верила ни одному его слову. Поэтому надо скорее уезжать. Там некогда будет думать о себе и своей боли, о духах, о прежней жизни.

***

Доктор Скрябин сначала рассмеялся, а потом, сощурившись, спросил, не боюсь ли я трудностей. Труднее, чем жить здесь, сейчас, я ничего не представляла. И трудностей я не боюсь. Папино воспитание! В Туркестане нужны квалифицированные врачи. Особенно, такие, как я. Он согласился с доводами. Спросил, не боюсь ли я смерти. Моя жизнь сейчас не представляла для меня интереса. Иногда казалось, что смерть предпочтительней, чем такая пытка. Видимо, он разгадал причины моего намерения и с сарказмом процитировал: «В страданиях родилась решимость». Но! Разрешат ли родители? Я даже не сомневалась, что смогу убедить их. Всегда убеждала. И в этот раз это будет несложно! И это подарит мне жизнь!

Яков

Пять лет назад, в начале расследования дела о шпионаже мне поменяли следователя. И он, убедившись, что разговоры не помогает, решил выбить из меня сведения о папке Брауна. Каждый раз, когда меня приносили с допросов, лежа на полу, я видел ее глаза. Удивительно, но боль затихала, становилось легче. Они лечили.

Сегодня эти же глаза вновь убивали. И пока я не знал, что с этим делать. И пока не мог с этим справиться. В управлении ожидал свежий рапорт об убийстве. Уважаемый и известный в губернии князь Мещерский был убит на охоте. Рапорт сообщал, что охотники, обложившие лису в угодьях князя, стреляли одновременно. Князь, в последний момент передавший винтовку егерю, был смертельно ранен и скончался через час. Как сегодня стало известно при оглашении завещания, воспитанница князя, сирота, Вера Кречетова, оказалась его внебрачной дочерью и получила приличное состояние. Поверхностный взгляд говорил: мотив для убийства есть. Дрожь внутри не прекращалась, воздуха не хватало, виски сжимало обручем. В таком состоянии я не смог бы доверять интуиции, нужно работать только с фактами. Пытаясь сосредоточиться на деле, я понял, что буду сегодня работать, пока не упаду. И я, несмотря на позднее время, поехал разбираться с Кречетовыми. Успел вовремя. На Веру Кречетову совершено нападение. Преступника она не узнала и в бессознательном состоянии была доставлена в больницу. Допрос на больничной койке ничего не дал. Она категорически отказывалась сознаться, что князя убил ее муж. Признаться, глядя на ее открытое лицо, честный искренний взгляд, я не мог предположить сговор с мужем для убийства. Но сейчас доверять своему чутью не мог. Вчерашнее потрясение еще давало о себе знать.

Анна

Как же так?! Родители меня не поддерживают! Не хотят понять. Мама, даже не прослушав мои аргументы, — категорически против. Дядя отказывается выслушать. Папа грозит полицией, если уеду. Так! Это только мужчинам позволено делать все, что они хотят? Что же делают мои самые близкие люди? Я не узнаю их. Не понимаю, как они могут так со мной поступать! Даже выслушать не желают. Ведь они знают, как мне сейчас тяжело! Я вообще перестаю что-то понимать. Все, что меня связывало со Штольманом, — мой дар - хочется вырвать и забыть. Я всегда верила своим близким, Якову, людям. Но сейчас — веры нет. Никому. Я устала доверять! Я устала так жить! Я не выбирала эту жизнь. Меня никто не спрашивал. Я просто с этим живу. Раньше я любила свой дар. Когда ко мне приходили люди, и живые и мертвые, я видела, как они несчастны, потеряны. Они хотели защиты. Кто-то не успел что-то сказать любимому человеку. Кто-то хотел справедливости. И когда мне удавалось им помочь, я была счастлива. Я верила, что я делаю этот мир чуточку лучше. Но сейчас, мне кажется, я нужна только мертвым. Они вцепились в меня и не хотят отпускать. Они даже по ночам пробираются в мои сны. Самое страшное, я их понимаю. Я точно знаю, что они от меня хотят. А про живых? Я перестала что-нибудь про них понимать. Я больше им не доверяю. Я чувствую, как эта жизнь ускользает от меня. Из-за этого проклятого дара я никогда не буду счастлива! Я никогда не узнаю, какой бы могла быть эта жизнь.

Яков

Факты в деле князя стали проявляться, когда на полицейском подворье вместе с Верой Кречетовой появился господин Вольпин. Он знал о завещании в два месяца до смерти князя и в тоже время пытался соблазнить Кречетову. Обвинял ее мужа и явно давал ложные показания. Надо бы за ним проследить! И, по указанию Веры Дмитриевны, проверить наличие дополнительных английских ружей в доме князя.

Анна

Что он говорит? Выйти за него? Первые минуты мне стало страшно. Замужество меня более не интересовало. Даже фиктивный брак меня пугал. Но Иван Евгеньевич сделал мне предложение, чтобы, как он сказал, дать мне свободу. Поскольку он считает меня самой способной женщиной, которую он встречал. Зная, что в этом обществе только таким способом можно выйти из-под власти отца, я согласилась. Я поделилась с ним своими сокровенными переживаниями. В этот раз он не отрицал мои способности. Более того, согласился, что таким людям, как я, вдвойне непросто жить в этом мире, и он меня хорошо понимает, поскольку похож на меня, и что свобода даст мне возможность «избавиться от мертвецов».

Яков

Ночью сгорела школа князя Мещерского. Факты говорили о намеренном поджоге. В имении князя, кроме сына, оказался господин Вольпин. Обыск показал наличие в его комнате английского оружия с признаками недавней стрельбы и одежды, пропахшей керосином. Господин Вольпин был арестован. Николай Васильевич принял телеграмму из Петербурга о немедленном задержании Дмитрия Львовича. Видимо, весть о его смерти не дошла до столицы. Все это было странно. Я был готов послать запрос в охранное отделение. В этом деле каждый факт был важен. В полдень в управлении появилась Вера Николаевна с мальчиком и высоким мужчиной из мастеровых. Ученик Кречетовой рассказал, что в день убийства был на месте охоты и забрал убитую лису. И там видел мужчину в кустах с ружьем. И может узнать его. Экспертиза пули показала, что такой же был убит князь. Оставалось провести опознание. И при выходе из управления мальчик узнал князя.

Анна

Решение принято. Я выхожу замуж и уезжаю. Думаю, что не пожалею. А если что-то пойдет не так, то винить буду только себя. Но главное, я буду свободна!

Иван Евгеньевич посоветовал не говорить родителям о своем решении. Сделать отъезд тайным.

Ночь. Уснуть не удалось. Предстоящие перемены были серьезны. И пусть мы с доктором были добрые коллеги, по-настоящему я его не знаю. В нем всегда было что-то недосказанное. Таинственное. Иногда он пугал непредсказуемостью. Но все страхи меркли перед осознанием: я скоро отсюда уеду, и перестанет, наконец, непрерывно болеть душа.

За завтраком я извинилась перед мамой. Пришлось лгать, что передумала. Всегда плохо получалось, но мама внезапно заплакала. Гладя меня по голове, она говорила что, гордится мной, любит меня, она желает мне только счастья и переживает о моей женской доле. Душу согрели ее слова, несмотря на то, что дружеских отношений у нас не было. Давние, старые детские обиды растворялись в ее слезах. Но укол совести не давал радоваться. Мне придется сделать ей больно. Но мама, мамочка, прости меня, иначе нельзя!

***

В этом городе у меня остался один последний долг. Книга, которую привез дядюшка, описывала секту катаров. Открывшееся знание нужно было немедленно донести до Штольмана. Он обязан был знать! Я долго не решалась пойти к нему. Увидеть его еще раз означало боль и страдание. Но опасность была выше наших отношений. После того, как книга о катарах попала ко мне в руки, сны стали явственнее. Ярче. Они стали цветными. И каждую ночь Раймонда открывала мне новые подробности о катарах. Сложив вместе рассказы Клюева и Раймонды, я поняла все.

Яков

Когда в дверь постучали, я был занят донесениями из Петербурга. На пороге стояла Она. От макушки до пяток меня прожгло кипятком, а потом залил холод. Я не мог сдвинуться с места. Я даже не понимал: наяву это или галлюцинация. Она вошла. Она была бледна. Глаза стали еще больше. В обычном белом платке и чёрной шубе Анна была прекрасна. Горло перехватило, и я смог прошептать только имя. Прямо с порога она начала рассказывать о катарах. Я не мог ничего слушать, я не верил своим глазам, но постепенно до меня доходил смысл слов. Она говорила о боге Крутина.

Анна

Катары верили в бога Абраксаса. Существо с петушиной головой, туловищем и руками человека, в левой он держит кнут силы. В правой — щит тайного знания. Змеи вместо ног олицетворяли разум и чувства. Катары верили, что мир создан дьяволом и хотели уничтожить его. Смерть считали величайшей милостью. Крутин верит в этого бога. Петушиная голова в деле генеральши фон Берг, змеи на ограде при пожаре, кнут на стене в подземелье. Крутин, как и катары, хочет уничтожить мир. В наше время это более возможно, чем в тринадцатом веке. Достижения науки позволяют массово уничтожать людей с помощью того же газа Брауна, неизвестного яда, чумной инфекции. И еще много того, что будет придумано. Но главное гипноз. Он парализует волю, меняет людей, забирает совесть, стирает память, управляет людьми.

Яков

Я слушал её, смотрел изображение в книге и понимал, что она описала мне внутренний мир преступника, его цели и мотивы. Ее рассказ созвучен мыслям, о которых говорил третьего дня генерал: «Пойдет брат на брата и дети на родителей» — все подтверждалось. И то, что она говорила, было чудовищно и бесчеловечно. Объяснило многие вещи, что случились в последнее время. Но как она узнала? Ей опять помогли? И, несмотря на страдания, причиненные мной, она снова пришла мне на помощь. В этот момент я осознал, что не могу её отпустить, что моя воля не бесконечна. И сейчас мне не важны обиды, что между нами стоят. Благодарность, восхищение, любовь, нежность волной заполнили меня. Анна развернулась к двери. Как угодно, но если она сейчас уйдёт, я не смогу за себя ручаться. Слетели все ограничения, правила, приличия, и я, не выпуская её рук, отложил книгу. С болью и мучительным наслаждением обнял. Прижал к себе. «Не уходи, прошу тебя, Аня, останься!» Каждая частичка во мне кричит: «Не уходи». Лоб её холоден, но, целуя его, обжигаюсь её кожей, запахом, её близостью. И нет сейчас такой силы, которая заставит меня не делать этого! Прижавшись ко мне на секунду, она замерла, как зверёк в беспощадном капкане. Я просто не дышал. А она шептала: «Я ненавижу тебя!» Всё громче и громче. И с этим криком, вырвавшись из рук, как из лап смерти, в панике она выбежала. Но теперь я точно знал: она бежала не от меня, она бежала от своей любви. И меня обмануть было невозможно. Выпустив из рук свое сокровище, я пообещал захлопнувшейся двери, что найду Крутина, понимая, что только так спасу от страдания, с которым она кричала о ненависти. Медленно приходя в себя, я убеждался, что не устану снова и снова доказывать свою любовь, пока она не поверит мне.

***

Вокруг дома князя был выставлен наряд. Его вина была очевидна. Из бумаг, пришедших из столицы, стало известно, что старый князь обвинялся в принадлежности к государственному перевороту. Сын, решая спасти свою честь от позора, убил отца.

Но, на его беду, свидетелем стал ученик школы князя. Лица его сиятельство не разглядел. Наилучшим способом избежать узнавания — закрыть школу. Но! Новоявленная сестра всячески этому противилась. Попытка припугнуть строптивую не удалась. Мягким подкупом господина Вольнова удалось школу сжечь. В этот момент, как я потом узнал, вмешательство Анны повернуло ход следствия, и нашелся маленький свидетель, показания которого в свете новых обстоятельств будет зачтены.

Признаться, такие персоны, как князь, крайне портили мне жизнь и раньше. И не только мне. Надменность и высокомерие. Брезгливость и даже ненависть ко всем, кто ниже по титулу. Безмерный эгоизм. Барство и заносчивость. Бороться с такими людьми было предельно тяжело. Кроме того, он был из власть имущих и напомнил мне князя Разумовского. В этот раз с помощью Анны у меня получилось вывести на чистую воду такого же негодяя. С каким же удовольствием я бы сказал и Разумовскому то же, что говорил сейчас князю:

«Закон один для всех, Ваше сиятельство!»