Анна
В прошлый раз просыпалась — был день. А сейчас уже ночь. Сколько же я спала? Прочь с кровати! Нога цепляется за книгу о катарах. Ну, конечно же, Реймонда читала ее! На грани между зыбким сном и живой явью она только что приходила ко мне и держала перед собой эту монографию с перечеркнутым жирно и черно названием. Что это значит? Не ответила, а исчезла в утреннем свете. Остаётся допустить, что катары — это ложь. Как это согласуется с нашими выводами — тревожно и непонятно. Знает ли Яков и что он думает об этом? Где он?
Ну что же, для начала приведём себя в порядок. Причёску Реймонды быстро преобразила в мою, привычную. Поправила корсет. Эх, Домну бы привлечь к обучению — не умеет наша девушка носить этот предмет! Как-то неудобно просыпаться и угадывать, что делал двойник в твоем теле!
В доме тихо. Куда все подевались? Только внизу шум. В папин кабинет дверь приоткрыта. Голос Якова. Наконец-то я его увижу!
Яков
Появление Анны разбавило неловкость знакомства полицмейстера со столичной шишкой. Охранное отделение всегда вызывает у Николая Васильевича тяжёлые состояния. Антон Андреевич хотя и смущен, но с любопытством оглядывает представительную фигуру генерала. А для Аннушки наше вечернее общество явилось полной неожиданностью. В удивлении, спрашивая меня глазами, она по-светски улыбалась генералу.
- Сергей Эрастович, позвольте мне представить мою невесту, Анну Викторовну Миронову.
Анна
Невесту! Никогда его голос не перестанет волновать! Гость поднялся. Седые бакенбарды и холодный пронизывающий взгляд незнакомых глаз не произвели впечатления. Военная стать. Фигура, как в стальном корсете. Куратор? Тот самый генерал из Петербурга? Что происходит? Не задались, видно, дела в столице, если Сергей Эрастович здесь.
- Очень приятно познакомиться. Наслышан о Вас и сражен Вашей красотой, — галантен, но неприятен.
- Сергей Эрастович, прошу простить, если нарушила Вашу беседу.
— Что Вы, Анна Викторовна, ваше присутствие очень кстати, — руку уколол сухой поцелуй. — Потому что я приехал за помощью не только к Якову Платоновичу, но и к Вам, уважаемая Анна Викторовна.
Вот это — совсем из ряда вон. Что же такого случилось?
Яков
Пока генерал посвящал в детали дела, я следил за Анной. Не успел объяснить, не успел рассказать. Но уверен: пусть вот так поломано, коряво, но моя умница все правильно поймет. Несправедливо, что меня так часто нет рядом!
— Вы хотите поговорить с духом, Сергей Эрастович? — голос Анны напряжен.
- Да, что-то в этом роде. Кроме того, мы договорились с Яковом Платоновичем, что розыск он проведет в Петербурге, на месте.
За столом повисла тревожная тишина. Мои сыщики озадачены. Брови полицмейстера в смятении убежали под лоб. Не соблюдая этикет, Аня удивленно и немного сердито развернулась ко мне и в смятении сжала мою руку.
— Николай Васильевич, — полицмейстер с вниманием развернулся к генералу, — всячески буду содействовать охране госпожи Мироновой. Завтра к вам по-моему распоряжению приедут люди из нашего ведомства.
Филеры? Вот так фунт! Разве о них шла речь? Зачем он нарушает нашу договоренность? Или он меня не понял? За кем собрался следить: за Анной или за преступником? Что за цели у генерала? Но отступать поздно. Попробуем переиграть.
— Яков Платонович, может, Вам нужны помощники? Любой следователь будет рад чести работать с Вами, - хороший ход, так и до «шаха» дойдем.
— Сергей Эрастович, думаю, обещанный вами следователь не откажется поработать в затонском управлении вместо необходимого мне в помощь господина Коробейникова.
Антон Андреевич застыл, не понимая правил игры. Соглашайтесь, Антон Андреевич, соглашайтесь. Чтобы попасть в эти чертовы архивы будем рисковать!
Анна
Сюрпризы не прекращаются. Много же я пропустила! Он уезжает! Только ради генерала? На него не похоже. Не понимаю. Видимо, сейчас надо ему довериться. Ну что же, поможем генералу, и, возможно, он поможет нам. Проведем спиритический сеанс в первый раз в полицейском совете.
Вихрь, как обычно, взял за горло. Паоло. Итальянец. Воронка холодного одиночества ввинчивалась в грудь. Но одиночество и холод не так страшен, когда руки Якова рядом. Свет всегда нужен, если есть тьма. И на ее острие родилась тревога. Ведь итальянец не тот, за кого себя выдает! Худое лицо, голова с обширными залысинами, как у монаха, напряженные, испуганные глаза. Рана на груди. Сухощавый мужчина держит пред собой странный манускрипт. Очень ветхий и старый, он исписан сверху донизу. Через пару секунд ледяной сумрак охватывает меня, и дух оказывается совсем рядом. Документ на латыни. Внизу корявым почерком число «1320», а ниже «2». Что это значит? Скажите, почему вы убили себя? Он угрюмо всматривается в меня и знакомым жестом проводит по лицу. Теперь я знаю: нож в сердце он всадил не по своей воле. «Кто вас убил?» Мой крик зазвенел в комнате. Дух исчез, и я очнулась. Три пары глаз с удивлением, испугом и недоверием вглядывались в меня. Яков под столом крепко сжал руку.
Яков
Молодец, Аннушка! Уже одна ниточка есть. Убийство, связанное с документом и под гипнозом. Совсем недавнее дело. А там, где старые документы, там и историки. Возможно, тоже под гипнозом. Не намечается ли еще и кража? Генерал прав. Крутин на свободе. Ах, ты ж мерзавец! Архив просто необходим и немедленно. Завтра же надо ехать! Но прежде будем прятать Анну еще и от столичных филеров.
Я смотрел на нее, пытаясь понять, разобралась ли она в моих играх. Досадно, что мы не поговорили перед встречей!
Похоже, она все-таки рассержена. Хотел проводить Аню наверх и объяснить свое решение, но в гостиной был перехвачен. Да что же такое! Почти неделю под одной крышей, а поговорить смогли — раз, два и обчелся!
— Яков Платонович, — видная фигура преградила путь наверх.
- Я слушаю Вас, Сергей Эрастович.
— Спасибо за согласие и за помощь. Должен предупредить, что Ваша бывшая жена жива.
Если уж бить, то наотмашь. Так это, кажется, называется? И удар силен! Очень силен, даже если после ледника в Петербурге я что-то такое подозревал. Генерал помолчал, давая возможность собраться мыслями.
— Наши осведомители видели её в Лондоне. Доктор Ланге сейчас под подозрением в злоумышленном освобождении опасной преступницы. Со вчерашнего дня он — в розыске.
- Сергей Эрастович, если это правда, то моя невеста…
- Не беспокойтесь. По документам жена ваша мертва. А в Лондоне она — леди Браун. Но я предупредил вас. Будьте осторожны. Я уезжаю завтра. А вы, пожалуйста, дождитесь моих людей. Я поверил госпоже Мироновой. До встречи, господин Штольман. Берегите себя и невесту.
Он развернулся к выходу. А меня отравила горечь и злость. Во-первых, на генерала, во-вторых, на Ланге. Этому гнусному типу не просто так Нежинская понадобилась! Выпуталась-таки. Жива и здравствует. Может, я ошибаюсь, но не могла ли приложить свои жуткие таланты к похищению Аннушки. Вполне могла. Ненависть госпожи Нежинской не знает границ. Хотя — не факт. Надо признать — сейчас я просто зол. И все же, как она смогла выжить? Ведь дыхания, точно помню, не было. Гипноз? Снотворное?
Сергей Эрастович Звольский
Итальянец убит под гипнозом, и профессор исчез с его помощью. Крутин, как я и думал. Да, Анна Миронова меня удивила. Видимо, не зря о ней лет пять назад «наверху» слухи ходили.
Говорят, наш новый император тоже любит окружать себя спиритами и оккультистами. Всегда считал это блажью. И Якову Платоновичу до конца не мог поверить. Он всегда производил двоякое впечатление. Слишком честен и прямолинеен, слишком умен и хитер. Насколько раздражает, настолько и удивляет. В данный момент еще и своей невестой. Поразительная пара! Эх, Яков Платонович! По лезвию мы с вами ходим. Неудачи с Крутиным могут стоить карьеры не только мне. Пусть Вам и не грозит, но если не разберемся, неприятностей не избежать и Вам. В этом деле Ваше участие слишком известно. А в гипнотизере, видимо, кто-то серьезно заинтересован. Безнаказанные убийства развязывают руки желающим. Слава богу, причастность клада катаров пока не на слуху. А может, и эти сведения уже вышли из моего кабинета. Недавний разговор с начальством жестко нарисовал расстановку сил. Крутина необходимо найти как можно быстрее. Анна Викторовна в серьезной опасности. Вот и помогите мне и себе. А мои люди помогут здесь. Заодно и проконтролируют ситуацию. Однако, что господин Штольман говорил про подселенный дух и магию? Чушь какая! Передо мной образованная, красивая, умная, обаятельная девушка. Какой дух? Поставить рядом Нежинскую? Впрочем, кто не без греха? А за Анной Викторовной присмотрим, обязательно. Необычная девушка.
Анна
Нет, я все понимаю. Ехать куда-то с двойником внутри все равно, что на пороховой бочке сидеть. Нельзя мне с ним. Но почему так горько? Тоска? Знаю. Последнее время не могу справиться с чувствами. Не хочу, чтобы догадался. И мне стыдно, и ему лишние переживания ни к чему. Но, обидно, право слово.
Сильные руки неожиданно обняли со спины и смели все мысли. Тяжело выдохнул в шею:
- Аня! Анечка! Любимая. Прости. Не успел сказать. Не успел объяснить.
Поцелуй обжег с макушки до пят. Время замерло. Под руками широкие родные плечи.
-Яков! Господи!
Два дня, всего два дня, а как вечность. Как же любовь страдает от разлуки! Как больно без родного взгляда! Но сейчас он рядом, и мы снова — целое.
Да пусть пропадёт пропадом эта поездка! Письмо, Крутин, Реймонда, похищение — как страшный сон. Когда он закончится? И когда мы, наконец, будем вместе? Все остальное — неважно. Только в эти минуты живем.
Яков
Я был готов к раздражению, вопросам, к упрекам, наконец. Но… Невозможно существовать вполовину. Тону в ее солнечных глазах. Сладость губ кружит голову. Аня! Немыслимо от тебя оторваться! Почему всегда так мало времени?
- Подожди, пожалуйста, подожди, — она тяжело дышит, неохотно отталкиваясь от меня.
- Что, родная? — все еще целую лицо, глаза, уголки губ. Как пью нектар, наслаждаясь мгновением. Но она, лаская плечи, пытается выскользнуть.
— Подожди, подожди! Нам надо поговорить.
- Да, надо, — с трудом отрываюсь, еще во власти восторга, — тебе надо уезжать отсюда, — говорю то, что битый час шепчет интуиция и тревога.
— Почему? — она ошарашена. — Разве ты не доверяешь Сергею Эрастовичу?
— Скорей, его молодцам. И он нарушил договоренность. А филеры из столицы — слишком непонятно, а значит — опасно.
— Даже так? — она задумалась. — Тогда действительно. Возможно, у родителей кузины будет удобно?
А это мысль! Родственники. Приезжие. Да и просто больше некуда. Но сейчас ей нельзя не оставаться в родительском доме.
— Татьяна Сергеевна? Видел ее мельком у церкви. Ну что ж, собирайтесь, Анна Викторовна, — но отпустить пока не могу. Сейчас не могу.
Спрятав лицо на моей груди, она, волнуясь, сообщила:
— Реймонда прочла книгу катаров. Я видела ее сейчас.
— И…
- В ней ложь. Только как это возможно?
— Еще сам не знаю. Реймонда объяснила, что Абраксас и катары — разные понятия. Полгода разыгрывалась масштабная мистификация только, чтобы тебя украсть и подобраться к катарке. Похоже, она знает что-то очень важное. И этим нужна Крутину-Скрябину. Чтобы выяснить, чем именно, еду в архив. Вы меня отпускаете, Анна Викторовна?
Она, как запоминая, вглядывалась в меня.
– А вы мне даете выбор, Яков Платонович? — вздохнула, ко мне припала лицом, чтобы успокоиться. Мы постояли в нашем жесте. Так сверяя друг друга и обмениваясь любовью.
— Благодаря тебе, — целую в душистую макушку, — теперь знаю, что искать.
— Будь осторожен, — наконец, пальчики успокоились в моей руке на груди.
- Аня, и ты будь осторожна. В наших условиях полного доверия нет ни к кому, прошу, тысячу раз осторожна! И с Реймондой тоже.
— И ты береги себя, — она вдруг смутилась, — я так скучаю. Не задерживайся, ладно? Родные глаза просили, обещали, любили. И разбудили бурю. Без слов. Без мыслей. Только она и только сейчас.
Анна
Не люблю уезжать. До недавнего времени дом всегда был моей крепостью. А сейчас — бегу. Маму не сразу, но отец уговорил. А вот Яков выслушал от Марии Тимофеевны страстный монолог о нашей незавидной судьбе и вот об этом самом даре. Но это несерьезно, просто нервы. А может, репетиция новой главы. Принимая сетования, Яков был предельно серьезен, но, повернувшись ко мне, глаза смеялись. Возможно, ему тоже репетиция понравилась. Чемодан помогал грузить, но сам не поехал. Николай Васильевич озаботился конспирацией. Душа ныла. Ну что тут поделаешь! Ему надо в Петербург!
А мы с дядей, обсуждая события, не спеша проплывали по затихшему Затонску. Николай Васильевич с папой поторопился вперед нас подготовить родственников. Дядюшка честно проспал «совет в филях» и пытался восстановить утраченное. Рассказ был недолог. Больше говорили о кузине. О двоюродном дяде Сергее. Вспоминали Пасху в Москве с детьми, дядями и тетями, как только мне стукнуло десять. А Тане было на два года меньше. Сколько раз мы гостили у них? Последний раз это было лет восемь назад. Как сейчас она выглядит? На свадьбе с Танечкой не довелось встретиться. Семейство с поезда успевало только в церковь.
В конце улицы показался большой одноэтажный дом. Силуэт полицейской пролетки выпускал городовых. Николай Васильевич поставил двух человек в дом и двоих тайно снаружи. На крыльце — стройная тоненькая фигурка в пуховом платке. Екатерина Евлампьевна настойчиво звала дочь в дом.
- Анечка! — звонкий голос почти не изменился. Те же живые глаза, мелодичный смех. Как весенние цветы, легкий отзывчивый нрав. Все та же…
- Танюшка! Моя сестричка!
Радостным вихрем потащила в дом, по пути снимая с меня пальто и шляпку. Как в детстве. Дядюшка обреченно шествовал за нами. Папа вытаскивал поклажу.
Мы разместились вдвоем в ее комнате. Ночь впереди. Наговоримся! Сейчас, как в детстве, две свечки, две головки друг к другу и разговоры до утра. Редко это бывало, очень редко. Сестричке я могла рассказать о своих знакомцах. Она не смеялась, а только широко открывала глаза и удивлялась, а потом забывала, говоря, что любит меня, фантазерку. Жизнь развела нас. В год, когда появился Штольман, я впервые не поехала в Москву.
- Аня, расскажи про жениха, — она, как и я, сразу и без околичностей.
— А что рассказывать? Люблю.
— Говорят, он красивый.
- Самый лучший. Танюш, а ты-то как? Есть кто на примете? — мы забрались на кровать с ногами и она, как в детстве, положила голову мне на плечо.
— Да нет никого, — вздохнула по-детски.
— Родители жениха не ищут?
— Ань, а им сказала: замуж без любви не пойду! Как ты. Ань, вот не заставят!
— Согласились?
- Да нет, но любят меня и пока не заставляют. Мама про тебя рассказывала. Плакала очень.
- Да что же плакать-то.
— Жалела тебя.
- Танюшка, смешная, я же самый счастливый человек!
- Ань, — она вдруг выпрямилась, — а духи - это страшно?
— Нет, но неприятно, а кто тебе сказал?
- Антон Андреевич из полиции, — боже мой, а глаза-то светятся.
- Коробейников?
— Ты его знаешь? — оживилась. Сестричка моя, а он тебе нравится!
- Да, Антон Андреевич — мой большой друг.
- А еще он сказал, что тебя ищут, а ты здесь.
— Вот уже и нашли. Танюшка, никто не должен знать, что я у вас. И еще. Я ночью могу вставать. И разговаривать на французском. Не пугайся. Это опять мой дух внутри.
— Как в детстве?
— Да.
- Здорово. Ты меня интригуешь. А говорить с ним можно?
- Можно. Но постарайся меня сразу спать уложить.
- Ты так и ходишь по ночам?
- Так и хожу.
Мы помолчали, вспоминая чудесные редкие дни в Москве. Пожалуй, Танечка была единственной душой, без оглядки верящей моему дару. Таня прервала раздумья:
- А бабушку помнишь? Как мы прятались, а она всегда нас находила, как будто, видела? — Танюша рассмеялась, приложив ладошки к щекам. Простое движение делало ее по-детски доверчивой.
- Помню. Думаю, у нее тоже был Дар. Только не знаю какой. А чем занимаешься в Москве?
- Учусь. На высших женских курсах Герье. Знаешь, историю люблю. Куда потом — не знаю. Просто интересно.
Не изменилась. Вот всегда такая «просто интересно». Любопытство — наше все! Дело шло за полночь. И, как в детстве, нырнув с головой под одеяло, мы высовывали носики и говорили: «Доброй ночи». Внезапно, нарушив ритуал, как будто вспомнив что-то, Танюша села в кровати:
— Ань, можно спрошу?
— Что?
- А как ты узнала, что он — твой суженый?
- Во сне видела, — вынырнув из теплого ситца, я тоже села. — А потом увидела на улице наяву. Чуть не сбила его при этом.
- А я не знаю, как это любить, — она задумчиво положила голову на колени и обняла себя.
- Если коротко — прощаешь все. Не можешь не простить, потому что это ты сама. Твоя половинка, твое отражение. И без него невозможна жизнь.
Яков
Тревога за Аню не оставляет ни на минуту. Утренний мороз забирается в медвежью полость пролетки. Антон Андреевич посапывает в рядом. За полночь заснул, а я так глаз и не сомкнул. Всей сутью своей хочу вернуться к Анне и забрать ее из чужого дома. Но нельзя.
Утренний поезд нетерпеливо пыхтел на рельсах. Усатый проводник, старый знакомец, проводил нас в купе. Паровоз стоял. Ждали еще кого-то. Живые клубы морозного пара минутами открывали группку людей на перроне. Наконец, вдалеке хлопнула дверь. Состав вздрогнул, как ото сна. Вагоны лениво набирали ход. За окном Затонск нехотя уплывал назад.
Шум, голоса, шорох. Пространство купе разрывается открытой дверью, и мне на грудь падает… Анна! Что? Зачем? Откуда? Ну что мне делать с такой безрассудной невестой? Еще и Татьяну Сергеевну с собой взяла!
— О Боже! Что ты делаешь? Зачем? Аня? — мой голос, похоже, даже звенит от возмущения. Когда не понимаю - сложно сдержаться. Но в панике она не слышит моего негодования.
— Реймонда предупредила. Я слышала ее голос. Тебе грозит опасность. Я должна быть рядом. Яков! Тебе одному не справиться. Прости, я должна быть рядом!
— А кузину-то зачем сюда?
— Она единственная женщина, которая может ночевать с моим духом. Ты не сообразил? — Господи! А она права. Как же я не понял!
