Краткое содержание предстоящего
(детям и слабонервным не читать)

Затонск готовился к прибытию Штольмана: Анна мучалась кошмарами, в которых Штольмана, а заодно ее, пытали немыслимой куафюрой, Антон шел на службу в стиле слоу-мо, Трегубов заранее запасался валерьянкой, пустырником и крапивой. Злобная горничная, потирая руки, укладывала в чемодан генеральши сорочки попроще. Наконец, некто, прибывший в город несколько раньше, определился-таки с личиной, которой будет пользоваться в ближайшее время.

Встреча ранее покойного героя прошла торжественно и ознаменовалась одним сердечным приступом, обмороком, двумя смертями, скандалом в благородном семействе и оживлением СМИ.

Но когда волнение улеглось, выяснилось, что воскрешение было несвоевременным, и отправить героя туда, где он, предположительно, пребывал последние пять лет, стремились многие.

Впрочем, Штольмана подобные инсинуации не волновали. Похоже, прошедшие пять лет он совершенствовался в раджа-йоге, и такие мелочи, как чье-то мнение, угроза его жизни или карьера, ушли с его орбиты в открытый космос.

Тем временем Затонск оказался в новой системе координат, где действовала неэвклидова геометрия и женская логика. Два не связанных между собой убийства неожиданно превратились в четыре, и даже духи пожимали плечами, разводили руками и плевались льдом, пытаясь объяснить происходящее. И лишь в объяснениях влюбленных все было совершенно ясно.

«И где вы были все это время?», - спросила она, имея в виду, что смерть его хоть как-то оправдывала, но теперь – никаких оправданий.

«Поговорим об этом потом», - ответил он, намекая на продолжение банкета.

«О чем тут говорить? И провожать меня не надо!» («Немедленно объяснитесь и попробуйте только не пойти за мной!»).

Но в чтении мыслей Штольман не преуспел, поэтому принял все за чистую монету и ушел совершенствовать дух и тело. И что остается бедной девушке, как не рыдать от злости?!

Утро красит

Под утро Анне приснился кошмар: Штольман в усах и бороде, с совершенно прямыми длинными волосами! Кто мог поступить с ним так жестоко?! Проснувшись в холодном поту, она долго не могла успокоиться. Хотелось кого-нибудь убить, желательно куафера, но можно и гримера, и режиссера...

- Как спалось, барышня? – с милой улыбкой спросила Гиена Лиза, недавно принятая в дом на место Прасковьи. – Небось, вещий сон приснился?

- Почему вещий?! – вздрогнула Анна.
- Ну так пятничный сон в руку!

Анна немедленно внесла в список потенциальных жертв еще одно имя…

Причесываясь у зеркала, она неожиданно вспомнила еще одну деталь сна – она стоит в пустом темном помещении, и пыль сыплется на нее из четырех огромных дыр в крыше… Что бы это значило?

Вся наша жизнь…

Антон Андреич шёл на службу.

Мысль о том, что сегодня пятница, будоражила его душу. Как же он любил пятницы! Прошлая оставила после себя приятные воспоминания и почти новенькие часы в кармане.

За пять прошедших лет он освоил не только походку в стиле Слоу-Мо, но и азартные игры.

В картах ему везло. Впрочем, ничего странного, ему не везло в любви.

Никогда. Ни при каких обстоятельствах у него не получалось стать предметом обожания для мало-мальски приличной дамы. Это вызывало в Антоне лёгкую досаду, не более. И неприличных дам на его век хватит.

Не меньше пятницы Антон, как истинный затончанин, любил субботу, но по иной причине.

"Сегодня вечером - в «МодернЪ», а завтра - в зоопарк», - думал Антон, -"надо зайти на базар и купить морковку для Балдахина!"

Но наступили дни перемен

- Доброе утро, Николай Васильич! – приветствовал Антон Андреич г-на полицмейстера. Начальство ответило настолько непосредственно, что Коробейников счел возможным осведомиться:

- Что-то случилось?

- Ничего, - горестно ответил Трегубов, - ровным счетом ничего! Ничего не происходит, не приходит в голову, не вызывает общественного резонанса. Стареем, стареем… Теряем былую легкость.

Антон вежливо закручинился, мимоходом подумав, что г-н полицмейстер вчера совершенно напрасно отправился в заведение Мадам сразу же после посиделок в доме губернатора.

- А помните, как мы с вами в былые времена… И Яков Платоныч с нами…

Нет, это он другом, встрепенулся Антон.

- Неужели происшествие?!

- Представьте себе, из зоопарка пропал слон! И никаких следов. Ниччего не понимаю! – и полицмейстер обозначил пятерней идущего по столу слона, больше напоминавшего жирафа, который приветливо кивал оторопевшему начальнику сыскного отдела средним пальцем, изображавшим шею.

- Можно мне? – загорелся Антон. – Ведь тот, кто сегодня украл слона, завтра украдет… украдет… госпожу губернаторшу! – и, роняя котелок, чернильницу и себя в глазах городовых, он помчался на место преступления.

Пуркуа па?

Анну ждала милая старая дама, проездом из Парижа в Москву через Затонск (география была прерогативой кучера).

- Наталья Павловна, как же я рада вас видеть!

- Взаимно, ма шери, взаимно. Смотрю, возвращение на родину пошло тебе на пользу – ты хорошо спишь, много ешь, занята делом, - взор из проницательного стал задумчивым, - стала менее рассеянной, по-прежнему читаешь на ночь, булочки покупаешь в кондитерской на Полковой, а ваша новая горничная почему-то тебя невзлюбила…

Возникла неловкая пауза, которую прервал мальчишка, подбежавший с письмом.

- Не возражаешь, я прочту? Же сюи си курьез, я так любопытна.

- Па де суси, мадам, какие пустяки, - Анна была только рада отвлечь от себя внимание. Вздохнув, она погрузилась в воспоминания.

…Анна сидела у колонны и поливала слезами клочки в очередной раз неправильно поданной челобитной, как вдруг услышала:

- Ай-яй-яй, какие слезы, какое горе, ме сэ террибль, это ужасно, почему вы так плачете? – одна рука успокаивающе обвила ее плечи, другая протянула носовой платок.

Анна только покачала головой, не в силах объясняться. Впрочем, этого не потребовалось.

- Понимаю, - сказала баронесса фон Берг, - у вас опять не приняли прошение. А ведь вы неправильно его подаете. Вы пытаетесь передать из рук в руки, а его надо было вложить в декольте. Успех был бы обеспечен.

Анна потрясенно пыталась усвоить сказанное, а баронесса деловито подняла ее на ноги, мягко, но настойчиво повлекла за собой, вручила неизвестно откуда взявшееся мороженое, при этом не переставая успокаивающе журчать и кивать дяде, который неистово переживал в отдалении. Впрочем, он знал, что делал, когда втайне от племянницы вручил ее заботам этой старой дамы. Она по-своему решала, в какой именно помощи нуждаются несчастные, и не знала неудач. Уже через неделю Анна перестала рыдать и подавать прошения, через месяц - задавать неудобные вопросы, а через два оказалась в Париже.

- Ну что же, - сказала баронесса, прервав воспоминания на самом интересном месте, - ан элефан террибль, такого у меня еще не было. Сэ трез антерессан. Крайне любопытно. Придется задержаться. Так что не прощаюсь, приходи, поболтаем, посплетничаем, - и она поощрительно улыбнулась.

Розовые розы

Женщина с букетом роз и мужчина в строгом пальто и котелке прогуливаются по весенней улице.

Что может быть прекраснее? Картина навевает покой и уморотворение. Если бы не...

- Как поживаете, Антон Андреич?

Не тот мужчина. Совсем не тот.

- Часов не наблюдаю, кроме счастливых, - Антон удовлетворенно улыбался. Эйфория от поразительного выигрыша не отпускала уже неделю. Каждое, даже мимолётное упоминание о часах, рождало музыку в его душе. О них, да об азартных играх, он мог теперь говорить часами. В этом он превзошёл даже своего учителя, который не расставался с колодой карт.

- Чёрт знает на что трачу свои сыскные способности. Вчера, например, целый день искали похитителя слона...

- Нашли?

Мысль о пропаже второй по значимости Затонской знаменитости удручала. С тех пор, как у Анны пропал дар, слон Балдахин был единственным способом привлечь туристов в провинциальный Затонск.

- Пока нет.

- Какая чУдная история! А вы ранены? -    Анна, с профессиональным любопытством разглядывала бинт на пальце Антона. - Почему ко мне не пришли зашивать?

- Доктор Милц расстарался.

Антон не мог вслух признать, что с тех пор, как увидел вышитый Анной платочек, доверять ей свои драгоценные пальцы не решался.

Стараясь перевести разговор с этой темы, он предложил:

- Анна Викторовна, а что вы делаете сегодня вечером? Посидим где-нибудь? Поиграем в шахматы? Вспомним наши былые приключения?

- Антон Андреич, всё это осталось в прошлом. В прошлом сезоне...

Теперь тема разговора становилась опасной для Анны. После недавнего проигрыша ему в шахматы она лишилась золотого колечка и новых серёжек, подаренных дядюшкой ко Дню Ангела. Она мысленно перебрала содержимое своей шкатулки и благоразумно отклонила предложение.

- Ну, как же, а знаменитый "Сметень"? Одно дело "Князя тьмы" чего стоит, - продолжал искушать её Антон, поглядывая на новые серьги из горного хрусталя.
Анна не сдавалась, предпочитая беречь свое материальное благосостояние, а не умножать Антоново.

Положение спас вовремя подбежавший городовой:

- Антон Андреич, убийство!

- Анна Викторовна, я вынужден Вас покинуть.

Антон еще раз взглянул на новенькие часы. Восхитился своей ловкостью. И убежал прочь.

Анна, как загипнотизированная, осталась на месте, глядя на удаляющуюся мужскую фигуру, в чёрном пальто и котелке, думая совсем о другом мужчине.

Мы не люди, а карманы

Мироновы ужинали. Гиена Лиза скромно присутствовала и пожирала глазами Петра Ивановича, удачно женившегося и не менее удачно овдовевшего. Теперь ему хватало средств оплачивать счета любимой племянницы за платья и шляпки.

Выяснилось, что поводов менять наряды у Анны немного, да и вообще она думала явно о другом. О бедном Балдахине, конечно же.

Гиена Лиза слушала разговор и мечтательно закатывала глаза: в её грезах платья и шляпки кружились, водили хороводы, объединялись в причудливые ансамбли, а она, стояла, раскинув руки, в центре этой весёлой кутерьмы, обвешанная золотом и брильянтами. Она плотоядно поглядывала на оттопырившуюся деталь туалета Петра Ивановича, где, по её представлению, скрывался предмет её вожделения. Мысленно она уже все расстегнула, достала и держала в своих руках, сладострастно поглаживая. Как она любила толстые… кошельки!

Труд врача

Анна вела приём в клинике. Пациентов было, как обычно, хоть шаром покати. И вдруг:

- А где доктор Милц? - в дверях кабинета возникла фигура полицмейстера.

Анна разглядывала его: взволнован, встревожен, озабочен, даже испуган. Испуган? Неужели из-за слона? Гадая, что смогло привести в такое состояние обычно спокойного и благодушного Николая Васильевича, Анна завладела его запястьем...

Надо сказать, что дар Анны пропал не окончательно, а, сделав головокружительный кульбит, возник на прежнем месте измененным. Теперь, вместо общения с бесплотными духами, Анна могла по биению пульса определять, с точностью до четверти часа, через какое время телесная оболочка её собеседника опустеет, а душа перейдет в иные миры. Некоторым даже умудрялась ставить диагнозы.

Новый дар пугал обывателей не меньше старого, поэтому девушка предпочитала его не афишировать, а пользоваться им в сугубо медицинских целях.

Светило французской медицины, профессор Крюшо, прочил ей карьеру врача-диагноста, а родители - гадалки, и очередь около дома из страждущих узнать “сколько им ещё осталось”.

Один дядюшка не унывал, а предлагал им с отцом объединить усилия: Анна - предсказывает, Виктор Иванович - составляет завещание.

… Завладев запястьем Трегубова, Анна диагностировала: "Пульс 230 ударов в минуту. Кровяное давление повышенное. Холестерин в норме.”  Совершив только ей известный подсчет, она определила, что впереди у Трегубова еще 24 года 6 месяцев и 4 дня.

20 капель настойки валерианы вернули Трегубов в чувство, и он смог объяснить, что же привело его сюда: “Полчаса назад. Кабинет. Новое назначение. Штольман”:

-Я чуть со стула не упал!

Под Анной не оказалось заботливо подставленного стула и она-таки упала. Прямо к ногам полицмейстера.

Наперекор пословице

Невидимое глазу напряжение, довлеющее над городом, уже ощутимо искрило и потрескивало, приближаясь к разрядке, но Антон Андреич ничего не чувствовал. Подскакивая от нетерпения, он торопился на место Настоящего Преступления. Бедный Балдахин был временно забыт. Обстоятельный доклад городового Коробейников выслушал с трудом и досадой.

- Что ж оцепление не выставили? – Антон нашел, к чему придраться, раздосадованный осведомленностью подчиненного. – А вдруг убийца вернется на место преступления?

Городовой с состраданием посмотрел на начальника сыска, но предпочел промолчать. А вдруг, действительно, блаженные встречаются не только в полиции.

Решительным шагом трое представителей власти вошли в коридор монастырской гостиницы с револьвером, шашкой и саквояжем наперевес. Услышав непонятные звуки, под скрип сапог и половиц незаметно прокрались ко входу в номер и-и-и-и…
напряжение достигло пика и разрядилось непосредственно в Коробейникова. Пораженный молнией белозубой улыбки, Антон явственно услышал гром рушащейся репутации и остатков здравомыслия. Перед ним стоял не кто иной, как ранее покойный бывший учитель и друг Яков Платонович Штольман.

Купи слона

Ребушинский кружил у места преступления в надежде раздобыть сенсацию если не об убийстве, то хотя бы о похищении, когда зоркий взгляд его углядел куда более ценную добычу.

- Яков Платоныч! Неужели это вы!

- Не он это! – ответил доктор Милц, становясь на пути прессы. Однако Ребушинский ловко обошел его и резво покатился вслед объекту творческих вожделений.

- Где же вы были все это время? Два слова для наших читателей и особенно читательниц!

- Купите слона, - не оборачиваясь, ответил Штольман, за эти годы поднаторевший в уходе от прямого ответа.

- Как слона? – оторопел Ребушинский. – Его же украли!

- Все говорят «украли», - серьезно ответил сыщик, - а вы возьмите и купите.

- Нет, подождите. Как же я… да и нет у меня такой суммы!

- Все говорят – «нет», а вы…

Увлеченные содержательным разговором собеседники не заметили тигрицу, которая уже какое-то время горящими глазами наблюдала за ними из засады.

…Увидев Штольмана, Анна сначала вздохнула с облегчением, убедившись, что кошмар о локонах и прочих куафюрных изысках не был вещим. И только потом на нее снизошло вдохновенное озверение. Ах вот, значит, как? Ушел, значит за зонтиком на пять минут, а вернулся через пять лет? И без зонтика?! Жив!!! Здоров!!! Жив?! Здоров?! Какое… счастье? Убью на месте! Задушу в объятьях, потом потребую объяснений, и даже слушать ничего не стану! Наконец-то он вернулся - как он посмел! От немедленных действий Анну удерживала только необходимость выбора. И пока она колебалась, пустить ли в ход близлежащую лопату или все-таки зацеловать до смерти, Штольман вежливо распрощался с Ребушинским и скрылся за углом.

Меня сегодня Муза посетила

Женщина металась по комнате: "Я сожгу это письмо!"

Кровожадный огонь в глазах не оставлял сомнений в правдивости её слов - сожжет, а написавшего заставит убраться туда, где он обретался последние пять лет...

Стоило Марь Тимофевне впервые взять в руку перо и чернила, чтобы наваять очерк для "Дамского угодника", как Высшие Силы снабдили её помощницей.

Её Муза оказалась барышней весьма своеобразной, строптивой и непокорной. Литературой интересовалась мало, зато с большим удовольствием вмешивалась в семейную жизнь своей хозяйки. Две дамы поладили отлично, и бедному Виктору Ивановичу приходилось подолгу прятаться в кабинете, чтобы ненароком не попасться им на глаза. Надо признать, что его эта "лямур де труа" порядком напрягала. Если с одной супругой за прожитые годы он научился справляться, то в компании с Музой она была непобедима.

И сейчас, глядя на то, как бушует хозяйка, Муза удовлетворенно потирала руки и щедро сыпала ей на голову пыльцу вдохновения. Театральные подмостки лишились великой актрисы в лице Марь Тимофеевны.

То, из-за чего разыгралось это светопреставление, случилось утром.

Проводив дочь на службу, Марь Тимофеевна села сочинять опус о несчастном слоне Балдахине. Едва она собралась разоблачить бездействие полиции, как мальчишка- посыльный принёс для Анны письмо. Дремавшая до этого момента Муза проснулась и принялась убеждать хозяйку, что её "родительский долг" в том, чтобы припрятать злополучный конверт подальше, до выяснения подробностей.

Подробности выяснились вечером. Не зря материнское сердце билось и трепетало: Штольман в городе!

- Что делать? Как быть? - Марь Тимофеевна трагически заламывая руки металась по комнате, Муза едва поспевала за ней. - Как не допустить их встречи?

- Маша! Это бессмысленно. Они всё равно встретятся, - увещевал её супруг, но лучше бы ему не спорить в этот момент. Внимание дам переключилось на него:

- Строишь из себя главу семейства? Тебя вечно не бывает дома, ты постоянно занят, - уличала супруга Мария Тимофеевна, пока Муза хмурила брови, осуждая его поведение. - Виктор! Она должна уехать! Скажи, что отпускаешь её в Париж!

- В Париж?! - ужаснулся Виктор Иванович, но спорить не стал. Дамы опять одержали победу. Осталось убедить дочь:

- Анна, мы с твоей мамой посоветовались, и она решила, - смалодушничал Виктор Иванович, - ... мы решили... Париж... о дуэли забыли ... закончить образование...
Виктор Иванович оглянулся на жену, ища поддержки.

-Да! - веско провозгласила она, Муза кивала головой, явно соглашаясь со всем сказанным.

- Париж - это самое лучшее, что сейчас может быть. Париж - это всегда хорошо! - неожиданно быстро согласилась Анна.

Отец с облегчением выдохнул, мать и Муза с сомнением переглянулись, не доверяя столь легкой победе...

Ни минуты покоя

Баронесса и после смерти пользовалась успехом. На место ее непредвиденной кончины прибыли не только те, кому это было положено, но и все остальные. И среди них те, кого Штольману хотелось видеть более всего.

Несмотря на то, за последние пять лет невозмутимость Штольмана достигла таких высот, что снискала бы одобрение самого флегматичного индейца, при виде Анны он не сдержался: трепет сердца, видный невооруженным глазом, озадачил даже доктора Милца. Но Анна была непреклонна. Она отдала должное баронессе и ушла, не прощаясь, за призрачной женщиной в белом, забыв даже о слоне.

Штольман бросился в погоню. По дороге он сетовал, что Марья Тимофеевна так и не научила дочь никогда не доверять незнакомым духам, ничего у них не брать и никуда за ними не ходить. Он торопился изо всех сил и успел подхватить Анну в последний момент, снова помешав ей проститься с этим миром.

Любой обманчив звук

Он держал ее в своих руках. Все сбылось, и явь оказалась мучительней снов. Неслучившееся, но прожитое в мечтах прошлое, зыбкое будущее - все готово было рухнуть или стать безжалостно определенным от одного неверного слова, признания, прикосновения. Что можно теперь? Она так изменилась. Он похож и не похож на себя. А вдруг то, чем жилось эти годы, - лишь фантом, призванный во спасение, когда отчаяние стало невыносимым? Как понять, что было, было ли и что осталось?

Что случилось тогда? Я бы никогда тебя не оставил.
Что это значит? Я не могу тебе этого сказать.
Слова беспомощны. Ни понять, ни объяснить.
Я смотрю тебе в глаза, но не узнаю тебя. Я больше не вижу, о чем ты думаешь.
Как хорошо, что нам помешали. Как это ужасно.

Мне малым-мало спалось

…Анну разбудило дуновение холодного ветра. Не успев открыть глаза, она уже знала, кого увидит. Нет, не слона. Прямо перед ней мерцала призрачная баронесса фон Берг.

- Наталья Павловна, что произошло? – зарыдала Анна.

Баронесса возмущенно всплеснула руками, и Анна словно услышала ее вечное: «Сама не догадываешься?».

- Простите, - попыталась она исправить положение, - как вы умерли?

Баронесса закатила глаза и показала на рану, не заметить которую было невозможно.

- Кто вас убил?

Дух пожал плечами.

- Ну хоть подскажите!

Баронесса написала формулу, в которой слово «но» почему-то разбивалось двойкой; показала маску и черные перчатки; хирургический халат и патефон. Выражение лица Анны было настолько красноречивым, что дух плюнул с досады, но изо рта выпали почему-то кубики льда.

Поговорим о деле

Троица сыщиков отправилась обыскивать дом генеральши. Всё, как в старые добрые времена!

Дверь им открыла старушка-служанка:

- Ой, барышня!

- Вы обознались, я не барышня.

"Ну как знаешь, голубушка», - подслеповатая старушка разглядывала троицу и гадала, который из двух кавалеров скомпрометировал "Не барышню". Первый - важный, вроде покойного хозяина-генерала. Второй - молодой, шустрый. "Не иначе, как он расстарался", - догадалась служанка.

Важный представился:

-Мы из полиции, будем делать обыск.

- Из полиции? А нешто теперь в полиции и барышни служат? Ой, простите, сударыня...

Шустрый и Важный немного поспорили из-за "Не барышни". Выиграл Шустрый и поволок свою добычу в барские покои на второй этаж. Важный приуныл. Старушка, наблюдавшая эту картину, мысленно подбадривала его: "Давай, закатай ему тростью в лоб, чтоб вдругорядь неповадно было барышень звания лишать". То, что "Не барышня" мила сердцу Важного, она определила сразу.

Обыскное дело спорилось. Троица сыщиков, то объединяясь, то разделяясь, шныряла по дому. В результате обнаружила две подозрительные книги: "Самоучитель французского", "Правильное питание" и секретную шкатулку с документами.
"Самоучитель" Штольман отдал Анне, явно намекая, что все дороги ведут в Париж.
"Питание" - Антону. Он сразу отметил, что годы разлуки с учеником отразились на его талии.

В таинственной шкатулке лежал портрет очаровательного малыша, Ивана Апраксина, и завещание генеральши на его имя. Троица бравых сыщиков, как никто, умела составить правильный портрет слона даже с завязанными глазами. Коллективный разум и в этот раз их не подвёл: малыш родился в тот год, когда генерал отсутствовал, значит генеральша, проказница, не посмела сделать супругу киндер сюрприз, а отдала кровиночку на воспитание чужим людям...

Тоже все непросто…

Штольман задумчиво вертел в пальцах записку от Анны. «Что же мне с ней делать?». Ближайшее будущее представлялось определенным. Отдаленное – призрачным. Конечно, он не скажет ей, что вчера в морге, осмотрев руки и ноги покойной, усомнился в том, что перед ним – горничная. Что сегодня Апраксин подтвердил его догадку. Он дождется ребят, даст им поиграть в задержание, а потом сделает попытку поговорить с ней.

Штольман вздохнул. Анна помнилась ему совсем иной, в чем-то более взрослой, чем та дама, в которую она превратилась. Эта была дамой только внешне, по сути – сущая девчонка. Что ж, ничего не поделаешь, будем знакомиться заново. Додумать ему не дали – ворвался Коробейников:

- Анна Вик… лед! Мы с ней… а там – вжик! Хвать! И вот… слон…

Мгновенно поняв, что произошло, Штольман крикнул в окно:

- Гони! – на ходу вскочил в пролетку и вновь помчался спасать Анну Викторовну.

…Он нашел ее быстро, но все-таки опоздал. Два трупа встретили его укоризненным взором остекленевших глаз. Третий остекленевший взор принадлежал затонской духовидице.

Штольман позвал ее по имени – нет ответа. Осторожно похлопал по щекам - Анна не отзывалась. «Гипноз!» - понял Штольман. Он взял ее за руку и повел к пролетке. Послушная и молчаливая, Анна была чудо, как хороша. Но мираж длился недолго. Коробейников, ворвавшись в лес на белом коне с шашкой наголо и десятком городовых, вывел ее из ступора. Штольман с сожалением наблюдал, как Анна хлопает ресницами, надувает щеки, отворачивается и уезжает домой, сказав напоследок:

- Не провожайте!

Что ж, подумал Штольман, легкой жизни никто и не обещал.

Обращения из-за кулис

Коробейников – авторам:

- Все пропало! Шеф вернулся! Но вы как хотите, а свой стол я Штольману не уступлю. Пусть сидит в углу, как наказанный!

Мария Тимофеевна – режиссеру:
- И долго мне еще истерить? Прошло пять лет! По-вашему, я не могла за это время стать спокойнее?! Нет, вы скажите!!  Я требую ответа!!! Иначе разнесу здесь все вдребезги пополам!!!!!!!!!!!!!!!

Анна – Антону:

- Дорогой Антон Андреевич, возлагаю на вас почетную миссию: вы должны разузнать, что произошло со Штольманом на самом деле. Иначе не только он, но и папА узнают, куда делась добрая половина моих драгоценностей…

Гиена Лиза – костюмерам:

- А можно мне новое платье? Надоело донашивать за первосезонной Анной!