Исчезновение слона по-прежнему дурно влияло на жизнь города. Новое преступление, случившееся в разгар праздника, вновь свело в поединке мужское и женское население Затонска, причем и те, и другие расположились по обе стороны закона и порядка. В нем приняли участие кони, люди, богатыри и потусторонние сущности. Поднятая пыль в итоге неожиданно развеяла ядовитый туман месмеризма, и главная героиня осознала себя по-новому.
Крамольные мысли о том, что представители противоположного пола все-таки нужны, и не только для того одного, о чем они все время думают, толкают одну из героинь на преступление, другую – на временное послушание, третью умиляют. И только четвертая, следуя природным инстинктам, ничуть не сомневается в том, что следовать за достойным мужчиной не только можно, но и нужно.
На пять замков запирай вороного
В глубине лужайки раскинулся шатер. Стоны скрипки, звон гитары, вихри цветастых юбок. А в середине вытанцовывала ОНА. Филимоновы в честь своей любимицы устроили праздник, достойный зависти королевы. Широко и с размахом.
Цыганка старалась изо всех сил. Очаровывала. Влюбляла в себя с первого взгляда. Заставляла собой восхищаться и рассыпаться похвалами.
Грациозно перебирая стройными ногами, притопывая в такт бубнам, томно поводя шеей под переливы музыки, с развевающейся черной гривой, она словно ворожила, наводила чары. Алая лента, сколотая золотой брошью на шее, притягивала взгляды. Всё выдавало в красотке цыганский характер, внутреннюю свободу и удаль.
Она подмигивала карим глазом, и каждый из присутствующих джентльменов понимал, что подмигивает она только ему одному, что он избран владеть этим сокровищем.
Андрея Петровича тоже не миновала сия участь. С горящими глазами он наблюдал за плясуньей и время от времени вскрикивал, бросая взгляды на свою спутницу, желая разделить с ней если не всю жизнь, то минутный восторг: “Великолепно! Как она гарцует, как двигается!”. Взгляды девушки, как и хлопки в ладоши, становились все тяжелее. Он поежился, представив себя комаром, попавшим между ними и определив её состояние как женскую ревность II степени, ласково утешил её:
- Не грустите, Анна Викторовна, убеждён, что у вас получится гораздо лучше!
- Ох, уж эти комплименты ваши, - словно ушат холодной воды вылился на ошарашенного Клюева, - слушать противно. Не желаю ощущать себя лошадью бесправной и скакать по мужским прихотям туда-сюда …
“О чем она? Какие прихоти?”- гадал несчастный - “Должно быть, Штольман опять выдворил её из полицейского участка” ...
Когда все насладились статью призовой кобылы Цыганки, выигравшей очередную скачку, и жаба уже достаточно придушила скрученных от зависти гостей, героиню вечера увели в конюшню.
Слоняющийся Петр Иванович глазами телеграфировал одной из гостей: “Стремительно обворожен тчк От взгляда ваших прекрасных зпт ни с чем не сравнимых глаз учащенно бьется бокал в моей руке тчк”. Его сигналы принимались благосклонно и с большой охотой.
Из созерцания фейерверка и раздумий Андрея Петровича вырвал крик:
- Караул! Помогите! Управляющего убили! Цыганка пропала!
Он не уловил, в какой момент толпа гостей пришла в движение и помчалась к месту преступления, ведомая любопытством и девицей Мироновой.
Она, оторвавшись от соперников на старте, лидировала в забеге. За ней, отставая на полкорпуса, бежал Филимонов, затем его жена. Андрей Петрович залюбовался, с какой грацией Анна, задрав юбки, перепрыгивает через препятствия. “Если добежит до конюшни первой, куплю ей красную ленту и брошь!” - загадал он.
-И-го-го! - издалека доносился знакомый голос.
“Как она вошла в роль, даже ржет по-настоящему!”- восхитился он. Прислушавшись повнимательней, разобрал:
- Ни-че-го! - кричала Анна. - Не трогать ничего! Полицию! Немедленно зовите полицию!
Выкраду вместе с замками
В скором времени к усадьбе подъехали две пролетки. Из одной вышел Милц, из другой Коробейников. Никто не видел, как прибыл Штольман, но первым на место преступления попал именно он. И сразу же оценил доброжелателя, не давшего любопытным затоптать все следы, подобно стаду слонов: ворота конюшни были закрыты и трогательно перевязаны знакомой ленточкой. В очередной раз гадая о природе взаимного притяжения девиц и преступлений, он покачал головой и занялся осмотром.
Летопись происшедшего легко читалась по оставленным в конюшне следам - от заглавной буквы яростной драки до последнего многоточия, поставленного вилами, которые валялись рядом с трупом управляющего. Втоптанная в грязь призовая лента и следы копыт показывали, что и Цыганка выступала на стороне одного из бойцов. А след остроносого женского ботинка – что прекрасный пол не остался в стороне не только от расследования, но и от самого преступления.
Закончив осмотр, Штольман разрешил забрать тело, отправил полицейских прочесывать лес, Антона – допрашивать хозяев Цыганки Филимоновых, сам же принялся за самое трудное.
- Анна Викторовна, вы не обратили внимания, кто выходил из шатра после выступления Цыганки?
Анна задумалась.
- Филимоновы выходили в разное время. Ариадна, сестра Евгении Филимоновой. Петр Иванович. Да вы что, всех будете подозревать, что ли?
- Это моя обязанность.
- Ну так вот Андрея Петровича можете не подозревать! Он от меня ни на шаг не отходил, - вызывающе бросила Анна.
- Не могу ему не посочувствовать, - ответил Штольман. – При таком изобилии напитков это, должно быть, далось ему нелегко!
Анна вскочила, но не найдя, что сказать, гордо удалилась. Штольман проводил ее взглядом и занялся делом.
Когда забрезжил рассвет, полицейские собрались для переклички и обмена впечатлениями. За ночь им удалось распугать и испугаться интересных представителей местной флоры, найти ранее неизвестные грибные и ягодные места и потерять двух товарищей, которые впоследствии нашлись живыми и невредимыми, но рассказывающими такое, что из полиции их пришлось комиссовать. Однако нужное непарнокопытное оставалось недосягаемым. Оно исчезло бесследно, в прямом смысле слова.
Ты не хвастай, дружок, своей силою,
Чтобы хныкать потом не пришлось
Антон Андреич шел по следу убийцы управляющего. Лакей Егор, назначивший себя добровольным помощником, показывал дорогу, забегая вперед, и посвящал в подробности жизни филимоновских домочадцев:
- А еще... у неё есть полюбовничек! Ей-богу! Сам слышал. Да всем известно, они с супругом ругались почем зря! Она, цыганка эта, взяла да прикокнула муженька своего. Терпеть его не могла. Одной только лошадью пропавшей занималась, холила, лелеяла. Ведьма эта, точно слово какое знает, Цыганка на скачках всегда первая приходила. Опасайтесь, в руках этой бабы сила слоновья! Она ими подковы гнёт...
- Зачем?
- Исполненная вандальскими устремлениями!
При виде жены управляющего сыщицкий нюх Коробейникова обострился настолько, что им, как иголкой можно было бы пришить дело любому, даже самому безвинному.
Высокая, на голову выше его, крепко сложенная, с гривой черных волос, Надежда, похожая на былинную богатыршу, брала металлические пруты, легко сворачивала их в причудливые фигуры и отбрасывала за ненадобностью. Плакала и причитала, но тосковала не по мужу убиенному, а по лошади пропавшей.
И проснулся в тот миг в Антоне десятиаршинный Святогор и решительно объявил он поленице:
-Вынужден вас задержать по подозрению в убийстве мужа...
И хоть не вышел Коробейников-свет ни разумом, ни силою, ни статью,
И славен был делами прескверными,
А удумал он богатыршу цыганскую посадить во сыру темницу.
И сошлись две силы грозные, силы лютые,
Не на жизнь, а на смерть неминучую.
И взяла богатырша оглоблюшку, да погнала Антон-свет Андреича
Да вокруг конюшенки, на потеху коням филимоновским.
И вскричал богатырь Антошенька:
Ой, вы гой-еси, добры молодцы,
Поспешайте, да начальника сыскного выручайте!
И пришла дружина его верная, да скрутили они Царь-бабу могучую.
И отправили душегубицу в камеру тёмную, арестантскую...
- Почему арестовали Надежду? - едва полицейский экипаж увез подозреваемую, его атаковала гневная духовидица. - Разве вы не видите, что она невиновна? Она хрупкая женщина! Лошадей любит!
- Анна Викторовна, разве может быть невиновной дама, которая такие кренделя закручивает? - Коробейников сунул в руки Анны ваяние из металла.
Разозленная девушка взяла и с натугой разогнула фигурное нечто, получив металлический треугольник:
-Давненько мы с вами, Антон Андреич, не музицировали. Нате, репетируйте...
Побудь со мной ещё совсем немного, Лиза
Как трудно жить, когда ты есть, но тебя как бы и нет! Когда ты всего лишь эфемерная призрачность, и твоя повинность - заставлять тугодумов импровизировать? Как сдержать себя, когда есть желание взять свою лиру и стукнуть ею подопечного, вместо того чтобы, как все остальные ее сослуживицы, вдохновлять творца?
Когда Высшие силы отправили её в ссылку к Марь Тимофеевне, Муза была раздосадована, ну что ей делать в провинциальном городишке у жены стряпчего? То ли дело в столице, где возможности, кипение страстей, а тут скукотища. Знамо дело, за какие проказы она тут оказалась, но всё же...
Пришлось устраиваться на новом месте. Муза искренне жалела свою хозяйку, страдающую с недотёпой-мужем, и возлюбила самого распрекраснейшего на свете господина, имеющего дар к словосложению. Алексеем Егорычем именовался предмет её чувств. Как это звучит- Ребушинский! Сладчайший для ушей набор звуков...
И вот теперь владыка её сердечной склонности задел больную струну, определив, что сочинительству Марь Тимофеевны не хватает драмы. Какое сказочное слонство с его стороны! Да она была рождена, ну или как там музы появляются на свет, чтобы создавать трагизм! Она, не жалея пыльцы, вдохновляла на литературные подвиги, дни напролёт готова была тренькать на этой дурацкой арфе, лишь бы хозяйкина писанина выглядела поярче. Да сама Мельпомена рыдала бы от зависти от её способности созидать “песнь козлов” из ничего. Нашлось бы парнокопытное, а уж сочинить для него серенаду, как... в общем, как крылышки намочить...
Едва с утра пораньше нагрянул Клюев с новостями, что Анну опять затянуло в водоворот криминальных событий, как Муза мгновенно завелась. “Явился-не запылился, как с Петром распивать, тут как тут, а как Анну в охапку и домой, так в кусты? Тоже мне будущий родственничек! Зачем нам такой “валенок”? Если только в пару к нашему”, - внушала Муза хозяйке, кивая на Виктора Иваныча, да так удачно раскочегарила, что та носилась по комнатам и неистово страдала, взывая к благоразумию дочери, надеясь, что сможет докричаться до филимоновской усадьбы и трижды за час успела побраниться с мужем. Муза любовалась на дело своих рук, когда уставшая от суматошной беготни Марь Тимофеевна нашла опрометчиво оставленный за шторкой графинчик и осушила его одним махом.
Горничная Лиза пришла просить расчет по причине вступления в законный брак в нужный момент, когда наливка Петра Иваныча уютно устроилась в желудке хозяйки, сделав её более покорной для одухотворения. Видишь, Муза шептала Марь Тимофеевне, как она ехидно косится на фотографию дочки? Видать, гордится что выходит замуж. Заулыбалась, глазки закатывает, предвкушает плотские радости. Поймала в марьяжные сети какого-нибудь простофилю приказчика, а наша так и останется в девках, удел её - хороводиться с больными да мертвыми. Да со Штольманом, чтоб ему пусто было...
-… и тогда твой избранник непременно станет предаваться кутежам с куртизанками, закладывать за воротник, а после будет тебя поколачивать, а может и вообще страдать нервными припадками и половым бессилием, а затем сбежит с любвеобильной красоткой за границу. И придешь, ты, мученица, проситься к нам, да только обратной дороги тебе уже не будет... - благословила вдохновленная Марь Тимофеевна ошарашенную горничную, заставив Музу корчиться в припадке хохота...
Два голоса среди молчания
Штольман отвлек Милца от разглядывания прозрачного сосуда, в которой колыхалось бесформенное нечто в лохмотьях, отвратительное даже издалека.
- День добрый, Александр Францевич!
- Яков Платонович, - отозвался доктор, отливая жидкость из сосуда и бестрепетно делая глоток. Прикрыл глаза и слегка откинул голову, прислушиваясь к ощущениям. – Недурно! Не хотите ли попробовать?
- Благодарю, я на службе, - привычно открестился Штольман, поглядывая на нечто с некоторой опаской.
- Да здесь этанола очень мало, - благодушно ответил Милц. – Так называемый китайский чайный гриб, господин Клюев презентовал. Говорят, имеет лекарственные свойства.
- Господин Клюев? Да уж, хоть к ране прикладывай. Что там с трупом, удалось найти что-то интересное?
Доктор фыркнул и без лишних проволочек поделился обнаруженным:
- Я попытался определить направление раневого канала и установить таким образом примерный рост преступника. Чтобы вонзить те самые вилы под таким углом, преступник должен был быть невысок, примерно пять – пять с половиной вершков.
- Что ж, это уже кое-что. А с какой силой был нанесен удар?
Милц с уважением посмотрел на сыщика.
- Это второе, о чем я хотел бы вам сообщить. Удар был довольно слабым и привел к летальному исходу только потому, что пронзил левое предсердие.
- То есть убийцей может быть и женщина, - заключил Штольман. Милц молча пожал плечами, но не возразил.
Антон Андреич сладострастно распивал чай с вареньем из белой черешни, которое привозила ему некая вдовушка из слободки, рассчитывая таким образом привлечь его внимание и расположить к себе его сердце. Надо сказать, ей это удалось, но с поправкой. Внимание и сердце Коробейникова теперь принадлежали черешневому варенью.
Завидев в окно приближающегося следователя, Антон с сожалением спрятал банку с вареньем подальше и разложил на столе бумаги по делу. Ведь спросит, ирод! Чаю не даст попить. И как в воду смотрел:
- Установили личность любовника Надежды?
- Никто, кроме лакея Егора, даже и не слышал о любовнике, - уныло ответил Коробейников. – Хорошо хоть, преступница у нас под замком.
Словно в ответ ему, от дверей грянул вопль:
- Выпустите ее тот же час!
Над дежурным, уже деморализованным акустическим воздействием, нависал молодой человек, чьи одежда и чувства находились в одинаковом беспорядке. Штольман постучал в стекло, отделяющее дежурку от кабинета, и жестом велел пропустить.
Молодой человек охотно воспользовался разрешением войти и с порога сделал попытку вновь возопить, но, натолкнувшись на взгляд Штольмана, осекся.
- Кто таков?
- Кирилл Филимонов, к вашим услугам! Молю вас, отпустите Наденьку! В ночь убийства она была со мной!
- Кто может это подтвердить?
- Да… собственно… никто. Мы скрывались, она замужем, - растерялся посетитель.
- И где именно вы находились? – спросил Коробейников.
- В усадьбе, - уже тихо ответил Кирилл.
Антон хотел прищуриться зловеще, потом злорадно, потом злокачественно, но, увидев выражение лица Кирилла и услышав выражение лица Штольмана, быстро свернул физиогномические упражнения и спросил по-простому:
- А не были ли вы оба в это время на конюшне у Цыганки? И не помешал ли вашим утехам внезапно нагрянувший муж?!
Тут дверь участка вновь распахнулась, и, сметая со своего пути дежурного, стул и нечто звонко покатившееся, в кабинет ворвался Филимонов-старший. Он испускал амбре, заставившее фикус грустно поникнуть, а Штольмана – открыть окно. Из покрасневших глаз текли слезы, состоявшие из воды только наполовину.
- Верните ее! – отцовский вокал ничуть не уступал сыновнему. – Моя единственная любовь! Как мне недс- неост- недостайееет ее чудных карих очей! Кудрей! Страстей! Когда она, прелестная в порыве, меня чарует стройною ногой!
Кирилл, прихлопнутый распахнувшейся дверью и невидимый родителю, до сей поры хранил ошеломленное молчание, но на этом патетическом моменте вышел из ступора.
- Да как ты смеешь! – вступил он столь мощно, что фикус вновь воспрял. – Она моя! И только моя!
- Твоя! – глубине презрения позавидовал бы слон, которому преградили путь пальмовой веткой. – Да ты только и можешь, что покрывать свои долги выигранными ею призовыми! Один забег за другим, как она только не надорвалась!
Смутно понимая, что речь идет о разных особах, Кирилл отказался от слов и выдал вольную вокальную импровизацию, которую Филимонов-старший поддержал от души.
Тут сыщики, не сговариваясь, решили ответить родственному дуэту профессиональным хором и, вызвав городовых, старшего Филимонова выдворили, а младшего водворили. Камеру для Кирилла выбрали подальше от Нади, чтобы уберечь настрадавшегося дежурного от дальнейших покушений на его слух.
Это дело по мне,
Нынче слуги в цене
Марь Тимофеевна осторожно выглянула в окно, прикрываясь занавеской, толпа у дома росла в геометрической прогрессии. Кто бы мог подумать, что охотниц получить место горничной в “вотчине спиритов” окажется так много? Оставшись без прислуги, она стала мишенью для алчущих занять это место.
Едва “Затонской телеграфЪ” опубликовал объявление, как она почувствовала за собой слежку и перепугалась не на шутку. По улицам теперь приходилось передвигаться крадучись, перебежками. Единственное, что спасало от назойливости желающих сделать карьеру служанки, – это её же собственная предусмотрительность. Прежде она жила по определенному графику, теперь же пришлось ходить разными маршрутами. Поэтому потенциальным горничным было сложно ее выследить. Но это их не останавливало, они пробирались сквозь металлические прутья забора и караулили у дома. Особы “с приветом” стремились в мироновский дом как мухи на мёд. Марь Тимофеевне пришлось занять оборону в гостиной и начать принимать местожелательниц в порядке очереди.
Явилась дама в мужском котелке и галстуке, за шиворот волоча хлипенького мужичка:
“Мы, Союз Свободных Женщин, требуем, чтобы вы взяли его на место горничной. Женщины испокон веков служили этим деспотам. Теперь пришла их пора угождать нам!”, - держа тирана за шкирку, как кота, и потрясая им, пафосно вещала посетительница. Судя по амбре, исходящему от него, мучитель был отловлен не более часа назад у питейного заведения. Дама протянула Марь Тимофеевне мужичонку, который пьяненько икал и пускал пузыри. Дар был отвергнут. На сатрапа, равно как и на горничную он не тянул.
-Послушайте, любезная, если вы так стремитесь к равноправию, то не лучше бы вам самой наняться кучером?
Муза брезгливо фукала: “Гони её, с минуты на минуту вернется Анна, ей идеи этого ССЖ придутся по вкусу. Только наша пойдет дальше, начнет выходить за самодуров замуж и рысогонить с ними по городам и весям. Да так споро, что Штольману со всем полицейским участком за ней не угнаться”.
Следующей явилась еще одна умалишенная, но в качестве компенсации наделенная даром стихосложения. Давайте, предложила она, откроем литературный салон. Вы будете читать прозу, я стихи. Вот, послушайте:
Хочу сказать, но промолчу,
Я быть замужнею хочу.
Муза билась в конвульсиях, изображая рвотный рефлекс. Мол, цени меня, Марь Тимофеевна. Ощущаешь, как тебе повезло? Работа муз бывает и такой...
Под дождь разлуки в мир лечу.
Хочу бежать скорей к врачу.
“Вот и беги к Милцу, за пилюлькой для укрощения похотливых позывов, к нам-то зачем припёрлась?”- вредительница продолжала вмешиваться в процесс найма прислуги.
Пусть врач посмотрит, исцелит,
Во мне тоску мужских обид...
“Судя по тому, что она пересчитала мужские шляпы в гардеробе, исцелять обиды она собирается по принципу: клин клином вышибают”, - не унималась помощница.
Еще одна претендентка тенью вкралась в дом:
- Я так натерпелась от мужа, чуть руки на себя не наложила. А где Анна Викторовна? Мне хотелось бы обсудить с ней наличие суфражизма в загробном мире.
«Чуть» не считается. Наложишь, вот тогда и приходи. Должность призрачной горничной у нас вакантна. А теперь милости просим на выход...” - Муза забраковала и эту кандидатку.
И когда Марь Тимофеевна совсем уж было отчаялась, на пороге возникла ОНА.
Вошедшая дама по-военному отрекомендовалась: “Домна. Вижу своё призвание в том, чтобы служить горничной”. И столь строго посмотрела на эфемерную помощницу, что та засмущалась, спряталась за хозяйку и тихонечко забренчала на лире.
“Мадам Элефант! Замуштрует она нас! У неё из сумочки торчат ежовые рукавицы! Не надо нам её!” – хныкала, перебирая струны, одухотворительница.
- Вы приняты! - впервые Марь Тимофеевна восстала против насильственного окрыления, - Когда сможете приступить?
Да хоть сейчас, обрадовала её Домна, и взялась за веник. Выгонять тараканов, что насыпались из голов её конкуренток.
“Дом чудной и обитатели его, похоже, сумасброды изрядные. Возьмусь за них, наведу армейский порядок в этой неразберихе. Хозяйка, видно, добрая, но без царя в голове, подвержена эйфориям. С остальными хоть еще не встречалась, но слухи о них ходят презабавные,”- Домна всплакнула, вспоминая почившего хозяина, кавалерийского генерала. С ним они, лет десять почитай, прожили душу в душу. Ох, и сильно же уважала она его, Христофора Кондратьича...
Причина хозяйкиных блаженных настроений с опаской следила за одиозной горничной. Укоренение этой узурпаторши на её территории грозило эпидерсиями...
Ой ты, фикус мой, фикус
Николай Васильевич Трегубов всегда трепетно относился к флоре, и потому полицейский фикус и пальма были ему дороги, как родные. Шумный день в участке мог плохо сказаться на их росте, поэтому он зашел проведать своих питомцев, а заодно выяснить у подчиненных, как продвигается дело.
- Кирилл Филимонов состоял в связи с Надеждой Макаровой, - докладывал довольный Коробейников. – Он игрок, и постоянно нуждается в деньгах. В ту ночь с помощью любовницы он пытался увести Цыганку, но управляющий их застал. Fatum est series causarum, судьба – это ряд причин. Не знаю, кто именно нанес роковой удар Макарову, но он разом избавил их от мужа и препятствия на пути к обогащению.
- Думаю, ни один из них, - вмешался молчавший до этого Штольман.
- Это почему же? – заинтересовался Трегубов.
- По росту не подходят.
- Да, но в остальном все сходится! – Коробейников не желал, чтобы его стаскивали с седьмого неба, и сопротивлялся, как мог.
- Антон Андреич, выньте из часов одну маленькую деталь и посмотрите, будут ли они ходить, - посоветовал Штольман. – Помимо роста, есть и другое несовпадение – удар был слабым, а нашим подозреваемым силы не занимать.
- И что же вы собираетесь делать? – спросил полицмейстер.
- Съезжу в усадьбу Филимоновых и допрошу тех, чей рост пять – пять с половиной вершков, - ответил Яков Платонович, надевая котелок и подхватывая трость.
- Поезжайте, голубчик, - благословил Трегубов, озабоченно разглядывая фикус.
Я иду такая вся, на сердце рана
Соскочив с пролетки, Штольман огляделся, втайне надеясь, что интуиция его подводит и Анна Викторовна отправилась мешать Коробейникову, то есть доказывать ему невозможность совершения преступления представительницей главного пола. С первого взгляда не нашел и, испытывая смешанные чувства, отправился к Евгении Филимоновой.
Хозяйка усадьбы выглядела удрученной, но, завидев судебного следователя, внезапно засияла так ярко, что Штольман невольно оглянулся, ища объект, вызвавший подобное ликование.
- Дорогой Яков Платонович, как я рада вас видеть! Вы пришли рассказать мне о завершении следствия? – самым чарующим тоном спросила Евгения.
- Следствие пока продолжается, госпожа Филимонова. Вызовите мне слуг, бывших в ту ночь на празднике, - ответил сыщик, прикидывая ее рост. «Сходится», - подумал он.
В этот момент в зале появилась оживленная Ариадна, за которой смутно маячил Петр Иванович. Окутывающий их романтический флер был вполне осязаем. Однако Штольмана интересовало другое, и, мысленно приложив к Ариадне ростомер, он вычеркнул из списка подозреваемых еще одно имя.
Филимонова позвонила в колокольчик и велела вошедшему позвать таких-то и таких-то, незаметно оказавшись вдруг рядом со Штольманом. Ариадна тем временем принялась порхать, ворковать, трепетать, щебетать и заливаться звонкими трелями. Сияние Евгении дивным образом сменило природу и направленность: по-прежнему обдавая Штольмана радугой на закате дня, сестре она посылала ядреное радиоактивное излучение. Зрелище было настолько завораживающим, что в Штольмане проснулся научный интерес. Увидев, что следователь не сводит с нее глаз, Филимонова спросила:
- Не хотите ли освежиться, Яков Платонович? – и взяла его под руку, чтобы проводить к столику с напитками. И именно в этот момент сыщик нашел-таки Анну Викторовну.
Давно уже ее способность оказываться в наименее подходящих местах в самый неподходящий момент не вызывала в нем такого ступора. Сознание отказывалось верить в реальность происходящего, а подсознание нашептывало генетически заложенное «я вам все объясню», «это не то, что вы думаете», а также «это был ее жест». К счастью, речевая функция оказалась временно заблокированной.
Облик Анны вызывал в памяти греческую мифологию, собор Парижской Богоматери и трагедии Шекспира. Оставалось только радоваться тому, что в сыскную полицию со слабым сердцем не брали, ибо один взгляд на нее мог вызвать инфаркт миокарда.
- Анна? – холодно удивилась хозяйка дома. – Вы пытаетесь вызвать дух Макарова здесь?
И тут, как нельзя кстати, на помощь пришел Петр Иваныч.
- Аннет, дорогая, - заговорил он со статуей Эринии, привлекая ее к себе, - прошу извинить, но ты нужна мне на два слова. Очень срочно. Пойдем же!
Секундная передышка дала Штольману возможность собраться с мыслями и отлепить от себя госпожу Филимонову. Сделать пару дыхательных упражнений. И заняться проверкой роста подошедших лакеев. Интуиция печально нашептывала, что бежать объясняться - как слона грамоте учить. Бесполезно.
Анна быстро шагала к конюшне, не слыша ни слова из того, что втолковывал ей дядя. Да ей решительно все равно, кого он там хватает за руки! Все эти глупости ее давно не волнуют. У нее есть важная задача – освободить без вины заключенную, и она, Анна, сделает все, чтобы добиться своего!
Петр Иваныч продолжал вещать:
- Как говорил великий Бомарше, «ревность – это неразумное дитя гордости», чувство, недостойное тебя, ибо оно направлено внутрь, и производит безжалостные разрушения там, где… Постой, зачем мы здесь?
Анна не удостоила его ответом. Полутемная и нежилая конюшня выглядела столь мрачно и зловеще, что любой дух почел бы для себя за честь явиться сюда. Неудивительно, что управляющий сразу же принял приглашение.
- Ой! – вскрикнула Анна и схватилась за дядю.
Какие только духи не являлись ей! Но в сюртуке и с зеленым змеиным хвостом – впервые. Весело подмигнув ей призрачным глазом, дух приветственно замерцал.
- Кто тебя убил? – робко спросила Анна.
В ответ управляющий подмигнул другим глазом, принял позу «руки в боки» и лихо качнулся влево и вправо, пытаясь изобразить присядку. С недоумением глянул туда, где должны были быть ноги. Зеленый змий никуда не делся. Дух вновь начал выписывать зигзаги.
- Что это значит?
Дух сложил руку стаканчиком, другой «налил» и выпил. Потом еще. И еще.
- Но ведь ты точно не от пьянства умер! – возмутилась Анна.
Дух одернул сюртук, поправил несуществующую «бабочку», развел руками и нетвердо испарился.
Спрячь за высоким забором девчонку
Незаметно наступил вечер. Анна уединилась в отведенной ей комнате. Хозяев не было ни видно, ни слышно. Зато в покоях Ариадны царил праздник: танцевали солнечные зайчики, порхали бабочки, звенели арфы; черноглазый сатир с гобелена насмешливо улыбался белокурой дриаде и своему двойнику. Петр Иваныч был в будуаре, в ударе и в своем репертуаре, как он сам это формулировал.
Легкая дрема, охватившая любовников, была внезапно нарушена осторожным стуком в дверь.
- Барыня, пожалуйте кушать!
Ариадна вскинулась, заметалась, крикнула:
- Да-да, иду! – и отчаянно зажестикулировала в сторону Миронова, который понял ее с полуслова и принялся одеваться. Неловко повернувшись, он смахнул с туалетного столика шкатулку и рассыпал ее содержимое по всему полу. Петр Иваныч кинулся исправлять свою оплошность и собирать бусы-серьги-броши, как вдруг… Именно эту золотую бляшку он прекрасно запомнил, ибо весь вечер любовался ее блеском на красной призовой ленте Цыганки.
- Ариадна? – она обернулась к нему и испуганно замерла. – Откуда это у тебя?
Анна сидела перед зеркалом и взывала. Хмельной дух не являлся. Но Анна не собиралась сдаваться. Баронесса, вот кто ей поможет!
- Дух баронессы фон Берг, явись мне! – в эфире стояла тишина.
- Дух баронессы… Наталья Павловна, ну пожалуйста!
Волшебное слово, как и полагается, сотворило чудо. Знакомая фигура появилась, укоризненно качая головой. Погрозила Анне пальцем. Вздохнула и поманила ее за собой. Анна вскочила, готовая бежать в ночь. Баронесса величаво проплыла сквозь внешнюю стену и остановилась у цветочной клумбы. Медлить было нельзя. Недолго думая, Анна открыла окно и вылезла из него спиной вперед.
Выглянул месяц и снова
Спрятался за облаками
Штольман устроил засаду в таком месте, откуда просматривалась и усадьба, и подходы к лесу. Он собирался поймать злоумышленника с поличным, будучи уверен, что тот обязательно попытается увести лошадь из укрытия сегодня ночью. Не зря после беседы со слугами Штольман в присутствии четырех подходивших по росту подозреваемых сообщил о том, что готовится вторая полицейская операция, на этот раз с собаками. Поэтому звук распахнувшихся створок не застал его врасплох. Однако представшего перед ним зрелища он никак не ожидал…
От немедленных действий Штольмана удержала только невозможность выбора между «запихнуть обратно в дом», «как следует отшлепать», «схватить и затащить в кусты» и «полюбоваться еще немножко». Анна, как обычно, не подозревала о грозящей ей опасности и устремилась в темноту столь резво, что ему пришлось отбросить все мысли и просто идти за ней с револьвером наготове, отслеживая любое движение вокруг нее. Хорошо хоть, что ночь была лунная.
К счастью, далеко идти не пришлось. Примерно в версте от усадьбы Филимоновых обнаружилось пустующее поместье, которое полицейские осматривали явно очень поверхностно. «Ротозеи!», - подумал Штольман, глядя, как Анна отодвигает щеколду и входит в сарай на заднем дворе. Судя по звукам, она оказалась там в полной темноте. Сыщик собирался остаться в засаде, но вскоре понял, что идея поимки с поличным полностью провалилась, ибо не услышать происходящего в сарае мог только глухой, да и то находящийся в соседней усадьбе. Запалив тайный полицейский фонарь, он осмотрелся, пересек двор и нырнул в приоткрытую дверь.
Анна вскрикнула от неожиданности, прищурившись на свет, и снова потеряла равновесие. Штольман подхватил ее и поставил на ноги. Первая же фраза послужила доказательством того, что с Анной все в порядке:
- Яков Платоныч! Как вы посмели следить за мной?!
Цыганка заржала, то ли поддерживая Анну, то ли не одобряя ее тон.
Штольман тяжело вздохнул и вместо ответа машинально спросил:
- Как вы здесь оказались?
- Меня привели, - так же машинально ответила Анна.
- И что вы собирались делать?
- Как что! Вернуть Цыганку хозяевам!
- За чем же дело стало? Прошу! – в его голосе прозвучала привычная ирония.
Анна, гордо вскинув голову, направилась к кобыле и протянула руку, чтобы отвязать уздечку, но Цыганка сразу же показала, что если незнакомке дороги ее пальцы, пусть держится подальше от ее драгоценной сбруи. Какое-то время обе дамы выписывали танцевальные па, делая выпады, потом терпение лошади иссякло, и она недвусмысленно взмахнула передними копытами перед носом девушки. Штольман принял это за достойное окончание воспитательной паузы, выступил вперед и положил руку на нос Цыганки. Спокойно заговорил с ней, огладил, повернул ее голову к себе. Почувствовав твердую мужскую руку, лошадь не сразу, но успокоилась и подчинилась, и сыщик беспрепятственно отвязал ее и повел за собой.
Анна смотрела на все это с понятной обидой и непонятной ревностью. До той минуты, пока Штольман, проходя мимо нее, не взял ее за руку. Так естественно и уверенно, как если бы имел на это право. И почему-то она вдруг забыла все, о чем думала минуту назад. Сжала его пальцы. И всю обратную дорогу не произнесла ни слова. Так они и шли втроем в полной тишине, не думая, но чувствуя. Нет, не втроем – баронесса незаметно следовала за ними, растроганно утирая призрачную слезу.
Здесь, что ни страница, мрачные все лица
Триумфальное появление сыскной полиции рука об руку с духовидицей и с Цыганкой в поводу вызвало столь неистовое ликование Филимонова, что Штольману пришлось принять приглашение на торжественный завтрак, тем более что это было в его интересах. В преддверии предстоящего все разошлись по своим комнатам, и только сыщик куда-то исчез. Впрочем, в нужный момент все собрались за столом.
Сергей Филимонов излучал счастье и опрокидывал одну рюмашку за другой, не обращая внимания на неодобрение жены. Его не слишком интересовала личность похитителя и убийцы, главное – ему вернули его любовь. Остальные сидели притихшие, и даже лакей Егор, прислуживавший за столом, то и дело что-то ронял или проливал. Петр Иваныч поглядывал на Ариадну, по мнению Анны, серьезно и озабоченно. Штольман словно чего-то ждал. Евгения нервно мяла салфетку.
- Сергей Алексеевич, я хотела бы кое в чем вам признаться, - решилась бледная Ариадна.
- Уж не в убийстве ли Макарова? – сказал Филимонов со смехом, который прозвучал на редкость неуместно.
- Нет. Но я знаю, кто убийца, потому что в ту ночь я была на конюшне, - ответила Ариадна.
Это заявление было встречено немой сценой, знаки препинания в которой расставили выражения лиц присутствующих: в лице Филимонова явственно наличествовало многоточие, Евгении – восклицательный знак, Анны – вопросительный, Штольман проецировал двоеточие, и только Егор ничего такого не выказывал, ибо о пунктуации имел лишь самое смутное представление.
Собравшись с силами, Ариадна тихо продолжила:
- Я искала одного… человека и зашла в конюшню. Сразу… сразу же после… Макаров был еще жив. Я обернулась и увидела того, кто уходил, уводя лошадь, но все это время боялась сказать, ибо он постоянно рядом с нами.
С этими словами она уставилась на лакея, а вслед за ней и все остальные. Пауза казалась бесконечной, и Ариадна прервала ее громовым:
- Это был он!!!
Не выдержали нервы не только у Егора, но и у Евгении, Сергея и двух собачек, немедленно вцепившихся в официанта. Тот бросил поднос и попытался бежать, но был вовремя остановлен Штольманом. Однако остановить Ариадну Якову Платоновичу было не под силу. Вдохновленная успехом, она продолжала:
- Я видела! Видела! Он убил управляющего и украл брошь и серьгу, а я, я ничего не крала! Никуда не уносила! И вообще там была случайно! Он хотел украсть Цыганку, а я…
На этом месте Петру Ивановичу удалось остановить поток откровений оригинальным, но действенным методом, и некоторое время все ошеломленно взирали на затянувшийся поцелуй.
Не давая отвлекаться от главного, Штольман спросил у Егора:
- Что скажешь?
- А вот и скажу, - злобно ответил лакей. – Мне барыня приказали.
- Убить управляющего? – не поверила Анна.
- Лошадь украсть, будь она проклята! Будь они обе прокляты!!! Макаров меня за руку схватил, подрались мы… Сам не знаю, как я его… того… Кто ж знал, что в этот час всем на конюшню понадобится!
Евгения величественно поднялась.
- Что ж, раз у нас час признаний, внесу и я свою лепту. Да, дорогой, я велела увести Цыганку. Чтоб ты хоть на минуту вспомнил, что у тебя есть жена! Чтобы Кирилл хоть раз пришел к матери, а не прибежал к этой Надежде!
- Господи, Кирилл-то при чем, - простонал Филимонов.
- Надю эту надо было убрать из усадьбы. Замужняя, да и не пара ему! Но он как с ума сошел. Оба вы! Вот я и задумала, как одним ходом избавиться сразу от двух кобыл! Если б в стойле нашли цыганские серьги, подозрение пало бы на нее! Ее бы посадили, и Кирилл забыл бы ее! И все получилось бы, если б не этот идиот! – она кивнула на лакея.
Она было чудо как хороша в гневе, но почему-то никто не хотел на нее смотреть. Все отводили глаза, словно от прокаженной. Кроме одного человека.
- Что ж, сударыня, придется вам поехать с нами, - сказал Штольман.
- Вы ничего мне не сделаете. Я никого не убивала!
- Вы организовали преступление и представили все так, чтобы арестовали невиновную. Суд решит, что с вами делать, - и с этими словами он дунул в свисток, чья переливчатая трель подвела черту под завтраком, трагедией и очередным раскрытым делом.
Анна уезжала из усадьбы и, сидя в пролетке, ждала, пока дядя вдоволь напрощается с Ариадной. Штольман подошел так незаметно, что она вздрогнула.
- Анна Викторовна, передайте мою благодарность вашему дяде. Это он привел ко мне Ариадну сегодня утром, и она согласилась на этот маленький спектакль, чтобы полиция закрыла глаза на ее шалости.
- Так она не видела убийцу? – поразилась Анна.
- Нет. Она действительно была на конюшне, но застала лишь труп. И украла подброшенную серьгу и золотую брошь. У Ариадны клептомания. В убийстве я ее не подозревал, она слишком мала ростом, да и руки у нее слабоваты.
- А почему вы решили спровоцировать именно Егора?
- Судя по следам, на конюшне было двое неизвестных, мужчина и женщина. Если женщина – Ариадна, значит, убийца мужчина. По росту подходили два лакея. Если бы Егор не поддался на провокацию, значит, убийцей оказался бы другой лакей, - Штольман замолчал, не зная, что еще сказать, чтобы постоять рядом еще немного.
К счастью, на девушку снизошло философское настроение.
- Мне кажется, в этой истории всему виной дурные наклонности – Филимоновых, Макаровой, даже лакея. Ах, если бы было такое средство, которое могло бы избавлять людей от подобных напастей!
- Тогда бы нам совершенно нечего было бы делать, - улыбнулся Штольман.
Самых безнадёжных пациентов
Он излечит раз и навсегда
Некоторое время спустя...
Анна зашла в “Око змеи” за литературными новинками и столичными новостями, и пока Полетта обвивала её кольцами внимания и заботы, разрываемая желанием проникнуть в её сознание, но помня предупреждение Штольмана, пила чай с “пьяной вишней” и листала последний выпуск “Петербургскіх Вѣдомостей”. Одно объявление бросалось в глаза:
“Борьба съ пороками!
Избавь своихъ близкихъ отъ каторжныхъ работъ и лѣченія въ психіатрической клиникѣ!
Старинное чудодѣйственное цыганское средство отъ дурныхъ наклонностей!
За 1 мѣсяцъ избавляетъ отъ пьянства, тяги къ азартнымъ играмъ, тяги къ присвоенію чужихъ предметовъ и желанія лиходейскихъ дѣйствій!
Средство "Надежда" спасло тысячи семействъ отъ стыда и позора! Оно превращаетъ самыхъ безнадежныхъ, безнравственныхъ нечестивцевъ въ добропорядочныхъ людей!
Если больныя не желаютъ лѣчится сами, то "Надежду" можно давать секретно. Снадобьѣ не имѣетъ ни цвѣта, ни вкуса, ни запаха, поэтому его можно добавлять въ супъ, ѣду, чай и другіе напитки!
Больной будетъ впослѣдствіи самъ удивляться причинѣ своего спасенія!
Книга даромъ!
Въ ней вы найдете свѣдѣнія о средствѣ "Надежда" и о чудесныхъ результатахъ, достигнутыхъ благодаря этому удивительному средству.
Требуйте книгу сегодня же!
Чтобы заказать книгу и чудо-средство пишите по адресу:
в С. Петербургъ
Новая Исакіевская улица, N 25
Надеждѣ Макаровой-Филимоновой
Напишите точно, разборчиво Вашъ адресъ и получите избавленіе отъ " Ахилессовой пяты" для своей семьи!”
А ночью Анне Викторовне приснился странный сон. Словно она верхом на Цыганке подъезжает к афишной тумбе и видит объявление:
“Впервые в Затонске! Высшая школа верховой езды с избавлением от пороков!”
На плакате изображены трубящие слоны, Надя с хлыстом, все филимоновское семейство и Ариадна с ними, в красивых попонах с плюмажами на головах. Внезапно Цыганка под Анной начинает уменьшаться в размерах и хрюкать...
Утром, едва проснувшись Анна потянулась к соннику: «Если лошадь под девицей мгновенно превращается в свинью – сей барышне сновидение сулит безрассудное отвержение выгодных предложений руки и сердца, после чего предпочитаемая ею свобода скоро покажется ей постылой» ...
Обращения из-за кулис
Анна – костюмерам:
- Вы что, не знаете, что турнюры давно вышли из моды?
Доктор Милц – сценаристам:
- Голубчики, ну вы хоть анатомический атлас посмотрели бы. Ранение в дельтовидную мышцу не приводит к летальному исходу!
Алексей, сын управляющего – авторам диалогов:
- Сколько мне зубрить пришлось из-за вас! Я и слов-то таких не говорю никогда, «вы зря теряете со мной время»! Так маменька бабушке говорит, когда та ее блины учит печь!
Филимонов-старший - сценаристам:
- Неужто я детям своим враг, не сказал бы им об их родстве, чтобы пагубную страсть пресечь? За кого вы меня принимаете?!
Петр Иванович – сценаристам:
- Господа, побойтесь бога! Вы всерьез полагаете, что я мог бы заставить даму публично исповедоваться? За что вы со мной так?!
