Гроб для любви

«- Выходит, у вас два мужа?
- Выходит, два.
- И оба Бунши?
- Оба»
(к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»)

« - О мой дорогой Ромео, - облепила графа Морозова прямо у порога его новая истинная любовь, Лизелотта, - наконец-то ты явился пред моими очами! Я уже стала забывать, как ты выглядишь! И как выглядят новые шляпки и серьги!

Почтительно отцепляя от себя и целуя нежные пальчики и золотые кудри избранницы, граф Морозов признался:

- Я, увы, вновь вынужден направить стопы в сторону бывшей моей семьи. Ибо дщерь моя в таком состоянии, что ей требуется отцовская забота!

Розовые губки тут же надулись и начали клевать графа прямо в седеющие волосы и до самого сердца:

- Твоей Авроре уже ничего не может быть страшно, ибо она уже давно дает городу самый широкий выбор тем для удивления и шока! Поверь, твое присутствие не вернет ей репутацию. Помысли лучше обо мне, ибо я дни и ночи сижу здесь покинутая, без подарков, тебя, и какого-то определенного статуса супруги!»

Зиночка шла домой, едва ли не пританцовывая, словно она не наказание отбыла, а посетила великосветский бал. Фантазия опять целиком заслонила реальность, милосердно смягчая и равнодушие глупого Вернера, и строгие речи Анастасии Дмитриевны. В своем мире писательница воистину была королевой, и творить могла все, что угодно.

Сейчас ей было угодно увидеть беседу несчастной героини и блудного отца.

« - О, батюшка, как могут мужчины быть такими? – уткнувшись в отвороты атласного сюртука, вопрошала Аврора, - вы покинули меня, презренный фон Штофф подло обманул… За что так со мной?!

Измученные слезы, обгоняя другу друга, спешили по роскошной ткани отцовских одежд, омывая сверкающие запонки и часы. Юная графиня при этом успела поймать мысль, которая гласила, что вот так же рыдала она в проклятого змея-искусителя, фон Штоффа, когда батюшка удалялся из дома, неся в объятиях кудри хищницы Лизелотты…

«Хорошо, что они хотя бы предают по очереди, - утешила себя Аврора, - в кого бы я плакала, если б и отец, и негодяй-сыщик пали на дно низких и мерзостных страстей одновременно?!»

Граф Морозов искренне жалел свое дитя, предлагая в качестве утешения развлекательные и обучающие поездки в Петербург, Париж и Лондон, новые платья и бриллианты, а также дипломы хирурга, патологоанатома и ревматолога… Однако на робкую просьбу дочери просто остаться с ней в родном доме был вынужден отказать.

«Ибо сладостный яд, источаемый Лизелоттой еще не окончательно приелся, и не слишком была горька отрыжка после восхитительных вкушений оного. Пообещав Авроре все что угодно, граф Морозов завершил визит, и понес виновную, но несгибаемую голову в незаконное гнездышко. Там уже давно ждали недовольно поджатые губки скуксившегося счастья…»

Аврора Романовна, облачившись в черное платье, черное пальто, и черную же шляпу, отправилась поднимать из руин больницу. Редкие прохожие шарахались прочь, напуганные шипением графини, обращенным в пустоту:

« - Я сказала, вон! Я не буду с вами разговаривать! Не вижу и не слышу, не хочу знать! Мне надоело тратить силы на всяких неблагодарных покойников, которые ни разу не попытались оторвать мой обманувшийся взор от подлеца и обманщика фон Штоффа. Если вас незаконно убили – идите в полицию!

Но одноглазый дух с повязкой и пятнами на рубашке, упорно и печально вырастал перед медиумом, надеясь заинтересовать ту своей посмертной судьбой…»

Тем временем в больнице было проведено вскрытие доставленного с кладбища тела. И – о ужас! Оно принадлежало вовсе не брату княгини Л.

« - Весьма искусное искусственное око содержат сии мрачные останки, - благоговейно вещал главный эскулап, пораженный молнией профессионального стыда и раскаяния, - но как, как мог я не заметить оного год назад, будучи опытным, внимательным и хладнокровным, как сам Гиппотам?»

«Или Герострат? – сбилась Зиночка, и замедлила шаг, - Гиппогриф? Нет, гиппогриф – это древнее животное. Ладно, неважно…»

« - Возможно, - прошептал бледный Гектор Гордеевич, - дело в том, что год назад в Париже обретались зоркие глаза и волшебные руки Авроры Романовны, отчего и случился сей прискорбный недосмотр?

- Вы правы, - поник мерцающей лысиной эскулап, - без Авроры Романовны ничто не вершится, как следует!

И только каменный, как айсберг фон Штофф не воспел хвалу графини Морозовой, а навел сворю трехзарядную лупу на филигранный глаз покойника.

- Я отправляюсь в Петербург, где каленым железом вопросов обовью глазного мастера, чье клеймо стоит на сем предмете, - заявил он, - и на поверхность мутного омута таинственного дела всплывёт имя одноглазой личности из нашего городка!

- Поезжайте, поезжайте – радостно подпрыгнули усы генерала Сугубова, - и не торопитесь, вершите допрос долго и со всем сыщицким упоением! Можете заодно взять отпуск, и погрузиться во все утонченные удовольствия столицы!

«А там, глядишь, и князь Клюевский уедет… Или заболеет и умрет… Или украдет что-нибудь, и мы запечатаем его в камере, - полыхнула яркая, полная надежды, идея в глазах Сугубова, - и никаких дуэлей, да и я буду не при чем!».

Мысли обгоняли друг друга, и Зиночка поняла, что нужно срочно их записать, иначе она рискует растерять половину по дороге. Поэтому девочка свернула в парк. Там она села на первую же скамейку, выхватила из сумки бумагу, карандаш, и - работа закипела…

Генерал Сугубов решил не ждать милостей от судьбы, а подставить князя (исключительно ради общего блага) своими руками. Путем нехитрых манипуляций и внушений ему удалось убедить крестьянку, пришедшую подавать заявление о краже, в том, что именно Клюевский стащил у нее дырявый сапог, новенькую ступу и метлу. Таким образом, у властей появилось формальное право задержать подозреваемого до выяснения обстоятельств.

Но Гектор Гордеевич не пожелал допустить столь ужасную вещь – отмену дуэли фон Штоффа. Поэтому, накануне ареста он навестил Клюевского и «всеми своими глазами, ушами и руками просигналил ему о необходимости залечь на глубокое дно».
Поэтому коварный план генерала провалился – возможный похититель метлы и непарной обуви просто не открыл властям дверь.

А городская больница наконец-то дождалась явления своей спасительницы.

«Суровая, как черная африканская пантера, вошла в госпитальные палаты графиня Морозова. Тут же она до локтей погрузилась в работу, закопавшись в склянках, бумагах, порезанных руках и поломанных ногах. Милосердными крылами сжала она в объятиях мальчика, гонимого и ранимого. Он ранил себя сам, надеясь избегнуть насмешек грубых одноклассников, но не преуспел в задуманном. Седая его матушка рыдала тут же, моля о спасении дитяти.

- Я так благодарна, что вы грозным, но добрым словом вернули в меня смысл жизни! – обратилась Аврора к вошедшему доктору Стравинскому.

- Для разумных людей никаких слов не жаль, - рубанул молодой эскулап, презрительно глядючи на окровавленного гимназиста, - не то, что для идиотов. Вот для этого, например. Промахнуться, стреляя в себя! Сразу видать – весь в маменьку. Не так ли, сударыня? – и он широко улыбнулся рыдающей даме, отвлекая оную от слез и горя.
Аврора Романовна благоговейно внимала этому новому пути рассеивания милосердия и подмоги…»

Теперь графиню Морозову было необходимо вовлечь в расследование. Но как это сделать?! Прекрасная медиум, надевшая траур по самой себе, только что наотрез отказалась общаться с настойчивым духом. Кто ее уговорит? Уж точно не Якоб! Ему теперь от Авроры может перепасть только внушительная затрещина и ядовитый плевок, но никак не помощь. Гектор Гордеевич? Он всегда был верным другом и поклонником графини Морозовой. Но…

Зиночка просмотрела написанное. Интересно, а почему же преданный Сундуков не навестил Аврору в ее «неизбывной прострации»? Ну почему, почему… Потому что у него появилась новая любовь – черноокая Алина! И все беспокойство, и участие Гектора Гордеевича ныне принадлежит только ей! Он Якобу фон Штоффу грубит – этим Аврору и поддерживает. Вполне достаточно.

« - Прозрите иной мир, Аврора Романовна! Мне нужны сведения об убиенном неизвестном скелете, погребенном под именем господина Кроткого!

- Мои душевные силы высохли и иссякли, Гектор Гордеевич. Глубочайшая боль не дает мне спокойно соприкасаться далее с моим жутким даром!

- Ну ради меня, Аврора Романвона, - настойчиво тянул графиню за белый подол медицинского покрова молодой сыщик, - и ради мой Алины, то есть Акулины Ивановны. Она, рыдая и казнясь, призналась, что страшный злодей Крушилин и ее силой вовлек в свои мерзости. Акулина выдралась из сетей греха, но существует в вечном испуге, что негодяй вконец достанет ее! А сие преступление с подменой княжеского брата может быть делом беззаконных дланей Крушилина! Преодолейте боль, и спасите мне мою невесту!

Аврора Романовна не удержала рубежей твердости, вовлеченная в вихрь чужой шквальной любви, одновременно тая надежду досадить таким образом предателю Якобу.

- Он приходит ко мне в складках, заляпанных краской, - призналась она, - ищите художника, Гектор Гордеевич!»

Тем временем фон Штофф прибыл в Петербург, где посетил мастера, изготавливающего фальшивые глаза. Тот сразу узнал свою работу, и порадовал сыщика фамилией заказчика – «Рыбоедов».

«Записав оную улику, фон Штофф направил себя в школу-пансион для младых учеников мужеского полу. Там, среди облетевших кущ дерев, он кормил конфетами и расспрашивал о жизни некоего мальчика восьми годов, обещая тому новую судьбу и передавая приветы от возлюбленной и нежнейшей матушки…»

Кто этот ребенок такой, и кем приходится сыщику Зиночка раскрывать пока не стала. Но по прищуренным глазам писательницы можно было легко догадаться – планы на юного героя она лелеет воистину грандиозные!

На дорожку упала гроздь рябины, и красные ягоды раскатились по темному песку. Получилось очень красиво, но девочка поморщилась, вспомнив растрепанный «цветочек аленький» в руке Руши Мануич.

- Никакой Сугубов фон Штоффа от дуэли не спасет! – прошипела мстительница.

- Да я, фройлян, никогда еще от поединков чести не бегал…

Холодноватый и насмешливый голос прозвучал, казалось, прямо в голове. Испуганно пискнув, Зиночка схватила сумку, запихнула туда рукопись, и что есть мочи припустила к выходу из парка. Скорее домой!

«Гектор Гордеевич уже пятый раз пытался допросить не то жену, не то вдову господина Кроткого. Но на все суровые вопросы правосудия Дарья Алексеевна прикрывалась возросшим чревом грядущего материнства, и начинала сползать в обморок. Новый муж, или не муж ее приходил в неистовство, тряс бородой и бакенбардами, и настойчиво гнал из дома вершителя справедливости.

- Николай постоянно обнимался взахлеб с зеленым змием! – кричал муж Дарьи, - понятно, что нас не удивило его желание утопнуть, и прервать свои и чужие муки!
Судя по всему, живого возвращения господина Кроткого ожидал в неистребимой верности только его родной пес в будке…»

Тетрадь по русской словесности скучала, сдвинутая на край стола. Хозяйка вдохновлено и аккуратно переписывала очередное творение с разрозненных листочков в новенький альбом.

« - Ныне нам известна фамилия художника – Рыбоедов! – поспешил порадовать Аврору Романовну Гектор Гордеевич, - только в нашем городе такой личности нет, и коса следствия опять нашла на камень неизвестности!

Обострившийся в великом горе разум графини Морозовой тут же породил гениальную идею:

- Это вымышленное имя, взятое им для сокрытия своей немощи и нужды в протезе! Если мы вспомним великого Леонардо, прозванного по родному своему месту, то можем заключить, что и фамилия Рыбоедов намекает на малую родину нашего творца!

- Так барышня, с рыбным прозванием город в округе один – Рыбинск, значит! – подтолкнули вперед следствие народная мощь в лице Мавры с чаем.

- Я знаю модного художника из Рыбинска! – тут же выложила еще одну умную мысль Аврора, - Цветолюбов!

- О… - прошептал пораженный и остолбеневший от смутных догадок Сундуков, - а ведь фамилия очередного супруга Дарьи Алексеевны – Цветолюбов! Я думаю, это тоже значит… что-то страшное!»

Далее пришлось от авторских щедрот и фон Штоффу подкинуть зацепку. В трактире он услышал от посетителей весьма романическую историю о муже, который благородно самоустраняется из жизни жены, дабы она могла обрести счастье с другим. Законный же супруг, инсценировав свою гибель, стал бродягой, отринув настоящие имя и звание. Сыщик намертво вцепился в рассказчика, и выудил-таки из него признание, где ныне обретается этот великодушный герой. После чего нищий «покрытый лохмотьями, нечёсаными лохмами и богообразной бородой» был задержан и препровождён в участок. Но начать допрос фон Штофф не успел. Пришло сообщение, что срочно требуется помощь господину Сундукову и графине Морозовой, которые осуществляют задержание в доме художника Цветолюбова…

«- Никогда, никогда не подставляйте голову под брачный венец! – вещала тонкая, бледная и златовласая красавица Натали, водя Аврору Романовну меж картин своего мужа, - ибо знакомится с вами будет один человек, делать предложение – другой, а по утрам выходит к семейному завтраку и вовсе третий! И ни один астролог не предскажет, в какое чудовище превратиться ваш избранник, даже будучи ангелом!

- Да, моя матушка говорит нечто похожее… И сама я думаю такие же мысли, - печально возвела очи к люстре Аврора.

- Ваша матушка очень правдива и мудра, как и вы сами! О, какие комплименты вещал мне жених! Потом начинал рисовать мой портрет – и слова невозможно было из него вынуть! Зато смотрел при этом, источая любовь и поклонение! То он боялся взять за руку, но поцеловал уже через два месяца после знакомства! А в замуже, увы, я знаю только холодность и лень моего супруга…

- И что, даже рисуя теперь ваши черты, он не выражает зрачками нежность и страсть? – изумилась графиня.

- Он ныне не рисует, а только торгует тем, что было им сотворено… - горькой пилюлей уронила признание в сей пошлости Натали Цветолюбова.

Сам художник, приняв позу изящную и горделивую, рассказывал господину Сундукову о своем глубоком творческом пути, живописуя спектральное разложение, и закон перспективности. Гектор Гордеевич только кивал, ярясь изнутри на свое полное бессилие в теме красок и холстов…»

Аврора Романовна потихоньку выскользнула из комнаты, и ведомая одноглазым призраком, двинулась по коридору. Скоро она оказалась в помещении, где хранились картины Цветолюбова. Призрак остановился возле мольберта, задернутого черным покрывалом.

«Отринув покров, Аврора Романовна узрела потрет самого живописца. Но, сравнивая его с призраком, моментально определила, что повязка прикрывала оному иной глаз! Словно отвечая на острое наблюдение, повязка призрака начал перемещаться между очами убиенного, то и дело вовсе поднимаясь на лоб. Не выдержав фантастичности сего зрелища, графиня вскрикнула раненной соколицей…

- Я знаю все! – закричала она вбежавшему Цветолюбову, - вы – не он! И он – не вы! Вы брат художника, мерзопакостно присвоивший себе славу его, и жену!

- Близнецы… - сделал дедуктивный вывод Гектор Гордеевич, одновременно подставляя подножку изготовившемуся к побегу преступнику.

- Так вот почему он бы разным… Его было два! – шептала Натали.

- Ты даже не представляешь, насколько… - пропыхтел ее муж, связуемый нежными ручками графини Морозовой с помощью пустого пыльного холста…

- Как я рад видеть вас, Аврора Романовна, - нежно, робко и трагически возвестил от дверей голос фон Штоффа, явившийся, наконец, на помощь. Но медиум даже взглядом его не удостоила, гордо сузив ярко-синие глаза. Пораженный прекрасным моментом сыщик только вздохнул, гадая, откуда взялся столь насыщенный цвет в столь темном месте?

Только на допросе в полиции раскрылись все карты сего дела – брачного и мрачного».

Зиночка улыбнулась, искренне гордясь подоплекой истории.

Жили-были три брата-близнеца, по фамилии Цветолюбовы. Один был, правда, одноглаз, зато именно он являлся хорошим художником. Второй умел красиво говорить и убеждать. А третий брат отлично вкладывал деньги. Поэтому художник писал картины, говорун очаровывал публику, а финансист подбирал денежных клиентов. Но влюбиться столь разные мужчины ухитрились в одну особу – Натали. Художник творил бесчисленные портреты избранницы, вкладывая в них весь свет своей любви. Оратор ходил на свидания, говорил комплименты и дарил поцелуи. Делец высчитывал стоимость достойной свадьбы и составлял бюджет будущей семьи.

« - Так у меня было… три мужа? – не в восхищении, не то в горделивости вскричала Натали.

- Три претендента, два жениха, и один муж! – рыкнул арестованный, высовывая нос из толстого слоя холстов, коими обернут был в стиле мумии. Пока его волокли по коридору управления, городовые немели от восхищения талантами Авроры Романовны. Так ровно и прочно забинтовать преступника еще никому не удавалось…»

Оказалось, что второй брат – тот, что красиво говорил, выбыл из свадебной гонки добровольно. Ибо перенес свои пылкие чувства на замужнюю и несчастную Дарью Кроткую. И когда супруг ее был найден утопшим, сразу сочетался браком с ней, не зная, что тело на самом деле принадлежало его родному брату. Он вообще постарался забыть о прошлом, и даже отрастил бакенбарды и бороду, чтобы уменьшить сходство с двумя другими близнецами.

« - Я столкнула его с обрыва прямо в реку, где и исчез он вместе со своим стеклянным глазом и талантом! – продолжал убийца, - а восхитительная фигура и кудри Натали стали принадлежать мне! А не мазиле, который и двух слов не может молвить!

Так и не сумев распеленать негодяя, его оттащили в камеру, и где и прислонили к стенке для успокоения. В кабинет был водворен найденный фон Штоффом нищий, и приглашена княгиня Л.

- О, Николя! – вскрикнула она, падая на колени перед оборванцем в бороде, - любезный братец мой, выйди из сего страшного сумрака лжи и подлога!

- Любили вы Николя вашего, так и не мучили бы его… - прогудел нищий, - нет его, а я есть, и доволен своими вольными, хоть и голодными дорогами…

Сии слова явно пронзили княгиню до самого основания сердечного мозжечка. Она готова была намеренно не узнать человека, коий жаждал остаться в безвестности.

Но опять вылез вперед в битве за справедливость господин Сундуков. Схватив нищего за цепь от кандалов, он повлек его к дому Дарьи Алексеевны, и прямо-таки впихнул подозреваемого в объятия счастливого лохматого пса.

- Гау-гау-гау! – радостно давал показания четвероногий страж, облизывая хозяйские части тела. Николай Кроткий, не в силах устоять, обнимал и целовал верную собаку.
На шум поцелуев и слез вышла Дарья, и тут же повалилась на сыру землю, ибо бедное ее дитя незаконного брака очень попросилось на свет…»

- Уфф, - оттерла трудовой пот Зиночка, сама слегка ошалевшая от количества жен, мужей и двойников. Но конце был уже близок. Красавица Натали определила для себя, что любила она все-таки молчаливого художника, и решила считаться именно его вдовой. Ее официальный супруг пошел под суд – причем холсты с него снять пока так и не сумели. Аврора Романовна разматывать свою работу отказалась, заявив, что мерзавец подобное пеленание заслужил.

« - Бедная же Дарья остается женой Кроткого, а не Цветолюбова, и ждет ныне, какое покаяние наложат на нее нечуткие и прямолинейные власти! – рассказывала матушке храбрая медиум, - а ее дитя…

- Еще один незаконный ребенок в нашем городе! – вскричала графиня Марианна, целясь пером в пятый том рукописи, - это так ужасно, но столь романтично! О, в моем романе таких детей будет не мене дюжины! И два, нет, три – родятся у бедной моей Агаты… И пусть негодный Платон, отягощенный еще пятерыми, возразит хоть слово!

… Ночью Аврора Романовна видела во сне поединок среди черных деревьев и белых хлопьев снега и пепла. Князь Клюевский благородно и справедливо целился в низменное тело фон Штоффа. Не зная, чего желать для оного – легкой смерти, или долгой жизни, полной мучений, графиня приподнялась над постелью, ибо чувства ее метались, не находя выхода.

Любовь ее лежала в гробу, а виновник нес праведное наказание. Но до истинного счастья и победы независимой личности графини было еще очень далеко!»

- Они не стоят наших слез! – за себя и Аврору провозгласила Зиночка.

Месть продолжалась.

Отредактировано Мария_Валерьевна (12.09.2021 15:45)