Серия 9
Ребушинский изнемог. Гостей приходилось одного за другим подтаскивать к Штольману, подвергать разгипнозу, после чего оттаскивать к дивану и укладывать рядком. Дамы теряли сознание, мужчины равновесие. Прасковья с промышленными порциями пустырника носилась туда-сюда. Анна вошла во вкус.
Ребушинский вслух проклинал обычай устраивать громоздкие свадьбы. На слове "громоздкие" Домна вздрогнула и кинула в Ребушинского неприятный взгляд:
- Ваше домнейшейство, - промямлил Ребушинский,- я ничего вам противного сказать не хотел...
Домна поджала губы, но временно смилостивилась, поскольку не могла выбрать, на кого первым излить негодование - на Ребушинского или Прасковью. Но тут Мироновы полностью пришли в сознание и полную свадебную готовность, так что все внимание было отдано им.
- Анна! - ахнула Марья Тимофевна. - Прошло полгода, а ты все никак не соберешься?!
На словах "полгода" Ребушинский слегка напрягся.
- Марь Тимофеевна, дорогая, пару слов для моей газеты. Что вы помните о вашем, так сказать, стоянии? Видели или слышали ли вы что-то?
- А с вами, Алексей Егорыч, - внимание матери переключилось на Ребушинского, - будет серьёзный разговор. Может, вы наконец-то объясните, что означают эти ваши экскурсии? Продажа билетов? И сданные внаём комнаты на втором этаже?
- Неужели вы все видели и помните?! - ахнул Ребушинский, лихорадочно соображая, что еще ему можно вменить. — Это же сенсация!
- У хозяйки всегда один глазок спит, другой бдит! – Марья Тимофеевна многозначительно прищурилась.
Виктор Иванович посчитал возможным выступить по существу вопроса.
- Так свадьба продолжается? Едем в церковь?
Штольман покашлял, привлекая к себе внимание.
- Дело в том, Виктор Иваныч, что мы уже заключили брак.
- Забежали в церковь на обратном пути после излечения катара... то есть извлечения катарского духа... то есть... - Анна запуталась.
- Будем танцевать?! - радостно предложил родственник самого гусарского вида.
- Домна, шампанского! Прасковья, пустырника всем! После полугодового перерыва опасно пускаться в ускоренные танцы! - громко скомандовал Виктор Иваныч и тихонько добавил, - и добавь какой-нибудь сильнодействующей травки с неудержимым эффектом. Отправлять гостей по домам неудобно, хорошо бы они сами поняли, что неприлично загостились.
Прасковья понимающе подмигнула и через некоторое время гости вдруг вспомнили о неотложных делах, накопившихся за полгода. Этому особенно способствовали несколько капель касторового масла, добавленные кому в шампанское, кому в пустырник. Штольман с Анной тоже постарались исчезнуть незаметно, забрав "Энциклопедию ереси" и шкатулку, не желая к ночи поднимать вопрос переезда. Главное было сделано, и уже было ясно, что день рождения Анны удастся на славу.
Серия 10
Анна проснулась от того, что в душе ее заиграла музыка. Она прижалась к Штольману щекой, чтобы разбудить его.
- Дадут мне выспаться или нет?! - недовольно пробормотал он, пытаясь мысленно зажать внутренние уши. Но музыка звучала все требовательней. Он скосил глаза на Анну, увидел, что она смеется, и одним движением вскочил с постели, подхватив ее на руки. Он хотел закружить ее по комнате, но вовремя сообразил, что шаг влево или вправо чреват либо стальным шкафом, на котором стоял привезенный из Парижа скелет, либо огромным кофром, заменявшим гардероб.
- Пора переезжать, Яков Платонович, - все еще смеясь, сказала Анна.
Легко сказать "переезжать", а куда? С их возвращением рынок недвижимости оживился незначительно. Напротив, недвижимость сковала большую часть затончан. Мироновы, можно не сомневаться, гостеприимно распахнут свои объятия, но тогда ему придётся попридержать свои, а за полгода женатости Яков Платоныч привык распускать руки в сторону жены по первому пригласительному взмаху ресниц.
- А знаете, Яков Платонович, - вспомнила Анна, - у нас в усадьбе есть пустующий флигель. Мы могли бы поселиться там, рядом с моими родителями и, в то же время, отдельно. Только там надобно все подновить и купить мебель.
- Прекрасно, - с энтузиазмом откликнулся муж, - мебель и отделку я обеспечу.
Анна забросала его вопросами, но Платоныч легко увернулся от одних и отбил другие, поднаторев в этом деле за два сезона. А потом, доставив жену в больницу, взялся за дело.
В больнице Анну уже поджидал доктор Милц:
- Анна Викторовна, любопытный случай. Пациентка только что из Парижа, где умудрилась подхватить "лихорадку Франсуазье Перл". Как не знаете? Это самое модное заболевание этого сезона. Несчастные покрываются сыпью жемчужного оттенка и понимают только обращенную к ним французскую речь.
- Как оригинально, - восхитилась Анна, - и понимает только перлы или простую речь?
- Увы, не могу сказать наверняка. Вот отправил к ней Ванюшку, пусть ободрит, а мы тем временем изготовим микстуру.
- Что же входит в состав?
- Соли Мертвого моря, слизь улитки, золотой песок и сок молочая, делаем мазь и применяем наружно. А для внутреннего употребления сделаете настойку полыни на меду с семенами одуванчика.
Анна согласно кивнула, раздумывая, где же взять семена одуванчика.
Как хорошо, что пенсионная реформа отсрочила Прасковьин заслуженный отдых.
- Жаль моя, да зачем тебе семена одуванчика? На работу? Пилюли закончились что ли? Есть конечно, как не быть. Первое дело при французской лихорадке.
- А откуда тебе известно это заболевание?
- Да как не знать, тоже небось молодой была. С гусаром французским дружила. Он меня и одарил, сначала хворью, а заодно и снадобьем. Уеду я, говорил, а этого мешочка тебе надолго хватит. Лечится будешь и меня вспоминать. И матушку мою. Её Франсуазой кличут...
А тем временем Платоныч уверенной рукой руководил работами по обновлению флигеля, вооружившись познаниями, почерпнутыми, благодаря шкатулке, из "Идеального ремонта" и "Квартирного вопроса". Флигель на глазах приобретал непривычные, но радующие глаз очертания. Там было все, что необходимо для счастливой супружеской жизни, - спальня, ванная, гостиная и бальная зала. Мебель Штольман заказал в новомодном петербургском магазине с оригинальным названием "Ик Моды". Проворные чухонцы доставили и расставили ее в волшебно короткие сроки. К тому времени, когда Анна вернулась из больницы, вылечив Франсуазу, которой никак нельзя было дать ее лет, все было готово к переезду.
Переезжать решено было немедленно. Погрузив свой немудрящий скарб, состоящий из дюжины расписных чемоданов, четырех кофров с платьями Анны, семнадцати шляпных коробок и клетки с пятью беленькими мышатами, почему-то имеющими пышные шевелюры и лихо закрученные усы, молодожены водрузились сверху багажа, прижимая милые сердцу вещи. Яков Платоныч прихватил гирю, пылящуюся под столом, Анна - фикус, свадебный подарок Трегубова, и анатомическое пособие. Пособие было невероятно хрупким и настолько же дорогим, по случаю добытым у знакомого парижского могильщика. Поэтому Штольманы относились к нему как члену семьи и называли его «Дорогой Жан». А чтобы Жан в дороге не пострадал они усадили его между собой и бережно держали под руки.
Когда улеглась пыль от переезда и были разосланы приглашения на день рождения и новоселье, они остались, наконец, одни. Штольман протянул Анне правую руку, левой обвил ее талию. Приложился щекой к ее щеке, как давеча. Прикрыл глаза. Где-то заиграл вальс, слышимый только им двоим, и нельзя было сказать, в чьей душе он прозвучал первым, ибо сейчас душа у них была на двоих одна.
