Серия 25

Иван Бенцианов, блондинистый юноша шестнадцати лет с аккуратно зачесанной назад длинной челкой, стеснительно мялся в дверях, не решаясь войти. 

Не то, чтобы он не был любителем подобных сборищ, скорее непривычен. Живя замкнуто с приемной матерью, он мало общался со сверстницами. 

Вот и сейчас, когда ученики старших классов мужской гимназии были приглашены на ежегодный осенний бал в женскую, Иван немного робел. 

Он долго сомневался стоит ли туда идти, колебался, до последнего момента искали причины для отказа, но зеленые глаза, темные косы и одинокий бант у правого уха Леночки Медведевой, прочно укоренившейся в его сердце, не искушенном женскими чарами, шептали, что на вечере он должен быть непременно.

И тут Ивана мягко подхватила и увлекла за собой властная женская рука. Ужасно старая дама, которой было не меньше тридцати лет, но одетая, как юная гимназистка, потащила его в залу, щебеча:

- Вы, как я вижу, дебютант? Не смущайтесь, дорогой, здесь все в том же положении, что и вы. Пойдемте, я познакомлю вас со своими друзьями.

Не успел Иван опомниться, как оказался в углу с тремя товарищами по несчастью. Судя по их оторопевшему виду, они подверглись столь же решительной и безжалостной атаке. Однако дама останавливаться не собиралась. Ничтоже сумняшеся, она отобрала у официанта поднос с шампанским, предназначенным для педагогов, и  раздала своим подопечным.

- Ме шерз ами, профитез-ан, угощайтесь, друзья!

Друзья угостились раз, другой, когда рука Ивана потянулась за третьим бокалом, странная дама шлепнула его по руке:

-Помнишь, Иванушка, наказы сестрицы Аленушки? - и видя его непонимание, пояснила, - много не пей, козленочком станешь!

Иван икнул, соглашаясь, что превратиться в парнокопытное раньше, чем он отважится пригласить на танец Леночку Медведеву, было не ко времени.

Где-то в дальнем углу подпрыгивал в танце знакомый бант над правым ухом. Иван полюбовался им издалека. Глубоко вдохнул, пузырьки шампанского, впервые обосновавшиеся в его голове, взбудоражились, захихикали, предвкушая всякие чудачества

“Тянуть дальше нельзя,”- решил юноша. Проходя мимо зеркала, поймал в нем свое отражение и до того сам себе показался лихим и бравым, ну прямо героический поручик Ржевский.

Из-за портьеры высунулась любопытствующая мышиная мордочка, явно очарованная новоявленным гусаром. Покрутила головой, поохала, приложила лапки к сердцу, поправила розовую ленточку на шее.

И до того она показалась прекрасной нетрезвому Ивану, что лучшего подарка для приятной ему барышни было не найти. Одним быстрым движением, которому мог позавидовать Тарзан, Иван прыгнул в сторону, схватил мышь, и на портьере, как на лиане, подлетел к компании барышень.

Просто сказать, что Ивану удалось произвести на барышень впечатление, было бы грубым преуменьшением. При виде мыши гимназистки вспорхнули и разлетелись, подобно конфетти, подброшенным взрывной волной. Одни осели на подоконниках, другие повисли на портьерах, а самые догадливые оказались на руках у наиболее симпатичных кавалеров. При этом они издавали совершенно непереносимые, хотя и цензурные звуки, - явление, вызвавшее живой исследовательский интерес у Ивана. Впрочем, этот вопрос беспокоил только его нетрезвое сознание. Мысли остальных присутствующих были заняты иным.

Спасение пришло в виде решительной госпожи начальницы, которая выдвинулась в центр залы и в лучших традициях своей бывшей патронессы рявкнула:

- Что раскудахтались? Молодой человек мне подарок принесли!

После чего нашла место и Ивану, и злосчастному мышонку: одного убрала с глаз долой, а другого прижала к сильно декольтированной груди, они даже пискнуть не успели. Затем властным движением вернула девиц на исходные позиции, а официантам велела обнести всех мороженым. Не прошло и пяти минут, как в зале воцарилось прежнее праздничное настроение.

У всех, кроме Ивана, которого постепенно старалось обуять уныние и отчаяние, но парень не сдавался. И не такие задачки ему подбрасывала судьба.

Произвести должного впечатления на Леночку ему не удалось, и юноша, подталкиваемый злополучными пузырьками, предпринял еще одно наступление в сторону легкомысленно раскачивающегося банта, но был перехвачен странной старушкой лет тридцати. Она подхватила и закружила его в вальсе. Стараясь быть учтивым, как наказывала матушка, он попытался завести разговор, но скудный романтический опыт подсказал ему только нечто нескладное:

- А почему вы одеты как гимназистка? Вы второгодница?

Дама рассмеялась счастливо и заливисто:

- Я стогодница!. Призрак я, Иванушка!

Дама незаметно, в танце, подвела его к девичьей компании, оттолкнула от себя. Не успев притормозить, Иван, крутясь вокруг своей оси, как глобус, врезался прямиком в Леночку, с аппетитом поедавшую мороженое. Барышня оказалось неробкого десятка:

- Фи! Какой неуклюжий!

Мышь выглянула из глубины декольте и стрельнула в Ивана бусинками глаз. В ту же минуту он почувствовал прилив уверенности в себе. Глядя Леночке прямо в глаза, он аккуратно вынул из ее рук мороженое и выразительно доел. Отставил вазочку, так же держа ее взглядом, подхватил за талию и очертя голову ринулся в вальс, не говоря ни слова. Он кружил ее так ловко и быстро, что у девочки занялся дух. Когда же музыка закончилась, Иван галантно проводил Леночку на ее место, от души приложился к ее ручке, сделал поворот через левое плечо и по-прежнему молча удалился. На этот раз впечатление было несомненным. Мышь потирала лапки – Малое Зло удалось! Ведь Ванечка и не представлял, во что ввязался…

Серия 26

В этот момент судьба юноши была решена. Судьба-злодейка, потирая лапками, обрекла несчастного или, скорее, счастливого, Ивана на вечное “8 марта”. 

Девять женщин! Мать, жена и семь дочерей, с белыми бантиками за правым ухом. Семь, счастливое число. Наверное. 

Не раз еще придется вспоминать ему тот бал, мороженое и вальс с Леночкой, и последующие события и корить себя за то, что не прислушивался к голосу разума. Сидел бы дома, играл с маменькой в лото, нет ведь, послушал пятую точку, требовавшую приключений и романтики.

-Укралииииии!- достиг иванова уха девичий вопль, - дневник укралииии!

Это, изображая пожарную сирену, верещала Валечка Царапкина, Леночкина подруга. Зачем она принесла на это сборище свою книгу тайн, она и впоследствии объяснить толком не могла, а пока могла только обещать: 

- Кто найдёт мой дневник, того поцелую! Но, умоляю, не открывайте его!

Отчего-то желающих получить сию вожделенную награду не нашлось, и все представители мужской гимназии, трясясь, как в ознобе, постарались исчезнуть с глаз Валентины.

Леночка, успокаивая подругу, бросила умоляющий взгляд на юношу, с которым только что вальсировала. 

Миловидная мордочка, высунувшаяся из декольте, ерзала в своём убежище, потирая лапками, пророча ему службу в сыскном отделении затонского полицейского управления, если сделает хоть шаг в поисках пропажи.

Она прекрасно знала, куда делся дневник, и не хотела нарушать стройную картину Малого Зла незапланированным поцелуем. Поэтому изо всех сил заерзала и защекотала свое убежище, чтобы привлечь внимание хозяйки. Елизавета Тихоновна предсказуемо глянула вниз и на секунду застыла, завороженная. Потом обвела зал глазами и рявкнула:

- Дневник на стол!

Рефлекс, давно превратившийся в безусловный, сработал. На всех близлежащих столах оказались самые разные дневники, включая даже дневник наблюдения за погодой и почему-то блокнот господина Ребушинского. Но искомой тетрадки не было!

Значит, сообразил Иван, его утащил тот, кто недавно вышел из зала. Один из трех гимназистов, который бежали от поцелуя. Он выбежал за дверь, и точно – они стояли маленькой группой, читали и хохотали.

- Господа, вы ведете себя недостойно! – бросился в битву Иван. Силы были бы неравны, реши он применить именно силу, но он выбрал иной путь, на котором в итоге снискал себе славу, - дипломатию. Он говорил всего минут пять, но этого хватило, чтобы гимназист, укравший дневник, устыдился, раскаялся и отправился возвращать его Царапкиной, покорно принимая награду в наказание.

Царапкинские тайны, вырвавшись на свободу, зажили своей жизнью, обрастая подробностями, как коты мехом, и распушаясь при виде опасности. 

Желающих узнать подробности своей и чужой личной жизни в обеих гимназиях нашлось немало, и Ивану приходилось доставлять Валентину под охраной от дома до крыльца женской гимназии, там её перехватывала Леночка и конвоировала до парты. После занятий все проделывалось в обратном порядке, но тогда горемычную сваху отводили домой вместе, затем Иван провожал Леночку, потом она его, снова он... И так пока не стемнеет.

Одноклассницы жаждали отбить у стражников злополучную Царапкину и защекотать до состояния беспомощности, дабы узнать с кем из мужской гимназии их связывают романтические узы. 

Эти самые узы, протянувшиеся электрическими проводами между старшими классами обоих гимназий, сильно осложнили жизнь некоторых особ, но в то же время упростили существование других, склонных верить в судьбу.

Фаталисты решили, что, если подобрать себе пару согласно записям Царапкиной, эту пару ожидает романтическая дружба, и прозвали тот вечер “Днем святой Валентины”. 

Неудовлетворенные подобранной для них парой злоязычили и за талант свахи и пару лишних килограммов, прикрытых школьным фартуком, прозвали её “Купидонихой”.

Но Иван с Леночкой были вполне довольны тем, как составился их дуэт, и даже Царапкина, которая наметила ему в пару себя, любимую, не могла не признать, что все, что не делается, все к лучшему.