Дорогие читатели! Выкладываю первую главу из трех глав о шпионском узле князя и Ко. Здесь мы узнаем, на кого (по моей версии) работала эта шпионская группа, и как именно они осуществляли свою деятельность. Приятного всем чтения!
 

Май, 1886, С.-Петербург

***

До сего дня все штольмановы протоколы расследований о таинственных предметах начинались с одного и того же слова: «о пропавшем…», и только эта папка подписывалась непривычным в его практике образом: «о найденной…».

Когда в ярком апреле 1886 года Якова Платоновича по личному распоряжению градоначальника Грессера (и по тайной просьбе начальника Собственной Его императорского Величества охраны полковника Варфоломеева) перевели из родного полицейского участка в монументальное здание градоначальства на Гороховой, где он сделался чиновником по особым поручениям, он и не думал, что «в силу обстоятельств особой государственной важности» останется в ведомстве полковника на два года. И что сила этих обстоятельств полностью изменит течение его жизни.

Он тогда раскрыл Дело «№8604. О фальшивом туристе», поработав пару недель в Зимнем дворце. И случайно найденная им в мемориальном кабинете почившего императора костяная шкатулка, пахнувшая пряным запахом египетских папирос, оказалась куда хуже какой-нибудь бомбы – она вопиюще, беззастенчиво хранила в своем нутре, на тонкой папиросной бумаге, шифрованные донесения.

Крайне озабоченный этой находкой полковник Варфоломеев велел никому не сообщать о ней, и очень скоро перевел Штольмана в свое ведомство, приставив ко Двору с тайным заданием: найти автора шифровок.

- Я привык искать виновных в кражах и убийствах, Григорий Афанасьевич. Всё же политика – не мой конек, – уважительно, но без обиняков заявил Штольман полковнику в первый же день новой службы.

Они стояли друг против друга в знаменитом эркере-фонарике, во втором этаже Зимнего дворца, и высокие венецианские окна открывали щедрый обзор на Дворцовую площадь. Апрельское небо, которое забрасывало в кавалерские залы почти невыносимую после зимы голубизну, казалось, звенело от проснувшейся капельной радости. Прозрачные шторы, высоко уходившие вверх – в округлый купол, едва ли заглушали этот звон.

Они стояли друг против друга и – приглядывались. Грузный полковник, склонив крупный лоб, внимательно смотрел неуступчивому сыщику в глаза и чуть заметно жевал губами. Штольман отвечал ему с тою же внимательностью.

Выдержав нелегкую паузу, полковник Варфоломеев вдруг улыбнулся, отчего его фактурное лицо засветилось добродушием, и сообщил примирительно:

- Что ж, Яков Платонович, благодарю за прямоту. Я ценю Вашу откровенность, ведь куда лучше сразу узнать о недовольстве подчиненного. И все же, - он с отеческим пониманием склонил голову, - мне придется Вам напомнить, что, хотя и против Вашей воли, но Вы уже по горло в этом деле, – он поднажал на это «уже».

Яков Платонович возвел очи в расписной потолок, и тогда Григорий Афанасьевич, сокрушенно прищелкнув языком, продолжил:

- Поймите, тайна найденных шифровок не может быть доверена мною никому, кроме Вас, дорогой сыщик. Хотите Вы того или нет, - он покачался с пятки на носок, - но Вам придется нести этот груз до конца, – и вновь улыбнулся, еще добродушнее.

Штольман коротко вздохнул и, осознав, что самый простой и краткий путь для сбережения собственных нервов – смириться с происходящим, ответил:

- Почту за честь послужить русскому престолу на новом поприще.

- Ну, вот и славно! – заметно обрадовался Григорий Афанасьич, – я, знаете ли, наслышан о Вашей репутации, господин надворный советник. Увидел Вас и в деле… И знаю о прошлых Ваших заслугах перед троном и отечеством. Всегда держу в памяти Вашу беспримерную честность. Смею надеяться, и на сей раз Вы проявите знаменитое Ваше усердие и деликатность...

- Что я сразу должен знать и делать, Ваше высокоблагородие? – просто спросил Штольман.
Варфоломеев подошел, и мягко взяв его за плечо, пригласил подойти к окну:

- Во-он, сразу через площадь, видите? – он взмахнул крупной рукой и указал на левое крыло желтого здания Главштаба, длинным полумесяцем протянутого по ту сторону Александрийского монумента, – подъезд министерства внутренних дел, видите? Туда Вам следует немедля направиться с нашей шкатулкой. Вы дождётесь аудиенции у министра Гирса, и он отведет Вас в нужный кабинет: даст лучших своих шифровальщиков, с ними и поработаете.

- Все исполню, Григорий Афанасьевич, как велите. Н-но… что же мне делать при Дворе? В каком качестве я предстану перед светом и в каком статусе?

- О, не беспокойтесь об этом, Яков Платонович. Я вскоре предъявлю Вас министру императорского Двора Воронцову-Дашкову, и уже в течение месяца представлю императору. Я объясню Его монаршеству всю необходимость Вашего нахождения при Дворе – в качестве приглашенного Его монаршеством личного гостя! – и он хохотнул, словно бодрый гусар, – а после того мы поедем с Вами в лучшие салоны Петербурга.

И довольно прищурился. Подождав, и не услышав от сыщика ответного энтузиазма, он продолжил, будто уговаривая:

- Вы познакомитесь с madame Клейнмихель и madame Абазой, супругою министра финансов. Войдете в высшее общество, и покаже… Да Вы не тушуйтесь! Господин надворный советник, не тушуйтесь так! – воскликнул полковник, взглянув на чуть побледневшего Штольмана.

Штольман от открывшихся перспектив и вправду слегка обескуражился, но постарался отвечать невозмутимо:

- Благодарю за доверие, Григорий Афанасьевич, я весь в Вашем распоряжении.

- Славно, голубчик мой, славно, - одобрил его готовность новый начальник, - однако, это все вскоре, а пока… - он поднял со столика и протянул сыщику хорошо ему знакомую костяную коробочку, - немедленно отнесите эти шифровки в МИД. Я уже уведомил министра, и просил его содействия. Он ожидает Вас, и ни в чем не откажет.

***

Выйдя из парадного подъезда, Штольман пересек громадную, суетливую, расчерченную на квадраты Дворцовую площадь, оставляя справа от себя розовую свечу Александрийского столпа. На плацу в этот час суетились казацкие разъезды, и множество экипажей спешило по своим делам.

Пригретая апрелем площадь пахла первой пылью. И хотя сугробов здесь не терпели, по краям этого огромного круга все еще истаивал оставленный дворниками редкий снежок… Шестерка победительных бронзовых коней, вздыбленная богиней Никой над триумфальной аркой, обливалась проснувшимся после зимы солнцем, и Штольман, подняв глаза, вынужден был прищуриться от солнечных отражений.

Всё обещало приход щедрой весны. Сыщик чувствовал, как она заходит в город, как согревает его, еще зимние, скулы, и как невский ветер дерзит и беспорядочно задирает полы его пальто...

Мимо озабоченные работные мужики протащили какую-то поклажу, и Штольман вдруг подумал, что если бы этот день случился всего век назад, то в окошке второго этажа он непременно заметил бы саму матушку Екатерину, благосклонно взиравшую на дневные труды своей столицы. Она, конечно, милостиво улыбалась бы прохожим, и время от времени, чуть онемечивая, вопрошала: «а куда сено повез ты, милый? А-а, ну ступай, ступай».

Однако, сейчас на дворе стоял не романтичный и простой осьмнадцатый век, а железный и трудный девятнадцатый, и потому, прекратив замечать весеннюю кутерьму, сыщик решительно обогнал стайку блестящих военных адьютантов, следовавших тем же курсом, и припустил к подъезду левого крыла, где на третьем этаже и располагалась приемная квартира министра иностранных дел Гирса.

Он не заметил, как ему вслед с вершины столпа посмотрел одобрительным взглядом могучий ангел, свершающий бронзовый свой пригляд за ходом столичных вещей…

Штольман поднялся на третий этаж по мраморной просторной лестнице и вскоре оказался в квартире, которая давно перестала быть жилым помещением, вот уже много лет являясь штабом министерства.

Здесь, в огромных, хорошо освещенных комнатах, видавших и Тютчева, и Горчакова, и даже несгибаемого канцлера Бисмарка, суетились несколько десятков служащих. Щеголеватые адъютанты и офицеры министерства бесшумно и сноровисто передвигались по паркетам, носили туда-сюда бумаги, деликатно стучась к начальству затянутыми в белые перчатки пальцами.

Яков Платонович, невольно подтянув осанку, вошел в переднюю секретарскую министра. Весь интерьер этой скромной комнатки составляли столик, да стульчик под раскидистым фикусом, на котором важничал, возвышаясь над подносом с визитками, секретарь. Еще скучные зеленые диваны жались к простенкам между окнами, на них расположились два десятка торжественно ожидавших аудиенции просителей.

…Умение работать с визитками – лакируемый годами навык столичных секретарей. Всякий из них обязан владеть этим навыком в совершенстве, ведь именно по нему и оценивает высокое начальство своих подручных. А потому, когда сыщик протянул визитку, секретарь, прочтя фамилию, приподнял внимательную бровь, испытующе оценил посетителя, и ловко загнул уголок карточки. На языке канцелярита это действо означало: посетитель крайне важный, и принять его требуется срочно.

- Прошу Вас, господин надворный советник, присаживайтесь и ожидайте аудиенции господина министра. Вас вскоре примут.

И действительно, едва Яков присел на краешек дивана, потревожив важного генерала, и дал небольшой роздых спине, как через четверть часа его уже объявили:

- Господин надворный советник Штольман. Прошу следовать за мной.

Яков проследовал за адьютантом, чья узкая мундирная спина без единой складочки проплыла сквозь анфиладу богато расписанных итальянцами комнат в специальный отдел, называемый «Азиатский департамент». Отдел этот имел в Петербурге славу ведущего центра востоковедения: в нем была устроена школа восточных языков и зал этнографических открытий. Именно отсюда весь девятнадцатый век воплощались в жизнь большие планы по покорению Азии, именно здесь рождалась идея всех русских военных походов против среднеазиатских ханов и бухарских эмиров. Здесь же придумывали, как бороться за господство в Азии с ненавистной Британией…
И именно в этом департаменте содержали целый отдел шифровальщиков политической разведки, куда и направил Штольмана Варфоломеев.

Адъютант ввел его в большой – в три окна – алый кабинет. И министр иностранных дел, член Государственного совета Николай Карлович Гирс, которому Штольман до сих пор не был представлен, поднялся ему навстречу. Штольман отдал честь и прошествовал по длинной дорожке до министерского необъятного стола, стоявшего под сенью огромного полотна, изображавшего Чесменскую битву.

- Прошу Вас, садитесь, господин Штольман, - произнес надтреснутым голосом Николай Карлович и указал на один из стульев.

Штольман сел и, приготовившись внимать, не без внутреннего удивления подумал: как такой сутуленький, рыжеватый, давно высохший от времени статс-секретарь со слезящимся умным взглядом руководит одним из самых могущественных министерств державы, выдерживая непрерывные нападки от публицистов и столпов общества за умеренную свою, острожную либерально-западническую позицию? Сидящий перед ним в глубоком кресле человек вовсе не походил на министра, а скорее на старенького профессора, однако, голос его звучал с мудрой спокойной волей:

- Мне известно о том деликатном деле, которое доверил Вам для расследования полковник Варфоломеев, – министр тронул длинный свой бакенбард, - теперь в наших общих интересах – и министерства Двора и министерства иностранных дел – скорейше выяснить, какие силы стоят за столь дерзким шпионством.

- Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Высокопревосходительство. Однако, это расследование может потребовать изрядное количество времени и сил.

- Да, господин надворный советник, я понимаю всю трудность Вашей задачи, и стану помогать Вам со всею силою своих полномочий. Сейчас я провожу Вас к моим шифровальщикам, и Вы введете их в курс дела.

Он встал из-за стола и пригласил проследовать за собой.

Заведя Штольмана в одну из внутренних комнат, увешанных досками с россыпью нанесенных мелом закорючек, министр провел его между рядами однообразных столов, где на зеленым сукне крутились своими кожаными бочками шифровальные роторные машинки. Чуть в глубине, в специально огороженной рубке, размещался телеграф, где хмурый телеграфист выстукивал что-то ключом.

На столах ежеминутно подавали звонки еще мало виденные сыщиком, чудные аппараты под названием «телефоны», и бог еще знает, какие неизвестные ему научные приборы находились здесь. За сверхоснащенными столами сидели погруженные в работу аппаратчики в неприметных мундирах и безотрывно что-то записывали.

Министр направился к дальнему столу. Как только они со Штольманом прошли последний ряд, с десяток служащих побросали дела и встали с приветственными поклонами.

- Продолжайте, господа, продолжайте, – успокаивающе замахал руками министр Гирс, - мы к профессору Боняковскому.

У расчерченного на ячейки стола с гроссбухами и книгами, высившимися кривыми башенками, работали трое: почтенный округлый господин в чуть запотевших очках, и двое молодых людей в зеленых университетских сюртуках, по-видимому, студенты-старшекурсники.

- Вот, Яков Платонович, позвольте представить: наш лучший шифровальщик, математик С.-Петербургского университета профессор Василий Яковлевич Боняковский, и его ассистенты: студенты Павел Беклемишев и Сергей Войницкий.

Штольман щелкнул каблуками:

- Разрешите представиться, чиновник по особым поручениям при градоначальстве Яков Платонович Штольман.

Трое ученых поднялись из-за стола:

- Милости просим в наш департамент, Яков Платонович, мы уже слышали о Вашем затруднении…

- Вот, господа, - не мешкая, сыщик протянул профессору шкатулку, раскрыв ее костяное душистое нутро, - шифровки, найденные мною при загадочных обстоятельствах. Они требуют скорейшего прояснения. Что с ними можно сделать в самые ближайшие дни? И хватит ли… простите мне мою неосведомлённость… хватит ли сил, господа, на скорую дешифровку?

- Наша «цифирная экспедиция» уже некоторое время разрабатывает собственные шифры, и мы способны на многое, - подал негромкий, но горделивый голос старшекурсник Павел. Яков Платонович внимательно взглянул на студента – он был высок, мягок манерами и имел твердый взгляд светло-серых глаз. Довольно пристальных для молодого человека, - отметил сыщик про себя.

Между тем, профессор подхватил речь помощника:

- Все так, господин Штольман! Все так! Нашими новейшими шифрами пользуется и император, и члены императорской фамилии, занимающие высшие военные посты. И все благодаря Павлу Ивановичу, - он обернулся на ассистента, - это именно он несет все бремя скромной славы за свои новые разработки.

Павел Иванович похвально потупился, а студент Войницкий прикусил губу. Профессор же  радостно объявил:

- Смею Вас заверить, мы сможем Вам помочь!

- Рад это слышать. - ответил Штольман. – Благодарю за содействие, господин профессор и господа студенты. Надеюсь получить результаты в самое ближайшее время. Честь имею.

И откланялся.

Пока шли дни, Яков бессильно катал в голове разные объяснительные варианты, размышляя – кто мог бы стоять за всей этой шпионской интригой. Английская королева и ее министры: какой-нибудь лорд Биксонсфильд тревожится из-за Индии? Или император Австро-Венгрии Франц-Иосиф осмелился разрушить свои давние родственные связи с Романовыми, или это германский железный канцлер решил разбить свой хрупкий полувоенный мир с Россией? А может, это молодой принц Вильгельм, входящий в силу, мечтает воплотить в политике свои дерзкие амбиции?

Но в такой неизвестности ничего не придумывалось, и Штольман понимал – нужно было ждать.

Через две недели Штольман получил результаты дешифрования, прямо в кабинет в градоначальстве принесли пухлый пакет из МИДа.

Отчет математиков гласил:

«Уважаемый господин Штольман.

Рады сообщить, что работа над расшифровкой доверенных нам Вами бумаг закончена.

Докладываем, что, по нашим данным, представленные образцы зашифрованы по методу немецкого шифровальщика Фридриха Касиски с помощью простой замены. Шифровки неряшливые, с ошибками, из чего можно предполагать, что записывал их не обученный шифровальщик, а любитель.

• Шифровки составлены на немецком языке и хранят подробные закрытые данные из российского морского ведомства о числе морских команд, расположенных в С.- Петербурге, а также списки личного состава всего столичного флота.

• О технической стороне кораблестроения на местных верфях, а также о новой механике, артиллерии и минном оснащении судов автором шифровок были составлены таблицы, куда он внес и подробные сведения о такелаже всякого судна. Упомянуты также денежные суммы, заложенные на оснастку и такелаж судов этой весною.

По той информации, которой наш департамент владеет сейчас, мы утверждаем, что адресатом шифровок, несомненно, является германская разведка. Кто именно из ведущих политических фигур затеял эту игру, и кто является автором шифровок, мы утверждать не беремся, поскольку в представленных бумагах точных следов найти не удалось.

Однако, в них все же имеются некоторые упоминания о группе, занимающейся добычей разведсведений в столице, шифрованием, и непосредственным передачей этих посланий в Германию. В бумагах несколько раз фигурируют три немецких псевдонима: «смелый охотник», «дальний путешественник», «добрая дама». Четко заявлены и их роли. «Смелый охотник» ищет тех, кто за деньги или под давлением выносит секреты из стен российского морского ведомства, он же занимается шифрованием. «Добрая дама» занимается передачей шифровок в нужные руки, а «дальний путешественник» переправляет их в Германию. Какими путями – выяснить не представляется возможным.

Расшифрованные таблицы со всеми данными
из российского морского ведомства прилагаем.

Профессор В.Н. Боняковский.
Старший репетитор П. Беклемишев.
Министр иностранных дел Н.К. Гирс.

Азиатский Департамент МИД Российской державы,
13 мая 1886 года».

У Якова не было никаких сведений о законспирированной при монаршем Дворе шпионской группе – только псевдонимы, и теперь ему из полнейшей пустоты предстояло вычислить: кто же они, эти трое неизвестных.

Искал он их вплоть до исхода августа 1888 года.

***

Полковник Варфоломеев не мешкал с положенным протоколом, и уже через неделю его свежеиспеченный чиновник по особым поручениям был представлен министру императорского двора и уделов Иллариону Ивановичу Воронцову-Дашкову. Крупнолицый, волоокий, с всегдашней заботой на челе граф Воронцов-Дашков, пути которого уже пересекались с путями Штольмана, принял Якова в Аничковом Дворце – на общем приеме для лиц столь же маленького положения, что и сыщик.

Аничков дворец, этот бесконечно передариваемый Романовыми, хорошенький изнутри, барочный сундучок, где от зимы до Пасхи проживал с семьей царствующий ныне император, покуда не сбегал из столицы в любимую Гатчину, - отражался в водах Фонтанки своими спокойными внешними стенами. И взглянув на его отражение, Штольман мимолетно подумал, что покой государственный и покой личный еще могут сойтись в его жизни, если он очень постарается.

Был май, и Штольман надел визитку с цилиндром, чтобы выглядеть немного лощенее, чем обычно. Он все же волновался, ведь это было его первое официальное представление ко Двору.

- А-а, господин надворный сове-е-етник! - обрадовался министр двора, тяжелой своею поступью прошествовав к шеренге представлявшихся. Господа представлявшиеся, ровно к 11-ти утра выстроенные в голубой зале, под высокими потолками с силуэтами греческих богинь, являли собой довольно пестрое собрание: тут были и седовласые генералы, и поставщики Двора, и едва окончившие пажеские корпуса молодые адьютанты, и камер-юнкеры всех возрастов. И он, Штольман – в самом в конце шеренги.

– А я гадаю, какой же это Штольман будет мне представлен? А это Вы-ы, - министр улыбнулся под кавалерийскими усами, отчего его налитое желтизной лицо потеряло привычно-грозный вид.

- Имею честь представиться ко Двору, Ваше сиятельство, по особой просьбе полковника Варфоломеева, - отчеканил Яков Платонович.

- Да-да, распрекрасно, господин Штольман! Мы с Григорием Афанасьевичем обсудили Вашу надобность здесь. Что ж, пользуйтесь всеми положенными привилегиями на правах моего гостя.

Министр двора приязненно кивнул, и отошел к следующему терпеливому посетителю, чтобы сказать и ему пару вежливых фраз.

Через час прием был окончен. Их накормили поздним завтраком, да с тем и отпустили.

Однако Якову не пришлось надолго запирать свою визитку – уже через три недели полковник лично представлял Штольмана императору Александру III в его рабочем кабинете.

Аудиенция продлилась ровно пять минут. Тщательно проинструктированный дежурным гофмаршалом о жестах и словах государя Штольман не допустил ни одной ошибки, и даже удостоился от монарха предложения присесть. Что, как объяснил ему позже полковник, являлось свидетельством монаршего расположения – значит, Штольмана причислили к негласному списку «своих». Яков не забыл даже того, как категорически нельзя показывать монарху спину при прощании! И вышел от государя правильно, верноподданнически пятясь спиной.

Так началась его светская жизнь…

Первые полгода Штольман, разодетый в парадный сюртук, который застегивался аж на четыре пуговицы, и в белый жилет, и в крахмальную манишку, прицепив на темляк положенную шпагу, которая вечно оббивала ему бедро, участвовал в необходимых придворных церемониалах.
Крещения, обеды, присяги, свадьбы или похороны, - всё посещалось им с должным усердием, и Яков Платонович хорошо наловчился глотать непрошенную зевоту, убедительно при этом улыбаясь, или грустя вместе со всеми, если того требовали минуты.

Порой в сутолоке целого дня, в разговорах вполголоса, терпя невыносимую скуку, он наблюдал за аристократами и фрейлинами, министрами и посланниками, тихо собирая сведения. Записывал выводы на бумагу, и регулярно мотался с докладами в Гатчину.

Он вызнал все про придворные ритуалы, и быстро понял, как житейские мелочи здесь превращаются в грандиозные события, становясь осью жизни сотен придворных людей. Обеды, прогулки, выезды и посещения стали теперь осью и его жизни…

Он присматривался к Великим князьям, их венценосным супружницам, к обер-камергерам и к церемониймейстерам, и к обер-гофмаршалу. Он пытался разобраться в тонкой, хитроумной паутине внутренних отношений всех между всеми.

Яков прилежно посещал большие и малые царские выходы в Зимнем дворце, когда члены императорской фамилии сначала собирались в Малахитовой гостиной «за кавалергардами» и весело болтали, а когда наступал нужный момент, надевали маску торжественности и выходили попарно, со свитою, - одаривать подданных милостивыми взглядами и репликами, брошенными на ходу.

Плотная толпа красных от жара сановников, ловившая каждое их слово, и некоторое количество высокородных дам, да еще целый легион церемониймейстеров, камергеров и камер-юнкеров старались погреться в лучах монаршей милости, и для одаренных всякий лучик становился личной победой и предметом бесконечных обсуждений.

Еще научая его светской жизни, полковник в самом начале сказал:

- Вы не подберетесь к законспирированной шпионской группе, если не будете наступательны, Штольман. Так что вызывайте огонь пересудов на себя. Ухаживайте за дамами. Ищите поводов покутить, пофлиртовать, даже подраться!..

Яков Платонович донельзя изумился таким советам.
- В разумных переделах, конечно, – успокоил его начальник, заметив вытянутое штольманово лицо. – Вы, Яков Платоныч, главное, подмечайте, кто станет Вас презирать, а кто улещивать. Вторые – скорее всего – могут оказаться нашими подопечными. Также поищите среди Великих князей, особенно из фрондирующих против монархии.

- Если нужно для дела – я готов, – ответил законопослушный сыщик, - вскоре как-нибудь скандализирую общество.

- Правильно, Штольман, пусть они Вас заметят! По сути, Ваша загадочная для дворцовых стен репутация, и Ваше пребывание при Дворе на правах гостя дают нужную пищу для беспокойства. Пока Вы будете новой интересной игрушкой Двора, к Вам будут присматриваться все, и наши шпионы тоже, и Вы не сможете этого не заметить.

Штольман, засучив фрачные рукава, принялся за дело. Он выезжал на балы, и танцевал там до утра, удивляясь самому себе, кадриль и вальсы. Слушал сплетни, знакомился с дворцовой прислугой, запоминал интересное...

Он постепенно разобрался в прогерманской и профранцузской партиях, и в сложных отношениях фрондирующих государю Великих князей – всех этих высокородных кузенов и дядей.

Следующие полгода ушли на то, чтобы все узнанное уложить в памяти, обдумать и расписать в рапортах для полковника. Иногда он бывал занят встречами с Ниной…
Он изучил наизусть тот меленький бисерный почерк с папиросной бумаги, да к тому же шифровальщики сделали для него годную укрупненную копию, на которой хорошо было видно, что хвостик у буквы С и цифра 7 выводились автором шифровок весьма характерно. Ему необходимо было сличать почерка, набрав побольше образцов. Это, конечно, все равно, что ловить широкой сетью в мутной воде, но, если и была хоть какая-то возможность выйти на след группы, то ее следовало использовать. И Штольман стал собирать образцы почерков всех, до кого смог дотянуться.

Он весь год терпеливо собирал: визитные карточки, пометки на салфетках, аптекарские рецепты, бальные книжицы, сонеты в альбомах, и меню обедов от всех доступных ему князей, княгинь, сановников, министров и фрейлин.

Непривычно накрахмаленный, в белых перчатках, Яков посещал салоны графини Клейнмихель, и узнавал там все, что мог о характере канцлера Бисмарка и принца Вильгельма. Он узнал, что канцлер Бисмарк с присущим ему упрямством проталкивает антирусскую политику на Балканах, и русский царь в пику ему заключил тайный союз с французами… Вот тут-то и началась всеевропейская гонка по взращиванию новых видов вооружений. Вот тут и могли понадобиться канцлеру Германии свежие сведения о русском флоте.

С другой стороны, в этой стране поднимался на крыло принц Вильгельм – будущий ее кайзер. Как выяснил Штольман, Вильгельм имел репутацию самоупоённого любителя напыщенных речей, в которых он любил грозить разным народам карами и наказанием от великой Германии. Вильгельм стремился играть эффектную роль, он хотел ссориться с Россией.

Как узнал Штольман из подслушанных им тихих разговоров, что велись дипломатами на уютных диванчиках m-me Клейнмихель, между канцлером и Вильгельмом наметились серьёзные разногласия по этому вопросу. Бисмарк считал войну против России гибельной, а Вильгельм бредил идеей вновь сокрушить «легионы Вара», чтобы встряхнуть и обновить Европу.

Обдумав хорошенько эти соображения, Штольман пришел к выводу, что шпионская деятельность сегодня выгодна именно молодому, амбициозному принцу, который пойдет на многое, чтобы потеснить политику Бисмарка и в будущем заставить всю страну плясать под свою дудку.

Еще одно немаловажное обстоятельство говорило в пользу этой версии: принц Вильгельм всего несколько месяцев назад совершил свою первую поездку в Россию.

***

На второй год Варфоломеев приказал Якову не отказываться от случаев расследований при Дворе и работать для всех, кому понадобится его сыщицкая помощь.

Так однажды, летом 1888 года, он и смог найти три бриллианта, сбитые неизвестным вором с оклада иконы, принадлежавшей Великой княгине Александре Иосифовне, урождённой Саксен-Альтенбургской. Ее супруг, Великий князь Константин Николаевич вызвал дворцовую полицию, и вскоре бриллианты были найдены в одном из ломбардов Петербурга. На этом расследование дворцовых зашло в тупик. Пострадавшие супруги обратились к Штольману, и его знание города и умные поиски привели к человеку, сдавшему эти бриллианты в ломбард – адъютанту их сиятельного сына О. П. Ваклаховскому.

На допросе Ваклаховский путался и отвечал невпопад, вины же своей не признавал. Когда же Яков, решив убедиться в его окончательной причастности, испросил письменных рекомендаций у его господина Великого князя Владимира Константиновича, то получил столь неожиданное, сколь и давно искомое: образец почерка автора шифровок. Хвостик буквы С и цифру 7 он бы ни с чем не перепутал.

Штольман понял, что «смелого охотника» он нашел. Он проследил за Великим князем: тот увлеченно разбазаривал свою жизнь в кутежах, карточной игре, и бесконечном бездумном веселии. Он играл в «Доминике» и гарнизонах с военными адьютантами и офицерами – задиристо и много, щедро опаивая их реками горячительного. Легко проигрывал и так же легко срывал огромные банки, отчего должники его буквально линяли с лица и по одному приносили нужную информацию в обмен на прощение долгов…

Значит, вот с кем встретился во время своего визита в Петербург принц Вильгельм. Значит, вот кого он завербовал блюсти интересы Германии.

…Оставались вопросы: кто же были «дальний путешественник» и «добрая дама»? Как узнать, кто закладывал шкатулку в камин в Зимнем дворце? Кто, очевидно дожидаясь большого бала или приема с большим наплывом гостей из города, собирался передать ее другому агенту, пришедшему извне?

Но он не успел выяснить. Потому что как гром среди ясного неба случилась внезапная кража государственных облигаций князя Черногории. И Штольмана спешно перевели.

Если бы он остался при Дворе немного дольше, он со временем бы установил, что «добрая дама», рискующая собой ради злого азарта, может быть только из фрейлин. А такую фрейлину он знал лишь одну.
   

   
Содержание