За консультацию большая благодарность Елене Лунн

“- Свободу попугаям!
Сво-бо-ду по-пу-га-ям!»
(м/ф «Возвращение блудного попугая»)

Конечно, Зиночка не собиралась просто так, легко и быстро отправлять героиню в Китай. Нужно же подчеркнуть, насколько одинока бедная Аврора! Сколько притеснений приходится терпеть ей от «узкоумнуого общества, насквозь прошитого выцветшими патриархальными традициями». Даже любящая мать, оказавшись «костной собственницей, собралась лечь на рельсы паровоза прогресса».

Графиня Марианна, презрев гордость, вызвала на подмогу неверного супруга. Теперь они вместе ожидали дочь, вновь устремившуюся по делам, подбирая самые убедительные слова против ее медицинской поездки. Покамест заготовленные фразы они репетировали друг на друге.

« - Прикинься любящим отцом, и обложи нашу наследницу всеми необходимыми эпитетами и гиперболами! – кричала писательница Морозова.

- Я надеюсь, твой Рябчиков не водрузился где-нибудь в буфете, выставив нос и уши в замочную скважину, дабы уцепить ими тайны моего дома? – гремел разгневанный и вконец раздраженный столь несвоевременными домашними экзерсисами граф, -и запомни: Аврора вступила в пучину экзальтации и упрямства по твоему примеру! Ибо ты не мать ей, а укушенная Аполлоном и его музами ехидна!»

Между тем дело об убийстве на охоте «ветвилось и дробилось, словно самый разлапистый дуб, искривленный ветрами и водопадами». Настрелявшись ленточками, Гектор Гордеевич сделал вывод, что смерть князя Малинина - ужасная случайность, в которой виновен рикошет. Но доктор, проводивший вскрытие, объявил, что пуля «имела столкновение лишь с княжеским телом, и более не мялась ни обо что…»

Из столицы прибыл единственный сын князя Малинина.

Душа Зиночки разрывалась между безусловной симпатией перед человеком самых голубых кровей и желанием намекнуть на неоднозначность образа.

«Желая хранить свое имя и гордую усатую голову от всякого соприкосновения с подозрительной особой, кою выделял его отец, Лев Малинин рубил и резал при всех свое уничтожительное отношение. И к Вере, и к школе, которая столь фривольно расположилась в родовом малининском гнезде…

- Школа будет закрыта, а маленькие крестьяне пусть вернуться на путь сохи и прялки. Ибо незачем отравлять их призванные работать руками слабые умственные извилины!»

Благородный гнев героя Зиночка хорошо понимала. А вот бескорыстную и преданную работе Веру – уже не очень. К тому же, героиня словно бы опережала своими поступками писательский замысел, и всегда оказывалось, что это хорошо ложится в канву событий. Но Зиночке подобное соавторство совсем не нравилось, и она то и дело пыталась призвать плод собственной фантазии к порядку.

Например, устранить супруга Веры из народа – Трифона Ястребова. Он пустился в бега, так как был заподозрен доблестными сыщиками в убийстве князя - из ревности. А чуть позже добавился еще один мотив…

« - Что делает здесь недостойное лицо сей дамы? – вопросил у юриста Лев Малинин.

- Завещание вашего сиятельного батюшки заключает в себе ее имя тоже, - почтительно ответствовал законник.

Нет, не позорное звание невенчанной аманты носила на себе Вера Ястребова. Тайна девочки, возросшей в княжеском доме, была не менее пикантна и загадочна. Вера была порождением самого князя, и беззаконно отпочковалась от великой фамилии путем внебрачного рождения. И вот наследство было обрушено на две головы – сына и дочери. Последняя получила часть золота и дом, в коем здравствовала школа…»

Узнав об этих новостях, сыщики в своих подозрениях против Трифона только укрепились. Как же, супруга получит наследство, если умрет старый князь! Но Вера авторского жеста не оценила. Вместо того, чтобы радоваться возможности развестись с мужем, по которому начала плакать каторга, и обдумывать достойное применение наследству, героиня твердила о невиновности Трифона. Полученные же деньги она намеревалась пустить на школу.

«Неверная луна безжизненной остекленевшей рыбой перекатывалась по черным лабиринтам глухой ночи. Дверь богатого, но одинокого особняка, где с полным правом ютилась ныне Вера Ястребова, сотряслась от сильного удара. Но стоило хозяйке распахнуть створки, как новый стук обрушился уже на нее саму. Жуткий черный плащ стоял на пороге, успешно скрывая зловещий лик. Его кулак, извергая шипящие ругательства, полетел прямо в незаконную Малинину. Вера пала на пол, растянувшись в складках печального платья, но все же крик успел сорваться с непокорных уст. И тотчас щупальцами морского гада сомкнулись чужие пальцы на ее трепещущей шее…»

От сквозняка распахнулась форточка, и Зиночка даже подпрыгнула от неожиданности, с трудом выныривая из «черных ночных лабиринтов». Потом нахмурилась, ожидая новых комментариев от недовольных персонажей Ребушинского. Но в комнате было тихо. Зиночка глубоко вздохнула, расправила плечи, и вновь окунулась в создаваемый ею дивный новый мир.

Веру спасла примчавшаяся вовремя полиция. Правда, поймать Черный плащ они не успели, зато отвезли избитую хозяйку в больницу. Но едва врач осмотрел молодую женщину, и устроил в палате, фон Штофф явился проводить допрос. Убежденный, что преступник – Трифон, сыщик требовал от Веры выдать властям негодяя. И Зиночка уже собиралась описать слезы и горе несчастной жены, жестоко обманувшейся в супруге. Но… Не слушая автора, бледная Вера села на кровати, и заговорила что-то совсем иное:

« - У меня нет даже самых ничтожных сведений о Трифоне. Но никакие подозрения не колеблют моей верной души! Муж не мог быть орудием убиения князя, и это не он маскировал свой лик и кулаки Черным плащом. И это мое последнее твердокаменное слово!»

Зиночке самой захотелось кого-нибудь поколотить. Первый раз она ничего не могла сделать с собственной героиней! Упрямица какая. Ну и ладно. К счастью, Вера – далеко не главный персонаж. Поэтому, пусть живет, как хочет, а Зиночка лучше займется своей любимицей.

«Выполняя страстную просьбу пациентки Ястребовой, милосердная Аврора шла в малининскую школу, дабы сообщить детям об отсутствии в их жизни уроков в течении нескольких дней. Подплывая к классу стройным черным пароходом, графиня услышала, как весь пол в особняке танцует, бегает и хохочет. Простонародные дети без учительского зрака даже не думали впитывать пыльцу знаний со страниц учебников.

Аврору едва не снесло волной вольнолюбивых учеников. Их светлые ленты, локоны и белые рубашки мелькали и кричали вокруг. Не растерявшись, прекрасная Медиум села за рояль, и бегло, изящно, возвышенно, неподражаемо и очень талантливо заиграла самую душераздирающую мелодию. Даже грубые народные сердца не сумели противиться пальцам и ноготкам графини. Они замерли прямо в воздухе, медленно опускаясь на свои парты с приглаженными уже кудрями и воротничками…»

Ах, как бы самой писательнице хотелось, чтобы подобная форма существовала в действительности! Чтобы можно было прийти на уроки в белой шелковой кофточке с кружевом, а не в надоевшем коричневом платье. И косы украсить светлыми лентами – нет, не в праздник, а в самый обычный день. А то и вовсе распустить волосы локонами по плечам, или только на затылке их эдаким хвостиком перехватить… Куда там! У гимназисток – косы, или стрижка. Да и девочек из Слободки она ни разу ни с локонами, ни с хвостиками не видела.

Обидно!

Пообщавшись с детьми, Аврора удалилась, взяв с собой их рисунки – чтобы на следующий день порадовать заболевшую учительницу.

«Пока же утомленная графиня решила перевести дух в родимом гнезде. Вспоминая свою музыкальную победу над диким классом, и упоенная этим, шагнула она за порог. Но натюрморт из мужской трости и цилиндра сообщил ее тонкому уму, что блудный отец ныне находится здесь же.

- Аврора! – прогремел голос батюшки, показываясь из-за двери, - я пришел вернуть, наконец свой родительский долг. И сказать – ты не сдвинешься с места ни в какой Китай! Ибо ты – безмужняя девица, и принадлежишь мне. И коли ты презреешь нашу волю, по твоему следу бросятся вся полиция, а коли нужно - то и армия, чтобы вернуть под наш надзор.

Слезы обиды и унижения брызнули из прекрасных небесных глаз, которые только и могли сказать в ответ:

- Только мужчины могут делать то, что хотят?! Это нечестно! Я – тоже хочу!»

- Но ведь Авроре уже двадцать пять лет, - тихо-тихо прошелестело в голове у Зиночки, - она – совершеннолетняя. Даже кровный отец не вправе ныне по закону возвращать ее домой…

- Жаль, - почти неслышно, но весьма ядовито фыркнул второй голос, - ибо молодая одинокая девица, без дуэньи, отца, или брата – увы, являет себя легкомысленной добычей для хищных лиц мужского пола! А ведь сиятельная графиня совсем недавно была так озабочена и опечалена своей раненной репутацией!

Зиночка что было сил потерла виски, и даже подергала себя за уши. Да, голоса были правы, и что? Ей нужно показать, что для родителей дочь – только вещь! И бояться они не за ее честь, а за потерю родительской власти и влияния! Поэтому все будет так, как она написала.

И выход для закабаленной семейным очагом Авроры остается только один…

«Ловкие пальцы графини составляли в ночи акты жизней и смертей пациентов, когда незваный убиенный дух князя ворвался в кабинет ледяным потоком.

- Опять вы?! – оскорбленно вскричала Аврора Романовна, - я же сказала вам:  нет! Не буду я вашей посланкой! Пусть ваша дщерь делает, что хочет, пусть школы тоже выпутывается, как знает! Эти мелкие беды меня не волнуют, ибо мое призвание – спасать Китай!

- Лисааа, - страшно провыли вращающиеся во все стороны глаза князя, найди лису!

- Какую лису? – задохнулась от непонимания Аврора.

- Что за лиса ? - Задала вопрос дверь, распахнувшаяся от шагов доктора Стравинского…»

Здесь писательница с огромным удовольствием описала сцену разговора по душам. Аврора пожаловалась доктору на дар, который не дает ей спокойно жить, есть, работать и спать ночами, ибо мертвецы вечно чем-то недовольны, и требуют справедливости. Стравинский же ответит, «что велика и горька участь сильных личностей, которые выделяются из серой толпы. Они не поняты и залиты слезами тоски и отверженности. Посему, одиночество – то, что вечным венцом украшает их чело».

Девочка даже носом шмыгнула, расчувствовавшись от подобных речей. Ведь и она сама, столь возвышенная и одаренная, обречена на одиночества среди нечутких и равнодушных людей…

« - Вы правы. Даже родители не разумеют меня. Они готовы воспользоваться властью домашних тиранов, дабы не пустить в моем лице помощь в бедный Китай!

- Женщина может стать свободной от отца, ежели примет власть супруга.

- Нет! – сотворила животворящий крест Аврора, - ни за что и никогда я не скую себя еще и этими цепями!

- Я тоже не желаю жениться, - прищурились глаза Стравинского, - и посему предлагаю вам стать моей женой!"

Благородный Старвинский, признав медицинский гений графини Морозовой, предлагал ей исключительно формальный брак, который отпустил бы ее на волю, «словно стреноженную птицу из обвитой удушающим плюшем клетки».

И Аврора Романовна дала свое согласие…

Несговорчивой учительнице Зиночка так же предоставила еще одну возможность изменить жизнь к лучшему. Христофор Иванович В., тот самый обладатель лысины и очков, присутствовавший на охоте, встретил незаконную княжну из больницы. На правах старого друга он умолял Веру не повторять ошибок прошлого.

« - Перед вами иная, новая жизнь, полная денег и возможностей! Я готов разделить ее с вами, честно и бескорыстно Ваш муж – простонародное животное, которое уже едва не пригубило вас! Не зря, не зря князь долго отрицал вашу недальномерную привязанность…

- Князь всегда доверял Трифону! – отвергла дружескую длань разума Вера, - я не буду позволять моим ушам слушать столь нелепые наветы. Благодарю вас за сопровождение.

С этими словами упрямая фигура Веры скрылась в особняке…»

Молодой князь Малинин наотрез отказался влиять на Веру, ибо никакого родства не желал признавать, и судьба Ястребовой была ему безразлично. Единственное, что волновало гордого аристократа - это школа, которая по-прежнему оскверняла один из фамильных домов.

« - О, ежели эта презренная сударыня откажется от странной своей деятельности по убиванию образования об народ, я готов уронить ей на голову еще один мешок денег! И пусть кто угодно забирает ее вместе со златом и уносит на все четыре стороны!»

Но пока что ночью к Вере явился законный муж. И снова, вместо того, чтобы устроить ему суровый допрос, своевольная героиня беспокоилась исключительно о безопасности своего Ястребова.

« - Кто оставил сии отметины на лице твоем! – вопрошал охотник, - скажи, и я верну ему их с утроенной силой!

- Беги, - умоляла Вера, - я люблю тебя и верю, ты невинен и чист пред всеми! Но ужасные подозрения клубятся над твоей головой! Беги, и знай, что если и есть что стальное и прочное в этом мире – так это твоя жена и ее преданность!»

Зиночка даже зубами заскрипела, позабыв о приличиях. Что же это такое! Нет, никогда она больше не будет вдохновляться тургеневскими девушками. Хлопот с такими персонажами не оберешься… Ну ладно, сейчас она сюда полицию приведет.

Доблестные стражи порядка схватили Трифона. Бедняга был водворен в камеру, как убийца князя Малинина, скрывшийся от правосудия. Но и это не охладило Веру.

« - Я пришла принести самую правдивую клятву на Библии, и Своде законов в том, что сама, лично и добровольно уговорила мужа спрятаться в лесной сторожке. Я знала, что ему, как человеку неродовитому и стреляющему, не будет веры. Но он не виноват!

- Даже ваш батюшка не верил ему! - вскричал присутствующий здесь же Христофор Иванович, - когда он рек мне о завещании в вашу пользу…

- О, да вы знал о завещании? – взлетели к седым вискам брови фон Штоффа.

- Так вот почему вы не давали мне покоя с вашей страстью, - ахнула Вера, - и уговаривали отбросить законного мужа, и пасть на ваши плечи! Вас интересовало золото!

- Господин В., вы арестованы!  - Провозгласил фон Штофф.

Но Трифон Ястребов тоже остался мыкаться в камере, ибо мозг сыщика пока не определил, кто из подозреваемых подходит к картине преступления лучше…»

За поддержкой Вера отправилась прямиком к Авроре Романовне. И хотя первым желанием графини было отказать – ведь Ястребова и ее супруг не являлись китайцами, заболевшими чумой, противостоять напору гостьи она не сумела. В добавок, снова явился дух князя, завывая о лисе.

«И тут взор Авроры прозрел. Безошибочно выбрала она в стопке принесенных рисунков тот, что являл собой пламенную лисицу. Вера же, будучи наставницей, определила автора, коим оказался сын чучельника. К оному и ринулись храбрые сыщицы, заступившие на место безвольной и неповоротливой полиции…

- Да, милостивые госпожи, - молвил мальчик, отловленный возле лавки отца, - это я рисовал труп лисы с последней охоты. Он никому из господ не понадобился, и сейчас превращается в чучело...»

- Итак, - пробормотала Зиночка, - если одна пуля улетела в лису, то она же не могла убить князя… Значит, в него стрелял кто-то другой!

« - Сия пуля – Трифона! – возликовала Вера, - он убил добычу, но не моего сиятельного батюшку!»

- Э… - Зиночка сморщилась, - забери ты своего Трифона уже! Как же вы мне надоели!

В полиция пришел и сам чучельник, и его сын. Печальный фон Штофф убедился в невиновности Трифона. А главное, понял, что мальчик -важный свидетель, который видел некоего неучтенного охотника за кустами. И сможет его опознать.

«Радуясь возможности припечатать показаниями господина В., фон Штофф велел вывести оного на крыльцо. Однако, прежде туда шагнул молодой князь Малинин.

- Это он, - простер руку мальчик, - он сидел в тех кустах, и выпускал пулю не в лису!

Ошибавшийся по самые уши Якоб фон Штофф сделал вид, что именно сие последствие и имел ввиду. Христофора Ивановича и Трифона Ястребова отпустили, а горемычного князя низвергли в узилище…»

- Вот так, - потерла ладошки писательница, - ничего бы ты не смог без Авроры. Ну и Веры… Дурак ты, а не сыщик!

Кажется, кто-то угрожающе кашлянул. Но тут же послушался легкий потусторонний шелест платья, вздох, встревоженный вскрик – и все исчезло.

Зиночка немного подождала, а потом снова вязалась за карандаш. Нет уж, даже если убийца – молодой князь, надо ему быстренько хотя бы причину благородную придумать. Не ради наследства же он стрелял в отца.

« - Мы получили ныне грозный приказ – арестовать вашего родителя! – изрек фон Штофф, - высшие власти еще не знали о его гибели.

- О да! – гордо поднял свой профиль князь Малинин, -я знаю, что он запятнал себя участием в ужасном заговоре. Это позорило нашу честь! Я смыл ее – кровью. Наше имя не будет трепаться на заборе общественного осуждения.

И светлый лик князя поймал солнечный луч, посланцем воли врезавшийся в маленькое решетчатое окно…»

Можно было ставить точку. Но Зиночке хотелось дать Авроре Романовне возможность еще раз блеснуть умом, храбростью и справедливостью.

«Графиня, дабы успокоить вздыбившиеся нервы, и окончательно утвердить свой выбор нежданного брака со Стравинским, читала на сон грядущий добытую книгу культов и темных сектантских тайн… И вот на страницах явился ей жуткий Куриный бог, требовавший от своих последователей уничтожить мир…»

Девочка попыталась вспомнить название, мелькнувшее в голове. Кто там считал, что мир создан дьяволом и человечеству в нем лучше не существовать? Однажды взрослые что-то такое обсуждали… Она не все слышала, и еще меньше поняла. Но для истории, которую она пишет, так хорошо подходит!

Вот! «Катэры» - так, кажется.

«Не в силах носить в мозгу столь тяжкую догадку, и желая вновь дать направляющий толчок закону, Аврора накинула скромную ажурную шаль на голову, и бросилась в ночь. Презрев очередную гибель женской своей репутации, которая мало кому понадобится в Китае, ворвалась графиня в гостиницу, где квартировал презренный фон Штофф.

- Я по делу! – обрубила она протянутые ей было дрожащие руки возомнившего невесть что сыщика, - вот вам сей бог, и его поклонники - катэры! Они жаждали уничтожить сей презренный мир – совсем как этот ваш Крушилин! Изучайте книгу, и ловите их. А я  - пошла отсюда, на этот раз точно, навеки и навсегда.

Но хитрый фон Штофф обхватил прелестную и недоступную фигуру в столь воздушной и невинной, как покрывало невесты, шали, и почти прорыдал, надеясь вызвать в оной страсть и сострадание:

- О, светлейшая, бесценная Аврора! Останьтесь этой ночью здесь… Со мной!

Его нечестивые уста уже воссоединялись с ее лбом и щеками, тяня путешествие прямо к шее. Но точно христианская мученица от языческих лап рванулась графиня прочь, чтобы даже ее ресниц не касалось дыхание, отравленное предательством.

- Нет! Я ничего не слышу, не вижу, и не чувствую – от вас!

Хлопнувшая дверь закрыла непрощенные глаза Якоба фон Штоффа».

… Никем невидимые персонажи книг Алексея Егоровича Ребушинского сидели на кресле, в углу. Комната была пуста – Зиночка только что спустилась к ужину. Настоящая Аврора, бледная и уставшая, склонила голову на плечо встревоженного супруга. 

- Любовь моя, - -спросил он, - стоило ли так рисковать собой, оживляя ту, что не была твоим двойником?

- Увы, моему двойнику я уже ничем не состоянии помочь! – прозвучал печальный ответ, - ибо задуман он, как все самое безжалостное, эгоистичное и бездушное. А вот милая Вера сразу явилась, как истинная героиня романов господина Тургенева. Посему и поддержать ее оказалось возможным. И ты очень помог нам, друг мой, давая силы менять ход сюжета, именно через поступки Веры. Мы все-таки сумели переломить… эту странную жестокую девочку.

- Согласен, - сверкнул стальными очами настоящий Якоб фон Штофф, - Наши тезки ныне безнадежны, словно выгравированы на темном могильном камне. Но силами верности, справедливости и любви мы отстояли хотя бы одну героиню, как существо чистое и верное.

- И вообще, какое хорошее имя – Вера… - нежно и чуть загадочно улыбнулась Аврора Романовна.

- И нравится оно не только нам! - подтвердил ее героический сыщик.

***

- Яков, - обратился к сыну вернувшийся со службы Александр Карлович, - мне нужно с тобой поговорить.

Младший Вернер последовал за отцом в кабинет. Никаких грехов он за собой не помнил. А и помнил бы - еще не случалось такого, чтобы разговор с отцом завершился для него обидой или унижением.

Александр Карлович сердито взглянул в окно, а затем как-то тревожно - на Яшу. Помолчал. И наконец, протянул мальчику какое-то смятое письмо.

- Посмотри, что я получил сегодня.

Яша развернул желтоватый листок. Начал читать, и зажмурился. Но неровные печатные буквы, казалось, отпечатались на сетчатке, не желая исчезать. В письме речь шла о нем самом. И ... о Руше. Такими словами, которые он никогда не позволил бы себе не то что говорить - а даже думать при ней. Стало жарко и страшно. Нет, не того, что еще может сказать или сделать неведомый автор письма. А того, что внезапно захотелось сотворить самому Яше, если он его имя узнает...

- Я буду с ней дружить, - очень спокойно объявил мальчик, открыв глаза.

- Я знаю, - так, словно это само сбой разумелось, ответил отец, - я сперва не хотел показывать тебе. Сжечь! Но потом решил - ты должен знать. Потому что Аврора тоже может получить такое. Или просто услышать. А тебе не скажет.

- Теперь я это пойму. И не позволю...

Чего не позволит, он уже сформулировать не смог. Но Александру Карловичу уточнения не потребовались.

- Будет трудно, Яков.

- Да.

Яша снова скомкал письмо, и положил в камин. Отец чиркнул спичкой. С минуту они стояли рядом, глядя, как пламя пожирает паучьи слова. Затем Александр Карлович произнес:

- В нашем доме вам всегда будут рады.

Отредактировано Мария_Валерьевна (29.11.2021 14:08)