Прямой шрифт - то, что зрит в своем воображении Алексей Егорович Ребушинскй.
Курсив  то, как он это описывает...

Глава Первая

Семейное творчество

«Светлый праздник неостановимо шагал по высокогорным тропам, неотвратимо и торжественно приближаясь к цитадели Добра и Справедливости, Любви и Разума, Храбрости и Благородство. Единое и точное, как выстрел, слово объединяло многочисленные понятия в название, под которым сей цитадели и грозило войти в летопись - «Орлиное гнездо».

Все фон Штоффы, как природные, так и названные, и те, кто был умудрен годами, и их детища, исполненные самого юного света, все они готовились к Рождеству. Дабы напитать сердца и головы, как свои, так и всего мира вокруг прикосновением к Чуду…»

За неделю до праздника в замке было объявлен конкурс на самую лучшую, интересную и отражающую смысл бытия ель. Каждый член семейства мог проявить способности и смекалку, отыскав, добыв, или сотворив Рождественское Древо.

Ныне большой зал Орлиного гнезда, освещенный мириадами огней, как живых, так и электрических, превратился в настоящий выставочный павильон, где можно было лицезреть не только весьма оригинальные ели, но воззрения хозяев замка, разнообразные, - и необычайно сходные.

Почетное место занимала самая что ни на есть традиционная елка, укрепленная в крестовине из драгоценного полированного дуба. Сиятельный сыщик фон Штофф как всегда, оказался скор, мудр, и неоспоримо логичен. Едва выслушав условия конкурса, он лично проверил документацию, касающуюся происхождения жителей города в долине. И, конечно, нашел среди них и сына Германского королевства.

«Даже находясь столь далеко от взрастившей его колыбели, оный сын, ставший искуснейшим часовщиком, не собирался отказываться от обычаев родины. Посему, самая роскошная ель должна была прийти на праздник в его дом, дабы закружить в хороводе многочисленных отпрысков, шурша ветвями и звездами. Однако, после крайне таинственного тет-а-тет с Якобом фон Штоффом, часовщик поклялся на лучших своих алмазных ходиках, что елки на сей раз будет две, и одна из них, соблюдая строгую секретность, отправится прямиком в Орлиное гнездо. Ибо видеть такую восхитительную гостью у себя хотели бы все жители города. Но ведь именно князь и княгиня некогда спасли обитателей дома от странного и страшного дела, связанного с призраком бабушки, триста лет, как почившей…

- Верность традициям, особенно таким, как честь и благородство – вот что важнее всего! – провозгласила бровь фон Штоффа, выгнувшаяся дамасским клинком над соколиным глазом, который одобрительно лицезрел свой рождественский экспонат».

Ель почти попирала макушкой расписной потолок, расточая хвойный аромат. Каждая пушистая ветка готова была принять любое количество игрушек, которые ожидали своего часа в золотых ларцах. Были среди них и купленные в лавках шары и колокольчики, и сделанные рукодельным семейством фон Штоффов балерины, звезды и ангелы. Но только ли хозяин замка нашел для них подходящее праздничное дерево?

«Ибо по правую руку могучей ели прямо из белоснежной мраморной вазы грациозно тянулось вверх чудесное растение, усыпанное вместо листьев – тонкими мягкими иглами и алыми цветами. Они пламенели не хуже, чем свечи, напоминая щедрые на любовь и ласку сердца, распахнутые для всех обитателей мира, от презренных тараканов, до гордых королей.

И, разумеется, каждый лепесток хранил прикосновения и нежную заботу пальчиков самой княгини – Авроры Романовны фон Штофф. Ибо именно ею было взлелеяно и вынянчено столь удивительное творение замковой фауны. Она обвивала слабы стебельки шелковыми нитями поддержки, она кормила корни сладчайшими удобрениями, ее очи и губы шептали бутонам самые ласковые и ободряющие слова. И ныне результат душевных и физических сил княгини имел вид высокий и стройный, исполненный достоинства и красы ничуть не менее, чем знаменитая пальма из полицейского участка города N.

- Любовь и доброта способны на истинные чудеса, - просияла голубыми бездонными глазами госпожа фон Штофф, - и их даже иной раз можно осязать, - добавила она с неуловимо порхающей лукавой улыбкой...»

Князь и княгиня, позабыв пусть о шутливом, но соперничестве, замерли глядя друг на друга. Их глаза давно умели говорить куда лучше хозяев. Когда же целомудренное прикосновение знаменовало встречу их рук, это и вовсе могло вылиться в целый роман, полный отступлений, приятных повторов и самых изысканных сравнений…

Однако, вперед выступило старшее детище этой невероятно плодотворной саги.

«Деметр фон Штофф одернул удобный парадный мундир, блеснув пуговицами, петлицами и аксельбантами. Решительным жестом простер он правую длань к невысокой округлой пушке зеленого цвета, сплошь покрытой хитроумно закрепленными ветками сосны. Распушенные во все стороны, они создавали образ весьма пышного и щедрого праздничного куста, постриженного в виде шара. Огнеопасный сюрприз внутри добавлял некий потаенный смысл предложенному символу.

- Главное – защищать слабых и обиженных, - провозгласил будущий полководец, сверкнув сталью отцовских глаз на юном вдохновенном лице, - и всегда быть готовым спасти свой народ. Сие дерево может моментально стать справедливым оружием возмездия, а прикрывающая его хвоя выполняет роль маскировки, позволяя заманить поближе вероломных врагов. В мирное же время моя ель способна дать залп из конфетти и серпантина, послужив для радости и развлечения праздника!

Князь фон Штофф одобрительно кивнул чеканным профилем, гордясь достойным потомком. Синие очи Авроры Романовны, глядя на сына, до краев наполнились самым теплым светом нежности…»

Но в этот момент заиграла тихая переливчатая мелодия, навевающая мысли о падающих снежинках, и хрупких узорах на окне… Это Вероника фон Штофф повернула маленький ключик, заводя собственное творение.

Ее деревце все состояло из тонких стальных трубочек, проволочек и колец. Хитроумно соединенные, они сияли металлическим блеском, и до крайности напоминали ветки, посеребренные инеем.

«Иные хрупкие сочлененья рукотворной ели завершались раструбами на манер крохотных граммофончиков. Именно из них лилась мелодия, кою сопровождали изящные повороты елочки вокруг своей оси.

- Если в доме нет музыкантов, или оные тоже хотят отдохнуть и унестись в стремительном вальсе, достижения техники освободят их! – пояснила юная изобретательница, - ибо для того и существует прогресс, дабы нести помощь всем страждущим, и приобщать их к великому и полезному! Это дерево не вянет и не осыпает собой платья и ковры, не воспламеняет от свечей, и способно исполнять как музыку, так и записи сказок, дабы радовать малышей и давать роздых их матерям. Главное, что нужно для достижения общего блага – соединить открытия науки с самыми чистыми помыслами светлых голов и сердец!

Как прекрасна была младая дочь фон Штоффов, даже не вошедшая еще в звание девушки, и сколь мудра. Сияющее разумом лицо ее выражало еще множество невероятных идей, которые могли увеличить количество счастья на земле. И тем милее смотрелась княжна-изобретательница в белоснежном кисейном платье с золотым обручем, обвивающем ее головку и густые вьющиеся кудри. На виски и многообещающей чистый лоб свешивались оригинальные подвески, в виде ступенчатых шестеренок, и зубчатых гаек…»

И снова старшие фон Штоффы испытали величайшее чувство родительской радости. Их дочь, соединившая ум и красоту, унаследовала как благородную душу, так и отзывчивое сердце. Что может быть значимее для матери и отца?

«И тут вперед шагнул приемный младший сын фон Штоффов, Жанно. Несмотря на прошлое сиротство, кое успело показать ему самое дно жизни человеческой, этот мальчик всем своим внутренним миром был схож и родственен с героическим князем Якобом и добрейшей Авророй Романовной. И елка его несла печать рук, возможно еще не слишком виртуозных, но гуманных и справедливых.

Она была сложена из мягчайших белоснежных подушек и валиков, а более тонкие ветки ее составляли милосердные халаты и косынки врачей, скрученные гибкими жгутиками. Казалось, что сие дерево перенесено в роскошную залу прямо из лесу, после обильного снегопада, который скрыл малейших проблеск зеленых игл. Никакие излишества украшений не нарушали этой иллюзии, навевая желание обнять сию теплую мягкую елку и вкусить рядом с ней уютный сладчайший сон.

- Раны не должны кусать тела и души! – заявил Жанно, встопорщив непокорные пряди пшеничных волос, - а если они случились, то любой болезни должно обломать зубы! И я обязательно займусь этим, невзирая на лица и звания больных. Такая елка сгодится и для хорошего теплого сна хворого бедолаги, и для быстрого извлечения из нее перевязочных материалов. А ведь праздники часто вытекают для простого люда в излишне… раскудрявые развлечения. И если кому-то выбили зуб, или там руку – перевязать можно любой подходящей веткой моего древа. А на другую, более толстую, пострадавшего и положить!

О да, была в сей идеи какая-то чистейшая, свойственная крайней юности наивность… Но в то же время за нее упорно цеплялась вполне себе железная логика. И слова будущего эскулапа были приняты с таким же вниманием и уважением, как и речи уже выступивших членов семейства…»

В зале наступила тишина. В ней не было неловкости и угрозы - напротив, только полное понимание и дружелюбие. Невозможно сказать, что более достойно и велико – честь, или любовь, отвага или научное знание, защита обиженных, либо их исцеление… Повинуясь общему чувству, фон Штоффы шагнули ближе, и крепко взялись за руки, образуя круг. За их спинами стояли Рождественские деревья, и казалось, оберегали своих создателей.

«Но именно в сей поэтический и возвышенный момент дверь зала распахнулась, и громыхая, в залу вбежали до крайности встревоженные сапоги господина Мэра города. Он замер было, пораженный до кончиков пальцев увиденной картиной… Но не позволил себе даже одной лишней микросекунды любования.

- О, князь! Сегодня я обращаюсь к вам, как к господину сыщику! – взмолился управитель города, простерев вперед побелевшие и дрожащие длани, - ибо праздник невинных жителей ныне пришиблен страшной опасностью, и может вовсе не наступить…».

Продолжение следует.