- Оливье!? - в голосе слышалось недоверие, скорее даже неверие. - Оливье, вы ли это?
Атос инстинктивно замедлил шаг, потом заставил себя идти, словно и не его окликал взволнованный женский голос.
- Виконт, ну что же вы? - делать вид, что обратились не к нему, стало уже неприлично. Он остановился и неохотно обернулся навстречу даме, зовущей его из портшеза. - Простите, сударь, я наверное обозналась, приняла вас за другого. - Дама близоруко щурилась, пытаясь рассмотреть его черты из-под нарочно надвинутой на глаза шляпы.
- Сударыня, вы явно приняли меня за какого-то вашего знакомого. Я не имею чести знать вас, - он чуть поклонился, собираясь продолжить свой путь.
Дама сделала знак поставить носилки на землю и вышла наружу. Она была не первой молодости, но кокетства и задора в ней хватило бы еще на пару-тройку придворных дам. Дама явно была приближена ко двору, а ее появление в окрестностях Люксембурга могло говорить о дворе королевы-матери.
Оказавшись лицом к лицу с Атосом она преобразилась: она узнала его, не смотря на форму мушкетера, и это узнавание привело ее в полный восторг.
Атоса эта встреча не только не обрадовала, он, судя по его лицу, с удовольствием бы стал невидимкой, если бы это было в его силах. Он тоже узнал женщину, но он встрече рад не был.
- Оливье, мой милый, какой же вы стали красавец! - дама ухватила его за руку, и принялась жадно разглядывать. - Вы — мушкетер короля! Но почему? Что случилось?
- Вы считаете, сударыня, что служба королю - это что-то недостойное? - тон молодого человека был холоден.
- Ах, разве об этом речь! Виконт де Ла Фер — и вдруг королевский мушкетер! Это нелепость какая-то...
- Не вижу в этом ничего необычного, сударыня, - мушкетер сделал движение, чтобы откланяться и уйти, наконец, от навязчивой собеседницы, но она, на правах старой доброй знакомой, ухватила его за руку.
- О, Господи! Да что с вами случилось, Оливье? - дама не намерена была отпускать свою добычу, и Атос украдкой бросил взгляд по сторонам: не хватало еще, чтобы его увидели рядом с этом престарелой красоткой, хорошо известной при дворе королевы-матери.
- Ничего особенного не произошло, просто я счел целесообразным служить Его величеству в качестве мушкетера, и делаю это под именем Атоса. -
Изворачиваться, что-то выдумывать ему было противно, все равно он не умел вести двойной игры.
- А ваши родители, Оливье? Они живы?
- У меня не осталось никого из родни, - неохотно ответил Атос, глядя ей прямо в глаза. Взгляд словно предупреждал, нет, скорее приказывал: «никаких вопросов, сударыня!»
Невысказанные соболезнования застыли у женщины на губах; она так и не решилась задать свой вопрос. От того мальчика, от того нежного юноши, что дарил ей некогда прекрасные мгновения любви, не осталось ничего. Перед ней стоял мрачный и осунувшийся мушкетер, уставший, с потухшим взглядом и со следами недавней попойки на лице.
Что-то дрогнуло в лице у женщины, она поднесла руку к плечу мушкетера. Но он отшатнулся и губы его передернуло гримасой едва ли не отвращения. Дама замерла, бледнея под его презрительным взглядом. Она попыталась что-то сказать, на глазах у нее показались слезы и, досадливо махнув рукой, она поспешно спряталась в свой портшез.
- Домой! - донеслось до Атоса. Голос звучал придушенно, словно женщина уткнулась лицом в платок.
***
Атос тоже шел домой. Счастье, что ему было до дому рукой подать: он был пьян больше обыкновенного. Дежурство выдалось тяжелым: ему выпал пост у наружного входа, и он сильно промерз за ночь. А утром, сменившись, сразу отправился в трактир. В придачу, он был еще зверски голоден, но, пока готовили завтрак, он успел выпить бутылку вина, и на пустой желудок оно подействовало оглушающе. Такое с ним бывало редко, и в таких случаях пить больше не стоило, но его охватило какое-то злорадное веселье. Глупость, потому что он собирался издеваться над собой. Хорошо, вовремя пришел Портос, и буквально заставил его поесть. А потом вознамерился проводить его домой, но Атос уже почти пришел в себя, и заявил, что пройти четверть лье он может и без сопровождения. Домой он добрался быстро и без проблем, если не считать этой непредвиденной встречи.
Он тут же отправился спать, приказав Гримо не будить его, даже если будет гореть Париж. Но постель не спасла: воспоминания накинулись на него, словно стая голодных псов. То ли из-за того, что выпитое вино всегда лишало его сна, то ли эта встреча с бывшей фрейлиной Медичи так подействовали на него, но сна как не бывало. Стоило ему закрыть глаза и стены Лувра обступили его.
***
Виконт давно уже свыкся с мыслью, что его мать больше принадлежит своей карьере, чем своему мужу, и своим детям. Детская тоска по материнской ласке ушла в прошлое, оставив напоследок чувство легкой горечи. Но сетовать было не на что: его угораздило родиться в знатной семье, а за все надо платить. К своим шестнадцати годам, достаточно повидав и испытав, он это хорошо себе уяснил. Последнее время он бывал в Париже не часто: отец предпочитал держать его подальше от столицы: у сына был не только непредсказуемый характер: он еще зарекомендовал себя как представитель "золотой молодежи".
Карьера Изабо де Ла Фер едва не окончилась трагически, и только благодаря смелости и находчивости сына все завершилось относительно благополучно.* Но придворная дама, утратив должность и оказавшись не у дел в провинции, не могла смириться со своим новым положением. Первое время она пыталась выезжать, но встречать сочувствующие улыбки и злорадные соболезнования, что графине де Ла Фер не подходит провинция, оказалось выше ее сил. И Изабо затосковала. Властная, надменная, она стала грозой прислуги, используя на ней свой опыт статс-дамы. То, что мог упустить граф, немедленно замечалось графиней. И очень скоро она обратила внимание на ночные отлучки сына. То, что по молчаливому уговору Ангеррана и Оливье обходилось стороной, получило неодобрение матери.
Изабо сидела в своих покоях, когда ей доложили, что ее хочет видеть супруг. Накануне она предупредила его запиской, что им срочно надо поговорить. Когда граф зашел, она сделала знак своим служанкам и девушки поспешно оставили чету наедине.
- Ну-с, так что у нас произошло такого, мадам, что вы вызываете меня запиской? - Ангерран поцеловал руку жены. - К чему такая срочность? Если по-правде, то у меня дел с утра невпроворот.
- Ангерран, вы в курсе, где проводит ночи Оливье? - Изабо не намерена была ходить вокруг да около.
- Предположим, я догадываюсь, - чуть улыбнулся граф.
- Вы считаете это в порядке вещей?
- Да, - без тени колебания ответствовал супруг. - Он достаточно взрослый для этого.
- А если это еще и кабаки, и не только женщины?
- Не женщины, а одна дама. Неужто, моя дорогая, вы думаете, что наш сын постоянно будет под родительской опекой?
- Нет, я не стремлюсь к такому повороту дел, но я и боюсь за него. Он слишком самостоятелен, слишком прямолинеен.
- Послушайте, Изабо, - граф вздохнул, - я дал ему волю пока, но это не значит, что он выберет себе невесту по своему желанию; разве что, его выбор устроит нас. Я подыскиваю ему подходящую партию, а пока — пусть порезвится на свободе. Очень скоро ему придется идти под венец: я хочу еще при своей жизни увидеть, как наш род получит наследника.
- Граф, я раньше не рассказывала вам ничего из того, что делал наш сын в Париже...
- Он вел себя недостойно? - граф де Ла Фер сжал кулаки.
- Этого я не могу сказать, но по части любовных приключений он был несколько несдержан.
- Он вел себя бесчестно?
- Он очень красив, Ангерран.
- Это недостаток в ваших глазах, мадам? - граф сам не заметил, что мужская солидарность заставляет его жену задуматься и о его верности.
- Нет, конечно нет! - Изабо прикусила губу. - Но у моих фрейлин был повод думать о нем больше, чем это дозволено было их службой.
- Парень шалил? - едва ли не самодовольно улыбнулся Ангерран.
- В сочетании с его заносчивостью, и храбростью, это доставляло мне массу хлопот, граф. В свои шестнадцать лет он пользовался большим расположением дам.
- У него горячая кровь.
- Его шалости могли стоить ему головы. Слава богу все обошлось. - Изабо не намерена была вдаваться в подробности, и граф был ей за это даже благодарен: раз все в прошлом - не стоит его ворошить.
Он встал, прошелся по комнате несколько раз, искоса поглядывая на жену.
- Изабелла, чего же вы ждете от меня в данной ситуации?
- Я могла бы сама выговорить сыну, но вам, его отцу и мужчине, это сделать проще. Тем более, что вы в курсе его ночных походов. Он ездит один, без охраны? Вы хорошо знаете эту девушку?
- Графиня, что может ему угрожать в наших владениях, скажите на милость?
- У Кончини длинные руки. И хватит подлости на любое преступление, - наконец не выдержала Изабо.
- Дело зашло так далеко? - Ангерран де Ла Фер резко остановился. - Изабо, что случилось, в конце-концов?
- Случилось то, что Оливье умудрился насолить не только Кончини, но и королеве—матери.
- Каким образом?
- Наш сын не умеет лгать: вот он и рассказал то, что Кончини хотел бы скрыть от короля, - и Изабо поведала мужу историю с сапфировым кольцом, который едва не присвоил себе итальянец.
Все, что осталось сделать графу, это хмуриться.
*- речь идет о истории с кольцом, рассказанной в фике "Ничто не проходит бесследно"
***
Следующий визит Оливье в Париж состоялся не скоро, уже в бытность его графом. Теперь никто не имел права указывать ему, куда и зачем он должен ехать, но граф был бы счастлив, если бы кто-то из родителей мог приказать ему. В душе он не хотел, не мог согласиться со своей потерей. Из всей, еще недавно многочисленной семьи Ла Феров, он остался один и свое одиночество ощущал всегда.
Есть души, не способные смириться с утратой близких людей, даже если при жизни эта родня не слишком проявляла свою любовь.
Граф де Ла Фер вступил под своды Лувра весь во власти воспоминаний. Что погнало его сюда он и сам не смог бы объяснить. Скорее всего, давняя привычка, оказываясь в Париже являться на глаза матери. Ноги сами принесли его к апартаментам, бывшими некогда апартаментами графини. Но некому было его встречать: мать давно покоилась в семейном склепе рядом с отцом.
Итальянская речь больше не звучала в кулуарах дворца. Придворные, встречавшиеся по дороге, отвечали любезными поклонами на его приветствия. Но никто не узнавал в нем, теперешнем, шевалье де Ла Фера. Это и к лучшему: ему все равно нечего делать в Лувре. После смерти Кончини ему ничего не грозит, толстуха Медичи наверняка и думать о нем забыла: у нее хватает и своих забот, но и ему нечего делать во дворце. Он отдал дань воспоминанием и довольно; теперь он здесь чужой и, сколько бы не блуждал по знакомым с детства залам и закоулкам - былого не воскресить.
- Оливье? - кто-то коснулся его руки. Прикосновение было легким и нежным, но он едва сдержал возглас изумления. - Оливье, милый мой малыш...
- Сударыня, вы ошиблись, приняв меня за кого-то другого. Вряд ли я похож на малыша. - он сдержанно улыбнулся, готовый простить даме ее невольную фамильярность.
- Ошиблась? Не может этого быть. - Женщина подняла повыше свечу, которая была не лишней в темных переходах Лувра. - Я узнала тебя по походке. Ты же Оливье де Ла Фер, не так ли?
- Не стану отрицать, - граф внимательно вгляделся в женщину. - Флор?
- Узнали? Вот и хорошо. А я уже испугалась, что стала старухой и мои друзья не узнают меня. Только не говорите никаких банальностей: я себя вижу в зеркале двадцать раз на дню.
- Тут темно, - чуть смутился молодой человек, - я не сразу узнал, с кем говорю.
- Нам стоит поболтать, раз уж мы случайно встретились. Пойдем ко мне, - она цепко ухватила его за руку и повела какими-то незнакомыми переходами и лестницами.
Когда они остановились перед низкой дверцей, он окончательно потерял представление, в какой части дворца они находятся. Дверь, хорошо смазанная, открылась без скрипа, пропуская их в мансарду.
- Здесь меня никто не будет искать, - довольная Флор зажгла канделябр от свечи, с которой и прошла по всему дворцу. - Это комната, где я могу спокойно принимать своих гостей.
- Они часто навещают тебя?
- Это зависит только от меня. - Женщина или не уловила скрытой иронии, или предпочла сделать вид, что ничего не поняла. - Впрочем, ты ведь принадлежишь к числу тех, кто был у меня завсегдатаем.
- С тех пор многое изменилось. - Графа явно покоробил и ее тон, и ее фамильярность. Он встал, прошелся по комнате, рассеяно следя за трепетными огоньками свечей.
- Ты женился?
- Еще нет, но моя родня требует, чтобы я всерьез этим занялся.
- Родители тебе, наверное, уже подыскали достойную невесту?
- Родителей нет в живых, я сам себе хозяин.
- Ты рад этому, Оливье? Рад, что тебе не надо никому подчиняться?
- Давайте, не будем обсуждать мои семейные проблемы! - тон Ла Фера резко изменился.
- Давайте! - мягко согласилась Флор. - Я скучала, мне тебя не хватало все эти годы, мой милый Оливье.
- Но ведь у вас, как вы сами признались, хватает гостей. Когда же вам было скучать?
- Мне тебя не хватало, мой дорогой мальчик... - Флор оказалась рядом, ее пальцы запутались в его волосах, и она осторожно коснулась его губ. - Ты не разучился целоваться без меня, мой малыш?
Она не успела понять, когда и как очутилась на постели. О, она имела дело не с мальчишкой!