Солнце клонилось к закату. Арамис спешил добраться до Бражелона, пока ночная тьма не накрыла землю; не потому, что опасался каких-то бандитов, а просто потому, что мечтал об отдыхе в нормальной постели.
В последнее время он вообще не знал покоя, словно ткацкий челнок, мотаясь между столицей и провинциями. С тех пор как их нашел Рошфор, он только и делал, что служил связным между всеми участниками заговора. Заговорщиков устраивал тот вариант, что у д’Эрбле не было своих владений: это делало его в каком-то смысле неуязвимым. Бездомный аббат... На самом деле, разве мог он считать своим домом келью в Нуази-ле-Сек?
Его многие знали в лицо, но мало кто знал, что под личиной аббата скрывается теперь заговорщик Арамис, как когда-то под именем Арамиса прятался семинарист д’Эрбле.
Граф де Ла Фер был одним из немногих, кто близко знал Рене много лет, и именно граф был среди заговорщиков тем, кому предстояло вместе с Арамисом исполнить заключительную фазу предприятия по освобождению герцога де Бофора.
Атос был старым, верным другом, готовым пойти ради троих друзей и в огонь, и в воду, и на смерть, если потребуется. Он готов был на это и теперь, но была одна сложность, о которой друзья предпочитали не говорить. У Атоса был сын, прелестный юноша пятнадцати лет, которому еще надо было обеспечить будущее. У графа де Ла Фер были на этот счет определенные намерения, но заговор все спутал, заставил Атоса лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Арамис вез ему новость, которая могла помочь графу пристроить мальчика к делу.
Это должен был быть последний визит аббата к другу перед тем, как они встретятся уже в Париже. Там только станут известны детали побега, которые пока держались в тайне. До Троицы, даты, до которой и ожидался сам побег, оставалось еще две недели, но Гримо к тому времени уже прочно обосновался в Венсене, одним своим видом приводя Бофора в неистовство. Все замерли в ожидании: и участники, и пленник, и даже кардинал Мазарини.
Арамис, еще подъезжая к замку, заметил, что окна графского кабинета освещены только настольной лампой; Атос редко использовал там старинную люстру под потолком. Для деловых бумаг и писем ему хватало масляного светильника. Аббат словно почувствовал напряжение, в котором находился друг и которое он не позволял себе выказывать перед окружающими.
- Атос, Атос, знали бы вы, какой сюрприз у меня приготовлен для вас, может, и волновались бы меньше, - прошептал аббат, невольно улыбаясь. - А, может, и больше, - добавил он, мрачнея против воли.
Во дворе, услышав стук копыт и нетерпеливое тихое ржание коня, его встретил заспанный конюх, и принял у него коня.
Было непривычно увидеть, что обязанности Гримо исполняет Шарло, но Арамис жестом остановил лакея, готового сообщить хозяину о его приезде.
- Я сам о себе доложу, любезный Шарло, - Рене все еще не мог смириться, что между ним и другом могут стоять обходительные лакеи. Новый Атос, Атос, который жил в своем поместье, для всех, кроме него и Портоса, был теперь владетельный граф, вельможа. И хотя друзьям раз и навсегда было заявлено, что для них его дом всегда открыт, как в былые времена была открыта квартирка на улице Феру, и он, и Портос все же испытывали некоторое смущение, попадая в Бражелон. Как бы среагировал на изменения в образе жизни друга д’Артаньян, оставалось только гадать.
Арамис быстро поднялся по лестнице на второй этаж, где располагались покои графа де Ла Фер. Дойдя до знакомой двери, он тихонько постучал.
- Войдите! - голос прозвучал чуть хрипловато: видимо, Атос сильно устал.
Граф сидел за огромным столом, заваленном книгами и свитками. Стопа исписанных листов говорила об обширной переписке и не только по делу о побеге. Скорее, речь шла о наследственных правах, потому что толстенные фолианты, раскрытые на середине, и свитки с геральдическими древами нужны были Атосу не любопытства ради.
Арамис охватил этот творческий беспорядок одним взглядом, и в следующий миг уже попал в объятия Атоса.
- Как все прошло? - граф был взволнован и не скрывал этого.
- Все идет по плану, мой друг. Остались заключительные штрихи, но все это мы узнаем только в Париже.
Атос сохранил серьезный вид, хотя в глубине души испытывал смущение: даже Арамису не стоит знать, что это он и был в числе разработчиков плана побега. Зачем уязвлять самолюбие аббата, которому кажется, что они в одинаковом положении в этой истории. Атос согласился принять участие в подготовке заговора только в том случае, если никто из втянутых в это дело людей не узнает, насколько серьезна его роль в организации побега. Тому была одна, очень веская причина - Рауль. Во что бы то ни стало, Атос хотел охранить своего воспитанника от связи с тем, кто задумал такое рискованное предприятие, которое королева и кардинал не преминут выставить государственным преступлением.
- Вы надолго ко мне, Арамис? Я спрашиваю, чтобы знать, будет ли у вас время отдохнуть хоть немного.
- До завтрашнего вечера я в вашем распоряжении, дорогой друг.
- Сейчас нам подадут ужин, и мы с вами обменяемся последними новостями, не касающимися нашего дела непосредственно.
Пока друзья ужинали, Арамис рассказал о последних событиях в столице, о слухах, которые бродили уже не только по Парижу, но и по Франции, и о страхе кардинала перед Бофором, которому астрологи прочили побег в канун праздника Троицы.
- Д'Эрбле, я все забываю вас спросить, как случилось, что граф Рошфор нашел нас? - словно между прочим спросил Атос.
- Граф, это старая история, - печально вздохнул д’Эрбле.
- Если вам почему-либо неприятно это вспоминать, я не настаиваю, друг мой.
- Начало нашего знакомства приходится на времена, когда я посещал салон мадам д’Эгильон. Потом нам привелось встретиться в Брюсселе. Мне посчастливилось оказать графу небольшую услугу, потом он вернул мне должок, - тут Арамис улыбнулся своей неподражаемой улыбкой, - уже в тридцатом году.
- Когда это?
- Именно тогда, когда я так неожиданно исчез и принял постриг. Граф, вы так удивленно на меня смотрите, вы этого не знали?
- Конечно же не знал, мой милый. Так вам помог Рошфор?
- Представьте себе, что бы сделал кардинал, если бы узнал об этом?
- Представить нетрудно. Думаю, он никогда не простил бы Рошфору такое предательство. Вам, во всяком случае, он обещал плаху.
- Да, нынешний кардинал и в подметки не годится великому Ришелье! - недобро усмехнулся аббат.
- А ведь вы, мой друг, еще не успели насолить Мазарини так, как нам удавалось это сделать Ришелье.
- Граф, - рассмеялся Арамис, - меня, как и прежде, ведет Амур.
- Даже так? - Атос только подумал, что разговор переходит в другую плоскость, как реплика Арамиса заставила его насторожиться.
- У меня и для вас есть новость, дорогой хозяин. Амур мне ее принес на своих, немного истрепанных, крыльях. Она вернулась, Атос.
- Она? Кто она? - Атос почувствовал, как кровь прилила к щекам.
- Мари де Шеврез, кто же еще. Она, наверное, уже в Париже. Надо быть готовым к очередным глупостям, которые эта особа всегда готова устроить.
Зачем Арамис сказал ему об этом? Проверить, нет ли у него каких-то чувств к герцогине? Неужто у Рене еще осталось в сердце что-то к этой жестокой и ветреной красавице? Впрочем, скорее всего, это намек, что он может дать знать де Шеврез, что ее сын жив. Жив, и пришел ее черед похлопотать за мальчика. Надо признать, она вернулась очень вовремя, но обладает ли она хоть какими-то реальными связями, чтобы просить за Рауля? Виконт мечтает о карьере воина: что же, другого пути для него все равно нет. А если удастся пристроить его адъютантом к кому-нибудь из теперешних военачальников, это был бы неплохой шаг на военной стезе. Сам Атос начинал когда-то в адъютантах у Бассомпьера.
Друзья никогда не говорили между собой о герцогине: по негласному соглашению тема была запретна, и Арамис, бывая в доме графа, делал все, чтобы не встречаться с его воспитанником. Уважая его чувства, Атос, со своей стороны, умудрялся найти на это время для Рауля какое-то дело или занятие вне дома. Правда, не всегда это получалось, и граф видел, как, мрачнея, Арамис все же жадно разглядывал ребенка - живое свидетельство ветрености своей Мари.
И все же чувство дружбы было сильнее старых подозрений. Атос, равно ненавидевший копаться в чужих чувствах и давать это делать другим, никого и никогда не подпускал к тому, что происходило в его душе. Он, так стремившийся к ясности во всем, никогда, нигде и ни с кем не обсуждал то, что случилось шестнадцать лет назад в жалкой деревеньке. Воспоминание, бывшее более-менее забавным, пока не обнаружилось, с кем он провел ночь, а потом - к каким это привело последствиям.
Теперь ему придется идти к де Шеврез. Если он хочет чего-то добиться для сына, он вынужден будет рассказать ей все, доказать, что на месте сельского священника оказался он. О том, что плутовка устроила ему рай на одну ночь, он вспоминал с улыбкой. Их ничего не связывало до этой встречи, они никаких контактов не поддерживали и после. Атос так надеялся, что никогда не придется ему знакомить Рауля с этой, чужой им обоим женщиной. Не судилось! Она могла реально помочь ему и помочь быстро. Если что, герцогиня позаботится и об остальном; он не хотел даже думать, что будет, если она откажется принять всю историю, он упорно не желал видеть в ней кукушку, и искал оправдания ее равнодушию. Ведь не могла же она не искать свое дитя! Это так не похоже было на Атоса с его неверием в женщин, но любовь к сыну оказалась сильнее любого предубеждения!
Он был благодарен Арамису за весть о возвращении герцогини. Надо было спешить, потому что неугомонная Шевретта могла в любой момент впутаться в какой-нибудь заговор, а иметь двоих родителей-заговорщиков для виконта было бы слишком. Вот почему Атос, готовясь внутренне к этой встрече, и боялся, и торопил ее: слишком многое для Рауля было поставлено на карту.