Касыда (или касидэ) – одна из форм большого лирического стихотворения, моноритмический жанр восточной поэзии, в основном панегирического или дидактического характера. Касыда возникла в арабской литературе в доисламский период, затем получила распространение в других литературах Востока. Объем ее колеблется в пределах от 15 до 200 бейтов (двустиший).
Схема рифмовки: аа-ба-ва-га, то есть рифмуются первые две строчки, а далее рифма повторяется в двустишиях через строку. Композиционно состоит из 3 частей, которые в переводе с арабского языка обозначают: насиб – лирическое вступление, васиф – изложение основного содержания, мадх – концовка, восхваление определенного лица.
Касыда о мече
С кузней расстался я теплым лишь только вчера.
Грелся бы вечно, но мастер решил, что пора
Жизни изведать и горечи крови глотнуть,
В битве проверив, насколько заточка остра.
Сто парасангов лежал в сундуке у купца:
В ножнах, пленённый, скучал от утра до утра.
Куплен был воином на шумном столичном торгу.
Равный по весу отдал он кошель серебра.
Первый мой воин, хоть смел был, да жаль, неумел.
В первой же схватке была его гибель быстра.
Я, не попробовав крови, достался врагу,
Пепел от тел по степи разметали ветра.
Воин второй мой был опытен в битвах и сед,
Против десятка противников, словно гора.
Сотней командовал лучшей и спину вождя
В яростной сече порой прикрывал он не раз.
Славой покрылся клинок мой, истерлись ножны,
Столько я слышал стогласных победных «ура»!
Только вот злую судьбу не изрубишь в бою.
Не совладали враги – сладят подлость и страх.
Алчный правитель, ревнуя к народной любви,
Другу отраву подлил, благородство поправ.
И лицемерно рыдая у гроба его,
Кинул в могилу меня в ярких бликах костра.
Я не скажу, сколько лет я под спудом лежал,
Но раскопал меня тать, потревоживший прах,
Наглый, лихой, беспринципный и смелый подлец,
Уворовавший без счета людского добра.
Стал я оружьем корысти, ну, что за судьба!
Резал и старых, и малых, себе же на срам.
Если не ценишь добро, то бесславно умрешь,
Если лисёнок лазлив, не спасет и нора!
Пойман был вор капитаном имперских солдат.
Пойман, в обед осужден и повешен с утра.
Мой капитан был юнцом из богатой семьи,
Верен я был и о том не жалел ни на гран!
Он справедливость вершил, не смотря на чины,
Взятки, коварство и сплошь показную мораль.
Как-то однажды правитель отправил войска,
Чтоб наказать недовольных. Стояла жара.
Бой в той деревне тяжелым и яростным был,
Много он крови и жизни в горячке пожрал.
Все не кончалось сраженье у тесных ворот:
Войско отчаялось преодолеть эту грань.
С той стороны, из-за черных обломков стены
Стрелами больно уж метко плевалась дыра.
Стрел же не вечен запас, он иссяк. И тогда
Мы ворвались, ожидая увидеть там рать.
Молча опешили воины, увидев мальца
С тулом пустым, что явила нам дыма чадра.
Должен мятежник казнен быть – гласит нам закон.
Смута, сраженье – не детская вовсе игра.
Но не поднялось оружье в руках у солдат:
Мнили матерого волка, а тут – детвора!
К мальчику мой капитан подошел, не спеша,
И на колено припал посредине двора.
Вынув меня, протянул рукоятью вперед,
Юному воину безмолвно желая добра.
«Что ты творишь, он, мятежник, нарушил закон», -
Ахнул отряд из-под глухо закрытых забрал.
Но капитан прошептал, поднимаясь с колен:
«Нет, этот малый всем нам по оружию брат».
Я полюбил тебя, мой молодой капитан.
Ты был отважен и в битвах за должное прав.
Солнце, скрестив со мной луч, растеклось по клинку:
Так был я счастлив, когда меня мальчик забрал.
