Спасибо за помощь Lada Buskie, Sowyatschokу, Atenae и SOlga
За коллаж ежевичного сна спасибо Афине.
Это не я!
«О, как сияет звезда Рождества!
Предвосхищает она чудеса.
Пусть и его мы узнаем
В сказках с хорошим финалом!»
(к/ф "Тень, или Может быть, всё обойдётся" 1991 г.
«Рождественская песня»)
- Я сама слышала, и видела, как доктор Скрябин угрожал Анне Викторовне, а потом … напал на нее. Только вмешаться не успела. Побоялась.
Девушка говорила спокойно, ровно и четко, словно ученица, отвечающая у доски. Чем-то она напоминала Надежду Епифанову из старого дела о трупе в овраге. Не внешностью. Валентина Крушинникова, сестра милосердия, была невысока и широка в кости. Но характера ей оказалось не занимать, как и упрямой дочери погибшего купца. Выскочив из смежной комнатушки-кладовки, именно Валентина оказала первую помощь рухнувшему Скрябину, позвала доктора Милца, а потом настояла на том, чтобы дать показания полиции. Сам Штольман все это время держал в объятиях Анну. Он вцепилась в него в буквальном смысле слова. Ничего не говорила, и мелко дрожала, словно струна, задетая ветром.
Сейчас Анна сидела на стуле у окна, с лицом совершенно мертвым. Только машинально проводила пальцем по синякам, которые медленно проступали на шее. Штольман устроился на втором, целом табурете, изо всех сил стараясь держаться ровно.
- И что же говорил доктор Скрябин? – осторожно спросил Коробейников.
- Я думаю, он сошел с ума, - уверенно произнесла Валентина, - сперва что-то о книгах, а потом закричал, что Анна Викторовна – не она. И вцепился ей в горло. Тогда господин Штольман и ударил. Иначе он бы ее задушил.
Валентина смотрела мимо всех – куда-то в стену. О волнении свидетельствовал только неровный румянец, заливавший круглое серьезно лицо.
- Анна Викторовна? – взгляд Антона Андреевича, полный сострадания, обратился к потерпевшей.
- Да. Все так, - подтвердила Анна.
- А ... что за книги?
- «Анна Каренина». «Бесприданница», - тихо и безучастно ответила она.
- А вы раньше за доктором Скрябиным что-то странное замечали?
- Я не помню. Я давно с ним толком не разговаривала.
- Валентина … Сергеевна, а вы? – обратился Коробейников к свидетельнице.
- Он всегда был невежливым и резким. И шутил … грубо, - признала та.
- Нда…
Сам Скрябин ничего подтвердить или опровергнуть не мог, ибо с черепно-мозговой травмой находился в запертой – от греха подальше, палате.
- Свихнулся и набросился, - подытожил сыщик, - ну или даже если просто набросился! Вон, следы какие оставил! Извините, Анна Викторовна… Нечего и говорить – по заслугам получил, и слава богу. Совершенно оправданные действия, и никакого дела можно не открывать!
Хорошо. Хоть что-то хорошо! Анна закрыла глаза. Штольману сейчас только ареста не хватало! Над ухом звякнул стакан, резко запахло валерьянкой.
- Анна Викторовна, голубушка, выпейте. Да ступайте домой, - сказал Александр Францевич.
- Нннет! – она вздрогнула, точно проснулась, - я не хочу домой! Не хочу. И… как вы тут один работать останетесь?
Стакан оказался совсем рядом, Анна вцепилась в него, поздно сообразив, что теперь не получится скрыть ходящие ходуном руки. Часть жидкости вылилась на халат.
Милц сочувственно покачал головой:
- Справлюсь, не в первой. А вам отдохнуть бы…
Стараясь сдержать неуместный смешок, Анна прикусила край стакана.
- Я все-таки лучше останусь. Пожалуйста, - почти умоляюще прошептала она.
Александр Францевич вздохнул.
- Хорошо, Анна Викторовна. В таком случае, вам я поручаю Якова Платоновича. Проводите в палату, присмотрите… И хотя бы об одном пациенте у меня голова болеть не будет.
Эти слова взбодрили лучше валерьянки. Анне почти удалось успокоиться и унять дрожь. Потому что позволить Штольману упасть она не имела никакого права.
- И вот этого глотните, - торопливо накапал ей что-то еще Александр Францевич.
Запах был незнакомым. Но Анна послушно выпила, и решительно поднялась со стула.
До палаты их проводил Коробейников. На пороге распрощался, и исчез. Штольман молча взял Анну за плечи, и усадил рядом, на постель. Но она вдруг отодвинулась, обхватила себя руками, точно замерзла, и заговорила, быстро и горячо:
- Что она со мной сделала? Кем она меня сделала? Неужели ей все было мало – Париж, и здесь… Дуэли, игры, кокетство… И вранье, вранье, вранье! Я не хочу. Не хочу! – уже почти кричала Анна, раскачиваясь, - чтобы из-за меня стрелялись, умирали, сходили с ума! Не хочу!
- Аня, вы-то здесь при чем? – он опять попытался ее обнять, но она отстранилась.
Взглянула исподлобья, и коротко всхлипнула без слез.
- Ну как вы не понимаете? Ивану Евгеньевичу Она нравилась! Тень! И не просто нравилась, раз такое вышло. Он же ее хотел увидеть, а увидел – меня! Вот и…
- Он пытался вас убить, - жестко ответил Штольман.
- Это я виновата, я! То есть она, но все равно – я. Глупая, слабая… сонная… тетеря. Как можно было давать волю этой… дряни! Она что же, думает люди – куклы? Клюев, Скрябин… - Анна сглотнула, и совсем тихо и страшно добавила, - а вы чуть не умерли…
Не слушая более возражений, он молча и крепко притиснул ее к себе. Анна обмякла, положила голову ему на плечо... Не плакала, только вздрагивала, и тяжело дышала.
Боль потихоньку отпускала. Находиться в объятиях Якова было уютно и спокойно. Анна вспомнила свои утренние размышления, и ей стало стыдно. Вообразила себя заступницей. Иоанной Д`Арк, не меньше! И к позорному столбу она готова, и на костер… А на деле – сидит, и своими жалобами мотает душу человеку, который снова спас ей жизнь. И даже не спросила, как он-то себя чувствует – после подвига с табуреткой?
- Я… я вам опять спасибо не сказала, - выдохнула Анна ему в шею, - вам… больно?
Он кажется, усмехнулся.
- В порядке все, Анна Викторовна. Успокойтесь.
- А я уже спокойна, - она с сожалением отстранилась, села прямо и даже улыбнулась. Но Штольман, напротив, смотрел серьезно.
- Аня, о чем он вам успел сказать? Я из-за двери только голоса слышал. При чем тут книги?
- Доктор Скрябин рассердился, что я … веду себя, как в романе, - с трудом подбирая слова, объяснила Анна, - он считает это … неправильным. Говорит, что главное работа, а у меня есть все задатки стать настоящим специалистом, если не растрачивать себя на … на всякое. Тени это нравилось, - грустно закончила она.
- А вам?
Анна опустила глаза.
- Я думала, что Иван Евгеньевич в чем-то прав. И если в моей жизни никогда не будет вас, то мне останется только работа. Потому что ничего другого не будет нужно. Совсем…
Задавать следующий вопрос очень не хотелось.
- Анна, после … после слов доктора Ланге, Скрябин и ваша Тень общались чаще?
Все так же, не глядя на него, Анна кивнула.
- Он ее… нас тогда встряхнул. Сказал, что в больнице нужна помощь, и нет времени страдать и баюкать свои обиды. Врач, я мол, или барышня? Я, и Тень вернулись на работу. Это было правильно…
- Аня…
- Не надо, ну не надо, пожалуйста! – она вскинула умоляющий взгляд, - вы ни в чем не виноваты, и все уже закончилось!
«Боюсь, Анна Викторовна, все еще только начинается…»
Анна снова прислонилась к его плечу. Напряжение прошедшего утра окончательно отпустило. Она облегченно вздохнула, и на минуточку закрыла глаза…
Доктор Милц заглянул в палату и усмехнулся.
- Нечто подобное я и предполагал, - тихо произнес он.
На кровати лежала и спокойно спала Анна Викторовна, заботливо прикрытая одеялом.
- Я так и понял, - кивнул сидящий рядом Штольман, - что там было, во втором стакане?
- Позвольте мне оставить при себе маленькие профессиональные тайны, - ушел от ответа доктор, и уже куда более серьезно продолжил, - Анна Викторовна уже неделю по-настоящему не спит. Здесь – работает без роздыха. Домой прогоню – возвращается еще более уставшей. В чем дело не знаю, но дальше так нельзя.
Сыщик, хорошо знавший подобное состояние по себе, не мог не согласиться.
- ЯкПлатоныч, может вторую койку принести? – осторожно поинтересовался Милц.
- Не нужно.
- Хорошо, я тогда двери закрою, чтоб болтали меньше. Валентина Сергеевна рядом будет, так вы зовите, если что.
… Анне снился лес. Большой, изумрудно-зеленый, наполненный щедрым летним теплом и солнечным светом. Впереди, невидимая за деревьями, грохотала река, и Анна шла прямо к ней, осторожно переступая по неровной тропинке. Страшно не было, и все-таки легкая тревога мешала такому замечательному дню. Но через секунду все совсем стало хорошо. Потому что из зарослей шагнул Штольман. С лукавой улыбкой посмотрел на Анну и протянул сомкнутые ладони, в которых душистой горкой покоилась крупная спелая ежевика.
И сделалось так светло и радостно, что кажется, еще немного – и взлетишь. Потому что разлука осталась позади, а они просто взяли и решили – всегда быть вместе. И мир ложился под ноги, удивляя все новыми чудесами и встречами.
Кажется, во сне нельзя чувствовать вкуса. Но ежевика, вместе с поцелуями таяла на губах, оставляя свежую, вовсе не приторную сладость. Рука Якова легла Анне на затылок, лаская, поглаживая, перебирая растрепавшиеся пряди…
… Не в силах сдержаться, Штольман осторожно коснулся ее волос. Анна дышала глубоко и ровно, и даже улыбалась во сне. Хотелось прилечь рядом – хотя бы поверх одеяла, обнять покрепче. Но такого он позволить себе не мог. Она совершенно беззащитна перед ним, и пользоваться этим – немыслимо.
«Тень, знай свое место!»
Анна тихонько засмеялась, и открыла глаза.
- Яков… Ягоды, - прошептала она.
Их взгляды встретились.
Сон растворился, но ощущение покоя и счастья не проходили. Пусть наяву у нее нет ни зеленого леса, ни летнего солнца. Ни ежевики…
Зато есть Штольман. Ее Штольман.
А это – самое главное.
_______________________________
Продолжение следует.
)
)
