Лето, больше по привычке, ещё цеплялось за желтеющие ветки и пожухлую траву и натужно радовало последними теплыми деньками обывателей уютного Заводска. Осень хныкала и жаловалась, не зная, как выпроводить засидевшегося гостя. В конце концов поднатужилась и выставила-таки его за ворота. А напоследок, видно, чтобы он не нашёл обратной дороги, засыпала следы его гостевания первым снегом, который, впрочем, надолго не задержался и к обеду растаял.

Разжиревшие и совершенно укрякавшиеся за лето утки не желали видеть бесчинств этой нахалки и следующей за ней белобрысой сестрицы. Отважные птицы выстроились в клинья, произвели перекличку, отдали честь, но бесценную утячью совесть решили не оставлять на разграбление мародёршам, прихватили её с собой, и отправились на поиски весны, дабы примкнуть к её войску и через полгода разделаться с захватчицами...

Агате было не до утиных забот, своих невзгод хватало. Она взгромоздилась на подоконник около хлопотавшей на кухне Дездемоны:

- Эта Пульхерия Ивановна совершенно несносна. Дальше приемной меня не пускает. Мне позволяется только вынимать занозы и заполнять журналы. Сотни и тысячи букв ежедневно! Теперь интересные случаи я вижу только на бумаге.

Агата пригорюнилась, тоскуя о чужих инфлюэнцах. Ранее ни одна из них не прошмыгнула бы мимо её ухватистых рук. Теперь оставалось только ностальгировать о тех золотых временах. Дездемона в разглядывании чужих болячек удовольствия не находила, но из женской солидарности поддержала собеседницу:

- Ведьма!

И решила утешить её подарочком:

- У садовника в ухе стреляет.

Горничная, обладавшая устаревшей информацией, слоновьей поступью прошлась по основательно скуксившимся в приемной больным мозолям Агаты. Лукавый садовник улучил момент, когда хозяйка вернётся с ночного дежурства, и быстрее ветра рванул в больницу. Доктор Скруль со свойственной ей прытью первой добралась и до его хворобы и бесповоротно излечила.

И сделала это столь рьяно, словно задалась целью лишить Агату всего драгоценного.

- Вцепилась в Порфирия Платоныча, как клещ, и неприлично охотится за ним.

- А работает когда?

- Она всё успевает. А вот брат у неё вполне приятный мужчина. И даже симпатичный. Правда, немного хромает.

- Это хорошо, вам же облегчение. Увечить его не придется. Сразу достанется готовым - бери и исцеляй.

Агата совсем не обиделась, нисколечко! Дездемона же не со зла несла эту чушь, а из добрых побуждений.

- Ваш-то как, очухался?

- Ты которого имеешь ввиду?

- Обоих.

- Значительно лучше. Штольц уже приступил к службе, да и Адру-Педру вполне здоров.

Её раненые бойцы семимильными шагами шли на поправку. Пальцы Клювейру гнулись преотлично, во все стороны. Порфирий и трех дней в больнице не задержался, Пульхерия Ивановна чудо-травой и профессиональной магией живо поставила его на ноги. Агата слышала своими ушами, как докторша читала над ним заговоры: “у кошки боли, у собачки боли, а у Порфирия Платоныча заживи” и дула ему на повязку.

Агата выловила из бочонка, стоящего рядом с ней, солёный огурец посимпатичнее и смачно захрустела им. Когда она облизала пальцы и потянулась за вторым, Дездемона окончательно запаниковала.

- Да, кстати, Адру-Педру приглашает меня на аукцион. Событие десятилетия. По слухам, там будет настоящая египетская мумии.

- Это что такое?

Горничная отрешенно поддерживала беседу, а в голове пульсировала только одна мысль, от которой трепетали углы её чепчика: “так ли уж безвинен этот португал, барышня-то от солёного оторваться не может” ...

- Древние египтяне заботились о своих умерших. Особым способом высушивали тела, бинтовали их и укладывали в гробницы.

- А почто с ними так? Хранятся дольше, как рыба?

- Дело не в хранении, а в почете и уважении.

- Велик интерес, восхищаться сушеной бабой.

- А может она не простая женщина, а царица?

- Обратно их как в нормальное состояние приводить, размачивать, что ли?

- Зачем размачивать? Нет, не надо. Хочешь я тебе книгу дам?

Агата безмятежно грызла огурец, болтала ногами и пересказывала свои новости. Дездемона, проходя мимо, забрала у неё объект тревоги и вложила в руку пирожок. Девушка, не замечая подмены, продолжала подкрепляться. Горничная замерла, ожидая реакции, но, когда от пирога ни осталось и крошки, смогла вобрать с себя воздух очень полной грудью — значит, просто голодна.

- Спасибочки, но мне это без интересу. А вы сходите, развейтесь.

- Да ну. Ладно бы ещё Щтольц позвал, а с Адру-Педру  не хочется.

Но Штольц не позвал. Или просто Агата не дала ему шанса. За прошедшие две недели их отношения превратились в бег карусельных лошадок. Агата гонялась за португальцем, чтобы расторгнуть помолвку и вернуть кольцо. Он, предчувствуя близкий разрыв, избегал её. Порфирий настойчиво пытался объясниться, но Агата предполагала о чем пойдет речь и хотела прежде расторгнуть помолвку. Была ещё и Пульхерия, которая задалась целью перекинуть мостик тесной дружбы между клиникой и полицейским управлением. Тропу, которую пять лет протаптывала Агата она засыпала семенами колючей крапивы.

- Да, ты права. Пойду на аукцион, там уж Клювейру никуда от меня не денется, выслушает, и я верну ему кольцо.

- Рассказали бы вы всё Порфирию Платонычу, да и дело с концом.

- Что ты! - перепугалась Агата. - Он и так какой-то...

Девушка покопалась в памяти подбирая нужное слово: угасший, что ли... беззащитный, встревоженный. Нет, решила она, его нельзя так волновать.

- Скажу, но после. Это ради его же блага...

В холле гостиницы, где проходил аукцион, и по удачному совпадению проживал Порфирий (на втором этаже в номере 8, второе окно слева, там, где синие занавески), было довольно многолюдно. Весь окрестный бомонд возжелал приобщиться к прекрасному в предвкушении того, как наследники графа Хвостова станут распродавать его добро и тут же, скаредно потирая ладошки, делить барыши.

Между гостями деловито шнырял Рукобейников. Оба Скруля также не смогли пропустить это знаменательное событие. Пока Пульхерия караулила вход в зал, ожидая Порфирия, Эжен со скучающим видом, прихрамывая, подошёл поприветствовать вновь прибывших.

- Агата Валерьяновна и вы здесь? Не ожидал.

- Почему?

- Мне кажется, что такие мероприятия не для вас.

- Эжен, хочу вам представить сеньора Клювейру. Он из Лиссабона.

- Адру-Педру, это Евгений Иваныч Скруль. Вы, должно быть, видели новую аптеку “Пилюля от Скруля”.

Португалец распушился и церемонно раскланялся с потенциальным притязателем на руку Агаты. В каждом мужчине ему виделись соперники. Особенно теперь, когда её рука, с таким трудом добытая, вот-вот сменит владельца. Он чувствовал это и искал способы оставить её при себе.

- Очень приятно. - Эжен старался завести новые знакомства. - Давно вы покинули родину?

- Си!

- Должно быть, наши места вам кажутся прохладными после жаркой Португалии?

- Ноу.

Разговор иссяк. Клювейру упорствовал, на контакт не шел, и теснил незнакомца подальше от Агаты.

Эжен оказался довольно интересным темноволосым мужчиной лет тридцати пяти. Воспитанным и приветливым, совершенно иным, нежели его настырная сестрица. Довольно высоким, выше Штольца и Клювейру, и крепко сложенным. Профессия аптекаря никак не вязалась с его внешностью матадора. Вместо порошков и склянок ему больше подошла бы коррида. А Клювейру сейчас был вполне готов заменить быка. Португалец уже занял своё место на той стороне арены, раздувал ноздри и бил копытом, готовясь к нападению. Эжен, почувствовав возможную схватку, отошел в сторону. Не струсил, а просто отсрочил поединок.

После знакомства в больнице он вызвался проводить Агату, провел её по всем закоулкам и не отпустил, пока не поведал о том, что сестра получила назначение в местную клинику, а он решил последовать за ней, дабы открыть аптеку и проповедовать гомеопатические снадобья. Да-да, они с сестрой приверженцы традиций, оба стажировались в Женевской школе народной медицины.

Эжен временно отступил и занял свое место рядом с сестрой, которая по-совиному вращала головой во все стороны, ища Штольца.

Горячий Клювейру при помощи холодности и вредности, одним взглядом и двумя словами разделавшийся с соперником, воодушевился и решил отпраздновать лёгкую победу. Он отправился на поиски шампанского.

- Скучаете? - знакомый вопрос, заданный в макушку, встревожил ухо Агаты. Не поворачиваясь, она ответила:

- Вовсе нет. Мне очень весело.

Штольц обошёл девушку и заслонил от происходящего вокруг:

- Хотите шампанского?

- Адру-Педру уже пошел за ним. Вы здесь какими судьбами?

- По службе.

Из-за плеча Штольца Агата видела, как Пульхерия вытянула шею, разглядывая их. Ещё немного и она вся выползет через ворот платья. И пусть отныне Агате не сделать и шагу дальше приемной, но упустить возможность для крошечной мсти она не имела права. Она сняла невидимую пушинку с мужского рукава и отчаянно, а как ей казалось, чрезвычайно обольстительно, захлопала ресницами.

- Агата, что случилось? Вам что-то попало в глаз? Нужна медицинская помощь?

- Нет. Мне ничего не нужно. - Агата растянула улыбку от уха до уха и с придыханием сообщила. - Кроме шампанского.

Порфирия изрядно удивила перемена в настроении барышни, он обернулся, ища причину, всё моментально понял, еле слышно рассмеялся и чуть посторонился, давая возможность Пульхерии Ивановне разглядеть происходящее.

- Агата, нам надо поговорить.

- Обязательно. После аукциона.

На предвзятый взгляд доктора Скруль Агата сегодня была особенно отвратительна: непростительно молода и вызывающе лучезарноглаза. Её сине-зеленое платье ласкало взгляды не в полном объеме, на который было рассчитано. И жемчуг был не идеален, то ли мелок, а то ли наоборот, громоздок, она ещё не определилась. Всё в ней сегодня было настолько плохо, что в сочетании с неказистой внешностью смотрелось на загляденье гармонично. Даже прическа.

Дездемона сегодня превзошла себя. Обычную суматоху на голове Агаты она подняла вверх, а оставшиеся локоны завила тугими, аппетитными и завлекательными спиральками. Порфирий не удержался, оттянул одну пружинку вниз, и она весело запрыгала, услаждая его истосковавшуюся душу.

К началу торгов вернулся её спутник. В Заводске десять лет не было аукционов и добро графа Хвостова уходило с молотка, как горячие пирожки. Помощник, из угла, где ценности ожидали новых хозяев, приносил по одной, а проданную передавал в добрые, зажиточные руки. Графская утварь уже рассредоточилась по счастливчикам, на очереди были картины. Помощник отправился к ним, Агата равнодушно следила за его движением и вдруг обомлела: первая на очереди была старая знакомая - Нимфа Клювейру!

Дыхание Агаты дало сбой, она заерзала, не находя себе места. Штольц встревоженно наблюдал за её вознёй. Когда помощник наклонился к картинам, намереваясь обречь прелестницу на всеобщее обозрение, а Агату на популярность в масштабах города, а возможно и все губернии, её нервы лопнули, как струны скрипки, и она повалилась в обморок...

Очнулась она на кушетке у стены, над ней склонились три мужские физиономии разной степени озабоченности. Вдалеке какая-то дама кричала и звала на помощь. Эжен завопил, перекрикивая её: «Соль! У кого есть нюхательная соль?». Немолодая дама растолкала Агатиных поклонников, протиснулась к ней сунула под нос пузырек:

- Дорогая моя, что случилось?

Тревоги в голове девушки приняли причудливую форму и вылились в одно слово, красочно обрисовывающее то, что творилось у неё в душе:

- Пожар! - слабо простонала она. - Караул! Помогите!

Дама подхватила:

- Пожар! Караул! Спасайтесь, кто может!

Люди стихийно, как испуганный табун степных коней, рванули к выходу. Ничего не понимающая Агата, поджав ноги, лежала на своей кушеточке и наблюдала за мельтешением цветных юбок и темных мужских штанин. Не успев глазом, моргнуть она осознала, что осталась в гостинице одна...

На улице гости аукциона слаженной толпой бегали по улице, наводя панику друг на друга, на прохожих и носили плотно зажатых своими телами полицейских. Поддавшись стадности, Порфирий дружно, плечом к плечу, бегал вместе со всеми и безуспешно искал в этом едином организме знакомое платье сине-зеленого оттенка. Мысль пронзила его до самого ужаса: беспомощную, обморочную Агату забыли в гостинице! Кое-как отцепившись от общей массы, он поспешил к крыльцу и рванул внутрь спасать Агату из огня.

Долго искать её не пришлось - одинокая, всеми покинутая девушка металась между рядами стульев. Она не может найти выход! Сердце Порфирия сморщилось от её трогательности, беззащитности и своей потребности защищать её и заботиться.

Ему не терпелось спасти её, но что-то в её облике его насторожило. Какая-то назойливая, и увёртливая малость. Он сощурил глаза, приглядываясь. Впервые в его голову закралась мысль, что он не так уж хорошо знает эту барышню, как ему представлялось. Только сейчас он смог признаться себе, что большая часть её жизни была для него тайной за семью печалями.

Агата на первый взгляд хаотично перемещалась по залу, натыкаясь на препятствия и волоча за собой картину внушительных размеров. Порфирий притаился за портьерой, наблюдая за ней. Барышня искала укромное место, чтобы припрятать свою добычу. Картина из-за внушительных габаритов никуда не влезала. Внезапно Агата остановилась, видно, что-то сообразив, и потащила свою жертву на второй этаж. Он крался за ней. Когда она миновала почти все номера второго этажа, он уже точно знал, что за мысль укоренилась в её мозгу. Она пошарила в своих кудрях, достала шпильку и стала ковырять замок.

- Вам помочь?

- Нет, спасибо. - отрешенно ответила Агата, но тут же осеклась. Штольц отпер дверь свои ключом, затолкнул её внутрь и запер за собой.

- Посидите покуда тут.

Он вернулся спустя полтора часа. Агата за это время прошла из угла в угол шесть тысяч шагов, успела придумать сто тысяч версий происходящего и примерно по пять вариантов ответов на любой из его возможных вопросов. Он указал девушке на стул, а сам навис над ней, как великий инквизитор:

- Агата Валерьянова, не соблаговолите объяснить, что тут произошло? Во время паники пропал ценный лот. И это была не похищенная вами картина, а древнеегипетская мумия! Сие произведение искусства вообще в каталоге не указано!

Агата едва успела открыть рот, чтобы выплеснуть на него всё придуманное, но осеклась:

- Я мумию не брала!

- Правду и только правду! Я дал достаточно времени. С какой целью вы украли картину?

- Я не крала. То есть украла не я! Она пропала ранее, из дома Клювейру, а теперь её подбросили на аукцион. Получается, это сделано специально, чтобы скомпрометировать меня.

- Зачем кому-то надо вас компрометировать?

- Многим!

- Почему вы просто не обратились ко мне?

- Я не могла! Как бы я вам объяснила всё это? - Агата неопределенно изобразила руками воздушный шар. Порфирий молча ждал продолжения. Она мученически вздохнула и стянула с картины наброшенный сюртук.

Нимфа, за то время, что бродяжничала лишилась последних крох стыда. Она уже не стеснительно, как ей казалось ранее, а сладострастно и соблазнительно улыбалась Амуру.

- Я не хотела, чтобы весь город увидел меня... её...

Штольц молчал, не приходя в сознание. Изумление бескрайней степени отражалось на лице мужчины. Он открывал и закрывал рот, но слова бойкотировали происходящее.

- Понимаете она... я...

Она поискала оправдания, но сделала только хуже. Порфирий отмер и взвился под потолок:

- Агата, почему вы в таком виде висели в доме постороннего мужчины?

- Она - это не я! Вернее, я - это не она. Нет, не так. Я и она - разные люди! Но не совсем. С её помощью синьор Клювейру склонял меня к браку.

- Что??? Он шантажировал вас?

- Нет. Да. Совсем немного.

- Я от вас сойду с ума... Вы хотите сказать, что собираетесь замуж за него?

- Нет! Я собралась, когда узнала, что вы женаты, но потом передумала.

- Агата, из всех ваших сумасбродств это самое величайшее! Вы не хотите меня выслушать, но собираетесь обвенчаться с шантажистом?

- Я не собираюсь. Он избегает меня и не дает разорвать наши отношения.

- Если мне не изменяет память, вы вместе с ним сюда пришли.

- Да! Но только за тем, чтобы вернуть ему его кольцо! А потом случилось всё это.

- Я ничего не понимаю. Клювейру решил выставить мою... свою невесту на посмешище?

- Нет. Картину украли. Кстати, вы бы узнали, каким путём она попала на аукцион.

Порфирий находился в состоянии близком к помешательству. Нет, это не может происходить с ним! Его жизнь спокойна и размеренна, в ней есть гармония и Агата. А эту барышню он, похоже, видит впервые. Он смотрел в окно, словно искал там помощи или ответов и недоуменно тряс головой, стараясь вытряхнуть весь скопившийся в ней морок. Когда пауза совсем затянулась и грозила трещиной в их отношениях обречь Агату на вечную разлуку с этим мужчиной, он принял решение:

- Когда мы поженимся, вы шагу не сделаете за порог. Будете сидеть и вышивать мне носовые платочки. Дюжину в неделю.

- А зачем вам столько?

- Пригодятся. Я наверняка взмокну, как мышь, от беготни за вами.

- Да вы тиран?! В таком случае я за вас не пойду.

- Пойдете. Побежите быстроногой ланью. И как миленькая будете ожидать меня вечерами у семейного очага. И все свои глупости выбросите из головы. И с этим... покончите раз и навсегда!

Порфирий окинул взглядам нимфу. Она уже успокоилась, самодовольно ухмылялась и грозила Амуру небом с овчинку, нет, с вышитый платочек. Сыщик тоже присмирел и смог сосредоточиться на картине.

- Это не я! Ну вы-то видите? Всмотритесь внимательнее, я и она - разные люди!

Штольц переводил взгляд с одной на другую, словно в детской книжке решал задания “найди десять отличий”. То ли за сегодняшний день он постарел лет на тридцать и зрение стало подводить, то ли ещё какая оказия с ним приключилась, но он не находил ни одного.

- И глаза у неё не такие лучезарные, как мои...

Штольц скептически переводил взгляд туда-сюда.

- И волосы другого оттенка. И я гораздо стройнее.

Скепсис Штольца лез наружу вместе с бровями. Агата чуть ли не носом уткнулась в картину ища различия. Вот оно! Девушка возликовала и нанесла решающий удар в порфирьевы сомнения:

- У неё родинки на плече, а у меня их нет!

Она тыкала туда, где виднелась голая, засиженная мухами рука прелестницы.

Штольц молча развернул Агату спиной к себе и расстегнул ряд пуговиц на платье, спустил бретельку сорочки... и шумно выдохнул. Слава богу, нет ни одной!

Агата спиной чувствовала грохот от спавшего с его души груза облегчения и на ходу сочиняла хвалебную оду мухам. Порфирий одобрительно похлопал её по плечу и только приготовился чмокнуть в это самое место, но замер, прислушиваясь.

Шумная сутолока в холле гостиницы помешала вовремя распознать тот момент, как к дверям номера подбежал Рукобейников. Он энергично стукнул в незапертую дверь и ввалился внутрь. Штольц едва успел затолкнуть девушку себе за спину.

- Порфирий Платоныч, Агата Валерьяновна пропала! Ни в гостинице, ни дома её нет!

- Она не пропала, - застигнутый на месте целования Порфирий досадливо хмурился и недовольничал.

Поддерживая скрещенными руками лиф платья, Агата смущенно переминалась с ноги на ногу в простенке между Штольцем и шкафом.

Шокированный увиденным молодой сыщик не мог остановить свое повествование и как поезд без машиниста несся вперёд:

- Клювейру сбился с ног, разыскивая её. Кричит, что невинность его невесты находится вне его досягаемости. Требует разыскать и вручить ему.

Если бы Артамон был чуть более искушен во взрослых делах, он бы смог разглядеть искорку удовлетворения в голубом глазу начальника, и распознать мужское самодовольство: “поздно спохватился...” Но молодому, прямолинейному, как верстовой столб человеку, обладающему схожей деликатностью, это было чуждо. Главное, как он считал, - борьба за справедливость, и чтобы хорошим при этом было хорошо, а плохим - как получится.

Артамон Адамыч конфузливо залился краской, переводя свой простодушный взгляд с одной скудно одетой Агаты на другую:

- Порфирий Платоныч, что вы такое творите?

- Рукобейников! Это не то, что вы подумали!

- А что тут думать?! Всё ясно, как белый день. Вы подсмеивались над моим увлечением музыкой, а сами тянетесь к прекрасному путём написания картины с обнаженной Агатой Валерьяновной!