Порфирий лихо сдвинул на затылок венок из одуванчиков и зацепил его за уши. Удержать на голове творение Агатиных рук без дополнительного оборудования было весьма затруднительно, их размеры не соответствовали друг другу примерно также, как яблоко и обод от бочонка. Пожалуй, неохотно признался себе мужчина, с вышиванием он погорячился. Рукодельница из неё и впрямь неважная. Порылся в траве, нахлобучил на голову котелок, а веночек водрузил сверху. На полях шляпы он держался много лучше прежнего. Штольц моментально одухотворился и гигантскими шагами, подпрыгивая и на долю секунды повисая в воздухе, устремился к центру поляны, где Агата, занятая исполнением будущего супружеского долга, неумело плела восьмой венок.

Окружающий мир с его июнем, солнцем, обгоревшим носом барышни Морошкиной и теплым ветерком, надувающим пузырем рубаху, приводил Порфирия в щенячий восторг. В стыдном состоянии душевного неравновесия он радостно подскакивал, бессистемно размахивал сачком, распугивал ошалевших бабочек и прочую насекомость. Толстый полосатый шмель, явно недовольный вторжением на его территорию, кружил вокруг мужчины и назойливо жужжал:

- Порфирий Платоныч...

Шмель настырничал, сыщик отмахивался от него. Будут тут всякие, у которых и удостоверений личности-то нет, указывать судебному следователю. Толстяк был упорен и настойчив:

- Порфирий, ну проснитесь же!

Шмель потряс его за плечо. Порфирий сонно отмахнулся от помехи:

- Лети прочь! Дадут мне когда-нибудь выспаться?

Мужчина, не разлепляя глаз, принял сидячее положении и устало потёр лицо. Спустил босые ноги с кровати и, ощутив ими холодный пол, зябко поджал пальцы. Оглядел сквозь частокол ресниц сумеречную комнату. Заметил, что не один, но не удивился. Иначе и быть не могло, любопытная Агата, бросив неоконченную работу, притащилась за ним сюда, с залитой теплым солнечным светом лужайки в холодную осеннюю темноту гостиничного номера.

- Зачем вы здесь? Я вам сказал - дюжину, а вы сделали только восемь. Возвращайтесь обратно.

- Вставайте, нам надо идти. - Агата нетерпеливо тянула его за руку.

Она права, он и сам не жаждал тут оставаться, вся его сущность рвалась туда, в уютный сон. Он уверенным движением сгреб в охапку помеху, засунул её обратно в теплую кровать, затолкал под одеяло, а чтобы не трепыхалась, прижал к себе и уткнулся носом в пушистую макушку.

Вот если бы все его проблемы имели такое легкое и естественное решение! Удовлетворенный и довольный собой без меры он ухарски всхрапнул, заново нахлобучил шляпу с веночком и весело запрыгал, размахивая спущенными подтяжками как давешний шмель крыльями.

Внезапно плененная Агата, в иной момент ничего не имевшая против подобной неволи, а если уж быть совсем честной самой собой, иногда и предвкушавшая её, позволила себе пять минуточек малодушно помедлить, прежде чем прервать свои экзальтации.

Ещё не вышло время, отведённое на удовольствие, она подчинилась грызущей её сознательности. Заворочалась в крепких, добротных объятиях, вывернулась, умильно полюбовалась спящим мужчиной, разгладила его тревожно приподнятую бровь и зашептала:

- Порфирий Платоныч, проснитесь!

Мужчина ещё не успел как следует разбежаться и второй выход из сна прошел значительно легче, но всё же недостаточно, чтобы быстро осознать себя в этом мире:

- Вот неугомонная барышня! Опять вы тут! - возмутился он. Неужели трудно выполнить его распоряжение? Сказал сиди, плети венки, так сиди и занимайся дамским ремеслом, а она лезет в мужские дела!

- Да вы же сами меня сюда затащили!

Порфирий озадаченно поскреб затылок. Жаль, что шляпу на ночь снял, в ней соображается гораздо легче. Мыслям, скованным полями, особенно не раздухариться, они вынуждены бегать по кругу, как цирковые лошади. А когда они все на виду, думать их гораздо легче.

Штольц огляделся по сторонам, узнал гостиничный номер, но хоть убей, не мог вспомнить, как тут оказалась Агата. Ведь и выпил-то немного, всего пару рюмок коньяку с устатку. Но хорошо зная коварные штучки этого напитка и свою чрезвычайную тягу к этой особе, допустил возможность её пребывания в своей кровати и отпираться не стал.

Порфирий озадаченно смущался своей неудержимости в отношении этой дамы. Пристально оглядел её - выглядит вполне довольной, но озабоченной, как бы узнать, что он сотворил? Было или не было? Напрямую спросить возможным не представлялось, поэтому он решил узнать исподволь:

- Вы выглядите очень сосредоточенной. Я совершил недопустимость в отношении вас?

- Нет! Вы на такое не способны. - девушка его удивила и даже немного разочаровала. Вот наивная невинность, усмехнулся он. Способен. Ещё как способен.

Она нерешительно мямлила:

- Это я виновата. Я знаю, что не должна была приходить, но обстоятельства сложились так, что не прийти я не могла. Извините. Громко стучать, чтобы не разбудить весь этаж, я не хотела. Я стукнула тихонько, - мужская бровь вопросительно поползла вверх. - один раз. Но вы крепко спали, поэтому мне пришлось открыть дверь самой.

Штольц молчал, поощряя её к продолжению.

Агата пустилась пространно объяснять ему вполне очевидные вещи: если есть женщина, у неё обязательно есть прическа, а если имеется сооружение на голове, то силой мысли его не удержишь, нужны шпильки. Она же не виновата, что это такой многофункциональный предмет.

- Вы мне не рады?

- Агата, не говорите глупостей!

От его резкости она вернулась в реальность, полезла из кровати всем своим видом вменяя Штольцу в вину дурное воспитание и негостеприимность:

- Порфирий Платоныч, давайте вы потом меня отчитаете, а сейчас надо срочно бежать в клинику. Артамон Адамыч в тяжелом состоянии. Мечется в горячке, бредит, хочет вас видеть...

- Вот полюбуйтесь, Порфирий Платоныч, на нашего героя. Борца, так сказать, с нечистой силой.

- Доктор, что с ним? - Штольц разглядывал мающегося от нечеловеческого зуда коллегу. Начальник сыскного отделения остервенело вертелся на больничной койке, расчесывая задорно выскакивающие на его теле волдыри.

- За исключением двух царапин на шее, Артамон Адамыч совершенно невредим. Его организм крапивницей отреагировал на вторжение поступивших извне раздражителей, - видя непонимание со стороны сыщика Юстас Алексович и не зная, как преподнести ему то, что услышал от пациента, переложил ответственность на оного. -  Думаю, лучше он сам поведает вам о том, что ввергло его в данное состояние.

- Вурдалаки! - простонал Рукобейников, стараясь дотянуться до зудящей пятки. - Напали, покусились, покусали... Хотели вовлечь меня в свои сети. Порфирй Платоныч, я стал совсем прозрачный, чуть не растворился в зеркале! Если я умру, Порфирий Платоныч, займите мой стол. Всё-таки он солиднее, и больше вам подходит. И пальму! Не забудьте поливать пальму. А пряники и всё прочее из моего стола отдайте голубям. Мне уже невыносимо хочется грибов! Помогите!

В ответ на просьбу доктор вколол пациенту изрядную порцию успокоительного:

- Поможем. Голубчик. Обязательно. А теперь поспите.

- Что за ерунда? - Брови Штольца ещё не пришли в нормальное положение после пробуждения, а тут новое потрясение. Они лезли всё выше и выше и вот уже от линии волос их отделял какой-то миллиметр.

Минхерц вывел Штольца из палаты:

- Артамон Адамыч страдает излишней мнительностью. Вообразил, представляете ли, что на него напали вурдалаки, и вскоре он пополнит ряды упырей в черных мантиях. Вместо того, чтобы сразу отдаться в руки медицины, он занялся самолечением. Съел два фунта чеснока и подставлял свой организм лучам солнца до тех пор, пока не покрылся волдырями и чеснок не запросился обратно.

- Бог мой! То-то я чувствую исходящий от него аромат, словно от бочки с огурцами.

- Мы оставим его на пару дней в клинике, а далее нужно будет придерживаться особого питания. Вы уж проследите за этим, будьте так добры.

- Юстас Алексович, проще уследить за скачущей белкой, чем за питанием Рукобейникова. Его внутренние потребности идут вразрез со здравым смыслом.

- Я понимаю, о чем вы. Но всё же как-то надо осуществлять надзор за его бесконтрольным забрасыванием в рот чего попало.

-Доктор, Артамон Адамыч уснул, - высунулась из-за двери голова Агаты. - Я посижу с ним. Ему станет страшно, если он проснется один.

- Я тоже побуду в больнице до утра, - решил Штольц. Если оставить Агату одну на страже сна несчастного Рукобейникова, то пробуждение его простым не будет.

Они уселись рядышком на соседнюю, пустую койку. Время от времени Агата вставала, меняла компресс у тяжело дышащего чесночным смрадом красного, пупырчатого Артамона, и он успокаивался. Девушка возвращалась на место. Штольц перебирал женские пальцы, она склонила голову к его плечу. Когда он почувствовал, что тело барышни потяжелело и обмякло, он встал, и её голова коснулась подушки.

Штольц расхаживал по больничной палате между кроватями. Подходя ближе, он опирался на их спинки и разглядывал содержимое. Как эти двое ухитрились занять столько места в его жизни? Пять лет назад они были всего лишь хорошим мальчиком и забавной девочкой, но совершенно чужими ему. Когда всё изменилось? Как они жили без него все эти пять лет? Агата училась медицине. Кстати, надо бы съездить в Париж, убедится, что там её тяга к помогательству не причинила безвинным французам большого урона. Отложим это на медовый месяц. В данным момент возможная женитьба на Агате выглядела такой близкой и естественной. Иногда он позволял думать о ней “не если”, а “когда” мы поженимся... Когда мы поженимся и усыновим Рукобейникова... Тьфу! От недосыпа в голову лезет чушь. Подошел к другой койке, сменил больному компресс и пригляделся к нему. Артамон все эти годы время даром не терял, понабрался фанаберий. Впрочем, слегка испортившийся характер ему не мешал добросовестно нести сыскную службу. И даже сейчас, пока он метался в горячечном бреду исправно исполнял возложенные на него обязанности:

- Рукобейников, подойди ко мне! Я приказываю!

- В таком тоне со мной может разговаривать только господин полицмейстер!

- Ты ещё смеешь мне дерзить? - возмутился голос. В нем чувствовались нотки, привыкшие повелевать. Неужели сам генерал приехал с инспекцией? Молодой человек благоразумно решил подчиниться.

- Я тебе не Штольц, чтобы терпеть твои выкрутасы. Иди ко мне! - командовал голос.

Артамон в полной темноте, как слепой, шарил руками. Нащупал стену и побрел вдоль неё. Дошел до большого помещения, это он понял по гулко отражающимся от стен звукам.

В темноте послышалась возня и комната озарилась тусклым, тёмно-оранжевым светом от факелов. Все стены помещения были испещрены таинственными рисунками. Такие он видел в детстве, в книге о древнеегипетской мифологии.

- Рукобейников, подойди ближе!

Мужчина щурился, пытаясь приспособиться к непривычному освещению. Наугад нерешительно сделал несколько шагов вперед и остановился, не дойдя десяти шагов до дальней стены. У нее, вытянувшись во фрунт, стоял саркофаг, точно такой же, как он видел на аукционе. Крышка со скрипом распахнулась и не верящему своим глазам Артамону явилась хозяйка сего последнего пристанища. Жуткая, обмотанная истлевшими от времени бинтами.

- Рукобейников, ты умираешь. Это плохая новость, - сообщила ему мумия. - Но я могу тебя спасти. Это хорошая. Ты согласен в обмен на прозябание в мире живых послужить мне?

Сыщик без колебаний принял решение:

- У меня уже есть служба, в полицейском управлении. Я присягал верой и правдой служить царю и отечеству. Мне нужно туда, к Штольцу и господину полицмейстеру.

- Болван! Ты слышал, что я сказала? Ты умираешь! Этим господам отныне придется обходиться без тебя.

- Но как же! - возмутился Артамон. - Мне ещё с вурдалаками надо посчитаться, да и вас надо найти. Вас украли с аукциона.

-Теперь тебе не придется об этом печалиться. На рассвете мы с тобой на колеснице переправимся через призрачный Нил в Дуат, царство теней.

Артамон слышал, что Нил кишит крокодилами, а встреча с ними будет хуже местных вурдалаков. Что делать? Ехать в неизвестность, через Нил по крокодильим спинам, или обратно в свой родной участок? Выбор очевиден, конечно:

- Да, госпожа мумия, я согласен. Я выполню ваше поручение, но только одно!

- Рукобейников, ты торгуешься?

- Да, госпожа мумия!

- Перестань меня так называть. Мое имя - Зеорис-Панья, я жрица храма бога магии- Хека.

- Красивое имя. Что оно означает? Я слышал, что ваши имена всего что-то означают. Свет луны? Или Утренняя заря?

Мумия скривилась и зашипела, как рассерженная кобра. Артамон понял, что наступил на больную мозоль, и ей неприятно об этом говорить. Открыл рот, чтобы отменить свой вопрос, но прежде услышал ответ:

- Зеорис-Панья на древнеегипетском означает- Большая Мышь.

Артамон прыснул в кулак. Его новая работодательница ещё больше разозлилась:

- Я жрец-врачеватель. Родилась в Мемфисе в III веке до нашей эры. Да, Рукобейников, не удивляйся, у нас женщины допускались до лечения пациентов, не то, что в вашем первобытном захолустье.

- У нас тоже есть доктора деликатного пола. Агата Валерьяновна, и эта, новая, доктор Скруль.

- Сравнил меня всемогущую жрицу и вашу недоучку Агату Валерьяновну!

Артамон дальнейший спор счел бессмысленным и осмотрительно замолчал, а мумия, наоборот, разоткровенничалась:

- У нас в древнем Египте существовал такой обычай: в руки мумии вкладывали папирус, чтобы облегчить адаптацию мире мертвых. И у меня тоже был свиток с медицинскими заклинаниями и словами власти, чтобы по достижении загробного мира я могла подчинить своей воле богов...

- Ничего себе у вас замашки. Сначала решили своей воле подчинить меня, а потом и остальных богов?

- Зарываешься, Рукобейников! Я могу и передумать, и дать тебе шанс увидеть наш Дуат своими глазами. У тебя папируса с особыми полномочиями, смотрю, тоже не имеется, а без бумажки ты - букашка. На Земле за двадцать два века ничего не поменялось. Не орёл, ты, Рукобейников! То ли дело Штольц. И папирус ему начальство на дорожку выправило, и Агата Валерьяновна ему досталась. Пожалуй, обращусь-ка я к нему.

- Не надо Порфирия Плаоныча, я сам справлюсь, - промямлил Артамон

- То-то же. Мой свиток с манускриптом исчез бесследно. И ты, Рукобейников, поможешь мне его отыскать.

- Каким образом? Он может быть где угодно. Хоть в Туркестане, хоть во Франции.

- Он тут! Я его чую! - мумия показательно пошмыгала дыркой от носа. - Тут. В вашем богом забытом городишке. Ты же сыщик, вот и сыщи его мне. Я дам тебе магический амулет, он сам приведет тебя к нему. Подойди!

Артамон послушался и подошел ближе. Мумия покопалась в бинтах и достала глиняную фигурку.

- При передаче амулета положено читать заклинание поиска и делать вращательные движения. Сам понимаешь, я дама солидного возраста и положения, поэтому кружиться и юлить перед тобой не стану. Подойди ближе, я в тебя плюну, это тоже допускается.

Артамон едва успел закрыть глаза, а в него уже летела пригоршня песка. Мумия вручила ему амулет. Молодой человек покрутил его в руках, рассматривая:

- Обыкновенная мышь?

- Нет, всё-таки ты балбес! Я уже начинаю жалеть, что связалась с тобой, недотёпой. Конечно, мышь! Как ты думаешь какие ещё животные могут сопровождать в одностороннем путешествии жрицу с таким именем? Ты должен до заката добыть три вещи. Как они будут выглядеть - сказать не могу, потому что и сама не знаю. Ты принесешь всё, на что тебе укажет амулет. По подсказкам мы отыщем манускрипт. И ещё. Придвинься ближе и растопырь уши: слушай, внимай и запоминай. От этого зависит твоё будущее. За это время ты должен найти того, кто заменит тебя в загробном мире. Всего одну душу. Одному, встретившемуся тебе на пути, ты позволишь умереть.

-Госпожа му... Зеорис-Пайна, я честный человек и не смогу выполнить это ваше условие.

- Значит, готовься прокатиться на колеснице. Но должна тебе признаться, у меня мало опыта в управлении ею, и никакой гарантии, что ты не выпадешь из неё прямиком к крокодилам, дать не могу. Всё в твоих руках. Ступай! - отмахнулась мумия. - Избавь меня от своих сопливых сантиментов.

Артамон, загнанный в ловушку, представлялся себе узником казематов. Он жалобно тянул к Большой Мыши руки и мелодично бряцал оковами. Эта тоскливая мелодия не смогла разбудить сердца этой дамы, оно оказалось таким же сухим и чёрствым, как и её тело. К его страданиям она осталось безучастна.

- Отправляйся в путь. Следуй за амулетом, но береги его пуще тульского пряника, что лежит у тебя в столе. Если ты его проворонишь - в мире живых тебе места не будет. И, да, ничему не удивляйся. Люди тебя замечать не будут, потому как с сего мига и до моего особого распоряжения, ты тень! Ступай, Рукобейников, займись делом.