“Напрасная трата средств родителей... Невосполнимая утрата времени преподавателей... Непрофессионализм... Вы занимаете чужое место... Вычеркнуть вас из воспоминаний и ведомостей с жалованьем... Долой из медицины к супругу и сопливым отпрыскам... Кухня-фартук-пироги...” - Порфирия раздирали на части злые слова, брошенные в адрес безвинной жертвы. С самого утра они пульхировали в нем, мешая благоприятной жизнедеятельности.
“Почему? - закономерный вопрос точил его с азартом жука-короеда. - Почему он не остановил Пульхерию в тот момент, когда поезд, тянущий за собой череду абсурдных событий, ещё можно было пустить под откос?”
Мужчина помедлил прежде, чем постучать в дверь приемной. Интересно, кого так распекает Пульхерия Ивановна? Что за недоразумение от медицины пригрел под своим крылом Минхерц? Что сделала эта бедняжка, судно разлила? Пилюли перепутала?
Он постучал и вошел. Картина, открывшаяся его взору, заставила удивленно поднятые ещё с вечера брови опуститься. Сначала на место, а потом и вовсе занять хмурую позицию ниже ватерлинии.
Эта бедняжка - Агата!
Когда? И, главное, чем она умудрилась пробудить гнев безапелляционно настроенной докторши с крутым характером и не менее хитро закрученной фамилией Скруль. Его не было всего час-полтора, пока он шел по следу предполагаемых преступников.
В глазах жертвы вместо привычного лучезарного пламени колыхался океан слёз. Она пыталась что-то объяснить, но докторша и рта не давала ей раскрыть. Угрожающе тыкала в неё холёным пальцем и с видимым удовольствием злопыхала ей прямо в лицо.
- Что тут происходит? - Штольц решительно прервал экзекуцию.
Агата понуро обернулась на его голос и пощекотала его сердце острыми пиками мокрых ресниц. Оно скрючивалось и сжималось от жалости к огромным и бездонным, как колодцы, глазами девушки. Сыщик моментально забыл о цели своего визита. Он с величайшим трудом сдерживал рвущиеся к ней беспокойные руки, мечтающие бережно взять её за щёки, заглянуть в бездонную синеву этих колодцев и разглядеть отражения звёзд, которые, по словам очевидцев, видны даже днём. Пухлые губы барышни обиженно надулись и манили утешить их поцелуями. Нижняя жалобно тряслась и куксилась, как крошечная собачка госпожи губернаторши.
- Можете быть свободны. - равнодушно бросила Агате доктор. Девушка, не дожидаясь повторного приглашения, бросилась бежать. Штольц рванул было за ней, но рука Пульхерии крепко вцепилась в его рукав:
- Позвольте мне объясниться, чтобы я не выглядела чудовищем в ваших глазах. Я пришла на службу и застала госпожу Морошкину спящей в одежде на больничной койке. А если бы привезли пациента? Лежание несчастного на этой кровати могло закончиться летальным исходом. Агата Валерьяновна считает себя врачом, а напрочь вытеснила из своей памяти то, что гигиена медицинского персонала - залог здоровья пациента.
- Это не повод для подобной строгости, - отважно вступился за девушку Штольц. - Тем более, что это и моя вина. Моя уличная одежда также касалась этой койки.
- Вы хотите сказать, что пока господин Рукобейников, кстати, ваш друг, насколько мне известно, предавался Морфею, Агата Валерьяновна и вы...
- Доктор Скруль, вы забываетесь! - со всей вежливой горячностью, на которую был способен, Порфирий резко поставил Пульхерию на место. - Вы сделали обманчивый вывод! Агата Валерьяновна компетентный медик и за всю ночь не сомкнула глаз возле пациента, а то, что вышеупомянутый Морфей и её сморил, так её вины в этом нет. Все претензии предъявляйте этому мифическому субъекту.
- Порфирий Платоныч, - решительные слова мужчины сбили с докторши апломб. - Давайте не будем ссориться. Мне бы хотелось обсудить с вами состояние пациента...
… Артамон бродил по темным коридорам, безуспешно ища выход. Натыкался разными частями тела на стены и углы. Иногда весьма ощутимо, но даже это не могло сломить силы его духа. Он потирал больные места и упрямо двигался в неизвестных направлениях. Из бездны коридоров раздавались далекие голоса. Один из них был до боли знакомым. Не раз узник слышал в его исполнении: “займитесь делом”. Артамон стремился к нему, но окончательно запутывался в коридорах...
Мумия, лишившись надежды найти манускрипт, а вместе с ним и тепленького местечка придворного лекаря Осириса, разъярилась и наобещала Рукобейникову жутких кар до конца жизни, и скарабеев полные штаны. Кары казались Артамону чем- то абстрактным, а потому не страшными, а вот жуки в одежде его пугали. Он нервически почесывался, но храбрился.
- А он не за горами, твой конец. - предрекла жрица. - Ты трус и мямля, тебе ни за что не найти выхода из моей гробницы!
- Госпожа, вы забываете, что это помещение стало вашей гробницей всего неделю назад, а до этого имело вполне материального хозяина, да и до сих принадлежит Афанасию Ключикову.
- Хррр! - прохрипела мумия. - Уж не тот ли это мужичонка, тело которого уже неделю смердит на чердаке, покрытое грязной тряпкой? Эх, ты, сыщик!
- А его-то вы за что убили?
- Он заслужил смерть. Думаешь, ты первый, кого я отправила на поиски? Ключиков обменял выданный ему амулет на зелье из анис-травы. Отведав хмельного напитка, он вскочил в колесницу безумия! Он непочтительно обращался со мной, призывал разделить с ним трапезу, а потом и вовсе распоясался, притащил к мою гробницу бесстыжую Анфиску и музыкальную штуку с желтой трубой. Всю ночь они шумели и обескураживали меня...
Мумия передернулась, заново переживая увиденное, и продолжила:
- Ключиков раздухарился, полез на крышу, взывал к Осирису непотребными словами, а потом, поверженный божественной карой, упал в чердачное окно. Сам упал. Анфиска покрыла его тряпкой, обчистила карманы и была такова. И теперь я, Зеорис- Пайна, жрица храма Хека, вынуждена делить гробницу с пьяненьким мужичонкой. Всё, Рукобейников, ты мне надоел. Пшёл прочь отсюда, или будешь считаться давшим согласие за зачисление в штат моей прислуги...
… У постели пациента собрался весь цвет городской медицины, а также сила и мощь полицейского участка в лице Штольца.
- Я не понимаю, что с ним, ПорфирьПлатоныч! Нонсенс, абракадабра. Я с таким никогда не сталкивался. Артамон Адамыч сегодня выглядит много лучше, чем вчера, даже царапины затянулись и волдыри уменьшились в размерах. Но почему он без сознания, что не дает ему вернуться к нам? Для меня это загадка. А вы что скажете, Пульхерия Ивановна?
- Вчера, когда привезли пациента, я его не видела, поэтому оценить степень изменений не имею возможности. Из того, что я наблюдаю сейчас, могу сделать очевидный вывод - сознание пациента провалилось далеко за границу сна. Он ушел глубоко в себя.
- А вы, Агата Валерьяновна, что скажете? - деликатный Минхерц по-прежнему признавал Агату за коллегу.
- Ждать дальше невозможно, надо как-то возвращать Артамона Адамыча. Чем глубже он погружается в пучину небытия, тем сложнее будет выбраться из неё. Он не сможет найти обратной дороги.
- А вы не могли бы ему помочь вашим особым способом?
Доктор Скруль закатила глаза:
- Доктор Минхерц, я представляла, что вам, как материалисту, должны быть чужды фантазии пылких барышень.
- Я давно знаю Агату Валерьяновну, и должен вам сказать, коллега, что не могу отрицать очевидного. В нашим мире есть много того, что скрыто от глаз обыкновенных людей.
- Это полная чушь! Подобной ерундой неуверенные в себе дамочки пытаются пробудить интерес у представителей противоположного пола. - Пульхерия метнула глаз на Штольца и убедилась в своей правоте. Он, как завороженный, внимал речам Агаты. - Только медицинскими манипуляциями мы сможем вернуть утраченное здоровье пациенту, а для этого надо подготовить почву...
- Не рановато ли говорить о почве? Артамон Адамыч ещё жив. - встряла духовидица.
- Агата Валерьянова, займитесь делом! Готовьте оборудование для гемотрансфузии, очистим кровь пациенту.
- Я не позволю! Юстас Алексович, нельзя этого допускать. Он ещё слишком слаб, а вдруг что-то пойдет не так? Способ малоизученный! - Агата растопырила руки, защищая Рукобейникова от новаторства Пульхерии.
- Санитары! - завопила доктор Скруль, - Выведите госпожу Морошкину.
Штольц не стал дожидаться, пока на профессиональное упрямство Агаты воздействуют грубой силой. Бережно, но крепко поддерживая, он вывел её на улицу.
- Порфирий Платоныч, эта процедура убьет его! - Агата тыкалась носом в ворот мужского сюртука и жаловалась. - Я верю, что, если мы найдем манускрипт, о котором мне во сне поведал Артамон Адамыч, мы сможем спасти его.
- Это безумие! Агата, ну какой может быть грильяж в такое время, какие фрикадельки?
- Просто проверьте то, что мне передал Рукобейников. Обследуйте мучные склады, а вдруг там действительно встретится что-то, что сможет спасти его?
- Агата, вы вьете из меня верёвки, - посетовал сыщик розовому девичьему уху. - Ну хорошо, возьму городовых и прочешем склады...
…Артамон скрючился у стены. Темнота сжималась и наступала на него, отнимая последние крупицы воздуха.
- Жив, Адамыч? Вижу слово сдержал, дождался меня.
- Лёва, ты?
- Я, кто же? Порожняком сгонял. Не чума там, а холера. Неплохо, но размах не тот. И там конкуренция, все участки поделены, не прорвешься.
- Извини, друг.
- Всё нормально. Я на обратном пути крюк сделал, в Занзибар заглянул...
- Что это?
- Место в Африке. Безлюдное почти, а оттого среди моих коллег непопулярное. Повезло сказочно. Вода там в болотах ядовитая, началась крокодилья оспа.
- Вот невезение...
- Ну это как посмотреть, полторы тысячи душ собрал. Знатный урожай.
- Надо же, и у крокодилов есть души?
- Как ни странно, есть. Мелкие, правда, и жидкие, бессодержательные, но ничего я количеством взял. Ипотеку закрою, мадам свою с ребятишками на курорт отправлю. По гроб жизни тебе признателен. Проси, что хочешь.
- Мне ничего не надо... А, впрочем... Друг у меня был, мышонок. Кот из женской гимназии его сожрал. Найди его, устрой в раю получше.
- Ох, не люблю с ящерицами и мышами связываться, с такой мелочью одна морока.
- Тогда ничего не надо. Когда я того, забирай мою душу, ребятишкам гостинцев купи...
...Агата, весь день охранявшая Рукобейникова не хуже сторожевой собаки, отлучилась на минутку, а когда вернулась увидела обоих докторов у постели её больного. С бессильно откинутых рук Артамона свешивались, как показалось девушке, гроздья пиявок. На самом деле их было не больше четырёх, но и они, жадно причмокивая и облизываясь, забирали крохи жизненных сил у пациента.
- Юстас Алексович, как вы это позволили? Это погубит его!
- Агата Валерьяновна, доктор Скруль где-то права, наш пациент совсем плох, если мы откачаем часть испорченной крови, а затем освежим её, разбавив здоровой, это может помочь ему. Я согласился поделиться своей.
Пульхерия, почувствовав поддержку, самодовольно сложила руки на груди, став похожей на иллюстрацию к стихотворению “Я памятник себе...”
Агата отдирала жирных, изворотливых червей, они извивались и тянулись обратно, видно кровь Артамона, обильно сдобренная чесноком, пришлась им по вкусу. По рукам пациента, весело журча, бежали кровавые ручьи, унося с собой его жизнь...
- Готов? Помчались? - Левиафан постучал себя по центру фигуры, по тому месту, где мужчины в жилетном кармашке носили часы.
- Дай ещё минуточку. - Рукобейников повис высоко под потолком, наблюдая, как Агата освобождает его тело от этих тварей. Как же хорошо ничего не чувствовать. Будь он в сознании, наверное, сошёл бы с ума от одного вида чёрных, блестящих пиявок.
- Ладная барышня. Твоя? - хмыкнул Левиафан.
- Нет! Это Агата Валерьяновна. Она мой друг.
- А как отчаянно борется за тебя!
- Не трудитесь, госпожа Морошкина, - донесся до ушей Артамона противный голос доктора Скруль. - Вы уже ничем ему не поможете. И не навредите. Наша терапия, увы, оказалась бессильна. Пациент выбрал свой путь...
Агата не сдавалась и перешла к массажу сердца. Беспомощно рыдая, убирала выбившиеся из пучка волосы измазанными кровью руками. Минхерц отпихнул девушку, занял её места и начал отсчет энергично надавливая на его грудную клетку:
- Раз, два, три... сорок восемь... шестьдесят...
Агата зажала нос пациенту, поглубже вдохнула и выдохнула ему в рот. Мрачный Жнец, глядя на старания Агаты, захихикал, смущая Рукобейникову душу:
- Говоришь, не твоя барышня? Ну-ну. А целует, как твоя.
Артамон не успел ответить, Агата выдохнула ему в рот ещё раз. В горле эфемерного сыщика запершило, легкие слегка расправились и он, растворяясь на глазах Левиафана, исчез.
В тот же момент тот Артамон, что лежал на больничной койке, захрипел и открыл глаза...
- Вы спасли его, доктор Морошкина, - поздравил Агату Минхерц и особо выделил “доктор”. - Это ваша победа! Не так ли, доктор Скруль?
Пульхерия, оставив вопрос без ответа, с гордо поднятой головой прошествовала мимо них.
К вечеру, когда Артамону совсем полегчало, вернулся Штольц:
- Мы обыскали склад, нашли пропавший саркофаг и тело самого Афанасия Ключикова. Предположительно, он отравился водкой. Не понимаю, Артамон Адамыч, как вам это удалось узнать?
Рукобейникову не хотелось рассказывать о своих приключениях, и он скромно поведал, что узнал об этом перед тем, как его сразил недуг.
- А про грильяж и фрикадельки? И директора женской гимназии? Мы сообщили в департамент образования, они обещали учинить проверку. Если ваши сведения подтвердятся, в лучшем случае он лишится работы, а в худшем пойдет на каторгу...
- А его кот?
- Он тоже причастен к махинациям?
- Нет, вряд ли. Но он ест мышей!
Штольц, даже если и был поражен, то не стал заострять внимание на преступлениях кота:
- Тогда останется дома, под подпиской о невыходе на улицу.
- Все в сборе! - возвестил полицмейстер, входя в палату. Он потер о выданный халат красное яблоко, предложил Артамону и, не дожидаясь ответа, надкусил его. Прожевал:
- Смотрю, и в больнице не оставляете службу, Артамон Адамыч. Похвально. Над чем работаете?
- Пытаемся найти ответ на загадку о древнем манускрипте беглянки-мумии. И как с ним связаны грильяж и фрикадельки.
- Нет ничего проще. Что мы знаем о грильяже?
- Родина грильяжа – Турция. По одной из версий, сладость была придумана знаменитой героиней сказок «1001 ночи» Шахерезадой. Так она хотела порадовать султана и избежать смерти. - удивил познаниями Штольц.
- Агата Валерьяновна, что значит “грильяж” в переводе с французского?
- Обжаривание.
- Правильно. А что получится, если обжарить фрикадельки? Артамон Адамыч, это по вашей части.
- Тефтели или котлеты. Зависит от размера фрикадельки.
- Блестяще! Не зря я ходатайствовал о вашем назначении начальником всего сыскного отдела. Ну же, не подведите меня, давайте скорее ответ!
- Извините, Николай Васильич, я после болезни ещё плохо соображаю.
- Ваш манускрипт надо искать у Прасковьи, бывшей вдовы Аристархова, племянник которого выставил мумию на аукцион.
- Простите, Николай Васильич, но я не улавливаю ваш ход рассуждений. - поделился сомнениями Штольц.
- Вам это простительно, вы не местный. Да и вы, молодежь, пожалуй, не помните - полицмейстер повернулся к Артамону и Агате. - Вы тогда ещё пешком под стол ходили.
Старый Аристархов был заядлым путешественником. По десять месяцев в году проводил вне дома. Из одной поездки и привез эту Прасковью. Женился на ней. Слухи ходили, что она свела его с ума непомерным женским очарованием. Видно, у неё в силу профессии случился сдвиг в неудержимую романтику. Видите ли, до свадьбы она отплясывала в одном из южных кафешантанов. И была весьма популярной.
- Это очень занимательно, но связь по-прежнему не прослеживается.
- Как я уже сказал, Аристархов большую часть года отсутствовал, а аккурат к его возращению добрые люди ребеночка подбрасывали и записку: “Это твой племянник, позаботься о нём”. Вот и признавал Аристархов всех ребят за племянников, свою фамилию давал. Хотя ни братьев, ни сестёр отродясь не имел. За те десять лет, что с Прасковьей жил в неге и блаженстве, семерых пригрели.
- А причем тут грильяж и фрикадельки? - Агата, чувствуя себя последней двоечницей гимназии, переводила взгляд со Штольца на Рукобейникова, но они оба пребывали в недоумении, и, похоже, думали о себе так же.
- Как скучно живет современная молодежь! - посетовал полицмейстер. - Ни тебе интриг, ни внебрачных связей. Это в народе Прасковью прозвали Шахерезадой! Ах, как она мужу врала! Какие сказки сочиняла! А он, оторванный от реальности и погруженный в древности, верил ей безмерно.
Николай Васильич умолк, погрузившись в воспоминания, прожевал изрядный кусок яблока и продолжил:
- Он и умер-то не своей смертью. Пуля учителя танцев настигла его. Один ловконогий плясун решил открыть ему глаза на Шахерезаду, дело кончилось дуэлью и печальным исходом для Аристархова. Прасковья недолго горевала, надо было племянников на ноги ставить. И года не прошло, как она взяла весь выводок в охапку и выскочила замуж за заезжего купчишку Котлецкого.
- “Грильяж и фрикадельки” это Шахерезада, то есть Прасковья Котлецкая? - осенило Артамона.
- Ну, конечно!
- Уж не та ли, что живет на углу Сиреневой и Монетной, трехэтажный дом с покатой крышей? - задумчиво произнёс Штольц.
- Возможно. Я специально не интересовался.
- Это её сегодня ночью обокрали. Надо поподробнее проверить опись похищенного.
Порфирий посидел ещё немного с Артамоном и отправился на поиски Агаты, но в коридоре возле приемной был перехвачен доктором Скруль:
- Порфирий... Платоныч, - томно, с придыханием обрадовалась она сыщику. Подошла близко-близко, схватила за лацканы пиджака, которые ещё помнили утренние слёзы Агаты, и прижала к стене. - Как мне надоело скрывать наши отношения! Хочу как у всех! Походы в людные места, поездки за город, пикники, шампанское...
И прежде, чем мужчина смог как следует удивиться, вонзилась в его губы.
Расчёт был верен, Агата из приемной все отлично видела и слышала.
Порфирий отрывал от себе назойливую докторшу, но она, точь-в-точь, как её пиявки, вырывалась и снова присасывалась. Агата от души захлопнула дверь, чтобы не мешать влюбленным.
От громкого звука Пульхерия сразу отлепилась от Штольца.
- Доктор Скруль, опомнитесь, между нами ничего нет! - довольно громко, но не переходя грани крика, Порфирий известил всю клинику об отсутствии у него романтического интереса.
- Нет, так будет! Я привыкла добиваться своего, а вы мне нравитесь. - Пульхерия не собиралась сдаваться и добродушно похлопала его по плечу. - Успокойтесь, мой дорогой, не надо так нервничать, вы пациентов пугаете!
Агата метала громы и молнии. Атмосфера в приемной вибрировала, пузырьки в шкафах позвякивали и дорожа собственными жизнями, соглашались с ней во всём.
Порфирий несмело приоткрыл дверь:
- Агата, это не то, о чем вы подумали!
- А я ни о чем и не подумала! Вы свободный человек и вправе решать с кем мне изменять! Только я смирилась с наличием у вас супруги, так вы мне подложили новую свинью. Прямо у меня под носом завелась ваша любовница! И кто?! Доктор Скруль! Неужели вы не могли завести отношение с какой-то более приятной дамой? Которая меня хотя бы уважает?
- Агата, мы с ней не...
- Ах, вы уже с ней?
- Да нет, же, я не то хотел сказать. Нас с ней не существует. Есть только вы и я!
- И Нинель Арнольдовна. И Пульхерия Ивановна! Нет уж, дудки! В вашем любовном многограннике я не займу свободного угла!
- Агата, нет у меня никакого многогранника. Только вы одна. Единственная. Я и вы как те две точки, через которые можно провести только одну прямую. Прямую наших чувств!
- Вы всем своим женщинам это говорите? Ступайте, мне надо работать.
- Агата, всё же мы должны объясниться!
- Если вы не уйдете сейчас, я вызову...
- Полицию? Я уже здесь.
- Санитары! - подражая Пульхерии, завопила Агата. Штольц не стал их дожидаться и вышел, громко хлопнув дверью.
Разрушенные надежды. Разбитые мечты. Раненые сердца...
Выздоровление. Крапивница прошла. Хороший аппетит...
Артамон чувствовал себя вполне живым, но воспоминания о мумии ещё были совсем свежими.
- Ну привет, Адамыч! И пока.
- Лёва, ты за мной? - встревожился сыщик, теперь, когда его состояние было вне опасности, хотелось жить и есть. И совсем не хотелось путешествовать с новым знакомцем.
- Нет, пришёл попрощаться. Выглядишь совсем здоровым. Жаль. Хороший ты парень, привык я к тебе. Ну, бывай. Увидимся лет через пятьдесят.
- Прости, дружище, что так вышло.
- Да ладно. Не поминай лихом!
- Не буду.
Левиафан покопался в складках балахона и протянул Рукобейникову что-то зажатое в кулаке:
- Этот твой? Для меня они все на одно лицо. - Жнец разогнул серые, костлявые пальцы и выпустил на одеяло Артамона призрачного мышонка.
- Амулет! Ты жив?!
Призрачный зверек бегал по постели и ластился к Рукобейникову.
- Ну, это как посмотреть. Не сказать, чтобы совсем жив, но он с тобой пожизненно. Теперь это твой ангел-хранитель. Пока ещё только кандидат, но у него есть всё шанс быть зачисленным в штат. Пока, Артамош, береги его.
Рукобейников разглядывал только ему одному видимого мышонка. Погладил его по спинке и нащупал неровности. Расправил их - оказались крылышки. Пока ещё совсем крошечные, прозрачные, похожие на комариные, но скоро они вырастут, опушатся и он сможет летать. И тогда он будет ничуть не хуже остальных. Что поделать, ангелы-хранители всем достаются различные. У кого-то это мышь с крыльями, а кому-то досталась барышня с лучезарным взором.