- Ну- с, господа сыщики, чем порадуете?

- Нет поводов для радости? - искренне, из самых глубин души поделился Штольц. Радоваться и вправду было нечему. Если только своей великой дурости, которая в последнее время приумножалась и разрасталась, как на дрожжах. Хоть пекарню открывай.

Он представил себя с гармонью на базаре, завлекательно прославляющим калачи с дурными особенностями и хором с Рукобейниковым распевающим:

“Съешь крендель от Порфирия -
И в мозгах идиллия.
Нынче пусто стало там,
Зато проходу нет от дам.”

Нескладно, пытаясь неумело впихнуть в последнюю строку частушки суть произошедшего с ним, закончил Штольц. И осёкся, не произнёс ли этой чуши вслух?

Тризубов подошёл к нему вплотную и заглянул в лицо: “Н-да, хандрит наш судебный следователь”.

В этот миг участь полицмейстера была решена, Штольц и его включил в базарную самодеятельность, доверив частушку:

“Дамы и девицы,
Всех бы вас в темницу!
Чтоб работать не мешали,
Сыщиков не отвлекали.”

На этот раз последняя строчка встала на своё место, как родная.

Полицмейстер тревожно разглядывал Порфирия, но осведомился о другом:

- Как чувствует себя наш Артамон Адамыч?

- В целом неплохо.

Рукобейников выглядел физически вполне здоровым, поправившимся на больничных харчах, но, видно, головушкой повредился изрядно. Не отвлекаясь на происходящее вокруг, он держал перед собой раскрытые ладони, словно боясь пропустить момент, когда же на него свалится манна небесная, успеть её подхватить.

- Н-да! - Николай Васильич всей душой жалел молодого человека - После этой хворобы наш Артамон Адамыч в большом ущербе, а ведь ещё совсем молодой человек, как он дальше будет? Может похлопотать у Минхерца, пусть бы подержал его ещё пару дней в клинике?

- Не думаю, что это будет правильным. - Порфирию не хотелось без особой нужды посещать места, где бывают одновременно две противоборствующие медицинские особы. -  Он и так там задержался на несколько лишних дней. Тосковал сильно, на службу рвался, но ждал, когда хозяева заберут мумию из хранилища вещдоков.

- Вон оно что...

- И не говорите. - Порфирий грустно поддакнул полицмейстеру, в его жизни, которую он чуть-чуть привёл в нормальное состояние, царил полный кавардак. Доктор Скруль ловко вытеснила из неё Агату, пытаясь занять её место, и теперь не давала проходу.

- И всё же ваши проблемы не идут ни в какое сравнение с бедой князя Пещерского. Единственный сын трагически погиб на охоте. Жаль старика, но хорошо, что осталась дочь. Всё ж таки утешение. Как продвигается расследование?

- Осмотрели место происшествия, опросили тех, кто был с ним на охоте. Всё как обычно: никто ничего не знает, никто ничего не видел. Пока трудно сказать, что же произошло, намеренно ли подстрелили молодого Пещерского, или это был несчастный случай. Собираюсь поехать туда, ещё раз осмотреть место его гибели и поговорить с домочадцами.

- Лисы, лисы, сколько бед от них... Хитрые канальи, кур таскают, колобка съели...

Трагическая судьба этого хлебобулочного изделия нестандартного поведения вернула Штольца к своему душевному упадку. Теперь он виделся себе круглым и румяным, а Пульхерия его проглатывала.

- Пусть лучше Рукобейников отправится, смена обстановки пойдет ему на пользу, а вы, ПорфирьПлатоныч, поднимите дело годичной давности, что-то мне подсказывает, что оно может быть связано с этим. Тогда при осмотре нашли лисьи шкуры. Артамон Адамыч, вы помните, как год назад в гостинице “Баккара” трагически погибли морские офицеры?

Артамон утвердительно помычал, не отрываясь от разглядывания своих ладоней. Страдалец смотрел то на одну, то на другую, решая какая из них ему больше нравится и не догадываясь, что со стороны выглядит совершеннейшим дурачком.

- Артамон Адамыч, поезжайте к Пещерским, пообщайтесь с семьей и домочадцами.

Рукобейникову не хотелось отрываться от важного дела, он учил летать Амулета. На одной ладони поднимал его и заставлял перепрыгивать на другую. Крылья мышонка отрасли, окрепли, и кое-где оперились, но летать у него пока получалось неважно.

Спустя полчаса в дверь осторожно постучали. Не дожидаясь ответа, дверь приоткрылась и впустила гостью. Она огляделась, заметила Штольца, подправила свою и без того торжественную осанку, став выше на полголовы:

- Артамона Адамыча нет?

Штольц приказал заткнуться своему несвоевременно одухотворившемуся сердцу и безмятежно обвел рукой кабинет, предлагая убедиться в отсутствии его коллеги:

- Нет. Он оправился к Пещерским. Вы хотели ему что-то передать, Агата Валерьяновна?

Девушка, совершенно сбитая с толку растаявшим в туманной дымке былым дружелюбием, решила осторожно проверить неустойчивую почву разногласий, катнув в сторону мужчины пробный камень вредности:

- Я хочу поговорить с ним лично.

- Тогда присаживайтесь, обождите его, а меня прошу извинить, развлечь вас не могу – дела, - окончательно сбил её с толку Штольц и уткнулся в поднятые из архива папки.

Агата вот уже целую неделю ни-че-го не понимала! Раньше она не могла и шагу сделать за порог, чтобы не встретить Штольца, пытающегося объясниться. А тут, когда возник такой превосходный повод для извинений, он молчит! Можно подумать это он застал её целующейся с Клювейру. Это она обиделась, а равнодушничает он!

- Мне было видение...

- Чем сегодня с нами поделился потусторонний мир?

“Тем, как вы целовали Пульхерию Ивановну, а потом, в порыве романтического энтузиазма, слились с ней в порочной связи прямо у нас в прозекторской. И даже шляпу не сняли!” - из неё рвались подробности кошмарного сна, но вслух она произнесла:

- Ко мне приходил дух молодого Пещерского, он показал, что смерть его как-то связана с лисой.

- Не надо быть духовидцем, чтобы понять это. Молодой князь погиб во время охоты на лис.

- Порфирий Платоныч, услышьте меня! Дух сказал, что это лиса виновата в его смерти!

- Странная логика у ваших визави, Агата Валерьяновна. Выходит, раз Пещерский погиб во время охоты на лису, то эта бедняжка и виновата в его смерти? Или в пылу погони охотник и жертва поменялись ролями? Лиса загнала князя за дерево и выстрелила в него? Да, точно, так оно и было, и сделала она это из хвоста.

- Выневозможный человек! Жалею, что рассказала вам, надо было дождаться Рукобейникова. Я ухожу, передайте ему мои слова.

- Всенепременно. - пообещал Штольц. - Если не забуду.

- Не утруждайте свою память, я оставлю ему записку.

Агата гордо прошествовала к столу Рукобейникова. К несчастью, одновременно с ней подобная мысль пришла в голову и Амулету. Плавное парение он пока не освоил, но перескакивать с места на место и зависать на секунду в воздухе он наловчился здорово. Когда он спрыгнул с пальмы и, оттолкнувшись от стола Штольца, пытался приземлиться на Артамоновом, на его пути возникла преграда, и мышонку ничего не оставалось, как приземлиться ей на юбку.

- Ааа! - завопила барышня. - Мышь!

- Где? - поинтересовался Штольц. Амулет, недоступный глазам материалистов, пусть и бывших, оставался ему невидим.

- Да вот же, прыгнула мне на юбку! - Агата весьма резво трясла подолом, словно готовилась сплясать канкан.

Она таким образом решила привлечь мое внимание, догадался Штольц. Его стратегия - холодность и равнодушие - приносила плоды. Как видно, Агата совсем истомилась в разлуке, раз принялась за дикие пляски. Ничего, пусть ещё погрустит, для пущего эффекта.

- Снимите её немедленно! - требовала девушка, закатывая глаза и присматривая место для обморока.

Штольц, весьма довольный своей находчивостью и нетленным советом классика: “чем меньше женщину мы любим”, отобрал у неё подол, пока она окончательно не смутила городовых видом своего нижнего белья.

Ай да, Пушкин! Ай да, любимый сын своей матери! Работает твой совет!

Амулет, которого трясли и болтали, выбрал подходящий момент, отцепился и, подброшенный юбкой, как батутом, гордо воспарил под потолком.

- Бог мой! Она ещё и летает! - девушка с ловкостью мартышки инстинктивно обхватила сыщика за шею и запрыгнула к нему на руки.

Штольц мысленно потирал от удовольствия ладони, занятные драгоценной ношей. На что только не идет Агата, чтобы вернуть его расположение! Он на верном пути. Еще неделя-другая и она упадет в его объятия как перезревшая груша.

Не желая расставаться с нею, но понимая, что нельзя останавливаться на достигнутом, и дабы надолго закрепить эффект (если повезёт, то и пожизненно), он пересадил её на краешек стола. Деланно нахмурился и со всем равнодушием, на которое был способен, произнес:

- Если вы хотите что-то мне сказать или извиниться, то сделайте это прямо, без прыжков и ужимок.

Девушка следила за полётом Амулета и не понимала, что Штольц от неё хочет:

- У вас в кабинете дух летающей мыши!

- Агата, это перебор. Я признал, что был неправ, упорствуя в материализме, но сейчас вы, в который уже раз, превзошли себя. Дух мыши, да ещё и летающей! Не проще ли спуститься со стола и поговорить как взрослые люди?

- Да вон же она! Сидит на пальме.

- Слезайте! Вам удалось привлечь мое внимание.

- Вы не верите мне? Опять?

- А почему я должен это делать? Вы же отказываетесь верить мне.

- Нет, после такого я и на минуту здесь не задержусь. Выпустите меня немедленно! И не удерживайте. И не уговаривайте. И не надо этого, вашего: “Агаша, останьтесь, я прошу вас!”

Штольц с противной ухмылочкой распахнул дверь пошире, показывая ей что путь свободен и благоразумно отошел с дороги.

Общение с Пульхерией не прошло для него даром, бушевала Агата, он стал какой-то невыносимо грубый и дикий. Она уже почти стала сомневаться, что этот бездушный, чёрствый сухарь - её Штольц. Извиняться не спешит, в глаза не заглядывает. Что эта ведьма с ним сделала? Не иначе, загипнотизировала.

Аптеку Скруля, которую ей предстояло встретить на пути, она благоразумно решила обойти стороной, чтобы, не дай бог, встретится с этой особой. На работе на неё налюбовалась.

Теперь по клинике Пульхерия Ивановна фланировала как кошка, ежедневно завтракающая хозяйскими попугаями. Сыто облизывалась и была чрезвычайно довольна собой. Три назад Агата, услышав знакомый голос, улучила момент, высунула нос из приемной и увидела, как эта дамочка по больничному коридору взад-вперёд прогуливает её Штольца и что-то ему нашёптывает!

А он-то каков проказник! На прощание склонился к её ручке. Агата почти вывалилась из приемной, вглядываясь, к какой части этой противной, цепкой длани он изволит приложится. Уж не к ладони ли? Фуух, выдохнула она, глядя как доктор Скруль бережно несёт перед собой целованную полицейским руку тыльной частью вверх. Она не удержалась и мысленно съязвила: “теперь руку три дня мыть не будет, вся гигиена, так уважаемая ею, побоку”.

Ещё не дойдя до нужной улицы Агата услышала иступленный лай. Через секунду мимо неё пронеслась женская фигура во главе собачьей стаи. Ну надо же, чего только в жизни не бывает. Девушка присмотрелась внимательнее. Да нет, не во главе, она ошиблась. Собаки за ней гнались!

Свора, ведомая чёрненькой кудлатой собачонкой, остервенело набрасывалась на какую-то несчастную. Женщина металась в поисках укрытия и прижималась к аптечному забору. Собаки, почуяв её страх, совсем обнаглели, ощерив пасти кидались на неё, пытаясь разорвать жертву на куски.

Не раздумывая, Агата подхватилась и устремилась на помощь несчастной. Ей удалось затолкнуть девушку в узкий простенок. Собаки немного успокоились, радуясь, что пищи стало в два раза больше, и уж теперь-то они точно еду поделят на всех и налопаются от пуза.

Распахнулась спасительная дверь аптеки и оттуда показался Эжен Скруль со шваброй. Собаки оказались на редкость благоразумными, оценили могучесть вооруженного воина, прикинули свои возможности, и решили, что за раз троих, да ещё с палкой, им не сожрать, и смело сдали свои позиции на откуп победителю.

Агата, горячо благодаря Эжена, извлекла из укрытия подругу по несчастью и рассмотрела её:

- Вера, ты? Я не встречала тебя с тех пор, как окончила гимназию. Странно, что ты одна улице. Насколько я помню, тебя всегда сопровождали.

Девушка тряслась и не могла вымолвить ни слова, но с трудом приоткрыла глаза, узнала спасительницу и потянулась к ней.

Агата, хотя последний раз видела её совсем девочкой, сразу вспомнила её. Верочка была на два или три года моложе, а казалось, что лет на десять. Невысокая, с рыжей косой, и чуть раскосыми глазами. Её треугольное личико напоминало лисью мордочку. Она всегда была слабенькой и худенькой, и старшие девочки в гимназии жалели и опекали робкую, стеснительную Верочку, и не позволяли младшим обижать её.

- Эжен, позвольте представить вам Веру Львовну Пещерскую. Верочка, это Евгений Иваныч Скруль, наш избавитель и гроза бродячих собак.

- Полноте, не стоит благодарности. Дамы, после пережитого без чашечки чая я вас не отпущу.

- Спасибо, но я вынуждена отказаться, меня отец ждёт, - оказалось, что Верочка умеет говорить. - Не могли бы вы помочь мне найти экипаж?

Артамон с задания вернулся голодный и с массой информации, больше напоминавшей сплетни.

Погибший Никита Львович постоянно квартировал в Петербурге, жизнь вел разгульную и беспутную. Из столицы в провинцию наезжал крайне редко, раз или два в год, когда крупно проигрывался или прятался от кредиторов. Опасаясь отцова гнева, предпочитал приезжать в то время, когда князь был в отъезде. Жил неделю или две, домой приходил только ночевать, да и то не каждый день. Искал развлечений в городе. Иногда охотился. В этот раз не повезло.

Рукобейников усадил соскучившегося Амулета себе на грудь и почёсывал его спинку. Штольц глядя, как коллега оглаживает себя, хваля за добытую информацию, качал головой. Он за время его отсутствия поднял дело годичной давности, о котором говорил полицмейстер, изучил его вдоль и поперёк, но чего-то для полной картины недоставало, самой малости.

- Артамон Адамыч, я прочёл протокол осмотра места преступления и отчет Минхерца, но хотелось бы услышать вашу версию, из первых рук, так сказать.

- Ничего интересного, три морских офицера собрались весело провести время. Пили, играли, что уж там у них произошло, мы теперь не узнаем, но Светлов, в чьем номере свершилась трагедия, выхватил револьвер марки Смит-и-Вессон и перестрелял своих дружков, а после выпустил пулю себе в висок.

- Это я прочёл, а ничего необычного вы там не заметили? Меня интересуют всякие мелочи.

- Да нет, ничего такого, всё отражено в отчёте. Пустые бутылки, детали офицерского обмундирования. По всему номеру были раскиданы деньги, приличная сумма. Светлову, как ни странно, везло.

- Почему вам это показалось странным?

- Не то чтобы странным, но повода убивать товарищей, которые проигрывают тебе деньги, я не увидел. Бог знает, может из-за легкомысленных девиц поссорились.

- Там были следы присутствия подобных особ?

- Да нет, но не монахи же они. Среди офицеров, я слышал, такие знакомства вполне возможны.

- Вы пишете, что на столе стояло четыре бокала, а убитых трое. Четвёртого нашли?

- Возможно, четвёртого не было. Или он был, но успел уйти прежде, чем разыгралась драма. Портье показал, что все трое погибших жили у них, но в тот вечер посетителей никто из них не принимал.

- Странно всё это. Четвертый был им необходим, чтобы составить партию за игрой. И никаких следов его присутствия не обнаружили? Совсем ничего?

- Нет, никаких, кроме бокала. Но ведь кто-то мог пить из двух?

- Мог...

- Там на диване была свалена куча лисьих шкур.

- Вот тут вы пишете про найденный портсигар.

- Да. Я его хорошо помню. Серебряный, добротный, с памятной надписью: “Лейтенанту, князю - - - от кают-компании фрегата "Кагул" за победу в шлюпочных состязаниях кампании 1853г.” На месте фамилии лейтенанта небольшая круглая вмятина.

- Вам удалось установить кому он принадлежал?

- Ясно кому, одному из погибших.

- Вы не запросили из архивов Морского Ведомства списки служивших на “Кагуле”?

Артамон виновато отвел глаза. Ещё год назад это дело казалось совершенно ясным, а теперь, когда неугомонным Штольц закидал его вопросами, он чувствовал, что сел в галошу, и вот-вот пойдет вместе с ней ко дну Чёрного моря, как тот обреченный на погибель фрегат.

- Судя по фамилиям, никто из погибших не принадлежал к княжескому роду. Да и по возрасту им не положено иметь такую вещицу. Где портсигар? У нас, в хранилище улик? Распорядитесь принести, мне надо взглянуть на него.

Стремясь доказать Штольцу нечто ей и самое неведомое, но исключительно важное для их дальнейших отношений, барышня Морошкина с остервенением давешней собаки вцепилась в расследование смерти Пещерского с другой стороны.

Всё приходится делать самой! С той почти беззаботной поры это стало её девизом. Агата ругала себя за то, что не догадалась расспросить Верочку о брате. Правда, её давнишняя знакомая пребывала в настолько разбитом состоянии, что добиться от неё чего-то толкового можно было только приложив определённые усилия, к которым воспитанные юные барышни среди бела дня и в людных местах не прикладываются.

Сама Агата его совсем не знала. Никита Львович был много старше и совершенно иного круга общения. Она бы и с Верочкой могла не познакомиться, если бы её отцу не пришла в голову блажь вместо Института благородных девиц, рекомендованного ей по статусу, обучать дочку в провинциальной гимназии.

Как хорошо, что есть люди, которые могут оказать неоценимую помощь в сыщицких делах, даже против своей воли!

- Мама, сегодня в городе я встретила Верочку Пещерскую. Она совсем не изменилась. Такая же маленькая, выглядит лет на пятнадцать. И совсем не похожа на отца и брата. Ты знала её мать?

- Нет, никогда не видела. Лев Никитич купил имение уже будучи соломенным вдовцом. Ты понимаешь, о чём я говорю?

- Супруга оставила его?

- Да, так говорили. Судя по разрезу глаз Верочки, она была то ли алтайских, то ли калмыцких кровей. Родственники князя её не приняли, но их трудно осуждать, всё-таки, как ни крути - мезальянс. То ли завела на стороне романтическую привязанность, то ли жизнь в наших широтах показалась ей невыносимой, но однажды она исчезла под покровом ночи. Так говорят. Жили они в ту пору где-то далеко отсюда, то ли в Саратовской губернии, то ли в Орловской. Князь купил имение у Ватрушкина, когда девочке было уже лет семь или восемь.

То ли то, то ли это... Никакой конкретики. То ли слухи, то ли домыслы...

- А сына князя ты хорошо знала?

- Нет, к счастью. Поговаривали, он был отвратительным типом. Убеждённым картёжником, дамским угодником и дуэлянтом. Я, по правде сказать, избегала с Пещерскими близкого знакомства, побаивалась, что тебе он может приглянуться. Тебя же, бедная моя девочка, так тянет в потёмки мужской души...

- Мама, ты опять взялась за старое?

- Больше не буду.

- И не надо, я его даже не видела ни разу, пока он был жив.

- Значит, увидела после смерти? - Марта Матвеевна не хуже профессиональной ищейки шла по следу. - Ну и как он тебе?

- Это уже неважно, говори дальше.

- Всё, что знала, я тебе уже рассказала. Видела его на приёмах раз или два. Мне он не понравился, показался скользким и надменным типом. Говорили, что его из флота выгнали то ли за дуэли, то ли за махинации.

- Спасибо, мама.

- Агаша, а зачем тебе это? Опять ввязалась в расследование? Жить не можешь без своего Штольца?

- Не могу. А он без меня, похоже, может.

Что же её пытался сказать молодой Пещерский? При чём тут лиса? Или ни при чём? Неужели Штольц прав, что посмеялся над её фантазиями? Как он сказал: “если бы Никита Львович охотился на зайца, то заяц был бы виноват в его смерти”?

Нет, не может быть так просто, для чего тогда дух Пещерского приходил к ней? Тут скрыто что-то большее, а в путанном деле нужна народная мудрость и житейская смекалка.

- Дездемона, а что ты знаешь о лисах?

Горничная задумалась.

- Знаю, что лисий жир, растертый с золой, лечит облысение.

- Нет, это мне не подходит. А ещё что-нибудь?

- Говорят, что ношением зубов лисы можно излечить больную ногу.

- Странно. Вылечить ногу, но сменить при этом свои зубы на лисьи. Стоит ли это того?

- В кармане носят. Или ещё где. В рот их вставлять не надо. Если вам встретится лиса, значит, её ждёт значительный выигрыш в жизни.

- Кого ждёт, лису?

- Её, конечно. Вам-то от свидания с ней никакого проку, ни тепло, ни холодно. Ружье с собой вы не носите, правильно? Вот и ждёт лису везенье от встречи с вами.

- Тоже не годится.

- А к чему вам это?

- Приснился убиенный сын князя Пещерского, говорил, что смерть его связана с лисой.

- А саму лису показывал? Какова она была?

- Обыкновенная, рыжая, с хвостом.

- Рыжая? Это плохо. К проблемам в личной жизни.

- Эх, Дездемонушка, у меня и так одни проблемы, куда их больше.

- Барышня, скушайте пирожок, сразу полегчает.

- А с чем пирог?

- С лисичками

- С рыжими? Не буду. Сама же говоришь, что от них проблемы в личной жизни. Дай лучше с вареньем.

- Ешьте, не верьте суевериям.

Она мерила шагами комнату, информация, что ей удалось добыть, отличалась разнообразием и бесполезностью. Она опять спустилась в кухню. Отведать пирожка с грибами хотелось невероятно, руки сами тянулись за ним. Может когда всё плохо, хуже уже не станет? Штольц и так её игнорирует, Пульхерия его словно приворожила.

Агата отвернулась от блюда, наугад выбрала один и откусила. Ну, конечно, попались лисички! Девушка обреченно откусила ещё раз, настраиваясь пожизненно, вдали от Штольца, мыкать горюшко.

Эх, слаба дамская натура, вот так, раз и навсегда поставить крест на счастливой жизни с любимым в обмен на пирожок.

А может всё-таки обойдется? Как там сказала Дездемона? Не надо верить суевериям. Суеверия! Ну конечно!