СУДЬБЫ  ПРИЧУДА

Благодарю за то,
что ты по судьбе прошла,
За то, что для другого сбудешься.
Благодарю тебя
за то, что со мной была,
Ещё за то, что не забудешься.
Роберт Рождественский «Благодарю тебя»

Доктор Сомов вошёл в дом заводчика Яковлева через чёрный ход. У Степана Игнатьича были гости: дом сиял огнями, из гостиной раздавались смех и голоса, доносилась музыка, сновали слуги с подносами... Константин Петрович разделся в гардеробной и, стараясь не попадаться на глаза хозяевам, поднялся к себе.
Яковлев отвёл доктору комнату на втором этаже – поближе к жене. Собственно говоря, доктор в доме нужен был только для неё: Екатерина Гавриловна страдала головными болями, нервическими припадками, бессонницей. Сам Степан Игнатьич ничем никогда не болел, даже зубной боли не знал. И очень удивлялся: что может болеть в зубах – это же кости!.. Сын здоровьем пошёл в него, а дочь капризами – в мать. Вера Степановна – Сомов всегда обращался к пятнадцатилетней девочке по имени-отчеству, подчёркивая разницу в положении, – считалась красавицей и сердцеедкой, и ей было удивительно и неприятно, что доктор не падает к её ногам, как все учителя и гувернёры не только её, но и брата.
Сомов с удовольствием жил бы на съёмной квартире или даже в гостинице – денег хватало, но... В Затонск он был приглашён лично Яковлевым, жить в его доме было предложено тоже им – отказываться было нельзя...
Закрыв дверь своей комнаты, Константин Петрович отрезал все звуки гостиной и в блаженной тишине расстегнул сюртук и ослабил галстук. Он не переодевался сразу по приходе: в любой момент он мог понадобиться Екатерине Гавриловне. Зажёг свечу: электрический свет, который Яковлев провёл в доме в каждую комнату, сейчас только раздражал, – и сел на постель, глядя на огонь.
Сегодня, 5 февраля, исполнилось десять лет, как не стало той, о которой Константин не мог вспоминать без слёз и боли, тисками сжимавшей его сердце. Десять лет... А как будто было вчера... Воспоминания были трагическими и тяжёлыми и одновременно прекрасными и светлыми. От них нестерпимо болело сердце и хотелось плакать навзрыд...
***
В июне 77-го года двадцатитрёхлетний доктор Сомов был в Румынии на театре военных действий. Шла русско-турецкая война. Во Фратешти Константин пересаживался на санитарный поезд до Ясс. Вместе с ним на этот поезд сели двадцать сестёр Свято-Троицкой общины. Их пожилая настоятельница – Елизавета Алексеевна Кублицкая – почувствовала себя плохо, и Сомов оказал ей помощь. Она была благодарна ему за такт и своевременную поддержку и пригласила в свой вагон.
Там Сомов и увидел ЕЁ – Юлию Петровну Вревскую... Юленька, как называла ей Кублицкая, помогала настоятельнице разместиться в купе и была что-то вроде помощницы при ней.
Юлия Петровна оказалась баронессой, вдовой, очень богатой женщиной. На её средства от продажи орловского имения и был снаряжён санитарный отряд. А она сама сменила платье придворной дамы на форму сестры милосердия. Главнокомандующий русской Дунайской армией Великий князь Николай Николаевич выразил «сердечную благодарность уважаемой баронессе Вревской за проявленное ею благородство...» Так было написано в послании, которое Константину с гордостью показала Елизавета Алексеевна.
Юлия Петровна была обаятельной женщиной, бесконечно приветливой и доброй, и поразила юного врача в самое сердце. Она была знакома с писателями, художниками, композиторами. У них с Константином нашлось общее увлечение – книги... Время и дорога пролетели незаметно, и Сомов расстроился, что разговор прервался на самом интересном месте. Сёстры с настоятельницей выгрузились в Яссах, а Константин остался в поезде, курсировавшем меж Яссами и Фратешти. Больше ему встретиться с баронессой не пришлось...
Он узнал о её смерти из газет... И плакал как ребёнок...
Позже он прочитал стихотворение ИС Тургенева, посвящённое Вревской. Строки «два-три человека тайно и глубоко любили её» он отнёс к себе...
И сейчас он видел перед своим внутренним взором милое лицо баронессы, освещённое солнцем из вагонного окна, слышал негромкий перестук колёс и её мелодичный голос, читающий стихи не известной Константину поэтессы Каролины Павловой. Одно из стихотворений врезалось ему в память. Всё его Сомов не помнил, но начиналось и кончалось стихотворение одинаково: «Зачем судьбы причуда Нас двух вела сюда?..»
Как права оказалась поэтесса!.. Причуда судьбы свела их обоих в этом вагоне на несколько часов – и на всю жизнь...
***
– Константин Алексеич! Вы меня слышите? Я к вам обращаюсь!
Сомов моргнул, и всё исчезло. Он повернулся на голос: на пороге его комнаты, капризно надув губки, стояла дочь Яковлева – Вера.
– Простите – задумался.
Сомов оправился – застегнул сюртук, подтянул галстук – и вышел в коридор.
– Вы почему меня не замечаете, Константин Алексеич? – капризным тоном спросила девушка, чуть отступив от порога комнаты.
– Вас не возможно не заметить, Вера Степановна, – любезно ответил Сомов, останавливаясь, переступив через порог. – Вас прислала Екатерина Гавриловна?..
– С матушкой всё в порядке.
– Тогда вàс что-то беспокоит? Головная боль? Слабость? Кашель?
– Меня беспокоите вы, Константин...
Она сделал выразительную паузу, но Сомов не поддержал её игривого тона:
– Значит, всё у вас хорошо, Вера Степановна. 
Внизу раздался недовольный голос Екатерины Гавриловны:  «Сима, найдите мне Веру Степановну. Немедленно».
– Вас ждут гости, а я сегодня устал...  Извините. 
И Сомов, поклонившись, отступил в комнату, аккуратно закрыл дверь и повернул в замке ключ...
На ступенях лестницы появился Степан Игнатьевич. Он глянул на недовольное лицо дочери, услышал звук поворачивающегося в замке ключа и всё понял. Он выразительно глянул на девушку и ничего не сказал, только чуть отступил в сторону, освобождая проход. Вера недовольно сморщилась и поспешила вниз.
– Я уже иду, – раздражённо сказала она топтавшейся внизу горничной Симе...
***
А Константин широко раздвинул шторы и поглядел на чистое звёздное небо. Одна звезда горела ярче других, и он невольно засмотрелся на неё. И тут же вспомнил конечную строфу из стихотворения Каролины Павловой целиком:
Иль чтоб свершилось чудо?
Иль чтоб взошла звезда?
Зачем судьбы причуда
Нас двух вела сюда?
Звезда, звезда взошла... Почему он раньше её не видел, такую яркую, светлую, чистую? Как образ Юлии Петровны в своей душе. Он внутренне усмехнулся: потому что давно не смотрел на небо вот так просто, как сейчас... И почувствовал, что слёзы текут из глаз...
И вдруг он понял, что все эти долгие годы не мог принять смерть Вревской. А сегодня он осознал, что Юлия Петровна
ушла насовсем – и смирился... Боль в сердце  отпустила, и стало легче дышать.
А образ Юлии Петровны – навсегда в его сердце. Он это ясно чувствовал. И ощущал глубокую благодарность судьбе за её причуду...
19.02.20-20.06.22