Агата обвела взглядом посетителей ресторана, нашла нужного и подошла к его столику. Очень вежливо (будь тут Марта Матвеевна, она бы дочерью гордилась) встала напротив, ослепила роскошной улыбкой семнадцать остальных ветеринаров, позеленевших от зависти к её избраннику. Счастливец, по непонятной окружающим причине, себя таковым не считал. Дурно воспитанная особа, обладающая кругом неподходящих для приличного ветеринара знакомств, раздражала его.

Мужчина повернулся к ней каменным профилем, сосредоточенно жевал и увлеченно смотрел на творение местного художника, удостоившееся лучшего места на стене. Ему, как знатоку парно-, непарно- и вовсе бескопытной живности любоваться навьюченным ишаком, карабкающимся по горным склонам, было много интереснее, чем общаться с этой девицей.

Матушка-природа щедро отсыпала Агате деликатности и поэтому она вместо того, чтобы плюхнуться к нему за столик и изложить свою проблему, лишь еле слышно кашлянула. Потом чуть громче. И уже тридцать четыре мужских глаза следили за тем, как два избранных для любования барышней отворачиваются от неё, старающейся привлечь внимание чёрствого лошадника. Мужчина неохотно отвлёкся от созерцания прекрасного хвостика ишака и жестом пригласил девушку присоединиться:

- Я могу быть вам чем-то полезен?

- Очень! - Агата с надеждой посмотрела на него. - Вы можете сыграть в карты с моим мужем?

Мужчина, явно не привыкший к дамам, движущимся к цели напрямик, игнорируя куртуазные манеры и условности, отложил приборы:

- Почему вам понадобился именно я? Я занятой человек, и, к тому же, небогат. Живу своим трудом, вам вряд ли удастся выиграть у меня что-то стоящее. Или у вашей банды дела идут столь плохо, что вы и на малое согласны?

- Вы это серьёзно?

- Нет.

- Наше знакомство началось не лучшим образом. Может проделаем это ещё раз, теперь уже по всем правилам? Меня зовут Агата Валерьяновна, я доктор и медиум из... неважно какого города.

- Вольф, Андрей Лукьяныч. Военный гиппиатр из... неважно какого гарнизона.

- Я думала, вы ветеринар.

- Гиппиатры- так в Древней Греции называли лошадиных врачей.

- Андрей Лукьяныч, карты можно отложить до завтра, а сегодня я прошу у вас помощи в другом деле. Мне предстоит шантажировать хозяев гостиницы и...

- Ага! - обрадовался ветеринар. - К вашим тёмным делишкам добавилось ещё и вымогательство? В преступном мире у вас охвачены все направления деятельности?

- Вы всё неправильно поняли. Мы не преступники, а наоборот- сыщики!

- Дело принимает интересный оборот. В вашей банде доктор, медиум, сыщики, а теперь вам зачем-то понадобился ветеринар?

- Ох, как же это трудно объяснить.

- Уж как-нибудь объясните. И постарайтесь, чтобы это выглядело убедительно. Иначе всю вашу шайку я с превеликим удовольствием сдам в полицию.

- Нашли, чем угрожать, в полицейском участке я провела лучшие годы своей жизни.

- За решёткой, осмелюсь предположить? Излагайте, что там у вас, не стоит отнимать время у занятых людей.

- Попробую. Ко мне обратился дух матери мальчика, которого обвиняют в краже...

...Штольц проснулся в оглушительной пустоте, часы показывали семь часов. Что сейчас, вечер или утро?

Находясь на излечении у доктора Агаты, он совсем разленился и разнежился. Его кормили, развлекали и услаждали его взоры. Столь прекрасных, но не заслуженных им каникул, наполненных нереальностью происходящего и переполненных чувством вины, в его пустой жизни до сей поры не случалось.

А всего-то надо было ненадолго прикинуться беспамятным и покапризничать, и он попал в прекрасный мир, куда так стремилась доктор Скруль и чуть не увлекла его за собой.

Эта временная жизнь с жаром, микстурой от кашля, постоянным присутствием в ней уютной, домашней Агаты и отсутствием проблем затянула его, как свежесваренное варенье осу. Каждый день давая себе слово остановить ложь, он забивал рот пилюлями и кашей, не давая этим словам вырваться, и откладывал момент покаяния на завтра, стараясь гнать от себя отрезвляющие мысли.

Кстати, об услаждении взора, где же Агата?

Он с трудом сполз с кровати, выглянул в окно, пытаясь понять, какое сейчас время суток и хотя бы примерно определить, куда она могла подеваться. Во дворике было довольно светло от гостиничных окон и пустынно. Падал легкий снежок. И лишь объект его тревог нарушал эту идиллию. От парадного входа отеля к хозяйскому крыльцу г-образного гостиничного здания тянулись две цепочки следов. Это Агата решительными шагами направлялась к Филимоновым и вела за собой крупного, медведеподобного мужчину. Штольц напрягся: куда её опять понесло? Вот неугомонная, в любом месте она находит пердимонокли на свою кудрявую голову...

- Евгения Михайловна, вы должны мне довериться, и тогда я смогу навсегда избавить вас от этой напасти. Впрочем, возможно, вы любите танцевать, и тогда избавление от чар лишит вас удовольствия?

Визит духовидицы, решившей осыпать корыстным благодеянием филимоновское семейство, стал для них полной неожиданностью, как снег в июле. Приевшаяся за полгода белая субстанция среди лета вызывает необыкновенный ажиотаж, граничащий с ужасом и восторгом. Евгения, готовая ухватиться за любую спасительную соломинку, приняла визитёров излишне радушно, остальные домочадцы брезгливо хмурились. Одну бы Агату они и на порог не пустили, но при виде громадного доктора Вольфа сдались под напором гостей.

- Сударыня, вам не к лицу морочить голову моей жене ложными надеждами. Мы обращались к лучшим столичным специалистам, и никто из них не смог ей помочь. Никто! Даже известный гипнотизёр. И тут являетесь вы, и вот так, запросто, обещаете ей избавление?

- Не запросто, придется приложить определенные усилия, провести ритуал. Но, в общем, да, для компетентного в магии человека затруднений это не представляет.

- По-моему, вы обыкновенная мошенница! - встряла Ариадна. - Вы объявились, чтобы выманить у нас деньги?

Потому, как она радела за финансовую сторону вопроса, было очевидно, что у неё денег, даже в мизерном количестве, способном прельстить самого нетребовательного мошенника, отродясь не водилось.

Доктор Вольф, присутствующий в качестве усиления эффекта убеждения, совсем по-порфирьевски приподнял бровь, ожидая, что на это скажет его новая знакомая. При ближайшем рассмотрении эта барышня (нет, дамочка, она сказалась замужней), оказалась весьма забавной, и легкие экзальтации ей даже были к лицу.

Он сам вдовел пятнадцатый год, женщин избегал, да и завестись-то им в тех местах, где он предпочитал бывать, было просто неоткуда. Разве что, как моль, от пыли. Впрочем, свой простой холостяцкий быт он вел твердой рукой, и пыли у него не водилось, значит, появление женщины, даже таким экзотическим способом, исключалось.

- Да, вы правы. Я хочу у вас кое-что выманить, и это совсем не деньги. Евгения Михайловна, вы готовы отозвать своё заявление о краже драгоценностей взамен на избавление от проклятия?

- И навсегда лишиться моих сокровищ? Там одного золота на сотни тысяч рублей! Лучше уж я каждый вечер буду плясать в бриллиантах и изумрудах, чем остаться совсем без них.

- Да, Женечка, не соглашайся! Они так шли тебе. И так привлекательно отбрасывали блики, когда ты трясла плечами. Не слушай их, - Ариадна кивнула в сторону посетителей, - Они мошенники.

- Любезная, советую вам выбирать выражения. - доктор Вольф, зачисленный в банду Агаты всего полчаса назад, к новой должности ещё не привык.

- Сергей, выстави их! - требовала дальняя, но настырная родственница.

- Да, вам лучше уйти. - неуверенно поглядывая на грозного ветеринара, отважился сказать Филимонов.

- А если я найду ваш ларец?

- Это совсем другое дело...

…К середине романа Агата уже втянулась в сюжет и с интересом предвкушала, чем же закончатся невзгоды замороченной Изольды и бедоносца Полуэкта.

Во время прогулки по зимнему парку герой от вида деревьев, скинувших яркие уборы, и от собственной наготы стыдливо сморщивших стволы, раздухарился настолько, что сладострастно клюнул носом возлюбленную в самую сердцевину перламутрового девственного уха, выпуская на волю тщательно обузданные до поры до времени волны разгоряченной страсти.

Изольда услышала звон свадебных колоколов и зов природы, повелевающий ей немедленно, не сходя с этого места, обменяться с женихом дарами невинности.

На вытянутых руках она торжественно протянула себя мужчине. Он же, конфузливо отворачивал лицо, прятал руки в незримых кандалах за спину и мямлил, что за годы кругосветных странствий его хозяйство без деликатного руководства пришло в совершеннейший упадок, и невинность свою он где-то на пути к родному дому проворонил, поэтому взамен ему вручить нечего.

Вот как-то так. Хотите, Изольда, принимайте его таким, каков он есть в теперешнем повреждённом состоянии, если же ваше сердце противится виду изъеденного жизнью жениха - гоните его со двора, как паршивого пса.

А в доказательство предъявил залоснившийся воротничок, обтрёпанные манжеты, убедительно помахал большим пальцем через дырку в носке и вывернул карманы пальто, указывая на прореху, через которую его дар и вышмыгнул, как видно, где-то между мысом Горн и Гибралтаром. Пока озадаченная Изольда блуждала в эмпириях после свершённой возлюбленным контузии, Полуэкт, пользуясь её отсутствием в себе, робко проблеял, что вообще-то Раиса Захаровна женщина хорошая, даже подарки помогала выбирать...

- Ерунда всё это. - констатировала Агата и захлопнула книгу.

Штольц, пребывающий в превосходной сытости и блаженстве, нежился в подушках поглядывая на девушку:

- Что вас смутило?

- Всё! Автор сего романчика, - она ткнула пальцем в обложку, - Иоанна Хрулевская - пишет чушь!

- Такую же, как вчера, и два дня назад.

Агата передразнила:

- Полуэкт клюнул носом перламутровую раковину девичьего ушка и волны горячительного восторга утянули Изольду в водоворот страсти. Захлёбываясь в экстазе, она обречённо шла ко дну в сём кипящем источнике и тянула руки к воздыхателю, ожидая освобождения из плена невинности...

- И? - непонимающе поднял бровь Штольц.

- Действие происходит в январе!

Ход её мыслей оказался столь петляющим и заковыристым, что понять его было не по силам обыкновенному мужскому уму.

- Сразу видно, что писательницу на улице никогда не целовали. - авторитетно, со знанием дела заявила Агата.

- А вас целовали на морозе? - ревниво поинтересовался Порфирий.

- Конечно.

- И кто же это проходимец?

- Вы! Вы поцеловали меня четыре дня назад, на вокзале. И раньше, давно уже, один раз. - Агату трудно было свернуть с намеченного пути, практически невозможно: - Ну какие могут быть горячечные волны? У него же совершенно ледяной нос! Это всё равно, что ткнуть в ухо сосулькой! Брр!

Огорошенный апломбом этой многоопытной в поцелуях особы, он тупо вытаращил глаза, представил себя снеговиком, с сосулькой вместо носа, тыкающимся в неё с поцелуями, неуверенно хихикнул и зашелся в приступе смеха. Весь нерастраченный за годы одиночества тщательно сдерживаемый смех вырвался на волю. Он смеялся, нет - хохотал! Хватался за живот и неприлично катался по кровати.

Что она такого сказала, что привело его в истерическое состояние? Глаза Агаты наполнились слезами, нижняя губа от обиды выпятилась и затряслась. Разобиженная его непостижимым весельем девушка отшвырнула книгу:

- Всё. Не нравится - читайте сами.

Лучезарная слеза капнула на дрожащую губу. Дабы совсем не уронить себя в его глазах, она скрылась за ширмой. Даже оттуда она слышала заливистые смешки и похрюкивания. Он, просмеявшись, останавливался, затем вновь начинал, и так до икоты.

Надутая, обиженная Агата в отместку Порфирию заплела столь тугую косу, что она практически лежала в воздухе параллельно полу, став разрезом глаз удивительно похожей на Верочку Пещерскую. Девушка босиком по ледяному полу прошлёпала к своей половине кровати, влезла под холодное одеяло. Улеглась на самом краешке, забыв предупреждение нянюшки, что этого категорически делать не стоит, так как тёмными ночами по спальням шастают серые волчки и утаскивают в лес непослушных девочек за бочки.

Уснешь тут, когда рядом то икают, то смеются. Зря она поленилась, надо было сразу вернуться за халатом, в одной рубашке было ощутимо холодно. Ы-ы-ы. Это от холода дрожал её подбородок.

А на соседней половине наконец-то наступила тишина. Агата, стараясь не дышать, перевернулась, Порфирий, закинув руки за голову безмятежно сопел, улыбаясь во сне. Вот ведь счастливый человек, захотел и сразу уснул! Ему, должно быть, было исключительно жарко. Он лежал на спине, лишь до половины накрытый одеялом, бессердечно отдавая торсом ледяному воздуху тепло, которое так нужно было Агате.

Она осторожно, двумя пальцами, под одеялом сбегала на разведку - вокруг Порфирия царила аура тепла и благоденствия. Если бы он не вёл себя так противно, она могла бы сейчас прижаться к нему и согреться.

Уж не мнимый ли её больной? Такая мысль утром чуть не закралась в её голову, но была изгнана, а сейчас Агата убедилась в своей прозорливости. Прежний, здоровый Порфирий ни за что бы не позволил выплеснуться наружу её слезам, и дрожать от обиды нижней губе. Таких вещей он вовсе не выносил. А этот, такой теплый, но чёрствый чужак, проявил себя абсолютной душевной ледышкой.

В конце концов, почему она должна мёрзнуть из-за него?

Она скользнула с головой под одеяло, распласталась по кровати камбалой и приподняв попу поползла к источнику тепла. Уткнувшись лбом в препятствие, она высунула из укрытия один глаз, убедилась, что не нарушила его покоя, перевернулась, вытянулась во весь рост и прижалась спиной к его боку, ощущая, под стать Изольде, горячечные волны восторга окоченевшей плотью. А чтобы стало совсем хорошо- прижала ледяные стопы к его ноге.

Мужчина ойкнул от неожиданности, перевернулся, накрыл её своим телом и шепнул:

- Ваши ноги заледенели, совсем, как нос Полуэкта.

И вновь затрясся от смеха, согревая и убаюкивая её.

Она проснулась крепко прижатая к мужскому телу, с подозрением посмотрела в смеющиеся светлые глаза и неохотно, как разомлевшая кошка, вытекла к другому краю кровати. Порфирий перехватил её посредине туловища и притянул обратно:

- Это для вашей же безопасности, - он потерся щекой о макушку. - Всю ночь вы говорили о цыганах, плясках и медведях. Мы едем в табор?..

За завтраком её больной был более не в себе, чем обычно, и изматывающе капризничал. Порфирий вспомнил слово “коньяк” и выспрашивал, что это такое, и каков он на вкус, и слёзно обещал, что, если попробует сей напиток, непременно всё вспомнит. Потом ему приспичило сырников со сметаной, а пришлось довольствоваться кашей. Агата щедро бухнула ему в тарелку малины, перетёртой с сахаром, ложкой нарисовала в тарелке скрипичный ключ из варенья, и вновь не угодила - ему хотелось пистолет. Она, находясь на последней ступени терпения, отрешённо дула в ложку и остывшее содержимое закладывала ему в рот. Потом, окончательно погрузившись в думы, ложка вместо пункта А, куда должна была прибыть, отправилась в пункт В, и девушка задумчиво сама проглотила кашу. Потом ещё и ещё, пока не съела всю под его веселящимся взглядом. Аккуратно салфеткой вытерла пациенту рот и вышла в коридор. Постучала в соседний номер.

- Войдите.

- Андрей Лукьяныч, я знаю, где филимоновские драгоценности...

К половине шестого вечера Агата заперла номер, строго настрого наказав Порфирию в её отсутствие никого не впускать, обещала не задерживаться и принести ему что-нибудь вкусное, возможно, даже, коньяк. Зашла за Вольфом, и они вдвоём отправились творить правое дело.

- Вы знаете, что он ваш сын? - спросила Агата Сергея Филимонова.

Виноватый вид сконфузившегося мужчины сказал ей всё, что она и так подозревала - он проявил себя подлецом не только по отношению к Раде, но и к их сыну. Он не мог не знать! Его светлые глаза, совсем как у Филимошки, но лишенные доброты и озорства, были похожи на пустые и рыбьи.

- Вы знали это и позволили забрать его в участок?

- А что он мог? Это всё моё наследство. - Евгения широко развела руками. - Он тут никто, и его внебрачные дети мне тут не нужны. Пусть скажет спасибо, что я его мальчишку столько лет тут терпела.

Вольф отозвал девушку в сторону:

- Агата Валерьяновна, вы понимаете, что как только мы съедем отсюда, мальчик окажется на улице? Они просто-напросто выбросят его, как беспородного щенка.

- Я что-нибудь придумаю, мой Порфирий Платоныч благороднейший человек, он не оставит мальчика. Или отвезем его к родителям...

Вольф второй день мечтал хоть одним глазом взглянуть на её таинственного мужа. Интересно, каков он? Агата Валерьяновна отзывалась о нём в превосходных степенях, но хотелось увидеть самому, каким мужчинам достаются столь необычные женщины.

Ритуал по снятию цыганского проклятия прошел совершенно просто, можно сказать, обыденно. Никаких плясок с бубнами и завываний, чего так опасался ветеринар. Агата усадила Евгению среди комнаты, помахала над ней руками, что-то пошептала, ему послышались в её заговоре слова детской считалки, и объявила:

- Всё. Ждём шести часов и производим обмен. Вы нам мальчика, мы вам - место, где сокрыты драгоценности, и имя преступника.

Исхода назначенного времени ждали в тишине. Часы пробили, кукушка выскочила, опасливо огляделась, на одном дыхании кукукнула и скрылась в домике, справедливо догадываясь о том, что сейчас произойдёт. Евгения сидела там, где её усадили, к граммофону не рвалась, скатерть со стола не стягивала. Прошло пять минут, и Агата объявила:

- Всё, проклятие снято. Где ребёнок?

- Где мои драгоценности?

- В этих часах. Но вам лучше спросить об этом ваших родственников. Как вы думаете, почему, им так не хотелось избавить вас от проклятия? Ваш муж и сестра решили упрятать вас в клинику для умалишенных и завладеть гостиницей. Вам, Евгения, оставалось совсем немного наслаждаться свободной жизнью.

- Замолчи, дура! Ты же ничего не знаешь! - Ариадна подскочила, желая вцепиться в беззащитную шею Агаты, но была оттеснена Вольфом. - Я люблю Сергея, а он любит меня!

- Разбирайтесь сами в ваших делах, мы уходим. Где ребёнок?

- Заперт в кладовке за кухней.

- Агата Валерьяновна, подождите меня на крыльце, мне надо сказать этим людям ещё несколько слов. - доктор Вольф проводил её до двери. Она с благодарностью взглянула на него и не касаясь ничего в этом доме, даже дверной ручки, вышла на улицу.

Вдохнув морозного воздуха, она поискала глазами окна своего номера, помахала маячившему в нём Порфирию и обернулась к стоящей в отдалении Раде:

- Ты довольна? Я выполнила свою часть уговора, теперь дело за тобой.

- Вырви у своего мужчины три волосинки, сожги их и скажи: “Где был волос, пусть вырастет колос” ...

Вернувшись в гостиницу Агата, подошла к Штольцу, так и стоящему у окна, посмотрела на него совершенно несчастными глазами:

- Почему так?

Мужчина притянул её к себе, она уткнулась носом в его плечо и дала волю накопившимся слезам.

Почему так происходит? Матери умирают, оставляя детей, отцы выбрасывают их... Ответа на этот вопрос он и сам не знал. Ещё днём она рассказала ему историю Филимошки и драгоценностей, особенно не рассчитывая на чужака, которым он стал.

- Агаша, так бывает...- начал он утешительную речь, и не зная, что говорить дальше, похлопал её по спине. Она медленно высвободилась из его объятий, размазала слёзы по щекам, подозрительно прищурилась:

- Агаша? А-га-ша?

Она наступала, загоняя его в угол. Он поднял вверх руки, сдаваясь, фельдмаршал Агата капитуляцию не принимала и пленных не брала:

- Агаша? - раз за разом повторяла она, забыв все другие слова. Девушка, не глядя, нащупала угол подушки и замахнулась ею...

Спустя час раздался стук в дверь. Агата открыла, впуская посетителей.

- Агата Валерьяновна, мы решили не ждать утра, уезжаем сейчас. Вот пришли попрощаться.

К ним подошёл Штольц полностью одетый, для ужина в ресторане и представился:

- Штольц, Порфирий Платоныч.

- Очень приятно. Вольф, Андрей Лукьяныч. А это - Филимон.

Огромный мужчина подтолкнул вперед мальчика:

- Прощайся.

Мальчонка, не верящий в происходящее, несмело поклонился Агате:

- До свиданьица, барышня.

- Забираю его с собой. - пояснил Вольф. - Я один, и он тоже. Будем жить вдвоём. С Филимоновыми я всё уладил, в претензиях они не будут. Да, и теперь им не до нас.

Агата от избытка чувств стиснула Филимошку:

- Будь счастлив!

Кивнула Раде, отправляющейся с ними и, осмелившись, обняла грозного Вольфа:

- Спасибо!

Вольф перекинулся с Порфирием только мужчинам понятными взглядами, видно, оба остались удовлетворены, и вместе с мальчиком вышел в новый, прекрасный мир, на прощание открыв тайну:

- Симпозиум по борьбе с сапом подошёл к концу, завтра приезжает командир отряда Императорского института экспериментальной медицины, будут маневры. Советую вам до его отъезда пределов номера не покидать.