Ответы на задачу

«Мне очень часто это повторяют:
«Чувство к вам бескорыстно и свято!»
А я слышу: «До чего ж ты богата!»
(к/ф "Тень, или Может быть, всё обойдётся" 1991 г.
Песня «Дуэт Ученого и Принцессы»)

Даже во время завтрака Мария Тимофеевна не могла расстаться с бумагой и карандашом, опасаясь, что правильные слова и мысли явятся именно в тот момент, когда она будет безоружна. А потом исчезнут, и ни за что не вспомнятся в более подходящей обстановке.

- Аннушка, вот какими тебе показались ученики из школы князя? – спросила она, яростно черкая что-то на листе между двумя глотками кофе.

Анна поставила на блюдце чашку. Улыбнулась. Задумчиво погладила пальцем лепестки цветов, нарисованных на белом фарфоре.

- Знаешь, мама они очень настоящие. Обычные дети. Не солдатики, не куклы. Любят бегать и смеяться, и видно, что за это их не наказывают. Но ведь им и книги читать нравится. Слона знают. И анаконду! А один мальчик, пока рисовал, весь соседний листок исписал цифрами. Сказал мне, что задачка интересная, но трудная, а он обязательно хочет ее решить сам.

- Решил? – уточнила Мария Тимофеевна.

- Нет. Бумага закончилась… Но он не расстроился, и убеждена, продолжает сражение.

- «О, эта воля к победе народных самородков, пример которой явил нам еще Михаил Ломоносов! Она использует любой шанс выбраться из тьмы, и задача образованного человека – помочь в этом, протянув гуманную руку не милостыни, но справедливой и разумной помощи… Особенно теперь, когда ранняя и несправедливая смерть унесла от нас пример подобного мецената…» - пробормотала журналистка, и острый карандаш вновь побежал по строчкам.

Залился звоном дверной колокольчик. Послышался шелест платья Домны, звук отпираемой двери, чьи-то легкие быстрые шаги. В столовую вошла заплаканная Вера Кречетова, прижимая к груди знакомую папку с рисунками. Темно-синее платье с кружевным воротником делало ее лицо, на котором по-прежнему проступали следы побоев, еще бледнее.

- Извините меня, пожалуйста, - срывающимся голосом заговорила она, - но сегодня ночью… сгорела школа!

Анна и Мария Тимофеевна замерли, глядя на гостью. Она сделала шаг назад, решив, видно, что появилась не вовремя.

- Я помешала? Мне просто необходимо было … зайти куда-то, где есть кто-то, кому не все равно!

Анна бросилась к ней, обхватила за плечи, и подвела к столу.

- Вы правильно сделали, что пришли. Садитесь, - она обернулась к Марии Тимофеевне, - Мама, это Вера Николаевна, учительница, а теперь и новая хозяйка школы князя Мещерского.

- Школы, которой больше нет, - горько прошептала Вера, бережно кладя папку на стол, - вот, все что от нее осталось.

- Ну что вы говорите! – решительно прервала гостью Мария Тимофеевна, - есть вы. И ваши ученики. Вы же не бросите их только от того, что сгорели кирпичи и бревна?

Вера сдвинула брови и кивнула.

- Никогда! Занятия будут продолжены. И школу мы построим. Но сейчас я… - она приложила к губам мокрый платок, - я не могу… Все сразу…

Анна обняла ее, сама с трудом сдерживая слезы. Как она понимала Веру! Смерь отца, клевета на любимого человека. Удар по делу, в которое вложено столько сил… И нужно быть сильной, искать выход, решать что-то. А хочется просто поплакать. Страшно, если оказывается, что и поплакать-то некому.

- Послушайте, - Мария Тимофеевна наклонилась к Вере, - я сотрудничаю с газетой, и уже писала о вашей чудесной школе. А сейчас готовлю статью «На смерть благородного человека» - о гибели вашего… то есть Дмитрия Львовича. Так вот, я расскажу об этом … варварстве! О пожаре, который лишил детей возможности учиться! И будьте уверены, ни один по-настоящему образованный и великодушный человек в губернии не останется в стороне. Я сама готова помочь, чем скажете!

Вера подняла голову и даже почти улыбнулась.

- Спасибо вам. Я читала вашу прошлую статью, и очень благодарна за нее. Получилось сильно и проникновенно.

- Я … я рада, - вдруг засмущалась Мария Тимофеевна, - располагайтесь, Вера Николаевна. Я сейчас распоряжусь, чтобы вам приготовили чай.

Она быстро вышла из комнаты, оставив дочь и гостью вдвоем.

- Скажите, а в здании, где ребята живут, можно проводить уроки? – спросила Анна.

- Да, - лицо Веры посветлело, - если мы освободим одну комнату, поставив теснее кровати – временно! Можно будет пока заниматься там. И в нашем доме тоже, внизу очень просторно! Тимофей не станет возражать, я уверенна!

Вспомнив мужа, молодая женщина нахмурилась снова. Домна подала чай, и в полном молчании удалилась. Вера послушно сделала глоток, после чего глубоко и судорожно вздохнула. Этот вздох совпал с резким сквозняком, который выгнул парусом занавеску, и непостижимом образом распахнул плотную школьную папку. За спиной Веры появилась полупрозрачная фигура мужчины, одетого в охотничий костюм.

- Найди лису!

- Что с вами? – испугалась Вера, увидав застывшее лицо Анны и ее расширенные глаза.

- Ваш отец … здесь, - прошептала девушка, - он просит найти лису!

- Но как? – Вера растерянно оглянулась.

- Верочка…дочка... - призрак грустно и ласково улыбнулся.

Анна тихо произнесла:

- Он говорит вам – дочка. Просит прощения…

- Папа! – Вера вскочила с места, прижав руки к груди, - спасибо тебе! За все, за все! Я обещаю…

Ее голос сорвался. Дух кивнул, нежно провел призрачной рукой по волосам дочери.

Опять посмотрел на Анну.

- Найдите лису!

Новый порыв ветра разметал стопку рисунков. На месте остался лишь один – изображающий лисицу в прыжке.

- Папа!

- Он… исчез.

Анна вцепилась в край стола. Голова кружилась, пальцы дрожали. Но хотя бы кровь из носа не капала.

- Я слышала… про вас, - тихо сказала Вера, - но и не думала, что это… возможно!

- Но вы мне верите? – спросила Анна, с трудом переводя дыхание.

- Да.
- Ваш отец говорил о лисе, - она взяла рисунок из папки, - чтобы помочь следствию, нужно найти ее.

- Да! – В глазах Веры вспыхнула надежда, - все правильно! Тимофей – очень хороший стрелок. Он никак не мог промахнуться. Он должен был попасть в лису! И если в ней окажется пуля, значит, второго выстрела – в Дмитрия Львовича, мой муж не делал!

- Но при чем тут этот рисунок, - задумалась Анна, - очень талантливый, кстати. Автору нужно учиться…

- Да, - на лице Веры мелькнула легкая улыбка, - это Ваня Стеклов, сын чучельника. Он…

- Чучельника… - медленно повторила Анна.

Взгляды девушек встретились.

- Он часто подбирает животных после охоты, - продолжила Вера, - отец делает чучела на продажу. А Ваня их рисует с натуры… Господи, когда он видел эту лису?! Неужели в тот день…

- Когда погиб ваш отец! Нужно срочно поговорить с мальчиком! Идемте скорее!

Торопливо собрав упавшие рисунки, и захватив с собой изображение лисы, Анна и Вера устремились к дверям. Неужели эта задача совсем скоро сойдется с ответом?

***
На крыльце княжеского особняка сыщики столкнулись с Вольпиным. Тот как раз намеревался войти, но услышав шаги, вздрогнул и обернулся. Худое длинное лицо его сегодня поражало насыщенным красным цветом.

- День добрый, - тут же приступил к делу Штольман, - господин Вольпин, где вы были вчера вечером?

- Так ведь на допросе у вас, - недоуменно ответил тот, - потом хотел Веру Николаевну проводить, убедить в неразумности… Но она не позволила…

- А после – солнечные ванны изволили принимать? – ехидно поинтересовался Коробейников, имея ввиду оттенок щек, носа и подбородка свидетеля.

- Ннет, изволил водку у себя пить, - в тон ему ответил Вольпин, - сами понимаете, дела сердечные…

- Вы сейчас у князя проживаете? – спросил Штольман.

- Да, Лев Дмитриевич пригласил… Как друга.

Они вошли в дом. Николай Васильевич был уже на месте – явно недовольный предстоящим. Однако, судя по всему, его беседа с князем текла спокойно. Сам Лев Дмитриевич, как всегда, держался высокомерно, но вежливо, подчеркнуто не имея ничего против того, чтобы оказать помощь следствию.

Вольпин сел за стол, за которым князь и полицмейстер баловались коньяков и закусками. Тут же лихо опустошил рюмку, прокомментировав:

- Эх, когда еще выпить-то, как не вовремя обыска-то! Хорош! – и одобрительно крякнул.

Сыщики, с согласия хозяин, приступили к осмотру дома. Интересная находка поджидала Штольмана в кабинете. Смятая в комок, подгоревшая страница какого-то письма. Его явно собирались сжечь, но не заметили, как бумажный шарик проскочил между прутьев решетки, и притаился за фигурным бронзовым выступом. Штольман аккуратно развернул письмо, прочел уцелевшие строчки. Нахмурился, обдумывая новость. В эту минуту на пороге возник Коробейников.

- Взгляните-ка, Яков Платонович!

В одной из комнат обнаружился широкий плащ с капюшоном – весь пропахший керосином. И английское ружье.

В гостиной, между тем, продолжались посиделки на троих. Князь больше молчал, холодно щуря глаза. Николай Васильевич говорил – один за всех, вспоминая героев русско-турецкой кампании. Вольпин дегустировал коньяк, почти не закусывая.

- Вот что было найдено в доме, - прервал сомнительную идиллию Штольман, предъявляя плащ и ружье, - в гостевой спальне. Как можете это объяснить?

Лицо князя осветил благородный гнев:

- Но, Иван Христофорович, это же вы занимали ту комнату! Неужели?

Вольпин так и застыл, не донеся до рта коньяк. Потом резко выдохнул в сторону, и осушил рюмку, словно принимая некое решение.

- Да. Плащ – мой. Это я ночью сжег школу. Спьяну… Решил, Вера Николаевна одумается…

Лев Дмитриевич смерил гостя взглядом полном негодования:

- И отца убили вы? Ради пятидесяти тысяч, которыми он облагодетельствовал эту женщину?

Вольпин вскочил с места, но пошатнулся.

- Ннет, - решительно воздел он палец, - это, извините, нет! Школу – да, я сжег. Признаюсь. Но я не убивал!  И ружье это не мое. Не мое! Официально заявляю.

Аресту - до выяснения обстоятельств – Вольпин не сопротивлялся. Князь за него вступиться никак не пытался, и только что рук не отряхивал, замаранных соприкосновением со старым другом.

- Значит, либо егерь, либо Вольпин, - вздохнул Коробейников, когда арестованный был препровожден в камеру.

- Возможно, у нас имеется свидетель, который поможет это выяснить, - напомнил ему Штольман.

- Сынишка чучельника! – чуть не хлопнул себя по лбу Антон Андреевич, - если он был на той охоте, мог заметить много интересного.

- Едем к Стекловым, - кивнул Штольман.

… Еще издалека возле витрины мастерской, сыщики заметили две женские фигуры. В одной из которых, одетой в черное пальто и белую шаль, нельзя было не узнать Анну Викторовну Миронову.