Дверь номера с перевернутым знаком бесконечности распахнулась, впуская пасмурного Штольца. Всем сердцем сжимая женский локоть, он затащил в комнату Агату, провёл к креслу, втолкнул внутрь и, опираясь на подлокотники, навис над ней:

- Сегодня, Агата Валерьяновна, вы окончательно перешли все границы. Благодаря вашим усилиям моему достоинству нанесён ощутимый урон...

Он ещё долго и несносно брюзжал, навязывая ей свою точку зрения, и пусть не со всем сказанным она была согласна, но не перечила, покорно принимая внушение.

С каждым словом голова девушки склонялась ниже и ниже, и лишь когда между носом и коленями оставалось ровно столько пространства, дабы тощенькая муха могла протиснуться бочком, суровое полицейское сердце дрогнуло, и смилостивилось над ней, решив дать обвиняемой слово для оправдания своего никуда не годного поступка.

- Я больше так не буду! - горячо и искренне, из самой сердцевины сердца, пообещала она.

И в самом деле, чего это она сегодня разошлась? Разуверила в себе такого замечательного человека, как Порфирий Платоныч, мастерским ударом десертного трезубца в чужой филей!

Ох, как же она упрекала себя за это! Нет бы сидеть и преспокойненько ждать, когда ей придут на выручку, а так одним тычком вилки ей посчастливилось нанести увечье двоим. Одного из которых она только-только вернула практически с того света.

И ведь она ожидала, что когда-то её сумасбродство должно было вылезти на поверхность, но не думала, что это может произойти вот так, прилюдно и обидно для него. Могла бы подождать, пока они останутся наедине и сотворить пакость тут, за закрытыми дверями. Н-да, житейской мудрости ей пока ещё не хватает.

Совместный вечер для них прошёл под созвездием Ежа. Точнее - Вилки, но это звучит не так поэтично, поэтому пусть остаётся ёж.

Порфирий и Агата стояли у окна, глядя, как две фигуры покидают гостиницу. Большая с чемоданом и маленькая со скудным узелком шагали ладно, в ногу. Маленькая пыталась приноровиться к широкому шагу большой, то и дело подпрыгивала, примериваясь к такту.

Равнодушные к происходящему, они брезгливо огибали разбросанные по двору тряпки, ранее бывшие платьями, сюртуками и брюками, которые Евгения Филимонова, находясь в праведном гневе и нерастраченном на ежевечернюю пляску кураже, выкидывала из дома. Агата последний раз махнула им на прощание рукой и хлюпнула носом в плечо Порфирия:

- Нам тоже пора возвращаться?

- Пожалуй, ещё на один день можем задержаться.

Тем временем по двору ползали другие темные личности: Филимонов и Ариадна. Эта парочка, отличающаяся жадностью и сластолюбием, умом и сообразительностью не блистала. Так некстати, на ночь глядя, оказавшись за боротом сытой, вольготной жизни, они собирали остатки былой роскоши в милостиво выданную скатерть.

Всем давно известно, что утро вечера мудренее, и дожидаться золотого дождя, извергающего на них потоки разума, они решили не где-нибудь, а в освободившемся номере Вольфа. Они собрали свои пожитки, затащили их в гостиницу, заселились в комнату, и, когда Агата и Порфирий заканчивали ужинать, спустились в ресторан...

Внезапно образовавшийся в гостиничном номере семейный очаг, пусть и временный, но оттого заставляющий ещё сильнее дорожить мгновениями, проведёнными вдвоём, манил Штольца к себе, умоляя не растрачивать бесценные минуты на пустяки, вроде ресторанов и иных людных мест.

Крамольное счастье, как и встреча со старинным приятелем, янтарно и исключительно французисто искрящимся в графинчике, грели его душу, изгоняя мысли о иллюзорности происходящего, и уговаривали отринуть смущение, возникшее от неумения принимать дары судьбы.

Семейные вечера у него случались и раньше, но как-то несуразно и неловко, оставляя после себя чувство отвращения и фальши. Впрочем, в этом он больше винил себя, нежели супругу. Неприязненное отношение к ситуации проецировалось и на неё, заставляя свозь модное платье лицезреть её скользкую натуру.

Штольц, наконец-то вкусивший долгожданного коньяку, был благодушен и насмешлив. Снисходительно любовался спутницей и нетерпеливо подпрыгивал пальцами по столу, всем расслабленным телом демонстрируя душевный непокой и жажду созерцать прекрасное единолично. Агата, которую переживания дня отпустили ещё не до конца, вилкой по тарелке гоняла вишенку вокруг пирожного, и хитро завуалированных пальцами мужских намёков поторопиться и подняться в номер не понимала.

В этот момент в дверях ресторана возникли ушибленные обстоятельствами, вскрывшимся обманом и потрёпанные обманутой супругой одного из них - Филимонов и Ариадна.

Этой меркантильной мадамочке, в отличие от Штольца, самоугрызания были неведомы. Она давно и прочно усвоила - хватай, что плохо лежит, будь то чужой муж, перстенёк или шкатулка с драгоценностями. Её верная подружка - la kleptomanie - была весьма нетребовательна, довольствовалась всем, что попадалось Ариадне на пути и довольно ловко научила хозяйку спихивать вину на других. Сегодня ею оказалась Агата. Именно её Ариадна посчитала ответственной за крушение сытой раздольной жизни, полной чужих вещиц и надежд прибрать гостиницу к рукам.

Расстроенная внезапно ухудшившимися условиями жизни и туманными перспективами Ариадна кинулась благодарить за содеянное Агату, которую не в добрый час принесло в Ярославль.

Она хищно огляделась в поисках грозного Вольфа, Порфирия серьёзной преградой не сочла. В три гигантских шага она преодолела зал, склонилась к шее духовидицы и сомкнула на ней свои замерзшие пальцы, очевидно, желая согреться.

События последних лет медленно, неторопливой улиткой поползли перед глазами Агаты, заставляя заново переживать утрату Штольца, его внезапное, как снег на голову, возвращение, годы учёбы в Париже, велосипед, их встречу...

Девушка видела, как Порфирий еле-еле приподнялся со стула, и не торопясь, вразвалочку, пошёл в их сторону.

“Пока он доплетётся, от меня уже ничего не останется” - решила она. Обняла обидчицу за бедра, радушно притиснула к себе, и бестрепетно вонзила вилку, ту, которой гоняла вишенку, в место, обычно защищенное турнюром.

Ариадна от неожиданности разжала руки, заверещала, закрутилась на месте, пытаясь вытащить из вороха юбок намертво засевший там столовый прибор. Увалень Филимонов бестолково толпился рядом.

Подоспевший к шапочному разбору Порфирий растолкал возникшую суматоху, вытащил вилку из Ариадны и вручил её заботам Филимонова. Из-за стола извлёк задыхающуюся Агату и прижал к себе.

Сперва он не понял, что произошло, кто эта особа, и что ей нужно от его Агаты. И поэтому склонённая над ней Ариадна подозрений не вызвала. Приняв её за старинную знакомую своей спутницы, он не насторожился, а, наоборот, с удовольствием предвкушал, как Агата выкрутится. Представит ли его своим супругом? Лишь когда вместо ожидаемого дружеского поцелуя она стала душить самое драгоценное, что было в его жизни, он очнулся от грёз и поспешил девушке на выручку.

Но, оказалось, что не очень-то она в нём нуждалась, справилась сама. Её уверенность в собственных силах сильно пошатнула его веру в себя. Самооценка загрустила и тоскливо завыла, как собака, выброшенная хозяином на мороз, нагоняя смурные мысли. Кошки, давно ожидавшие момента поскрести его душу, с хрустом размяли лапы и с превеликим наслаждением впились в неё, дурными голосами повторяя слова Агаты, сказанные когда-то: “всё приходится делать самой”.

Скрипя зубами от ощущения собственной ненужности, он потащил её в номер. Жалкое, сдутое эго тянулось за ним, как хвост...

-Порфирий Платоныч, она первая на меня напала, вы же видели. Я растерялась, вилка была в руке, и вот... - вяло оправдывалась девушка.

Ей необходимо было срочно и много чего вернуть на свои места: их отношениям - гармонию, Штольцу - веру в собственные силы и в её слабость и беспомощность, себе - отдалившегося Порфирия.

- Агата, вы не слышали ни слова из того, что я вам сейчас сказал? Вы должны были верить мне и полагаться на меня. Надо было сидеть и спокойно ждать, когда я приду вам на помощь.

- Но вы так медленно шли!

- Теперь эта дама может обратиться в полицию.

- Не пойдет, у неё у самой личность в пушку.

- Агата, дело не в этом! - в отчаянии взывал сыщик к её благоразумию. -  Вы должны понимать, что вокруг вас таятся и множатся опасности и я.. только я!..  могу вас от них защитить.

Агата кивала, в полной мере соглашаясь с ним. Она и сама не успела понять, как тщательно обуздываемая в его присутствии самостоятельность, перепрыгнув все препоны, резвой лошадкой вырвалась на свободу. Видит мироздание, она старалась сдерживаться! Столько времени она изо всех сил выпячивала вперёд свою беспомощность, дабы порадовать его, что она стала колесом, как грудь у дюжего молодца.

Но всё напрасно - страшное случилось!

- Ох, уж мне эта ваша самодеятельность! Я бы смог это сделать намного профессиональнее, и теперь той даме не пришлось бы оказывать медицинскую помощь.

От слова “медицинская” в Агате проснулся задремавший от безделья доктор и она сделала попытку свернуть разговор:

- Пойду посмотрю, может ей нужна моя помощь? 

- Ваша? Вряд ли она её примет. Оставайтесь здесь, я сам схожу.

После происшедшего он не очень доверял ей и на всякий случай добавил:

- Агата, не сходите с этого места, займитесь делом. - мужчина обвел глазами номер, подыскивая для неё занятие, нашёл “Грозу невинности” и всучил ей. - Читайте книгу, а лучше - ложитесь спать. Так вы не причините ни себе, ни другим неприятностей.

- Я и вам их причиняю? - обречённо спросила девушка.

Он подошёл вплотную к креслу, склонился над ней точь-в-точь, как Ариадна, но вместо рук потянулся губами.

Спустя несколько минут он вернулся. За это время Порфирий успокоился, увидев её с книгой, старательно исполняющей его волю, совсем воспрял настроением:

- Они не станут обращаться в полицию.

- Ну вот! Я же вам говорила.

Неохотно признавая её правоту, он перевел разговор:

- Как дела у Изольды и Полуэкта?

Агата выразительно закатила глаза, показывая, если бы не повеление султана всего её сердца оставаться на месте, то давно бы нашла авторшу сего произведения и заставила читать свою писанину с утра до ночи, без перерыва на обед, но помня о планах отныне быть слабой и покорной, просто сказала:

- Ничего интересного, всё та же чушь.

- Читайте вслух, за эти дни я к ним привык. Не терпится узнать, чем дело кончится.

Личная жизнь персонажей на месте не стояла, к концу произведения трагедия галопом превращалась в фарс. Выяснилось, что ветром странствий от разлуки с любимой повредившегося фантазией Полуэкта занесло на африканский континент. Цели его оставались неясны, но, зато всплыла история обретения законной супруги - Раисы Захаровны.

Случайно заглянув на хлебосольный огонёк костра к одному чрезвычайно озверевшему от голодного урчания в животах африканскому племени, он был встречен овациями, обмазан маслом и присыпан прованскими травами. Пока ликующие варвары спорили и делили плоть стыдливо скукожившегося на вертеле Полуэкта, Рисаписазахра, местная фифа, разглядела в нём не только деликатес, но и перспективного мужчину, с тонкой душевной организацией и ярко выраженной склонностью к охоте на крокодилов.

Дикарка имела восьмерых малюток, вдовела не первый раз, и, будучи дамой ловкой и весьма практичной, сообразила, что без обеда она обойдётся, а без мужчины в её видавшем и более радостные дни хозяйстве душа может окончательно прокиснуть. За два месяца безмужия она стала злобной и сварливой, и это надо было срочно исправлять.

Моментально, пока не появились конкурентки, не снимая жениха с вертела, она женилась на нём. Надела на его шею обруч романтических грёз, подолом травяной юбки смахнула пыль с охотничьего копья, всплакнула, вспоминая шестого мужа, которого после фиаско с соседкой племя ело два дня, вручила оружие Полуэкту и принесла ему клятву верности: “эхва ся!”, что на местном диалекте означало: “нас судьба свела”.

Полуэкт умоляюще рыдал, постыдно ползал на коленях и просил отпустить его к возлюбленной. Показывал фотопортрет прекрасной Изольды, и смог-таки убедить в своей несметной любви заморских дикарей. Но по людоедским законам отвергнутую супругу, как не умеющую пробудить в мужчине пожар ответных чувств, предстояло скормить львам. Рисаписазахра, привыкшая неукоснительно следовать законам, отправилась приносить себя в жертву несложившейся любви, а восемь чумазеньких малюток тянули к Полуэкту шоколадные личики, просили ням-ням и звали папенькой.

Сердце не камень! Бедняга не смог оставить детишек без женского руководства, признал людоедку за жену и уважительно нарёк Раисой Захаровной. И лишь после поцелуя любви в супружеский лик был отпущен на все четыре стороны, но вместе с фамилией и ежемесячным отчётом о благополучии семейства и приросте населения.

“Это только по африканскому закону!” - уверял он Изольду. - “По-нашему, православному, она для меня интереса не представляет”.

Покрытая толстой коркой льда душа Изольды растаяла, образуя под собой конфузливую лужу. Она немедленно уверила Полуэкта в его чрезвычайном благородстве, взяла под опеку страдалицу, прозябающую без душевной подруги на его квартире, пожурила мужчину за недальновидность и скудный гардеробчик африканских родственников, подарила Раисе Захаровне жемчужное ожерелье, приласкала малюток и пересчитала их кудрявые головки. Почему-то вместо обещанных восьми их оказалось десять. Двое последних оказались голубоглазы, с торчащими по разные стороны головы ушками и неуловимо напоминали Изольде кого-то из знакомых. Она вопросительно смотрела на Полуэкта, но он в ответ лишь виновато пожимал глазами, мол, добирались долго, эти двое по дороге прибились...

- Неужели вам нравится эта абракадабра? - на сморщенном носу Агаты читалось её отношение к роману: “фу, какая бяка!”  Она давно подозревала, что, заставляя её читать он преследуют лишь ему понятные выгоды.

Он нарочито серьёзно кивнул, не отвлекаясь от своего занятия. Мужчина снял сюртук, ослабевшие за день подтяжки сами сползли, закатав рукава рубашки он совершенно обыденно, не стесняясь её разложил на прикроватном столике разобранный револьвер и начищал его до блеска.

Агата нашла момент самым подходящим для укрепления его самооценки, подошла к нему и переминаясь с ноги на ногу и объявила:

- Должно быть, вы очень сильный и храбрый, раз не боитесь держать в руках такую опасную вещь!

Он непонимающе приподнял одну бровь. Умиротворённый абракадаброй мужчина вернулся в прежнее благодушное состояние, разговор начинал его забавлять:

- Агата, я не понимаю, к чему вы клоните, и меня это смущает.

- Я хотела сказать, что только вам могу доверить свою безопасность.

- Скажите прямо, что вы от меня хотите. Вам надо, чтобы я научил вас стрелять?

- Нет, что вы, не надо. Я уме…

Брови Порфирия приподнялись над носом домиком, придавая лицу комично- удивлённое выражение.

- Я хотела сказать, что лучше умру от страха, чем возьму в руки пистолет. - неубедительно закончила она.

Первая попытка вернуть ему веру в себя окончилась крахом, но Агата рук не опускала. Решив зайти с другого фланга, она скрылась за ширмой, оторвала и закинула под стул пуговицу его сюртука и завопила:

- Аааа! Порфирий Платоныч, тут огромный паук! Если вы немедленно меня не спасёте, со мной случится потеря сознания и удар головой о стул!

- Агата, это пуговица. Ваше поведение меня настораживает, вы себя хорошо чувствуете?

Конечно, плохо! Как можно чувствовать себя хорошо, когда она собственноручно уронила духом единственного мужчину, который так ей дорог. И чуть не упала рядом. История Изольды и Полуэкта так напоминала их собственную: любовь, разлука, тайная супруга... но дУхи сказали, что “фрау нихт!”

Она, переоделась в ночную рубашку, приготовилась ко сну, но твердо решила не засыпать, пока не откроет все тайны:

- Я пришла!

Агата вела себя ужасно странно, это настораживало мужчину. Отважная барышня сегодня превратилась в кисейную. Не зная, как реагировать на метаморфозы, он сказал:

- Пол холодный.

- Я пришла. - повторила она. - Помните, вы сказали, что я сама должна прийти к вам, если захочу услышать то, что... Я пришла!

Похоже, она застала его врасплох. Он отложил своё занятие и прикрыл револьверные детали платочком. Порфирий снимал и вновь натягивал подтяжки, не зная, как начать. Постучал по кровати, приглашая её присесть рядом, разговор обещал стать непростым:

- Агата, я очень виноват перед вами... Той ночью, пять лет назад меня выманили из номера. Подбросили записку под дверь... Я вышел, меня схватили и отвезли в Петербург...

- Вы были ранены? Я видела кровь.

- Это не самое страшное, что произошло дальше, было много хуже.

Он, погруженный в воспоминания, рвался бежать от них. Порфирий как слепой ходил туда-сюда, то и дело натыкаясь на мебель, Агата, ограждая его от острых углов, хвостиком таскалась за ним.

- Меня обвинили в пособничестве шпионам. Мне грозила каторга, я боялся более никогда вас не увидеть. Я смалодушничал, корю себя за это. В обмен на призрачную свободу мне предложили продолжить дело, начатое в Заводске, рассекретить всех шпионов при дворе. А их, поверьте мне, немало. Я согласился! Мне пообещали, что задание продлиться самое большее полгода, я бы нашёл способ дать вам знать о себе, если бы не одно, перевешивающее всё обстоятельство...

Он присел на краешек кровати, склонился и устало потёр ладонями лицо, разогревая память. Агата присела рядышком.

- О моей связи со Снежинской знали все, и самым простым способом проникнуть в ядро шпионской организации был брак с ней. Она, взамен на изменение приговора, с лёгкостью сменила хозяев. По-моему, она больна шпионажеманией. Как человек не может остановиться и перестать есть, так же и она неудержима в этом вопросе. Ей всё равно кому служить, её привлекает азарт и опасность, она любит балансировать на лезвии бритвы...

- Что было дальше? - Агате хотелось пожалеть его или себя... прижаться и выплакать его и свою боль, но она не решилась, боясь спугнуть тайну. Поэтому просто подползла к нему сзади, встала на колени и прижалась ухом к мужской спине, слушая тревожное буханье его сердца. Он, казалось, даже не заметил этого.

- А дальше... Потекли дни, недели, месяцы и годы в Англии... Максимум полгода, на которые я согласился, переросли в четыре с лишним.  Агата, вы не представляете, сколько вокруг бесчестных людей, ради денег готовых на предательство. Я выполнял свою миссию до тех пор, пока при дворе не осталось ни одного английского шпиона. Французские, германские и другие- их сколько угодно, на любой вкус, а английских нет. Ни одного. Мне есть чем гордиться. Я сознаю, что это временно, и рано или поздно они, как тараканы, вновь появятся, но пока мы можем жить спокойно...

Агата осмелела и обняла его сзади за плечи, накрыв от горестей своим телом, словно плащом.

- Когда я вывел на чистую воду последнего, самого матёрого шпиона, князя... неважно какого, то в тотчас же меня отозвали на Родину.

- А Нинель Арнольдовна?

- А что её тут ждало? Ей изменили приговор со смертной казни на бессрочную каторгу. После роскошной жизни при дворе и неплохой в Лондоне оказаться в Сибири... Слишком много грехов за ней тянулось, и они продолжали множиться. Когда кончились английские шпионы, она стала посматривать на сторону, подыскивать себе новых хозяев. Такая уж у неё натура. Мы откровенно поговорили с ней. Мои горячие слова шли из самой души, затрагивая её повреждённый болезнью ум. И, смею надеяться, я смог убедить её начать лечение. Дабы хоть немного связать её по рукам и ногам, пока ищу избавление от её болезни (а это именно болезнь!), мне пришлось определить её в аббатство, там обещали следить за ней. Мужчин там нет и со со шпионами неважно. Там её страсть будет временно блокирована.

- Вы сослали её в монастырь?

- Агаша, не стоит жалеть её. Она столь хитра и изворотлива, что сумела и там устроиться. Она вполне довольна жизнью, мечтает сделать карьеру и стать аббатисой. Но для этого ей очень нужен развод. Она атакует меня, шантажирует... Вот и до вас добралась...

- Вы отказываете ей, потому что до сих пор любите её?

- Не говорите глупостей! - он резко встал, Агата, висящая на его спине, потянулась за ним. Он обернулся к ней:

- Когда я вернулся в Петербург, то меня сразу вызвали в Охранное отделение. Агата, то, что сейчас я вам открою является государственной тайной, и не должно покинуть пределы этой комнаты.

Она кивнула, соглашаясь. Смиренно сложила руки на поджатых коленях и приготовилась услышать страшную тайну.

- Агата, за время моего отсутствия в Петербурге, а, может, уже и за его пределами, произросло страшное ЗЛО. Оно бесполое, безымянное, его никто никогда не видел, но, нет сомнений, что оно чудовищно! Никто не знает его целей, и от этого становится ещё страшнее. Предположительно его зовут Крюгер, ему от тридцати пяти до сорока лет, и это всё, что удалось о нём узнать. В Охранном отделении мне поведали, что неизвестно с чьих слов ОНО... никто не знает точно- мужчина это или женщина… Что ему нужны вы! Мне так и сказали, что его интересует моя старая знакомая Агата Валерьянова Морошкина.

Рот девушки приоткрылся, и она скрыла испуг ладонью:

- О Боже! Зачем я ему?

- Неведомо! Но известно довольно точно, что ничего хорошего Крюгер вам не готовит... Я немедленно отправился в Заводск, чтобы быть с вами рядом, и, если что-то произойдет, то защитить вас от него.

- Порфирий Платоынч, вы не должны быть рядом! Раз мне угрожает опасность, то Крюгер может и вам навредить. Вам надо немедленно уезжать в Петербург, Туркестан или в любое друге место подальше отсюда.

- Агата, пока я официально женат на Снежинской, Крюгеру ни за что не догадаться, что нас с вами что-то связывает. Вот поэтому, хоть она и вожделеет этого, я не даю ей развода. Вот поймаю Крюгера и буду свободен.

Агата рыдала, умоляя его немедленно оставить её и уехать:

- Я не переживу, если с вами из-за меня случиться дурное!

- Агата, если мы будем бдительны, станем соблюдать предосторожности и не будем показывать на людях существующие между нами весьма крепкие романтические узы, то мы все будем в безопасности.

Она соглашалась на все, не понимая, что он говорит, рыдала, страдала, боялась за него, за себя и за мир во всём мире. А он её утешал...

Чуть позже она успокоилась в его объятиях и решила:

- Мы с вами не должны видеться. Вдруг Крюгер следит за нами.

Порфирий удивлённо изогнулся бровями:

- Совсем?

- Нет, конечно. Будем назначать встречи в тайных местах! В густых зарослях...

- Агаша, впереди зима, зарослей не будет до весны.

- Мы что-нибудь придумаем. - уверенно обнадёжила его девушка. - В конце концов всегда можем сесть на поезд и отправится туда, где нас Крюгер точно не увидит.

- Например сюда, в Ярославль?

Она смущенно кивнула:

- Ярославль станет городом нашей любви! - высокопарно объявила она. Он стиснул её в объятиях пока она не жалобно не запищала, под хруст сжимаемых объятиями косточек…

Звезды в созвездии, под которыми начался их вечер, волшебным образом перестроились, превратив вечер ежа в ночь медведя.

Перевозбудившись от событий дня и суетливо снующих в ней тайн Агата не могла уснуть. Ворочалась, не находя себе места, вскакивала, и тут же падала на подушку, зарывалась под неё, и мельтешением совершенно утомила Порфирия, у которого смежились веки, и он был абсолютно не против поспать, но приходилось ловить Агату в самых неожиданных частях кровати и возвращать на место.

Вместе лежать ей было жарко, врозь скучно, тянуло обсудить тайны, но говорить не хотелось. Она что-то разглядывал на полу, считала трещины на потолке и загогулины на обоях, зажмуривалась и вновь подпрыгивала. Свесившись через него, она оттолкнулась от кровати и рыбкой нырнула вниз, мужчина едва успел поймать барышню за ногу, прежде чем её голова успела коснуться пола.

- Агаша, прекратите скакать, у меня от вас в глазах рябит.

- Подождите, тут что-то интересное.

Она провела изыскания и задрыгалась, пытаясь заползти обратно. Он затянул её наверх.

- Там, на столбике кровати написаны имена - Анна и Яков, – поделилась она своей находкой.

- Я рад за вас и за них, но это не повод биться головой об пол.

- Как вы думаете, кто они такие?

- Такие же постояльцы, как и мы.

- Точно такие?

Он внимательней присмотрелся к ней. Вряд ли бы природа исхитрилась создать ещё одну, не то, чтобы такую же, но даже отдалённо напоминающую его Агату. Барышня Морошкина - явление уникальное:

- Нет, не такие.

- А как вам кажется, каковы они?

- Она как Изольда, сварливая, с ледяным сердцем, а он похож на Полуэкта, нерешительный мямля.

- Порфирий Платоныч, вы смеётесь надо мной? Не может Анна быть похожей на Изольду. Я чувствую - она добрая и красивая. А Яков, наверное, тоже сыщик, как и вы.

Почему-то Порфирию не понравилось, с каким теплом Агата рассуждает о незнакомом мужчине. Сделалось ревниво и неуютно. И он, резче, чем того хотел, попытался пресечь странную беседу:

- Возможно они жили сто лет назад, и их хуже давно нет на свете.

- Ещё лучше, тогда я смогу вызвать их дУхи, и увидеть своими глазами.

Штольца устало покачал головой:

- Агаша, прекратите нести чушь, укладывайтесь и спите.

Он поймал и прижал попрыгунью к себе.

- Порфирий Платоныч, когда вы болели, я видела у вас вот тут, - она прочертила пальцем убегающую от сердца к левому боку дорожку. - Тонкую синюю линию из точек. Что это?

Он прижал её руку к этому месту.

- Это не точки. Если посмотреть на линию сквозь увеличительное стекло, можно прочесть фразу из микроскопических букв.

Девушка приподнялась, заглядывая ему в глаза:

- Вы мне добровольно откроете этот секрет или придется дожидаться ночи и искать лупу?

- Там написано: “Agata Valeryanovna FOREVER”

- Ох! - не зная, что сказать, далась приятному диву Агата. - А мне и удивить вас нечем...

Позже, когда сон подкараулил её и набросил свою сеть, она исхитрилась, вырвалась и вновь подскочила, опомнившись, что давно хотела спросить, но забывала:

- Порфирий Платоныч, а как ваше имя сокращается?

Мужчина, которого вновь отняли у сновидений недовольно застонал:

- Никак! Никаких Порей и Фишей. Порфирий Платоныч и всё.

- Но мама вас как-то ласково называла?

Он задумался и смущённо качнул головой, мечтая её интерес переключить в иные плоскости:

- Не помню.

Скептический взгляд девушки вмиг разоблачил его хитроумство.

- Агаша, это исключительно личное. - Штольц увидел обиженно изогнувшуюся губу и обнадёжил её. - Вы узнаете, но только после свадьбы.

Она фальшиво надулась, горестно вздохнула, всем видом обещая ему потоки неудержимых слёз до самого утра. Сердце полицейского заскорузлое от чужих трагедий размягчилось, превращаясь в мороженое, впрочем, на это и был расчёт.

- Раз сегодня у нас ночь тайн и откровений, так уж и быть, не станем нарушать традицию. Повторяйте за мной: под страхом беспощадной щекотки я, Агата Валерьяновна, никогда не произнесу этого слова вслух.

Агата согласилась бы на щекотку и весь мир в придачу, лишь бы узнать его тайну. Она подползла ближе, пожала ноги под себя и потянулась к нему ухом.

Он подтащил подушку выше, прислонился к ней, торжественно разгладил одеяло на себе, кружева на воротничке её рубашки, сложил её руки на коленях, огляделся по сторонам, не слышит ли кто, ещё раз проверил, всё ли идеально, и лишь тогда покатал во рту круглое слово, пытаясь вытолкнуть наружу, но оно упиралось и становиться достоянием общественности в лице Агаты не желало. Он сделал ещё попытку и с трудом, словно обречённый на вечную каторгу, выдавил из себя:

- Пуффель.

Агату так и тянуло повторить смешное слово, но он предупреждающе прижал палец к её губам. Она безмолвно вопросительно повторила: “Пуффель?” Он мрачно кивнул, подтверждая и напомнил:

- Агаша, никогда!

Она с лёгкостью согласилась, и он удовлетворился этим.

Но что мужчины могут понимать в хитросплетениях женских обещаний? Пройдёт время, и когда он перестанет дичиться и окончательно приручится, то будет готов опять услышать это слово. Оно вновь станет преследовать его. И его сына.

- Это ничего не значит…  Когда я был ребёнком… - неловко начал он.

- Как “ничего”? Оно означает всё! Весь мир в одном слове.

Его брови ожили от пережитого смущения и поползли вверх:

- И что же по-вашему оно означает? Даже родители не могли мне этого объяснить

Агата застенчиво завозилась от неловкости происходящего:

- Ну, это непереводимо. - начала она, мужчина молчал, но всем видом показывал, что без объяснений её спать не отпустит.

- Это слово означает очень многое: малыш, пахнущий молоком; мамочкин сладкий пирожок, жующий завязки чепчика; маленький мальчик в одном ботиночке, потерявший медведя…

- Какие глупости!

- Я же говорила.

- У меня не было медведя. Отец считал, что это ни к чему.

- Он заблуждался! Медведи - это очень важно, они символ стабильности, постоянства и бесконечности мироздания, – запальчиво объясняла девушка.

- Круговорот медведей в природе?

- Вы можете смеяться надо мной, но да! Это именно так. Медведи, ложась в спячку, не знают, смогут ли проснуться весной, и что их ждёт. Что это, как ни слепая надежда и вера в будущее? Они известны как большие поклонники мёда, значит, они умеют любить. Когда надежда тает, вера оставляет и любовь уходит, медведи остаются. Они forever!