Фальшивка
«И лучше никого нет,
Но я людьми не понят,
А стало быть – плевать на них хотел!»
(к/ф "Тень, или Может быть, всё обойдётся" 1991 г.
Песня «Люди»)
Штольман шел к усадьбе Мещерского. После сцены в участке с мордобитием минуло два дня. Что же, свое обещание он выполнил, и сейчас в «Деле лисы» будет поставлена точка.
- Яков Платонович! – окликнули его со стороны дома Кречетовых.
По тропинке спешили двое – девушка и мальчик. Анна Викторовна и Ваня Стеклов.
- А мы как раз собирались ехать в полицию! – запыхавшаяся, разрумянившаяся Анна остановилась совсем рядом, - как хорошо, что вас встретили. Ваня … Он узнал того человека, который прятался на месте охоты!
- Кто же это был, Иван? – присел перед мальчиком Штольман.
- Молодой князь, - тихо и серьезно ответил Ваня, - Лев Дмитриевич. Я шел в школу, то есть – к Вере Николаевне домой. Мы пока там занимаемся. И увидел его…
Нахмурился. Страшно, наверное, было ему понимать, что видит убийцу. Да еще столь важного.
- А я сегодня Вере пришла помочь, - подхватила Анна, - Ваня все мне и рассказал. Я решила, что нужно срочно сообщить вам.
- Спасибо, - Штольман коротко улыбнулся обоим.
Встал, положил руку мальчику на плечо:
- Молодец. Не бойся.
- А вы, - с тревогой посмотрела на него Анна, - князя пришли арестовывать?
«Вы преступника арестовывать? Я с вами!»
Нет, предложения составить ему компанию так и не прозвучало. Судя по всему, лишний раз встречаться с Мещерским Анне не хотелось. И слава Богу.
- Анна Викторовна, я хочу вас попросить, - Штольман вытащил большой пухлый конверт из плотной бумаги, - это было найдено при обыске. К убийству, как выяснилось, никакого отношения не имеет. Зато напрямую касается Веры Николаевны. Думаю, лучше будет, если она получит его от вас.
Анна осторожно взяла конверт в руки. Лицо ее сделалось строгим и печальным.
- Там … про ее родителей?
Штольман только кивнул.
- Хорошо, я все сделаю, - тихо пообещала Анна, - А вы…
Пожалуйста, будьте осторожны! – словно просили ее глаза.
Да и вы тоже… берегите себя…
Князь восседал в гостиной – как никогда исполненный сознания собственной значимости. Модный костюм, без всякого намека на траур, холеное, высокомерное лицо. Только взгляд – чересчур уж внимательный и напряженный.
В ответ на обращение по имени-отчеству Лев Дмитриевич издал уже знакомое напористое шипение:
- Обращайтесь ко мне «Ваше Сиятельство»!
Штольман холодно усмехнулся:
- Боюсь, на каторге к вашим требованиям мало кто прислушается.
- О чем вы говорите? – с угрожающим видом поднялся с места князь, - как вы смеете!
- Расследование закончено, Лев Дмитриевич. Убийца – именно вы.
- Отца убил этот сумасшедший Вольпин, – князь брезгливо дернул губами, - из-за жены егеря, и ее наследства! Да он даже школу спалил, чтобы…
- Чтобы получить от вас плату, - оборвал его Штольман, - и за уничтожение школы, и за то, чтобы Вера Николаевна, сделавшись госпожой Вольпиной, потеряла к ней интерес.
Иван Христофорович стал весьма разговорчив. Он вовсе не жаждет отвечать за ваши грехи. У него и своих достаточно.
- Он лжет, - гневно сверкнул глазами князь, - да, я считаю открытие подобных школ – затеей глупой и вредной. Этим детям полезнее заучить свое положение, а не пытаться занять чужое. Но не марать же из-за этого руки поджогом!
- Поэтому вы и уговорили это сделать Вольпина, не так ли? Хотя, - лицо Штольмана окаменело, - Веру Николаевну избили именно вы. Чтобы напугать. Иван Христофорович все же любит деньги не до такой степени.
- Деньги отца меня не волновали! – окончательно вышел из себя Лев Дмитриевич.
И осекся, понимая, что проговорился.
- Хотите сказать, у вас были куда более благородные мотивы? - с холодной иронией поинтересовался сыщик.
Сложно держать себя в руках, если испытываешь сильнейшее желание уничтожить преступника далеко не только по велению долга.
- Да что вы можете понимать… в благородстве! – князь смотрит с откровенным вызовом.
Не дождетесь, Ваше Сиятельство.
- Я спасал честь семьи, - торжественно, с глубокой убежденностью произносит Мещерский.
- Не надо, Лев Дмитриевич, - парирует Штольман, - свою вы честь пытались спасти. Да и то – вы думали, что ее спасаете.
- Что вы имеет ввиду? – тут же вспыхивает князь.
Штольман медленно достает из кармана бумагу – тот самый, полуобгоревший лист, найденный им возле камина.
- Вы получили письмо, в котором вас предупреждали о том, что Дмитрий Львович Мещерский причастен к заговору против правительства. Вы поверили – или очень захотели поверить неизвестному благожелателю. Становиться сыном изменника не хотелось. И вы нашли простой выход – убить отца до того, как заговор будет раскрыт.
Князь ничего не ответил. Только глаза его потемнели до черноты, и казалось, прожигали сыщика насквозь.
- Вас не было в Петербурге в день охоты, - продолжал Штольман, - никто не смог подтвердить вашего алиби. Вы тайно прибыли сюда. Притаились в зарослях – так, чтобы видеть Дмитрия Львовича. И выстрелили в тот момент, когда егерь целился в лису. Думаю, вас устроила бы любая версия событий, но обвинить Тимофея Кречетова показалось особо заманчивым. Хотя ведь вы и господина Вольпина, друга отца не пожалели.
- Это были необходимые меры, - отчеканил князь, - честь фамилии…
- Вы сами запятнали свою честь убийством, - повысил голос Штольман, - причем совершенно напрасным.
- Что? – вскинулся князь.
- Ваш отец не был доволен устройством общества. Он много жертвовал на благотворительность, помогал больницам и училищам, организовал свою школу. Но никогда и ни в каком заговоре Дмитрий Львович не принимал участия. Автор письма вам солгал! – нанес последний удар Штольман.
- Вы позволите мне, - выдавил Лев Дмитриевич после минутного молчания, - уладить кое-что, прежде чем уйти?
- Нет, - резко произнес сыщик, - я не позволю вам застрелиться. Поучите сполна все, что заслужили. И суд, и каторгу, Ваше Сиятельство.
Они шли от крыльца к полицейской пролетке. Надо отдать должное князю – тот не пытался бежать. Вышагивал спокойно и даже с некоей гордостью. Словно король к эшафоту, на глазах у презираемой черни. Видимо, все еще блюл свою честь.
Вот уже второе дело подряд приходится слушать пафосные и насквозь фальшивые слова о чести. Никита Светлов, проигравший невесту в карты – и отдавший ее насильнику. Потому что «долг чести»! Сын, исподтишка убивающий отца, чтобы избежать позора. Не в пылу откровенного разговора, ссоры, нет! Хладнокровно, продуманно, расчетливо.
Впрочем, что же далеко ходить. В коллекцию отлично вписывается его собственный Двойник, в качестве отменного экземпляра. Тоже ведь говорил очень красиво. Искренне полагал, что именно честь требует, ради передачи преступных денег ребенку, бросить под ноги его матери целиком доверившуюся тебе девушку. Как и потом, словом и делом обещать этой девушке брак, ничего не говоря о существовании законной супруги. Имея к тому же весьма призрачную надежду на освобождение от нее. Но произносить – мысленно и вслух – гладкие фразы о благородстве Двойнику это все никак не мешало.
Жаль, что Тень, когда она отделена от носителя, нельзя ударить. Или все-таки можно?
От размышлений Штольмана отвлек князь. Замер внезапно, посмотрел куда-то в сторону, и вдруг метнулся к ближайшему дереву. Откуда и выволок за шкирку отчаянно упиравшегося мальчишку. Ваню Стеклова.
- Ах ты, негодяй! Подлец! Доносчик!
Он уже размахнулся для оплеухи… И в тот же миг сам полетел на снег, сбитый с ног Штольманом.
- Ребенка не трогайте, вы… «благородный человек», - сквозь зубы потребовал сыщик, заслоняя мальчика.
Князь медленно сел, тяжело дыша, и отплевываясь от снега.
- Вы и школу для этого хотели закрыть, - усмехнулся Штольман, - а потом сжечь. Знали, что на охоте вас видел мальчик, и поняли, что это ученик школы вашего отца. Думали, что дети никогда больше не появиться в усадьбе, и вас не опознают?
- Маленький паршивец… - со злобой прохрипел князь.
- Его свидетельство, конечно, важно, - продолжал сыщик, - но и без этого против вас достаточно улик. Так что, на юный возраст свидетеля не надейтесь. Ваше Сиятельство.
***
Ближе к вечеру в Управлении появилась Анна. Вошла, почти как раньше, с каким-то решительным напором, широко распахнув дверь. На стол отсутствующего сейчас Коробейникова полетели белые пушистые варежки.
- Яков Платонович, - сердито взглянула она на Штольмана, - вы же так и думали, что Вера все расскажет мне?
- Я предполагал, - ответил он.
- Считаете, это что-то меняет? Надеетесь, что я … чего-то там испугаюсь, и откажусь от вас?!
Замирает, прикусив губу, и стиснув пальцы. В огромных глазах стоят слезы, которые она пытается загнать обратно, часто моргая. Не выдержав, он сам берет ее руки в свои. Анна тут же делает шаг навстречу, утыкается лбом в плечо.
- Аня, но ведь история и правда, невеселая, - тихо говорит Штольман.
На белом пуховом платке, которым прикрыты волосы Анны, от его дыхания тают снежинки.
- А вот Вера сказала, что очень любит и уважает их, и отца, и маму, - она поднимает голову, снова заглядывает прямо в глаза, - и что им просто-напросто нужно было оставаться вместе! В любом случае…
Именно в этот момент возвращается Коробейников. Невозмутимо здоровается с Анной, которая даже не пытается отстраниться от Штольмана. Проходит к своему столу, вздыхает глубоко. И выдает то, что, видимо, тревожило весь сегодняшний день:
- Ну князь… Вот что он такое, а? Ни стыда, ни совести! Ни раскаяния, - он недоуменно пожимает плечами, - вот как вы думаете, Анна Викторовна, у дурного человека какая должна быть Тень? Если все наоборот – очень хорошая?
Анна вздрагивает. Бледнеет. Штольман обнимает ее за плечи, прижимая к себе, и награждает Коробейникова испепеляющим взглядом.
- Я думаю, Антон Андреевич, - сглотнув, с какой-то мукой отвечает Анна, - что Тени хорошими никогда и ни у кого не бывают.
________________________
Продолжение следует
