- Дорогие мои, запомните, а лучше запишите: женщина - не дуб среди ясного неба, торчать среди молодой поросли жизни в одиночестве не есть её удел. Дама - легкокрылая бабочка, резвой козявочкой перелетающая от цветка к цветку. Она собирает мед у одного, приглядывается ко второму, и в то же время опыляет своим вниманием следующие, потенциальные  цветы. И неважно, кто встретится на её пути: гладиолус, львиный зев или мышиный горошек. Ни один из них не должен устоять перед искушением ощутить шевеление мохнатых лапок на своих лепестках и тычинках...

Устав от сырости, что развели в доме дамы Морошкины, оставшись без каменных стен и мужских плеч, мадам Габриэлла щедро делилась с ними накопленным опытом по возведению крепостных стен из подручного материала.

- ...бабочка должна быть яркой, замечательно радужной! Её задача - вызывать желание приковать себя к брачному ложу, а не выглядеть как жалкая бедняжка, избежавшая застенков казематов.  Ну что на вас, Агата, за наряд? Минорно-синее поношенное платье, с пуговицами в два ряда, словно на мундире военного. Наряды должны навевать мысли о вальсах, лишать мужчин разума, а их женщин побуждать к ревности. Простите меня, но сие одеяние нагоняет элегичную тоску. Долой его! Перья, блестки, банты, такие безвредные на вид, в нужном сочетании являются смертоносным оружием. Они, и только они создают из деревенской простушки Венеру Милосскую! В вашем же наряде не то что повергнуть к ногам кавалера - даже почтмейстера к дому заманить не удастся.

- Я так на службу хожу, - оправдывалась Агата. Она оглядела свой затрапезный наряд, пытаясь вспомнить, в чем была одета, когда упрекала Порфирия в косвенном развале семьи. Вспомнила! Это было что-то блеклое. Значит мадам права, во всем виноваты её невзрачные костюмы. - В клинику в перьях ходить неудобно. А Венера, по-моему, и такого платья не имеет.

Мадам Пираньи, оседлав любимую волну, была глуха к её возражениям и противоречила сама себе:

- Незачем равняться на несчастную мученицу, у неё и рук-то нет. Немедленно снимите это рубище! И выбросьте его за ворота. Даже для мытья полов оно не сгодится, нечего им бескровное уныние по дому размазывать.

Очередь дошла до Марты Матвеевны:

- Вот вы, голубушка, лишившись одного мужа, не должны складывать лапки - немедленно отправляйтесь в полёт. Не затягивайте с этим. Больше года женщине быть одинокой неприлично! Как вы думаете, почему для траура определен именно такой срок? Чтобы гусеница смогла за это время окуклиться и присмотреть себе новый цветок. Воспарите, моя дорогая, под лежачие крылья нектар не потечет. Только кропотливый труд делает из куколки бабочку. Дездемона, последнее имеет прямое отношение к вам. Не надо ощущать себя гусеницей буквально и съедать вокруг себя все без разбору. Крылья вы, конечно, в любом случае отрастите, но вот вопрос: какие? Прекрасного махаона или серой моли. Ведь и тот и другая бабочки...

На "моль" Дездемона обиделась и решила на ужин подать котлеты по-киевски. А на завтра к обеду щи. Пусть эта бабочка с перьями либо подчинится воле моли, либо летит столоваться на другое поле.

- Хотя, должна признаться, что мужчина создание столь примитивное и неразборчивое, падкое на лесть и искрометное обаяние, что любого из них можно привлечь даже отсутствием наряда, как такового. Дорогие мои, для женщины в способах обольщения нет преград. Любой мужчина подвластен нам. Будь то принц, герцог...- мадам окинула взглядом Дездемону, прикидывая её шансы очаровать принца, - ...или дровосек. Никто из них не устоит пред флюидами, которые мы должны испускать денно и нощно, не покладая крыльев.

Всю последнюю неделю, когда потух огонь в семейном очаге Морошкиных, мадам Пираньи преподавала женской половине обитателей дома курсы по выживанию и устройству себя в хорошие руки в мире мужчин.

Дело, надо сказать, двигалось с трудом. Марта Матвеевна, пережившая чудовищное предательство, пока ещё обладала пониженной летаемостью и не была готова широко расправить крылья, дабы сменить один цветок на другой.

Агата, представив себя бабочкой, во все семнадцать тысяч омматидиев превращающих её зрение в мозаику калейдоскопа, видела только один цветок, в данный момент отворачивающийся от неё, но упрямо стремилась именно к нему.

Она, в запальчивости обвинившая Штольца в разводе родителей, вскоре пожалела об этом, но было уже поздно. Ей хотелось, чтобы все было как раньше: сообщения, рисунки, тайные свидания и поцелуи с Порфирием, а теперь приходилось ходить с работы на работу в сопровождении Рукобейникова.

Полезные советы, почерпнутые у многоопытной Дивы, обитательницы дома прилежно запоминали и записывали. Теории они понабрались, но практики недоставало. Подходящих мужчин в их окружении можно было бы пересчитать по пальцам одной руки.

Агата могла бы тренироваться на Адру-Педру и Эжене, но к первому пока ещё относилась с некоторой опаской. Да и прикладывать дополнительные усилия, дабы очаровать португальца, было излишне, он и так был готов сочетаться с ней браком по первому щелчку пальцев, несмотря на платье Золушки или полное отсутствие оного.

Скруль после фиаско с вакциной погрузился в хандру. То ли его снадобье без закрепителя долго не хранилось, то ли после путешествия и тряски оно деформировалось, утратив чудодейственные свойства, но люди из патентного бюро, кроме расстройства пищеварения у добровольца и потери времени, иного эффекта не получили. Эжен грустил, менял компоненты, что-то добавлял, взбалтывал и вожделел какой-то небывалой составляющей.

У Марты Матвеевны холостых знакомых не водилось, а позаимствовать мужа у подруги - это моветон! Разве вкусив предательства, несовместимого с семейным очагом, станет она уподобляться беспринципной Гортензии? Ни за что!

К Дездемоне кавалеры и до того не выстраивались в очередь, а после науки обольщения от мадам Пираньи её облик приобрел легкий, но пугающе-загадочный акулообразный флер первобытной охотницы. Для которой что с мамонтом сойтись в рукопашной, что с приказчиком из бакалейной лавки - разница невелика. Исход для соперника был бы один и тот же - контузия, конфузия, конвульсия. И бесславное конвоирование за хобот в Дездемонину пещеру к заждавшемуся мамонта семейному очагу.

Горничная открыла дверь и впустила всклокоченного Хлебушинского:

- Марта Матвеевна, беда! Катастрофа! Бонсуар вновь на аллеях парка! Третьего дня душевно надругался и испортил репутацию Матрёне, кухарке Куропаткиных. А вчера подступал с неприличностями ещё к одной барышне. Невероятное везение - он испугался прохожих, а то и ей не сносить своей чести...

Дива простерла к Хлебушинскому для поцелуя короткую, пухлую ручку с сосикообразными пальчиками, до самых ноготков унизанных перстнями, сдула невидимый локон со лба и с романтическим придыханием проговорила:

- Лемурио! Вы здесь, наконец-то! Почитаю за истинное наслаждение лицезреть вас с самого утра.

Хлебушинский,  в начале тренировок обретший новое имя, душевную привязанность и неопределенные надежды, с губами наизготовку, как игрушка, потянутая за веревочку, послушно направился к своей госпоже, забыв, что привело его в этот дом ...

- Артамон Адамыч, что вам известно о Бонсуаре?- спросила Агата Рукобейникова, когда тот провожал её на службу.

- Догадываюсь, откуда вам известно это имя, видел Хлебушинского, выходившим от вас. Наш репортёр выглядит каким-то странным, пучеглазым, не заболел ли? - Артамон бесхитростно переводил разговор.

- И всё-таки?

- Агата Валерьяновна, вам не стоит беспокоиться, пока я рядом с вами, ничего не случится. Порфирий Платоныч наистрожайше наказал мне беречь его от вас. – Рукобейников, волновавшийся в преддверии завтрака, путался в словах.

- Артамон Адамыч, если не скажете по-хорошему, буду специально ходить по парку одна! - пригрозила ему девушка.

-  Немедленно выбросьте эти мысли! Порфирий Платоныч с меня голову снимет! Это страшный человек. Нет числа загубленным им репутациям барышень! - От переживаний мысли Рукобейникова путались и было непонятно, кого же он имеет в виду. - У нас сей фатальный господин впервые объявился три года назад. Только в небольшом Заводске за месяц он успел изрядно наследить. На его совести четырнадцать искалеченных жизней. Он бессовестно поглумился над сестрой моего однокашника Косолапова. Бедолаге, дабы скрыться от молвы, пришлось поступать на бестужевские курсы. Там Зинаида пустилась во все тяжкие, коротко остриглась, нахваталась вольнодумства и  феминистических идей. Замуж идти отказывается и мечтает о карьере журналистки. А какой она была славной до той трагической встречи, в фартучке и с бантом...

- Какая ужасная судьба.

- И не говорите... И не говорите Порфирию Платонычу о том, что вам известно об этом разбойнике. Он строго-настрого запретил мне вас пугать.

Агата убедила Артамона, что ни за что, под страхом отлучения от всех кондитерских мира, она не откроет Штольцу правду о словесном недержании Рукобейникова.

- Продолжайте, раз уж начали.

- Да и рассказывать особо нечего. Нам мало что о нём известно. Ни имени, ни фамилии, ни как выглядит- ничего! Он подходит к одиноким барышням в темных местах, галантно приветствует: "бон суар", а дальше они ничего не помнят, только безудержно хотят за него замуж. Он и имя получил от французского "добрый вечер", потому что нападает на девушек под покровом ночи. То ли он гипнотизирует бедняжку, то ли обладает столь могучим мужским шармом, что она тотчас же влюбляется в него. Мерзавец делает ей предложение. Жертва его принимает. Договариваются тайно встретиться в церкви, чтобы провести обряд венчания, но он, конечно, не является. А далее истерики, крики, требования разыскать его, вернуть несчастной её единственную любовь... Ведь ни одна из них, представляете, Агата Валерьяновна, ни одна не хочет верить, что он серийный искуситель! Оттого и заявлений в полицию не подают.

- Ох, как люто!.. Для девушки нет ничего хуже, чем быть брошенной у алтаря. Позор на всю жизнь.

- Вы правы.

- Артамон Адамыч, мы должны задержать маньяка. Надо обезопасить барышень.

- Об этом не может быть и речи! Агата Валерьяновна, Штольц, когда узнает, что я втянул в вас в это опасное дело… страшно подумать, что со мной сделает!

- Если вы не проболтаетесь - он не узнает. Всё, мы пришли. Жду вас в клинике в восемь вечера.

- Агата...- Рукобейников попытался отговориться, но девушки и след простыл.

- ... Валерьяновна, - словно и не расставались на полдня, Артамон продолжил с того же места. - Вы не должны ввязываться в это дело. Оно очень опасно.

- Артамон Адамыч, а если бы преступник так со мной поступил?..

Рукобейников представил Агату в руках Штольца, бьющуюся в истерике и вожделеющую сочетаться браком с преступником Бонсуаром. Представил беспомощный затравленный взгляд судебного следователя, так глупо, из-за Артамоновых страхов, потерявшего единственную радость в жизни, и решился:

- Я не позволю вам рисковать собой. Оставьте это дело полиции.

- Я знала, что вы так скажете. Рисковать будете вы! Раздевайтесь. У меня есть для вас подходящий наряд. - она вытащила из-под стола огромный узел. Развернула его, достала платье и другие финтифлюшки из дамского гардероба.

- Одевайте, не бойтесь. Дездемона одолжила то, что ей не впору.

- Ну вы сравнили, её рост и мой, - Артамон приложил к груди цветастое платье.

- Это же хорошо, не будет видно мужских ботинок.

Агата переоделась за ширмой в мужскую одежду. Благо, её, оставшейся без хозяев, в доме было предостаточно. Заплела простую косу, её, если поднять ворот дядиного пальто, будет не видно. И напялила отцову высокую шляпу. Получился миловидный щупленький мужчина в одежде не по размеру. Артамон тем временем кое-как влез в платье и возился с малиновым кафтаном - былой гордостью Дездемоны.

Девушка повязала ему на голову платок, выпустила на лоб легкомысленные кудряшки и водрузила ему на голову меховую шапку. Полюбовалась сотворенным:

- Артамон Адамыч, да вы просто барыня-боярыня. Отбою от кавалеров не будет, - пошутила она. - Револьвер кладите в сумочку.

- Грешно смеяться над этим, Агата Валерьяновна. Только ради вас готов лишиться врожденной мужественности и облачить в чуждый мне наряд.

До парка, излюбленных угодий охоты Бонсуара, две фигуры в волочившейся одежде добрели довольно быстро. Агата поддергивала рукава, штанины она предусмотрительно подогнула с помощью булавок. Вместо трости, которую отец забрал с собой, она вооружилась его зонтом.

- Все, расходимся, - у калитки парка скомандовала она. - Идите вперед, я буду вас страховать сзади.

Они ходили взад-назад, пока не устали ноги. Преступник, похоже, взял выходной.

- Бон суар, мамзель! - глубокий мужской бас прогремел за ухом Артамона. От неожиданности сыщик съежился.

Агата поправляла шляпу и пропустила момент, как к Рукобейникову подошел огромный мужик купеческой наружности. Она поудобнее перехватила зонт, подкралась ближе и прислушалась.

- А что такая красотуля делает на улице одна в кромешной тьме? - купец одарил Артамона комплиментом.

Рукобейников прижал к груди сумочку с револьвером и пропищал:

- Моцион на сон грядущий соблюдает. По предписанию доктора. Для цвета лица и благоприятного аппетита.

- Мамзель, не гоже ходить одной, лихого люда полно. Кто-нибудь такую милашку да сноровит обидеть.

- Я уже возвращаясь домой, - пищал Артамон.

- Давно я на тебя глаз положил. Да, вижу не я один - вон ещё какой-то мужичонка за тобой таскается, видно, ридикюль отнять хочет. Уж больно вид у него задрипанный, похож на беглого каторжника.

- Где? - Рукобейников оглядывался по сторонам в поисках Бонсуара.

- Да вон же он, - указал на Агату провожатый. - Я тебя, голубушка, провожу, не отказывайся.

- Нет, не надо, я незнакомых мужчин опасаюсь, отнекивался Артамон.

- Какой же я незнакомец? Я - Василий Афанасьич Костогрыз, купец. У меня торговля в Торжке. А тебя как зовут, сахарный цыпленочек?

- Арта... Арина.

- Ну до чего же ты пригожа, Аринушка. Ладная, как лебедушка белокрылая. Во всех местах удачно образованная.

Костогрыз кренделем обвил руку Артамона вокруг своего локтя и повел прочь. Рукобейников послушно шел рядом, оглядываясь на Агату, тащившуюся за ними. Купец тоже её заметил.

- Ишь, прицепился, не отстает. Не бойся этой шушеры, Аринушка, вот тебя до крыльца отведу, сдам на ручки родителям и разберусь с жуликом. Придется ему отведать силушки моей, для тебя сбереженной.

Рукобейников ослабел от мысли, что сделает с ним Штольц, если Костогрыз поколотит Агату. Он махнул ей рукой - "отбой" - и пропищал:

- Василий Афанасьич, не надо, мне станет дурственно! Я барышня впечатлительная, нипочем не усну, если буду представлять, как этот матерый каторжник может вам совредить. Ах, пойдемте скорее, я уже поникла душой, чувствую себя крайне неблагополучно, и в глазах темнеет...

Следующий день у Агаты был выходным, а значит, Рукобейников ей был не положен. Она, надеясь на отсутствие Штольца, направилась в полицейский участок.

Её сообщника на месте не было, а Порфирий, совсем разлимонившись в тепле, попивал чай с бубликами. В тарелке с баранками  в вольготной позе развалился Амулет, невидимый глазу материалиста. За это время он заметно вырос и, питаясь духовной пищей, разъелся и превратился в подобие своего хозяина. Он втягивал носиком аромат свежей выпечки и осоловело поглядывал на гостью.

- У вас в тарелке дух мыши, - сообщила Агата Штольцу.

- И вам доброе утро, - не отвлекаясь от своего занятия, вежливо приветствовал девушку Порфирий. Агате уже давно хотелось вернуть всё так, как было до Недоцетти, но поводов к примирению не находилось. Она уже стала сомневаться, что он захочет её обратно, по всему видно - ему и так превосходно. Ну на что она ему? Он такой видный мужчина, с подробностями. А она совсем обыкновенная, каких тысячи, да ещё с приданым в виде несносного характера.

Тем более, как ей удалось разведать у Артамона, Штольц по ней совсем не скучал. В гостинице, где он квартировал, поселились братья Морошкины, и у них сложился превосходный мужской клуб с коньяком, шахматами и бильярдом. Доктора Минхерца, выскакивающего рысью из клиники тоже приняли в члены клуба, как догадалась Агата. И это было столь захватывающе заманчиво, проводить время без дам, что, по словам Рукобейникова, уже почти все номера были заняты местными джентльменами с поврежденными семейными узами.

Сам Артамон Адамыч, по причине малолетства и отсутствия печального брачного опыта, допущен в компанию не был. Этот пристрастный подход к выбору участников породил в нем обиду, которая грызла его изнутри, и, возможно, послужила одной из причин, почему он позволил Агате втравить себя в это дело...

- А Артамона Адамыча нет? Я к нему по важному делу, - объявила о цели визита Агата.

- Располагайтесь. Он скоро будет, - дружелюбно, но совсем как чужой пригласил её Штольц. - Чаю хотите? С баранками.

- Нет, спасибо. Там мышь, - еще раз предостерегла она сыщика. Штольц в ответ хмыкнул.

Амулет тем временем закончил обгрызать когти и решил похвастаться Агате свежим маникюром. Кое-как мышонок выбрался из тарелки и, высоко приподнявшись на кончиках когтей, побежал по столу, волоча за собой призрачный хвост.

Невежливая гостья выскочила из кабинета и захлопнула за собой дверь.

Штольц смотрел сквозь стекла, как она приперла к стенке его коллегу и что-то жарко ему шептала, а он отнекивался. Распираемый от любопытства Порфирий вышел к ним. Уличительно ткнул в девушку половиной бублика, как пистолетом, и принялся за допрос:

-Агата Валерьяновна, вы опять на что-то подбиваете Рукобейникова?

- Нет, что вы, разве я могу... - стараясь как можно наивнее махать ресницами, девушка обернулась к нему. - Я пришла рассказать Артамону Адамычу о новой книге, которую прочла.

- Ну-ну. Я смотрю, только вам под силу заставить его без напоминаний заниматься делами. Правда, исключительно вашими...

А вечером они ряженными вновь прогуливались по парку. Артамон фланировал впереди, Агата сзади. Подстроиться к широкому мужскому шагу ей было трудно, и иногда Рукобейникову удавалось оторваться. Тогда девушке приходилось убыстряться и переходить на бег, нагоняя напарника. В один из таких моментов из кустов вывалился субъект в размашистом черном одеянии. Прикрывая лицо широким рукавом, он подошел вплотную в барышне в малиновом кафтане.

- Бон суар... - сказал ей призрак, - На счет три ты откроешь глаза и влюбишься в меня без памяти. Раз, два...

- Каков хват! - из ниоткуда материализовался возмущенный Костогрыз. - Найди себе свободную барышню, а к моей прилаживаться не смей!

Купец крепко ухватил за плечи призрака, размахнулся и зашвырнул его за кусты, в девственные недра сугроба.

- Ага! Еще один!

Агата, в критические моменты пользуясь давно разработанной стратегией, сбивающей с толку любого противника, заменила инстинкт самосохранения безрассудством и поспешила на помощь напарнику, отчаянно дуя в свисток, но попалась в лапы Костогрызу, и, не успев даже мяукнуть, отправилась вдогонку за Бонсуаром.

Она летела не долю секунды, а, казалось, целую вечность. Расправив полы дядиного пальто, она парила, больше похожая не на бабочку, которой Габриэлла призывала ощутить себя, а на белку- летягу.  Да, она окуклилась неожиданно и даже превратно, не считаясь с законами природы, и на выходе из кокона вместо прекрасной бабочки получилось недоразумение, но метаморфозы во внешнем виде ничуть не умаляли радости от ощущения свободы полета.

Оставленное далеко в детстве чувство гоняло её по воздуху, как легкое перышко и сводило с ума, заставляя за мгновение пережить сладостные часы. Она мысленно кувыркалась в воздухе, переворачивалась и сожалела, что Штольц не видит, сколь прекрасно она освоила искусство полета.

Всё закончилось до обидного быстро. Когда она собиралась зайти на второй вираж, сила земного притяжения скомандовала ей идти на посадку. Она приземлилась на четвереньки, лицом в сугроб.

Артамон следивший за её выкрутасами в воздухе с восхищением, переходящим в ужас, ломанулся туда же, с трудом покинув медвежьи объятия купца. Городовые, привлеченные свистком, выскакивали изо всех щелей. Костогрыз, оберегая Аринушку от возникшей кутерьмы, теснил её к выходу из парка. Барышня вырывалась и стремилась к полицейским. Откуда ни возьмись появился Штольц. Ухмыльнулся, глядя на маскарад Рукобейникова, и полез в кусты. Совершенно непочтительным образом выволок за шиворот из сугроба Агату, встряхнул её, приводя в вертикальное положение:

- Жива? - он прижал её к себе. Девушка в ответ нечленораздельно, но оживленно пискнула, подтверждая свою живучесть.

От радости, что он здесь и, конечно, видел её интерлюдию, она глупо спросила:

- Хорошо я летела?

- Лучше всех, - похвалил её Порфирий.

Мужчина оглядел с ног до головы все тридцать три несчастья, доставшиеся ему по насмешке судьбы. Барышня была растрепанная, розовощекая, и весьма довольная собой. Костогрыз, отправляя её в неведомые дали, случайно оторвал подтяжки, и теперь ей приходилось держать брюки, чтобы они окончательно не сползли. Порфирий вздохнул, затолкал её сюртук и рубашку в брюки, и, приподняв за пояс, встряхнул всю конструкцию, натягивая на Агату штаны до самых подмышек:

- Вот так будет хорошо, - объявил он. И скомандовал городовым:

- Всех доставить в участок, там разберемся, кто есть кто.

В участке он указал на Агату и Артамона:

- Этих двоих ко мне. Остальных в камеру.

- Не хотите ничего мне сказать? - наседал он на них, как на закоренелых преступников.

Артамон понуро молчал, Агата напустила на себя несвоевременную браваду, оберегая пугливого сообщника:

- Вы не должны так с нами разговаривать. Да, если бы не мы, вам бы ни за что не задержать Бонсуара! - переходя из защиты в нападение, Агата надеялась изменить ход сражения. - А как вы вообще узнали о наших планах?

- Следил за вами, - сообщил им Штольц, напрочь лишенный раскаяния. - Ни на секунду не поверил в ваши сказки.

- Какое коварство!

- Агата, вы отдаете себе отчет в ваших действиях? Получается, все мои слова о безопасности вы пропускаете мимо ушей. Это невыносимо, когда тебя не слышат! - пожаловался он пальме, самому лучшему и со всем согласному собеседнику. - Только представьте, что он мог с вам сотворить!

- Мне неважна репутация! - запальчиво оповестила она Штольца. - Мне нет до неё никакого дела.

- А мне есть! И вам, Артамон Адамыч, должно быть. И переоденьтесь уже! Сил нет смотреть на вас в шутовском наряде.

- А Костогрыз сказал, мне идет, - немного обиделся Рукобейников.

- Если ваш поклонник позовет вас замуж, вы идите, не отказывайте такому галантному кавалеру. У него дело за комплиментами не постоит.

Рукобейников покраснел и скользнул к выходу. Штольц развернул Агату спиной к себе, кое-как приладил подтяжки на место, до дома она должна добраться без проблем.

- Агаша, и вы ступайте, поздно уже. С вами я завтра поговорю. Вас отвезут.

- А мы завтра встречаемся?

- Безусловно! Вы забыли, что Недоцетти вышел из клиники и требует возмездия? На завтра назначены переговоры по урегулированию проблемы. Если бы вы сидели дома, как я велел, то знали бы об этом.

За большим столом в столовой Морошкиных собрались все настоящие и бывшие обитатели дома, а также мадам Пираньи и Хлебушинский. Штольц настоял на этом.

Прибыл маэстро в сопровождении своего адвоката. Все расселись. Стряпчий чародея перечислил повреждения, нанесенные его клиенту, и требования компенсации.

Валерьян Ильич испросил перечень побоев и отверг часть требований. Затем выдвинул свои, более скромные. У Марты Матвеевны были порушены прическа и многолетний брак. Дездемоне нанесено нервическое расстройство, приведшее к ухудшению аппетита до критических размеров, грозящее летальным исходом от скорого истощения.

И когда стороны уже были готовы примириться и сойтись на устраивающей всех сумме, слово взял Штольц. Агата, которая испытала на себе его божественное красноречие, закатила глаза.

- Дамы и господа, прошу вас не торопиться с вынесением решения. Мне тоже есть что сказать. - Порфирий поднялся со своего места. - Вот перед нами сидит ошибочно увеченный гражданин Италии.

Недоцетти начало понравилось, и он с удовольствием кивал головой, соглашаясь.

- Если мы не уладим это невзрачную ситуацию, может возникнуть международный скандал, не так ли, маэстро?

- Так. Так. - соглашался Карпоссио.

- При множестве свидетелей присутствующие дамы нанесли травмы этому господину...

- Штольц, что вы несете? Вы на чьей стороне? - прервал великолепно начавшуюся речь Валерьян Ильич. Порфирий сделал успокаивающий жест, не волнуйтесь, мол, я-то знаю, что несу.

- ...нанесли травмы господину... Запамятовал, как вас?- повернулся к магу Штольц.

- Маэстро Карпоссио Скардола-Недоцетти.

- А по паспорту? - вежливо осведомился сыщик. Чародей заюлил. Штольц продолжал: - Я отправил запрос в Петербург и получил ответ, поставивший меня в тупик. Нет такого гражданина. Италия не признала вас своим сыном.

- Не понимаю. Это ошибка!

- Так может, кто другой признает? Так как же вас зовут по-настоящему?

- Поликарп Микеланджелович Скардола. И что с того? Разве есть закон запрещающий брать сценическое имя?

- Нет, конечно. Безусловно, вы правы, такого закона не существуют. Но есть много иных, запрещающих вести мошенническую деятельность в пределах нашей страны.

- Я не мошенник! Я маг и чародей!

- Кто это может подтвердить? Может, ваша матушка? Кстати, что означает ваша фамилия - Скардола?

- Лещ. Это рыба такая.

- Спасибо. Нам это известно.

Порфирий повернулся к мадам Пираньи:

- Госпожа, а как вас величать? По паспорту, - мадам надулась, но нынче красноречие Порфирия было неудержимо и плевать хотело на деликатное обхождение с дамами. - Пред нами господа, матушка незадачливого повелителя астральных путей и зеркальных сущностей - Акулина Гавриловна Недолещ, больше известная как Габриэлла Пираньи.

Все присутствующие воззрились на Диву. Штольц, натерпевшийся и намолчавшийся за неделю в разлуке с Агашей, был в ударе:

- Поликарп Микеланджелович не удовлетворялся приставкой «недо» к фамилии.  С его непомерными амбициями этого было мало. Хотелось быть полноразмерным лещом. Отсюда возник псевдоним Скардола и, как дань уважения родительнице, Недоцетти. Трепетная мать всего лишь хотела помочь своему сыну. Она никому не причиняла зла, всего-навсего собирала информацию и передавала ему. А спустя неделю или две по её следам гастролировал маэстро и на глазах изумленной публики творил чудеса... 

Дива, не видя никого вокруг, повернулась к ошарашенному Хлебушинскому:

- Лемурио, ты ведь простишь свою проказницу? Я же мать! Карпоську угораздило уродиться недотепой, похожим на отца. Никчемушным фокусником, с руками из...

- Мамуся, не надо! Не говори им ничего.

- Карпосенька, ну какой же ты балбесик! - Дива подошла к сыну, пригладила волосики ребенку и поцеловала в макушку. - Разве ты не понял, что им и так все известно?  Нам придется все бросить и уехать куда глаза глядят, где нас никто не знает, и там мы начнем всё заново.

- Я без денежек никуда не поеду, - закапризничал маэстро.

- Придётся выбирать, маленький, или Тмутаракань, или тюрьма...

- Порфирий Платоныч, ну куда же вы? Мы ведь так и не поговорили. - Агата выскочила на улицу в одном платье. Все разошлись, а им опять было не до разговоров.

- Вернитесь в дом, не стоит в мороз разгуливать раздетой.

- Нет. Нам надо поговорить.

Штольц распахнул свое пальто, впуская Агату внутрь, притиснул к себе сильнее и прикрыл её полами.

- Порфирий Платоныч, - Агата повозилась внутри, устраиваясь поудобнее, наощупь пересчитала все пуговицы на сюртуке мужчины и нерешительно договорила: - Я хотела извиниться. Я, правда, так не думаю. Родители взрослые люди и должны сами решать проблемы. Вы же простите меня?

Порфирий потерся щекой о пушистую макушку, отпуская ей грехи на десять жизней вперед.

- Я вам доставляю столько неприятностей, - горестно вздохнула девушка.

Штольц негромко рассмеялся:

- Без вас моя жизнь была бы иной, пресной и скучной.