Часть 23

Анна без стука открыла дверь в кабинет Милца и с порога бросилась к Штольману на кушетке. Виктор Иванович, зашедший следом, только головой покачал и развёл руками, глядя на хозяина кабинета.
Анна, присев на краешек кушетки, беспокойно осматривала Якова, желая убедиться, что он цел. Тот успокаивающе сжал её руку.
- Анна Викторовна... Не стоило так спешить... Все целы. Вам нужно успокоиться и не волновать родителей...
Анна виновато оглянулась на отца и всхлипнула. Напряжение отпускало, но ей просто необходимо было поговорить. И она не знала как это сделать без свидетелей. Штольман внимательно посмотрел ей в глаза и тихонько шепнул "Мне нужно закончить разговор с доктором Скрябиным. Потом поговорим". И Анна перевела взгляд на Скрябина, который сидел за столом опустив голову и прижимал к глазу пузырь со льдом.
Штольман вздохнул и попросил Милца и Миронова оставить их. Виктор Иванович кивнул и протянул руку дочери. Она замотала головой и крепче вцепилась в руку Штольмана. Тот снова вздохнул.
- Аня, я прошу тебя... Это касается весьма приватных сторон жизни Ивана Евгеньевича. Вряд-ли он хочет чтобы все были в курсе...
Скрябин поднял голову.
- Я не буду возражать против присутствия Анны Викторовны. Это касается в какой-то степени Вас. Значит Анна Викторовна имеет право знать.
Штольман поднял бровь, но промолчал. Анна встала с кушетки и пересела на стул, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места. Миронов тревожно посмотрел на дочь, но вышел вслед за Александром Францевичем.
Скрябин положил на стол резиновую ёмкость со льдом и заговорил.
- Мы с Глебом не близнецы. Он младше на два года. Но похожи были всегда. Когда он подрос, нас путали даже те, кто давно знал. Глеб в детстве сильно болел. Слабые лёгкие. Мама с ним по врачам постоянно ездила. Возможно именно тогда я решил, что стану лечить людей. Я гораздо позже понял, что большая часть его болезни была притворством. Ему нравилось, что с ним носятся, жалеют, подарки делают по первому требованию... Матушка избаловала его. А он обращался с ней... Знаете, как с прислугой. Мы даже подрались с ним пару раз из за этого. Наказали меня. А Глеба мама жалела.
Анна с сочувствием смотрела на Скрябина. Она даже порывалась что-то сказать, но Штольман взглядом дал понять, что не надо прерывать доктора.
Скрябин задумался на какое-то время, потом продолжил.
- Отец умер когда я учился уже в медицинской академии. Матушка была совсем растеряна. Она была мягкой, доброй и, увы, безвольной женщиной. Поэтому завещание отец составил так, чтобы Глеб до 25 лет не мог получить свою часть. Отец знал, что мама не сможет отказать любимцу и он спустит всё очень быстро. Глеб был в ярости. Мне были выделены деньги на учебу, остальное лежало в банке или было вложено в ценные бумаги. Мне, собственно, и не нужно было больше. Я учился как проклятый и хотел поскорее стать независимым. Глеб внезапно успокоился. Его приятель по гимназии увлек его этнографическими исследованиями. И он мечтал, что поедет в экспедицию и найдёт что нибудь такое, что прославит его. Я даже обрадовался. Он ходил на лекции и казался очень увлечённым. Каюсь, именно тогда и именно я послужил причиной ещё одного его увлечения. Гипноз.
Штольман насторожился, а Анна тихо ахнула. А Скрябин налил себе ещё рюмку коньяка и выпил залпом.
- Я взял его с собой на лекцию одного профессора из Италии. Он изучал гипноз и по ходу лекции демонстрировал свои достижения в этой области. Глеб был в восторге и забросал меня вопросами о том, что можно почитать на эту тему. И я дал ему список. Там были работы Месмера, де Пюисегюра, Фариа. Я не видел в этом ничего страшного, поймите. Был рад, что мой легкомысленный братец хоть чем-то увлёкся... Я представить себе не мог, что бесповоротно погубил его...
Скрябин опустил голову на руки и замолчал. Анна всё таки вскочила со своего места и подошла к нему. Тронув его за плечо, она взволнованно заговорила.
- Иван Евгеньевич, не корите себя! Вы и в самом деле не могли знать...
Доктор вскинул голову.
- Мог! Я ведь врач...
Уже тогда я обращал внимание на то, что настроение его может резко меняться, что все его увлечения были...чересчур что ли... Да что говорить... Я просмотрел начало его болезни...
Штольман кашлянул.
- Вы были всего лишь студентом. И не могли знать всего. Подумайте. Это сейчас Вам очевидно то, что тогда казалось подростковыми метаниями.
Анна благодарно посмотрела на Якова, а Скрябин задумался, а потом кивнул.
- Наверное Вы правы. Глеб не просто прочитал всё, что я ему рекомендовал. Он стал тренироваться и очень скоро достиг невероятных успехов в деле внушения. Я об этом узнал к сожалению не сразу. Вскоре Глеб вместе со своим другом собрался в этнографическую экспедицию на Алтай. Они долго искали того, кто бы вложил в это деньги, и наконец нашли. Гораздо позже я узнал, что не обошлось без гипнотического таланта Глеба. Я заканчивал академию и не слишком вдавался в то, как и чем занимался Глеб. Матушка расстроилась, плакала, не хотела его отпускать. Мне же казалось, что это неплохая идея. Наконец займётся чем-то полезным и узнает жизнь. Глеб уехал. Письмами он себя не слишком утруждал. Поэтому я не знал как именно проходит экспедиция. Но изредка он всё таки присылал короткие известия. После одного из них, матушка радостно сообщила, что "Глебушка свёл знакомство с очень хорошей семьёй. У них дочь на выданьи. Неплохое приданое дают". Я удивился, но шли экзамены и я махнул рукой на планы брата с женитьбой. Мне казалось, что это несерьёзно. Я сдал экзамены вполне успешно и отправился на практику в армейский госпиталь на год. Глеб же неожиданно вернулся в Петербург. Об этом он мне сам написал. Вернулся злой. Их благодетель, который давал деньги на экспедицию, умер. А сын его счёл подобные траты излишними. Ещё и потребовал отчёта о потраченном. Отчёт его не удовлетворил, как я понял. И Глебу грозила яма. Он умолял уговорить нашего поверенного, чтобы тот выделил денег из наследства.
Я понимал, что это бесполезно. Выслал ему сколько мог из своего жалованья и посоветовал потянуть время до моего возвращения. Ответа Я не дождался. А через неделю меня вызвали в Петербург известием о смерти матушки.
Я приехал к похоронам. Глеб был печален и со стороны можно было подумать, что он искренне оплакивает мать. Но мне показалось, что он к тому же ещё взвинчен и чем-то сильно озабочен. После похорон стали приходить счета за цветы, гроб, поминальный обед. И я, обнаружив, что в домашнем сейфе пусто, обратился к поверенному. Тот удивился и сказал, что матушка сняла все средства за два дня до смерти. Понимаете, всё! И наследство Глеба, и моё. И то, что отец оставил ей. Нотариус убеждал её не делать этого, но она настояла. И вообще, как сказал поверенный " была сама на себя не похожа, строгая такая".
Нотариусу я ничего не сказал. Но у Глеба потребовал ответа. И он попытался меня загипнотизировать...

Штольман на этом месте позволил себе переспросить.
- Попытался? У него ничего не вышло, как я понимаю?
- Да. Я был зол. И сломить меня у него не получилось. И тогда он расплакался как ребенок. И стал клясть этого негодяя, который посмел ему грозить тюрьмой. Жаловался, что из за него он расстался с девушкой, которую полюбил всей душой. Рассказывал что родители её непременно выдадут её замуж за другого, а ему пришлось уехать из Барнаула.
- Из Барнаула? - быстро переспросил Штольман.
- Да. Я упоминал, что экспедиция была на Алтай. А Барнаул там центральный город.
Штольман сел на своей кушетке.
- Налейте ка мне тоже немного коньяка, Иван Евгеньевич.
Скрябин усмехнулся.
- Но только немного. Считайте анестезией. Меньше будет плечо болеть. Оно у вас прямо притягивает неприятности. Шов у Вас рядом со старым пулевым следом. И я, представьте себе, знаю кто его Вам оставил.
Доктор налил немного коньяка в чистую рюмку и подал Штольману. Тот взял, вопросительно глядя на врача.
- Откуда знаете, если уж пошел разговор?
- Дойду и до этого. Очень я был удивлён, когда услышал Вашу фамилию. Не думал, что когда нибудь встретимся.
- Даже так? Ну что же, я Вас внимательно слушаю.
- Глеб внушил матери снять все деньги. А она, когда вернулась домой, просто легла, заснула и не проснулась. У мамы было слабое сердце. И скорее всего гипноз ни при чём. Но не думать об этом я не могу. Долг Глеба мы выплатили. На это ушли почти все деньги его наследства. То, что осталось, я вернул обратно в банк. Но Глеб лелеял месть сыну умершего мецената. Это стало у него идеей фикс. И это тоже разрушало его изнутри. Я устроил его на работу в больницу медбратом. Продержался он пол года. Не по нему был такой труд. Мне же было всё время некогда. Я работал, набирался практического опыта. Потом мне предложили на год поехать в Швейцарию, поучиться у тамошних медиков. Отказаться? Я бы не простил себе этого. И я попросил нашего дядюшку, младшего брата матери, присмотреть за Глебом пока меня не будет. Матвей Игнатьевич был строгим, но при этом добродушным человеком. У него было небольшое имение недалеко от Гатчины. И Глебу пришлось переехать к нему.
Вернулся я через полтора года. Предложили поработать в Цюрихской центральной больнице и я согласился. Дядя писал, что дома всё благополучно. И на первый взгляд так и было. Глеб стал спокойнее, помогал дяде с имением, начал разбираться в сельском хозяйстве. Матвей Игнатьевич даже предложил ему пожить у него ещё и намекал, что готов сделать его своим наследником. Дядя был холост и мы так или иначе наследовали бы ему. Но имение он предлагал Глебу. И тот вроде бы не возражал.
А потом появилась она...
Штольман вскинул бровь.
- Она?
- Да. Та самая девица, в которую Глеб был влюблен в Барнауле. Я предполагаю, что Вы спросите о её имени. Я не знаю. Ни разу он не назвал её по имени. Всегда говорил "моя Звезда". В один не прекрасный день он ворвался буквально ко мне домой и радостно сообщил, что она приехала в Петербург. Вроде бы по приглашению какой-то подруги. И собирается тут остаться. В каком статусе незамужняя девица может жить в столице, я не представлял. Но и о женитьбе Глеб ничего не говорил. Был лихорадочно возбуждён и попросил немного денег, чтобы сводить барышню в театр. А потом он исчез.
Анна всё это время не сводила глаз со Скрябина. Она живо представляла всё, о чём он рассказывал, и переживала вместе с ним. Обычно сдержанно-надменный доктор разительно переменился. Видно было, что воспоминания мучительны для него. Но и возможность наконец выговориться была необходима.
Штольман наоборот был собран и сосредоточен. Он внимательно слушал, отмечая про себя моменты, которые заслуживали более детального разбора. Но сейчас он не хотел перебивать, чтобы не сбить рассказчика с мысли. После последней фразы Скрябина он всё таки переспросил.
- Исчез? В каком смысле?
- В прямом. Ушёл в театр и не вернулся. Я обращался в полицию. Его искали. Четыре раза я был на опознании трупов. К счастью Глеба среди них не было. Что касается барышни, то я ничего не мог о ней рассказать Вашим коллегам. Я не знал ни имени, ни фамилии. Приятель Глеба, с которым они вместе ездили на Алтай, к тому времени уехал куда-то в Европу. Спросить было не у кого. Через пол года я смирился и почти похоронил его. А ещё через год он вдруг объявился у дяди в имении. И попытался дядю убить.
Анна ойкнула. Штольман дотянулся до её руки и сжал её. Скрябин налил себе на этот раз воды и выпил. Затем продолжил свой рассказ.
- Он пришёл пешком. В каких-то лохмотьях с чужого плеча. И совершенно не в себе. Бормотал под нос что-то непонятное. Когда дядя попытался с ним заговорить, он кинулся на него с ножом. Работники дядины вмешались, связали его и вызвали меня. Я положил его в клинику профессора Кащенко. Восемь месяцев Глеб провёл там и вышел вроде бы излеченным. Он никогда не говорил о том, что с ним произошло. Стал тихим и вернулся в имение к Матвею Игнатьевичу. Два года всё было неплохо. А потом случилась Ваша дуэль, Яков Платонович.
Штольман ожидал чего угодно, но никак не такого поворота. У Анны глаза стали как блюдца. Скрябин, глядя на них, невесело усмехнулся.
- Не смотрите так на меня. Дядя за обедом пересказывал сплетни, которые услышал в Петербурге.
Я этим совершенно не интересовался, но не желая обидеть дядюшку, слушал. Одной из "пикантных новостей", как выразился Матвей Игнатьевич, была дуэль князя Разумовского и господина Штольмана. Фамилия Разумовского произвела на Глеба ужасающий эффект. Ведь именно Разумовский был тем самым господином, который получил всё его наследство за долги. У Глеба случился рецидив его болезни. А Вас он возненавидел за то, что Вы покусились на его врага. Это он, и никто иной, должен был наказать князя. Не имел значения тот факт, что князь вышел невредимым после дуэли. Больное воображение Глеба сделало из Вас врага номер два.
Анна ошеломленно смотрела на Скрябина, машинально поглаживая руку Штольмана. Штольман же после недолгого молчания повернулся к Скрябину.
- Иван Евгеньевич, если не возражаете, давайте прервемся на какое-то время. Час поздний. Надо Анну Викторовну отпустить домой.