Пьер Сарразен покидал свое рабочее место с тяжелым сердцем.
Ему очень нравилось почти ежедневно приходить в это здание, проходить по хорошо освещенному коридору, открывать одну из дверей и проскальзывать к столу, где он уже успел навести свои порядки. Стол был добротный, из мореного дуба. С тремя прелестными ящичками, каждый из которых запирался на свой ключ. Был еще один ящик – потайной. Ключ от него Пьер всегда носил у себя на шее, на той же цепочке, что и нательный крест.
Пьер гордился оказанной ему честью и старался как мог. Он с детства был гордостью родителей, происходивших из старинного купеческого рода. Семья Сарразенов имела огромное влияние…
Имела…
Пьер невесело усмехнулся. Если он потеряет возможность зарабатывать здесь, то они все вынуждены будут просить милостыню. После скоропостижной смерти отца капитал быстро прибрали к рукам его братья. Какое-то время они оказывали помощь Клод Сарразен, но затем предпочли о родственниках забыть. Клод не умела просить за себя. Это случилось пять лет назад. Они покинули дом, где семья жила последние сто лет. Сначала снимали удобную квартиру в хорошем квартале. Затем – не очень удобную.
Теперь Пьер с тоской думал о том, что ему предстоит идти пешком через Новый мост, на другой берег, проходить мимо семи или даже восьми кабаков, где вечно шумят пьяные. На лестнице дома темно так, что даже пламя свечи едва выхватывает из Ниоткуда смутные очертания перил. Подниматься нужно на четвертый этаж, выше только мансарда.  Там живет полубезумный студент, который то пьян и своими воплями мешает спать матушке и сестрам, то в полночь принимается играть на волынке. Тогда маленькая Сильвия с криком просыпается, и ее долго не успокоить.
Матушкины драгоценности распроданы. Осталось только обручальное кольцо и две цепочки. Сильвия болеет. Ей нужно хорошее питание и молоко.
Средняя из сестер, Бланш, тоже не вполне здорова.
И только старшая, Изабелла, как-то помогает брату. Она сидит у окна с вышиванием. Ее, дочку Жан-Жака Сарразена, взяли в ученицы белошвейки! Да она пять лет назад ела с серебряной посуды и воротила нос от маковых крендельков!
Пьер вздохнул. Конечно, он потеряет место. Им вовсе не на что будет жить. Девочек, возможно, удастся пристроить в монастырь, мать – в богадельню при обществе святой Жанны, а он сам как-нибудь прокормится. Проклятая нужда! Зачем он вообще польстился на те деньги? Они тогда довольно сносно жили, крупных покупок не планировалось…
Да что теперь жалеть!
Пьер подавил очередной вздох, сунул ноги в башмаки и закрыл все ящики стола. Сегодня он не отдаст ключи господину Шарпантье. Приказа не было. Если он положит ключи сразу, то признает свое поражение.
- До свидания, господин Сарразен!
Пьер вздрогнул. Из личного кабинета вышел никто иной, как Антуан де Россиньоль. Пьеру очень хотелось, чтобы этот человек стал его начальником. Юноша любил умных людей. К тому же де Россиньоль с первой минуты проникся к Сарразену дружеской симпатией.
Если бы все сбылось! Если бы не одно досадное обстоятельство, которое не давало Пьеру покоя!
Он нынче днем задержался по делам в кабинете господина Шарпантье. Отбирая гусиные перья, он вместе с корзинкой отошел за портьеру. Пьер успел отложить в сторону с десяток отличных перьев, когда в кабинет зашли двое.
- Завтра все решится, - сказал спокойный мужской голос. – Я точно узнаю, кто из этих двоих шпион.
Пьер похолодел. Он не привык подслушивать чужие разговоры. Голос он узнал: это был отец Жозеф.
- Каким образом? – поинтересовался господин Шарпантье.
- О, это предоставьте мне. К счастью, госпожа де Буа-Трасси сама не поняла, о чем проговорилась.
Пьер едва не выронил корзинку.
Госпожа де Буа-Трасси! Кузина мадам де Шеврез!
На графа де Буа-Трасси он работал год назад. Недолго, но…
Неужели графиня проговорилась? Неужели…
Если бы его обнаружили за портьерой, то вопрос решился бы сразу.
Но судьба оказалась благосклонна к Пьеру Сарразену: мужчины покинули кабинет. Видимо, господин Шарпантье отдал отцу Жозефу какие-то бумаги и удалился вместе с ним.

***
Ночью Пьер спал плохо. Ему снились кошмары.
Он как бы находился в кабинете его высокопреосвященства. Сам кардинал отсутствовал, зато Пьера окружили кошки. Он знал большинство из них не понаслышке. Кошки привольно чувствовали себя во дворце Ришелье, разгуливали где хотели. Нахалка Сумиз  - та вовсе обосновалась в кабинете Шарпантье, точила когти о бархатное сидение кресла, где тот восседал. Требовала, чтобы блюдце с молоком стояло на столе, а не на полу. В самый неподходящий момент могла с громким мурлыканьем развалиться на важных бумагах.
Поначалу Пьер был удивлен такими порядками, но быстро привык. Он и сам любил кошек. Даже в нынешние непростые времена у них в доме жили аж пять «нахлебников». Толстая старая кошка Сорбонна, капризная и вечно линяющая, но отличная мышеловка. Рыжий ободранный кот Ландскнехт, прыгавший на трех лапах калека, умеющий своим мурчанием снять боль в груди у бедной Сильвии. Молоденькая кошка Лакомка, которую принесла с рынка Изабелла – у той собаки оторвали кусок хоста. И, наконец, два котенка, которых Лакомка родила почти сразу, как попала к Сарразенам. Они были веселыми и забавными. Живые игрушки для Сильвии и Бланш!
От домашних кошек Пьер видел только добро, он знал их нравы и характеры. Потому очень скоро нашел общий язык с питомицами кардинала.
Особенно его умиляла настоящая семейная пара – Приам и Тисба. Эти всегда ходили вместе, спали в одной корзинке и без устали плодили очаровательных котят.
Одного Пьер хотел забрать себе. Где пятеро – там и шестой поместится.
От кошек не следовало ждать подвоха. Тем обидней было увидеть во сне белоснежную любимицу его высокопреосвященства, красавицу Мириам, которая изящным жестом маленькой лапки дотянулась до колокольчика.
- Начинаем наш суд, - промурчала она. – Милая Мими, что вы думаете по поводу подсудимого?
С мягкого пуфика отозвалась еще одна ангорка.
- Пьерр трррудолюбив, - сказала она. – Прррилежен.
- Вот еще! – фыркнул кот Фелимор. – Ничуть. Не прррилежен. Ленив до самозабвения. Я сам видел, как он мечтал в тот момент, когда нужно было переписывать важные бумаги.
«Я тебе припомню! – пообещал мысленно Пьер. – Сам пришел и как замурчал! Конечно, я не мог тебя не погладить… предатель!»
- Свидетельница Лодиска, что скажете?
- Мррр… ворррр…
«Я тот кусок цыпленка для тебя взял! – возмутился Пьер. – Ты так показывала, что хочешь кушать! Кстати, я его не своровал: мы с Мишелем устроили обмен! Ты мой обед съела, а теперь в лжесвидетели подалась?!».
- Свидетельница Лодиска, вы уверены?
- Когтем клянусь!
- Хорошо. Теперь вы, мадемуазель Рубин.
- Он зол, - манерно протянула трехцветная красотка. – Зол и невоспитан.
«Ой! Кто бы говорил! Ты у меня сливки с пальца слизывала! Я из-за тебя два часа времени потерял! Еще уговаривал! У-у-у! Лгунья бесстыжая!».
- Мадам Газетта?
Газетта потянулась и вышла на середину комнаты.
- У меня более веское обвинение. От этого молодого человека недавно пахло духами камеристки мадам де Буа-Трасси.
- Фшшшшшш! – пронеслось по комнате.
- Агнесса – ангел! – не выдержав, воскликнул Пьер. – У нас все честно! Как только я заработаю достаточно денег, мы поженимся! Я люблю ее, а она – меня! Мы ничего себе не позволяем! Мы даже целовались всего четыре раза.
- Пять, - уточнила безжалостная Газетта.
- Пять, - признал Пьер.
- Вот видите, он даже в малом способен солгать. Как же доверить ему большое?
- Великое!
- Тайны государственной важности!
- Он предаст господина!
- Он недостоин служить нашему благодетелю!
Страсти накалились нешуточно. Со всех сторон на Пьера смотрели горящие глаза зеленых и желтых оттенков. Раздавался скрежет когтей и недовольное шипение.
- Я невиновен! Когтем клянусь! – закричал Пьер, увидев, что кошки медленно, но верно приближаются к нему и сейчас раздерут на клочки. – Я буду честно служить вашему хозяину! Вы слышите? Я буду…

…и тут Пьер проснулся, потому что над ним склонились Его Женщины.
Матушка. Сестры.
- Не волнуйся, Пьер, - сказала Бланш. – Все будет хорошо. Вот увидишь.
На кровать вспрыгнула Сорбонна. Уже издалека было слышно ее мурчание.
Матушка принесла успокаивающий настой и произнесла молитву, держа руку на голове сына.
- В самом деле, Пьер. Не стоит волноваться. Ты у меня хороший, чистый и славный мальчик. Иной не мог бы вырасти в нашей семье. Ты не опозоришь честь Сарразенов и заставишь ее засиять новым блеском. Я верю в тебя.
Она обратилась к девочкам.
- Ступайте, милые мои. Я посижу здесь немного.
Пьер не протестовал.
Он задремал под двойную колыбельную – ему, как в детстве, что-то напевала мать, а Сорбонна дополняла ее своим мурчанием.

***

Утром Пьер встал, тщательно побрился, выбрал свой лучший камзол и новую рубашку.
- Ты у нас красавец! – сказала Изабелла. – Ну, ступай. Мы будем за тебя молиться.
Участие близких людей помогло Пьеру уверенно подойти к дворцу его высокопреосвященства, бодро прошагать два этажа по знакомым коридорам и открыть дверь знакомого кабинета.
Затем бодрость иссякла.
На своем месте сидел и прилежно работал с бумагами соперник. Господин Анн де Вирвиль, сын обедневших дворян из Иль-де-Франс.
Пьер вздохнул. Анну сегодня явно снилось что-то приятное. Он выглядел отдохнувшим и полным сил.
- Привет, Сарразен. Что-то вы сегодня поздно. Почти опоздали.
- Я не опоздал, я пришел вовремя, - ответил Пьер.
Вирвиля он не любил. Но так получилось: они до финала дошли вдвоем.
Поначалу на место помощника господина Шарпантье, личного секретаря его высокопреосвященства Ришелье, претендовали семьдесят восемь человек. После тщательного отбора к г-ну Шарпантье на аудиенцию явились тридцать.
Шарпантье беседовал с каждым. Никого не оскорбил и не обидел.
После этой беседы их осталось шестеро.
После недели работы – четверо.
И, наконец, на полные три месяца испытательного срока – уже с жалованием! – попали они с Анном.
Они прилежно учились всему, что требовалось. В обязанности помощника входило составление копий особо секретных документов.
Всем была известна требовательность Ришелье. Предстояло работать с семи утра до десяти вечера, часто – не имея выходных. Жить здесь же, во дворце. Безропотно подниматься ночью, если того требовали обстоятельства. Быть расторопным, сообразительным, внимательным, пунктуальным и предельно аккуратным.
Кроме того, помощник секретаря был подчинен не только г-ну де Шарпантье, но и г-ну Россиньолю. Г-н Россиньоль учил молодых людей составлению и переписке шифров. Для дипломатической почты предназначался один, для частной переписки – другой. Пока это были не настоящие шифры, только образцы.
Молодые люди старались как могли и за краткий срок достигли огромных успехов. Пьер держал в уме все показанные ему таблицы, мог с ходу прочитать письмо на любом известном ему шрифте. Он не без оснований считал себя более достойным занять место.
Но у Вирвиля был один козырь.
Вирвиль – дворянин.
Пьер ясно понимал, что шансов у него немного. Он посмотрел на себя в зеркало. Готовый портрет человека с нечистой совестью. Как там говорили кошки во сне? «Когтем клянусь!». То-то и оно. Когтем.
Шарпантье пришел за ними около девяти утра. Вирвиль спокойно работал с бумагами, у Пьера ничего на ум не шло. Он делал вид, что работает, а сам бесцельно рисовал на чистом листе бумаги всякую ерунду. Например, пытался изобразить Сумиз, которая с хозяйским видом сидела рядом с письменным прибором и выкусывала блох из левой задней лапы.
- Ну что же, господа, - совершенно будничным тоном обратился к ним г-н Шарпантье. – Пора. Господин кардинал ждет нас.
- Только его высокопреосвященство? – поинтересовался Вирвиль.
Шарпантье пожал плечами.

***
Кардинал сидел за столом.
Напротив него разместился отец Жозеф. Капуцин, казалось, дремал.
Молодые люди дружно поклонились.
- Вы можете присесть в эти кресла, разговор предстоит долгий, - сказал его высокопреосвященство.
Пьер не мог поднять глаза, чтобы посмотреть на кардинала. Сейчас его разоблачат и с позором выгонят. Разумеется, фраза отца Жозефа про шпиона касалась его.
Он скрыл, что работал на графа де Буа-Трасси. Но ведь интриговала против короля только графиня, а граф был вполне лоялен и по отношению к его высокопреосвященству, и по отношению к его величеству! С кардиналом графа объединяла страсть к шахматам, с королем – страсть к охоте.
Или кто-то донес, что у Пьера роман с Агнессой? Так там не роман… они бы уже были помолвлены, если бы не отсутствие средств на свадьбу.
Пятый поцелуй не считается – Пьер поцеловал своей любимой руку!
- Вами довольны, молодые люди, - тихо сказал Ришелье.
Пьер затрепетал: он впервые видел великого кардинала так близко. Покойный отец имел счастье оказать епископу люсонскому несколько услуг, и кардинал отблагодарил господина Сарразена. Отец часто рассказывал о том, как он сидел за одним столом с г-ном де Ришелье и пил вино с будущим первым министром.
Честно говоря, Пьер уважал кардинала больше, чем короля. Он видел, как четко и разумно устроен распорядок внутренних служб, как мудро ведется руководство.
Он хотел бы служить этому человеку не за страх, а за совесть.
Совесть у Пьера была.
Что до страха, то молодой человек почти не испытывал этого чувства. Он бы начал переживать, но почти сразу на его колени вспрыгнула красавица Мириам. Обнюхала – и… улеглась на колени гостю. Пьер поначалу робел, но затем ощутил тихую вибрацию. Мириам мурчала.
- Что такое, молодой человек? – Ришелье оборвал на полуслове начатую фразу.
- Она… она пришла и просит ласки. Могу ли я погладить ее? – спросил Пьер.
И столкнулся глазами с кардиналом.
Иные седели от одного взгляда Ришелье.
Но сейчас серые большие глаза были наполнены не гневом, не презрением – теплотой. И… удовлетворением?
Что все это означает?
- Если вам того хочется.
- Я… да, ваше высокопреосвященство. Я хотел бы ее погладить. У меня самого, с вашего позволения, живут пять кошек.
- Полагаю, без моего позволения, - кардинал улыбнулся. – Они приходят туда, куда хотят, не дожидаясь разрешения. Их не удержать, если они хотят уйти. Ваши кошки любят куриную печень и желудочки? Чем вы их кормите?
- Чем придется, ваше высокопреосвященство. Мы небогаты… потому кошки часто питаются тем, что им удается поймать.
- Покажите ваши руки, - вдруг попросил отец Жозеф.
Пьер протянул капуцину обе руки.
Руки как руки. В мозолях. В чернилах. В цыпках – зима была холодная, кожа трескалась и неприятно зудела. И в пометках кошачьих когтей – свежих и старых, почти успевших затянуться.
Казалось, последнее обстоятельство очень обрадовало отца Жозефа.
- Расскажите еще про ваших кошек! – попросил его высокопреосвященство.
Пьер начал рассказывать о том, как принес в дом Ландскнехта, угодившего в крысиный капкан. Как кот плакал и зализывал культю. Как за ним ухаживали. Про то, как отбил у собак беременную Лакомку.
Его не прерывали. Мириам мурчала все громче, вытягивала шейку, терлась ушком о ласкающую ладонь, обняла Пьера лапкой. Перевернулась на другой бок.
Шерсть у нее была шелковой. Длинной. Воздушной. Очень нежной.
Вирвиль слушал, подавляя зевоту. Было видно, что он изображает внимание только из вежливости.
В комнату вошла Мими.
Мими, недолго думая, вспрыгнула на колени Вирвиля. Это было единственное свободное место: на коленях у отца Жозефа млела Серполетта, сам кардинал поглаживал Тисбу, которая, вопреки обыкновению, явилась без Приама.
Вирвиль вздрогнул. Но, приняв самый любезный вид, принялся поглаживать Мими.
Не прошло и минуты, как он оглушительно чихнул.
- Что такое? – участливо спросил капуцин.
- Нет, случайность! – смущенно пробормотал Вирвиль, пытаясь согнать с колен кошку.
Не тут-то было! Мими обнюхала его – и решительно полезла к Вирвилю на шею.
Вирвиль чихнул еще раз. Затем – еще. И, наконец, у него из глаз потекли слезы. Он чихал без остановки, ловил ртом воздух и тщетно силится избавиться от назойливой Мими.
Кардинал и его верный помощник переглянулись.
- Точно так, - сказал отец Жозеф. Затем обратился к Вирвилю.
- Вы не выносите кошек, сын мой?
- Признаться, терпеть не могу! – промямлил тот. – Со мной каждый раз происходит нечто подобное…
- Пойдемте со мной, - капуцин поднялся со своего места. – Я дам вам лекарство. Прошу ваше высокопреосвященство простить меня.
Отец Жозеф и Вирвиль вышли.
Капуцин плотно притворил за собой дверь.
Ришелье и Пьер остались наедине.
- Ну что же, молодой человек… - кардинал улыбнулся снова. – Вы с честью выдержали все испытания. Вы приняты в штат, с чем я вас от души поздравляю.
Пьер ахнул.
- Нет, ваше высокопреосвященство, я недостоин… видите ли… я некоторое время назад служил у графа де Буа-Трасси, а его супруга…
- Вы хотели сказать – горничная его супруги? – кардинал улыбнулся еще шире и пригладил бородку.
Пьер покраснел.
- Так вы знаете?
- Знаю. И мне не в чем вас упрекнуть. Граф охарактеризовал вас как порядочного человека.
Пьер задыхался от волнения и счастья.
- Вы сами сказали, что находитесь в стесненных обстоятельствах. Потому я считаю необходимым поддержать вас и вашу семью. В верхнем ящике вашего стола вы найдете пять тысяч пистолей. Этого хватит на первое время. Думаю, что младшую вашу сестру вместе с матерью нужно отправить в Форж – подлечиться.
- Ваше высокопреосвященство! – только и мог сказать Пьер, вскакивая и тут же падая на колени.
- Средняя и старшая тем временем поживут в монастыре. Это им пойдет на пользу. Монахини не будут к ним строги, а образование юным девушкам никогда не мешало.
Кардинал сделал паузу.
- Остались кошки… что ж, это самое легкое. Вы пока переедете сюда. Кошки будут пользоваться теми же правами, что и мои.
Мириам громко мяукнула.
- Что, и вы, сударыня, согласны с моим решением? Тогда… Шарпантье, где вы?
Секретарь неслышно вошел в кабинет.
- Да, ваше высокопреосвяшенство?
- Господин Пьер де Сарразен зачислен в штат.
- Простите, моя фамилия – Сарразен…
- Пьер де Сарразен зачислен в штат вашим помощником, - продолжил Ришелье. – Выплатить ему жалование за месяц. Молодому человеку нужно достойно выглядеть. Помогите ему обустроиться в отведенных комнатах.
Кардинал сделал жест рукой. Аудиенция была закончена.
Пьер вышел из кабинета, нетвердо ступая по паркетному полу.
Он ощущал себя как совершенно пьяный человек, хотя с утра выпил только половину бокала дешевенького слабого вина.

***
- Как успехи, господин де Сарразен? – спросил отец Жозеф.
Пьер едва поднял голову от письма, которое зашифровывал.
- Господин де Россиньоль доволен мной. Господин де Шарпантье – тоже.
- Вот и славно.
Капуцин собирался уходить, но Пьер остановил его.
- Ваше преподобие…
- Да?
- Позвольте признаться… я слышал ваш разговор с господином де Шарпантье. Вы говорили, что завтра наверняка узнаете, кто из нас шпион. Мне приснился дурной сон, я думал про графа де Буа-Трасси. Графиня недолюбливает его высокопреосвященство, вы могли подумать…
Отец Жозеф рассмеялся.
- Что за сон вам приснился?
Пьер, смущаясь, рассказал. Не утаил он и странную клятву «Когтем клянусь!».
- Так вот, молодой человек, - посмеиваясь, сказал отец Жозеф. – Кошки снятся к счастью.
- Но как вы узнали?!
Капуцин рассмеялся гулко и звучно.
- Я узнал, что противники его высокопреосвященства собираются внедрить в штат своего агента. Моим людям не удалось выяснить, кто он. Вы проходили испытание за испытанием, а я не мог сделать правильный выбор. Лишь накануне дня, когда требовалось принять окончательное решение, мне донесли важнейшую информацию: шпион не выносит кошек.
Пьер стоял в изумлении.
Как это можно не выносить кошек?!
Кажется, он произнес это вслух.
- Я тоже не понимаю, - пожал плечами отец Жозеф. – Но вы же сами видели, что творилось с Вирвилем!
- Он… чихал.
- Вот именно! А у вас все руки в кошачьих царапинах. Стало быть, в вашем доме действительно полно кошек, и вы их любите.
- Но почему Мими полезла к Вирвилю? Их нелюбовь была взаимной, - недоумевал Пьер. – Кошки постоянно бывали у нас, и Вирвиль никогда…
- Потому что я дождался момента, когда Вирвиль попросит у меня благословения, опустится на колено и склонить голову. И… признаться, сын мой, я сжульничал. Мими – особа чувствительная. Она никогда не пошла бы к Вирвилю. Но я…
- Что такое?
Отец Жозеф притянул молодого человека к себе, приобняв за шею – как заговорщика, которому доверительно сообщают важную тайну.
- Я положил ему за воротник кусочек сыра, который нам присылают с одной фермы близ Блуа. Мими за этот сыр пойдет куда угодно. Конечно, она его учуяла…
Пьер почувствовал, что сейчас расхохочется в голос.
А отец Жозеф с самым торжественным видом прибавил:
- Когтем клянусь!