Если бы Штольман не был так взволнован своим открытием, он смог бы получить ещё одно потрясение от лицезрения небывалого - ошеломлённый Варфоломеев. Полковник пребывал в некоей прострации, его остановившийся взгляд был обращён вовнутрь. Что он там видел, одному Богу известно. Это длилось недолго, но зрелище было незабываемым. Варфоломеев словно встряхнулся, качнул головой и с лица ушло выражение растерянности. Теперь оно снова было почти беспристрастным. Только глубоко в глазах отражалась лихорадочная работа мысли.
   - Вы уверены, Яков Платонович? Эту барышню мне рекомендовали из Охранного отделения. Правда...
    Полковник снова задумался и вдруг досадливо хмыкнул.
   - Рекомендовали настойчиво. И как я не заметил...
     Штольман внимательно посмотрел на Варфоломеева и заметил, что тот поморщившись, потирает левую сторону груди.
   - Я тоже не сразу понял, что меня так беспокоило в ней. Все ошибаются, Петр Александрович.
   Варфоломеев махнул рукой.
   - А я не имею права ошибаться. Рассказывайте, Яков Платонович. Откуда Вы её знаете?
    И Штольман рассказал старую историю про семью Чарских и своё расследование в самом начале карьеры. Полковник внимательно слушал, изредка вставляя вопросы по ходу повествования. По всему выходило, что кто-то из Охранного отделения был заинтересован в том, чтобы Полина- Елизавета попала в ведомство Варфоломеева. Открытым оставался и вопрос о том, каким образом Лизочка Чарская стала Полиной Аникеевой. Ведь по сведениям, которыми располагали и Штольман, и Варфоломеев, в Барнауле жили люди, считавшиеся её родителями. И семья эта жила там давно. Отец был именитым купцом. Его отец и дед были коренные сибиряки. Как девочка из Петербурга вдруг стала дочерью сибирского купца? Главным же вопросом оставались цели, преследуемые Полиной. И они были совершенно неизвестны. Надо вновь поднять дело о пожаре в приюте. Эта мысль пришла одновременно и к Штольману, и к Варфоломееву. Полковник позвал из коридора одного из своих людей и отдал распоряжение послать курьера в столицу с письмом, которое он набросал тут же. Довериться телеграфу было бы легкомысленно.Скорее всего все донесения в открытом доступе, перлюстрировались охранкой.
    Штольман наблюдал за этим раздумывая о другом. И когда дверь за помощником полковника закрылась, а сам он вернулся на стул у кровати Штольмана, Яков задал вопрос, который не давал ему покоя.
   - Петр Александрович, Вы сказали, что госпожа Нежинская настаивала на том, что бумаги у Анны Викторовны. Как получилось, что никаких вопросов Мироновой никто не задал и её не привлекли к делу?
   Варфоломеев вдруг  смущённо отвёл глаза и крякнул
   - Всё ждал когда же Вы об этом спросите. Видите ли Яков Платонович... После общения с Анной Викторовной я понял, что никому ни на какие вопросы о бумагах она не ответит. Если конечно Вы сами её об этом не попросите. Ведь она ничего мне об этом не сказала. Я не спрашивал, но она не могла не понимать, что Вы не для личного пользования эти бумаги храните. Значит отдать документы она могла только Вам. Анна Викторовна произвела на меня очень сильное впечатление. Единственное, что её волновало, это Ваша участь. Даже возможность попасть во дворец и служить Императорскому семейству, её не интересовала. Я человек не сентиментальный. Но мне стало неловко. И, хотите верьте, хотите нет, но я чувствовал себя виноватым... Перед Вами и этой удивительной девушкой...
     Штольман вскинул изумлённые глаза на собеседника, но промолчал. А полковник, всё так же не глядя на Якова продолжил.
   - Нежинскую вели мои люди. Но изымать из протокола допроса какие-то отдельные листы, мы не могли, сами понимаете. Я нажал на все свои связи и мадемуазель Миронову предоставили нашей конторе. Рано или поздно её пришлось бы вызвать в Петербург. Но во первых, была проведена беседа с госпожой Нежинской. И она признала, что госпожу Миронову она оговорила из ревности.
    Штольман ошеломленно слушал Варфоломеева. На его памяти полковник никогда не проявлял снисхождения к тем, кто мог дать какие-то важные сведения. Петр Александрович внезапно усмехнулся.
   - А во вторых мне пришла в голову идея отправить Анну Викторовну за пределы Империи. Например на учёбу. Были у меня сведения, что она пару раз высказывала такое желание.
     Штольман не выдержал.
   - Не хотите же Вы сказать, что эта милая женщина, баронесса, Ваш агент?
    Полковник рассмеялся.
   - Ну что Вы! Какой агент? Эта милая женщина моя кузина. И она совершенно не в курсе моей работы. Наталья Павловна просто очень добрый человек. И я поделился с ней историей о необыкновенной барышне, которая ищет своего...жениха, пропавшего в неизвестном направлении при выполнении опасного поручения. Моего поручения. И я чувствую необходимость как-то позаботиться о ней. Сказал, что надо бы как-то отвлечь барышню. Например путешествием или учебой. Этого было достаточно. Наталья Павловна, познакомившись с Анной Викторовной, прониклась к ней искренней симпатией. И дальше они продолжили своё знакомство уже без моей помощи. Насколько я знаю, они до сих пор поддерживают отношения. И по моему Анна Викторовна не жалеет о приобретенной профессии. Ведь так?
    Штольман потрясённо молчал. Потом встрепенулся и провёл рукой по лицу.
   - Так... Должен поблагодарить Вас, Петр Александрович. Это не давало мне покоя. Никак не предполагал...
   - Что я пойду на нарушение протокола? Полно, Яков Платонович. Я неплохо узнал Вас за то время, что нам довелось вместе работать. И совершенно был уверен в том, что Вы не можете быть предателем. Как и в том, что если я хочу получить документы, то должен Вас найти и Анна Викторовна к этому моменту должна быть жива и здорова. Что Вы думаете насчёт выпить по чашке чая?
    Штольман машинально кивнул и Варфоломеев распорядился принести чаю. Разговор, судя по всему был не окончен. И пауза на чай была кстати.
    Когда принесли чай с добавками в виде варенья и сдобных булочек, полковник с Яковом сели к столу. Какое-то время разговор шел о совершенно посторонних предметах. Они обсудили погоду, новые веяния в медицине, настроения в обществе. Но оба думали о другом. В конце концов Варфоломеев отодвинул пустую чашку и внезапно сказал, что задержится в Затонске на пару дней. Яков не удивился. Этого следовало ожидать. И он с облегчением вспомнил, что Скрябин обещал его отпустить из больницы. Слишком много было нерешённых проблем, чтобы позволить себе валяться бревном на больничной койке.
    Полковник задумчиво смотрел в окно, барабаня пальцами по столу. Потом повернулся к Штольману.
   - Яков Платонович, Вы ведь что-то задумали в отношении Нежинской? Я не ошибаюсь?
    Штольман усмехнулся и развёл руками.
   - Скрывать не буду, задумал. Но я тогда не был точно уверен, что это именно Нежинская. Хотел проверить. Я так понимаю, что этого уже не надо делать. С другой стороны, я бы очень хотел поближе познакомиться со Скрябиным младшим. Он опасен. Особенно с учётом того, что с головой у него не всё в порядке. А вот мадемуазель Аникееву надо бы поводить на поводке. Пока не выяснится зачем она всё это затеяла, думаю не стоит давать ей понять, что она раскрыта.
    Варфоломеев удовлетворительно кивнул.
   - Совершенно верно. Давайте дождемся ответа из Петербурга. Да и Вы вроде бы должны вот-вот получить письмо из Барнаула, не так ли?
   Штольман остро взглянул на полковника.
   - Надеюсь о письме Вы узнали не от госпожи Аникеевой?
   - Нет, нет. Никогда не кладу яйца в одну корзину. Есть у меня и другие глаза и уши в этом городке. Позвольте пока не называть их обладателя.
    Штольман пожал плечами. Он и не собирался об этом спрашивать. Подумал только о том, что неплохо было бы полковнику помнить об этом правиле пять лет назад.
    В коридоре послышались торопливые шаги, потом голоса и дверь распахнулась. На пороге возник взволнованный Коробейников. Даже не заметив полковника, он выпалил, с отчаянием глядя на Штольмана " Яков Платонович! У Мироновых пожар!!"

Отредактировано IrisBella (26.07.2023 20:55)