Спасибо за помощь Solge и Atenae.

Совпадения

«Мы все живем, как в сказке,
Как в старой доброй сказке, —
Чем дольше, тем страшней!»
(О.Анофриев: либретто мюзикла по сказке Е. Шварца "Тень",
1987 год. "Песня горожан")

К тому времени, когда Антон закончил доклад о происшествии в больнице, лицо судебного следователя сделалось совершенно каменным.

- А господин Клюев с Анной сегодня виделся? – спросил Штольман.

- Я не спрашивал ее, - признался Антон, - мне показалось, что нужно скорее увести … госпожу Аникееву. Хотя, возможно, она ни в чем и не виновата.

- Допускаете влияние Клюева?

Антон вздохнул и ответ глаза.

- Или просто совпадение, - ответил он, - в конце концов, Анна Викторовна сейчас очень много работает. И то, что я видел, могло быть результатом усталости, а вовсе не гипноза.

- Не верю я в совпадения, - сухо произнес Штольман, - будем считать, что была именно попытка загипнотизировать. Через госпожу Аникееву. А вот от кого исходила инициатива…

Полина вообще вызывала много вопросов. Очень ненадежный свидетель, которому почему-то предоставлена большая свобода действий. Но помощи от сей дамы не было пока никакой, а вот проблем – достаточно. Не избалована Анна женской дружбой, а тут приезжая особа прямо-таки напрашиваются в доверенные конфидентки. Судя по некоторым обмолвкам, и гримасам, на которые госпожа Аникеева мастерица, Тень рассказала ей многое. Значит, возможностей манипулировать желаниями и страхами «дорогой подруги» труда не составляло. Раньше. А теперь?

Но все это пока теоретические построения. Никаких доказательств нет. Да и Клюева не стоит сбрасывать со счета. Если гипнотизер – именно он, Полина могла выполнять его приказ, не осознавая этого. Или быть полноправной сообщницей. В таком случае, ее раскаяние и сотрудничество со следствием – расчетливая игра.

- Необходимо выяснить, видел ли кто-то, что Клюев утром заходил в книжный магазин, - сказал Штольман.

Ответить Коробейников не успел. В кабинет вошел полицмейстер, в состоянии, близком к ярости.

- Это что же, господа, получается? – он со свистом рубанул воздух зажатой в кулаке газетой, точно саблей, - у нас тут, оказывается инквизиция разгуляться готова, охота на ведьм идет, а полиция знать ничего не знает?! Зато, вон, журналисты в курсе!

Трегубов резко развернул газету. Спецвыпуск «Затонского Телеграфа» на первой же полосе был украшен крупным заголовком:

«Лампада знаний и костры невежества».

Повинуясь недвусмысленному взгляду полицмейстера, и собственному любопытству, Антон Андреевич взял газету и принялся читать вслух:

«Безжалостная петля страшной болезни захлестнула города и деревни нашей губернии. Дифтерия не разбирает сословий и достатка, она может явиться в любой дом, чаще всего назначая своими жертвами детей. И горе родителей безмерно и безутешно. Однако плечом к плечу встали для борьбы с коварным врагом врачи Затонской больницы: А. Ф. Милц, С. П. Мезенцев и А. В. Миронова, а также сестры милосердия и фельдшеры. Днем и ночью вершится медицинский подвиг, совершаемый на пределе сил, знаний и храбрости. Множество жизней уже отвоевано у дифтерии, которая только благодаря усилиям докторов так и не смогла окончательно стянуть свою смертельную удавку.

И что же? В чем выражается благодарность жителей, чьи сыновья и дочери получили шанс одолеть болезнь? В злобных наветах и клевете, которые паучьей сетью оплели Затонск, вызывая стыд и гнев у каждого здравомыслящего человека! Женщина, получившая профессию врача, возвратившаяся в родной город, дабы помогать страждущим, именуется ведьмой. Она, забыв о сне и отдыхе, выхаживает детей, - а получает обвинения в том, что сама наслала тяжкий недуг. Но ведь зачастую именно промедление родителей, дотянувших до последнего с обращением в больницу, приводит их дитя к смертельному исходу. Однако всю ответственность и вину при этом взваливают на докторов, опять и опять повторяя лживые байки о колдовстве. Возможно ли такое в наше просвещенное время? Что нас ждет дальше – инквизиционный костер на главной площади города?»

- Ну-с, господа, - ядовито поинтересовался полицмейстер, - так что у нас с … кострами инквизиции? Какие меры приняты?

- Больница под охраной, - сообщил Штольман, - круглосуточно.

- С людьми работу проводим… просветительскую, - опустив газету на стол, добавил Коробейников, - через доверенных людей.

- Ну-ну, - Трегубов бросил сердитый взгляд из-под насупленных бровей, - охрану удвоить, если нужно! Сейчас только толпы фанатиков не хватало! Мракобесие. Да на пушечный выстрел никого к Анне Викторовне не подпускать!

… Когда шаги полицмейстера стихли за дверью, Антон Андреевич вздохнул:

- Не подпускать… Интересно только, как это осуществить – с доктором-то?

- Вот для этого охрана и нужна, - хмуро ответил Штольман.

- Удваивать будем?

Яков Платонович недовольно покачал головой.

- Целый отряд ставить нельзя. Это может разозлить и спровоцировать нападение. Но внутри больницы количество городовых увеличить действительно, нужно.

Штольман взял со стола забытую полицмейстером газету. Еще раз просмотрел статью.

- Даже не верится, что Ребушинский писал, - прокомментировал Антон Андреевич, - я бы не удивился, если бы «Телеграфъ» напротив, Анну Викторовну обвинил, как тогда… с «Черной воронкой».

- Вы забываете, что в редакции теперь Мария Тимофеевна – почетный сотрудник, - произнес Штольман, - возможно, что и статья – соавторская, хотя подпись только одна. В любом случае, без влияния госпожи Мироновой-старшей точно не обошлось.

- И слава Богу! – искренне выдохнул Коробейников, - в таких вопросах заступничество прессы – дорого стоит.

- Нам тоже расслабляться нельзя, - несколько сердито оборвал сотрудника Штольман.

***

Анна стояла на крыльце больницы, прислонившись к стене. Фонарь, особенно яркий в сгущавшихся сумерках, слишком резко очертил и закрытые глаза девушки, и странную улыбку, блуждавшую на губах. Штольмана резко кольнуло воспоминание о том, как барышня Миронова явилась в том страшном декабре в участок – просветленная. После чего повела его на кладбище, а затем едва не стала участницей кровавого ритуала адептов Люцифера. Он ускорил шаг, и почти взбежал по ступенькам.

Анна открыла глаза.

- Я знала, что вы вот-вот придете, - тихо сказала она, протягивая руки.

Он торопливо сжал ее пальцы, на которых не оказалось варежек.

- И поэтому сбежали сюда?

- Нет, что вы! – она немного обиделась, - как бы я могла? Меня отпустили – ненадолго. Сергей Петрович сказал, чтобы я вышла подышать. А то, мол совсем зеленая…

Анна посмотрела ему в глаза, и грустно спросила:

- Правда – зеленая?

Штольман ответил долгим и серьезным взглядом. Затем приложил ее руки, остро пахнувшие карболкой, к губам.

- Не вижу. Вы – самая лучшая…

- Часть Вселенной? – снова улыбнулась Анна.

- Именно, - усмехнулся он в ответ, - просто уставшая.

Анна вздохнула, и шагнула чуть ближе.

- Да… Но это потому, что я сегодня в первый раз сам сделала операцию. Не помогала, не ассистировала, а сама разрезала… горло. И справилась. Мальчик теперь обязательно поправится. У него такая фамилия смешная – Сойкин… Что с вами?

Последние слова прозвучали почти испуганно. Видимо, ему не удалось совладать с лицом, которое приняло не самое приветливое выражение. Воспоминания о Сойкине-старшем опять всколыхнули тревогу. И страх.

- Вы молодец, Аня, -  как можно спокойнее произнес он, - но думаю, доктор прав – отдых вам необходим.

- Ну вот я и отдыхаю, - она высвобождает одну руку, и легко касается его плеча, - дышу свежим воздухом, и вижу вас. Только я все равно боюсь, что вы заразитесь. И если с вами что-то… Я тогда не смогу…

Договорить Анна не успевает, потому что он решительно обнимает ее, прижимая к себе. И почему недавно идея разлуки казалась ему такой правильной? А главное – выполнимой? Он и сам дышать в полную силу может только рядом с Анной. Да и ей никто не посмеет угрожать в его присутствии.

- Аня, - спрашивает он через какое-то время, - что произошло сегодня, когда приходила госпожа Аникеева?

Анна немного отстраняется, поднимает голову. Смотрит с легким недоумением.

- Н-ничего особенного.

- Расскажите подробно, - просит он, - вспомните! Это может быть очень важно.

- Ну хорошо, - вздыхает Анна, - Полина тоже сказала, что я неважно выгляжу. Очень переживала, что люди верят в колдовство, и меня считают… ведьмой.

Его охватывает гнев. Желваки на щеках готовы прорвать кожу.

- Значит, Полина принесла вам эти… слухи? Какая чуткость с ее стороны!

- У нее случайно вырвалось! – бросается на защиту Анна и тут же сникает, - наверное…

Штольман на секунду прикрывает глаза. Даже если Полина не гипнотизер, то уж точно и не «дорогая подруга». Хорошо, что Аня, кажется и сама начинает это понимать.

- Что было дальше?

- Я перестала ее слышать, - медленно произносит Анна, - совсем. И почти не видела – все заволокло туманом. И в голове застучало. Словно я вот-вот упаду в обморок. Тогда мне вспомнилась птица…

На последних словах Анна пусть бледно, но улыбается.

- Какая птица? – несколько ошарашенно спрашивает Штольман.

- Свиристель, - объясняет она, - мне сегодня ночью снилось, что мы с вами гуляем в каком-то парке. Было так хорошо – весна. Снег уже таял. Правда, я все равно едва не упала в сугроб. А вы меня из него вытащили.

Он качает головой и усмехается против воли.

- Даже во сне вас нельзя оставить без присмотра!

Анна тихонько смеется:

- Вот и приходите почаще! И наяву, и во сне! – она опять делается серьезной, - сугроб я не заметила, потому что разглядывала свиристеля. И вот, когда я перестала слышать Полину – я мысленно этого свиристеля увидела. Мне стало как-то легче, хотя слух вернулся не сразу. Но тут уже появился Антон Андреевич, и все закончилось.

- Аня, подумайте – это было похоже на гипноз? Полина могла действовать против воли, я не говорю, что она обязательно желает вам зла! Но целиком доверять ей тоже нельзя.

- Да, я понимаю…

Анна опускает глаза, хмурится. Прикусывает губу. Наконец, отвечает:

- Мне трудно сказать. Это каждый раз немного по-разному. Магистр, - она чуть вздрагивает, - прикладывал ладонь ко лбу, и меня точно отгораживало от мира. Там, в лесу, весной – я вообще плохо помню, что было. Кажется – голос. Но тогда главной была Тень, а я… И без всякого гипноза почти все время… словно и не существовала.

И снова остается только обнять. И напомнить – хотя бы этот жуткий плен внутри чужих сущностей закончился. А со всем остальным они обязательно справятся. Вместе.

- А еще, - продолжает Анна, уткнувшись в его пальто, - это ведь и правда могло быть просто начало обморока. Нам сейчас нелегко приходится. И Александра Францевича нет.

- Никому не доверяйте. Никого не слушайте, - Штольман берет ее за плечи, и заглядывает в глаза, - ни с кем никуда не ходите! Если что – зовите охрану, лучше ошибиться, чем… пропасть.

- Хорошо, хорошо, не волнуйтесь так! – она, кажется куда больше переживает его тревогу, чем вероятность появления Крутина, - я буду очень осторожна. А если что…

- Что – если что? – Штольман по привычке чуть встряхивает ее.

В глазах Анны смешались нежность и лукавые искорки.

- Если что, я буду думать о … свиристеле!

__________________________________

Продолжение следует