Солнце было везде. Оно плескалось в море, нестерпимым блеском заливая всю его гладь. Оно горячо приникало к земле, и асфальт таял, пересохшие губы такыра трескались в улыбке, равнодушные обычно камни теплели на глазах. Солнцем дышал густеющий с каждым часом воздух. Летний понедельник набирал силу.

Привычно жаркий день начался непривычно прохладно: утомленные вчерашним вечерним отдыхом иностранцы стыдливо рыгали по углам, не стремясь к общению с подозрительно веселыми прямо с утра местными рабочими, которые ничуть не возражали против временного отчуждения. Куда приятнее коротать длинный двенадцатичасовой рабочий день, посиживая на солнышке и хватаясь за молоток и кусок жести при виде приближающегося похмельного супервайзера - чем громче усердие, тем вернее приближение превратится в удаление. Переводчику при этом остается только заниматься философией или психологией, на выбор. Я выбрала теорию грамматики и лениво готовилась к экзаменам, когда за мной пришел дядя Саша.

Дядя Саша уступал мне в росте, но превосходил по объему, по возрасту годился мне в молодые дедушки, а потому относился ко мне покровительственно и норовил не нагрузить, а одарить работой, всегда предлагая нечто отличное от повседневной рутины. То позовет к журналистам, невесть как проникшим на участок, то поведет в какое-нибудь малодоступное для произвольного посещения место, вроде бывшего бомбоубежища. Поэтому я с радостью предала грамматику и повлекла за ним себя в неподъемных бутсах.

Устраиваясь переводчиком на стройку, я не подозревала, что одним из самых сильных потрясений на новом месте работы для меня станет дресс-код. Превратности близкого соседства сварки, газорезки, подвешенных грузов и прочих волнующих подробностей строительства требовали ношения специальной обуви с металлическими прокладками, плотного комбинезона и каски. В теории я не возражала против подобной защиты, но реалии оказались суровее, чем я предполагала. Видимо, поставщики спецовок полагали, что женщина на стройке может появиться только на фотокалендаре в вагончике прораба, а потому комбинезон самого маленького имеющегося размера на мне не сидел – он меня окружал. От трех стирок в очень горячей воде села лишь надежда на снижение балахонистости. Для того, чтобы ушить дивное одеяние, требовались сапожная игла и дратва. Я решила упростить задачу – рукава и штанины подвернула, а сами штаны удерживала на ватерлинии ремнем, затянутым на выдохе. Без ремня я напоминала себе картинку из «Ходжи Насреддина», где евнух щеголял в таких же шароварах с междуножьем на уровне колен. Однако справиться с обувью мне не удалось – самые маленькие ботинки были, опять-таки, велики на два размера. Аналогия с евнухом осталась в прошлом, теперь я колебалась между Чарли Чаплиным и Олегом Поповым, склоняясь, увы, в сторону цирковой экстравагантности. Ведь вместо изысканных оттенков черного и белого мне достались идиотски жизнерадостный оранжевый комбез и зеленая каска. Со временем я почти привыкла к своему рабочему виду и даже не пробегала мимо зеркальных поверхностей, стыдливо потупив глаза. Труднее было привыкнуть к реакции непосвященных, увидевших меня впервые. Отношение незнакомцев к моему облику стало моей личной шкалой деликатности. Так вот, по этой шкале персонаж, к которому привел меня дядя Саша, получил самую высокую оценку.

С первого взгляда мне показалось, что это опять какой-то журналист или временно командированный: высокий, подтянутый, одетый в джинсы и футболку. Однако каска и спецобувь были новенькими, не из заслуженных экземпляров, ожидающих посетителей на проходной. Серо-голубые глаза смотрели с доброжелательным интересом, аккуратные усы не скрывали ни ехидной, ни насмешливой улыбки. Он слегка наклонил голову, приветствуя меня.

- Транслейтер, - доложил ему тающий на солнце дядя Саша.

- Рад знакомству, - сказал новичок. Я назвалась и приступила к рабочим обязанностям. Следующие два часа мы ходили по участку, осматривая офисы, склады и прочие технические помещения, а потом перешли к гвоздю программы - ремонтируемой ПБУ – полупогружной буровой установке. Эта странная конструкция на полых ногах-колоннах и поплавках, с вышкой в центре, была пришвартована к причалу.  Поднимались на нее по специальной металлической лестнице, которую временно приделали в непредусмотренном технической мыслью месте. Любовь к этому приспособлению вспыхивала среди персонала только во время редких приездов начальства, когда посмотреть на трудно пыхтящее вознесение животов и галстуков собирались все, включая тюленей и чаек. У меня к лестнице была личная неприязнь. Дело в том, что туалеты, предназначенные для женского пола, то есть с задвижкой изнутри, имелись только в офисе на причале. Ну, в контейнерах, приспособленных под офисы. Поэтому мне, в отличие от остальных коллег, приходилось бегать вверх-вниз чаще, чем кому бы то ни было. Я утешалась тем, что за эту аэробику мне еще и платят, но все-таки ненавидела спускаться и подниматься. Новичок невольно снискал мое уважение тем, что легко и без видимого напряжения преодолел оригинальный гимнастический снаряд в обе стороны вертикали.

Мы немножко поболтали, ожидая, пока нас нагонит дядя Саша. У новичка был трудноопределимый шотландский акцент, сколько я ни прислушивалась, выделить что-то характерное не удалось. Не быть мне профессором Хиггинсом, подумала я уныло. Впрочем, это неважно, главное, понимать новичка не составляло труда. Да и говорить было приятно.

Нагнавший нас дядя Саша хотел продолжить обход не отдышавшись. Он относился к новенькому с непонятным пиететом, даже несколько заискивал. Ему было явно неловко, что он заставил себя ждать. Однако новенький не позволил дяде Саше измываться над своим организмом. Мы отправились дальше только после достаточной передышки.

Наконец, экскурсия подошла к концу. Дядя Саша бегло попрощался, ему не терпелось немножко пошатнуть куреньем здоровье, безобразно укрепившееся после наших спортивных достижений. Я проводила его глазами и повернулась, чтобы попрощаться с новеньким. И уперлась в его внимательный, даже пристальный взгляд. Почему-то я смутилась, хотя единственной девушке на стройке к таким взглядам давно пора было привыкнуть.  А также к недоумевающим, насмешливым, заинтересованным и откровенно раздевающим. Я вроде уже и не обращала на них внимания, как модель на подиуме. Но вот растерялась. Он заметил это, чуть улыбнулся и протянул руку.

- Спасибо за перевод! – неожиданное рукопожатие было приятным, горячим и сухим, несмотря на жару. – Думаю, я теперь часто буду обращаться к вам.

И, видя мой невысказанный вопрос, пояснил:

- Я здесь надолго. Я ваш новый капитан.

Я попрощалась и пошла восвояси, периодически вздыхая. Надо же, думала я, испортил такую песню. Капитан он, ага. С высоты своих двадцати я вполне представляла капитанов: борода, усы и живот в комплекте с трубкой. В одной руке штурвал, в другой бутылка. Каждое слово требует особых познаний в области морской терминологии и обсценной лексики. А тут относительно молодой мужик пацанистого вида в джинсах. Плавали, знаем! Я велела себе выкинуть его из головы, нечего разочаровываться, не успев очароваться. Тут, очень кстати, меня нашел разгоряченный бесплодными попытками объясниться прораб, и день покатился своим чередом, думать о постороннем стало некогда. Какое там постороннее, когда приходится мысленно сгребать горстями фарш чужих фраз, заталкивать его в мозг, прокручивать и лепить аккуратные и понятные котлеты, меняя форму, но не суть. Попутно приходилось осуществлять расчеты, потому что прораб родился до эпохи перехода на метрическую систему и изъяснялся примерно так: «Пусть отрежет полосу длиной в два фута и сделает в ней отверстие на полтора дюйма, а потом придавит семифунтовой чушкой». Прекрасная гимнастика, но к перерыву мой мозг устал жонглировать этими гирями и так и норовил уронить смысл, отдавив мое самолюбие.

За обедом новичок снова попался мне на глаза. Я переминалась в длинной очереди пока не осчастливленных трапезой с подносами в руках, а он уже сидел за столиком и переговаривался с Кевином. Собственно, последний и был капитаном – начальником нашей ПБУ. И выглядел соответственно. Помимо нужной внешности, он обладал зычным басом, и его разговоры становились достоянием общественности вне зависимости от желания оной. Половины сказанных им слов я не понимала, смутно подозревая, что оно и к лучшему.

- А это кто с Кевином? – спросил стоявший за мной монтажник Сергей у товарища. – Смотри-ка, не в робе!

- Ему можно, - ответил товарищ, - это, видать, его сменщик. Капитанить приехал. У Кевина последняя смена, билет в одну сторону. Сегодня вон отмечать пойдет со своими.

- Что ж у них не как у людей, нет бы проставиться для всех, - огорчился Сергей.

Ответ товарища пришлось пропустить мимо ушей, чтоб не завяли. Но мне было на что отвлечься. Вот, значит, как, новенький действительно заменит Кевина на самом высоком посту на ПБУ. Странно, но вместо приятного удивления я испытывала досаду, причем вовсе не на Сергея. Все равно он обманщик! Только не словами обманывает, а внешностью. Капитан нестандартный! Тут обладатель нетрадиционной внешности заметил меня в очереди и вежливо кивнул. Ко всему прочему, у него вместо романтической лысины оказалась несолидно лохматая шевелюра. Назло ему я отвернулась и принялась разглядывать роскошный выбор рабочей столовки. Не смотреть же на мое фиаско в капитановедении! Я так долго изучала ассортимент, что только в последний момент спохватилась, что всех задерживаю. Пришлось подцепить первую попавшуюся булочку и кефир и поскорее ретироваться, чтобы никого не злить. Собственное раздражение девать было некуда. Разве что в кефире утопить.

…Неделя выдалась не только жаркой, но и горячей. Прибыла новая команда рабочих, на их инструктаж и обучение не жалели ни сил, ни времени. Ни своих, ни моих. Теории грамматики пришлось предпочесть практику перевода. В общем, не успела я оглянуться, наступила суббота – последний рабочий день недели. Завтра, подумала я, вяло переодеваясь, буду спать. Потом проснусь, встану… Нет, лягу и опять спать. И так до понедельника. Зевая, я вышла из контейнера, как всегда, чувствуя себя радостно легкой в «цивильной» одежде и обуви. Отметилась на проходной и не торопясь пошла к рабочему автобусу, который подбрасывал нас до метро. Как вдруг из ближайшего пыльного рыдвана, гордо пририсовавшего себе шашечки, вылез Капитан.

- Вас подвезти? – спросил он без всяких околичностей. Я растерялась от неожиданности. Заманчиво, даже на такой древней машине и быстрее, и комфортнее, чем на нашем стареньком ПАЗе с дырками в полу, в которых просвечивает уходящее «от себя» шоссе, и кусачими сидениями с потрескавшимся дерматином. Но вот беда, на заднем сидении такси уже скалились два гаврика, Билли и Энди, и мне совсем не хотелось усаживаться с ними. Не обидят, но смущать будут всю дорогу.  Капитан разрешил мои сомнения.

- Садитесь! – и он распахнул передо мной дверцу переднего сидения, на котором в наших краях обычно сидит «главный пассажир», а сам уселся сзади, потеснив опечалившихся приятелей. Ну, на таких условиях я была очень даже согласна скрасить им поездку и гордо уселась рядом с водителем, махнув на прощание ПАЗику.

- До сентр! – на языке местных таксистов произнес Билли. Водитель с уважением кивнул и рванул с места, подняв облако пыли.

Ехать на переднем сидении было просто здорово, и я какое-то время наслаждалась дорогой: по левую руку холмы неопределенного бурого цвета, покрытые желтой, выгоревшей на солнце травой, отчеркнутые по границе черной полосой шоссе, и сверкающее закатным серебром море по правую. И над всем этим – небо, теряющее нестерпимо яркую дневную синь, выцветающее ближе к горизонту, такое просторное, каким оно бывает только над пропастью или над водой.

Однако долго наслаждаться видами мне не дали. Первым голос с заднего сидения подал Энди:

- Какие у тебя планы на выходные?

- Грандиозные! – с ходу ответила я, привыкнув к подобным вопросам и не смущаясь их абсурдностью. Какие у меня могут быть планы на единственный выходной день в неделю, до которого я еле доползла? Это часть ритуала, как и разговоры о погоде. О, кстати.

- А как вам наша погода? – спросила я непосредственно у Капитана.

- Настолько хорошая, что у нас ее сочли бы плохой, - ответил он, насладился недоумением на моей физиономии и пояснил: - Всего слишком, и солнца, и тепла.

- Но пиво супер, - вмешался Билли.

- И девочки! – осклабился Энди. Я закатила глаза, не найдя, что сказать. И соглашаться глупо, и спорить. Как всегда в таких случаях, я перевела разговор на другое.

- А вы откуда? – задала я Капитану вопрос, который меня давно интересовал. Идентифицировать его по акценту мне так пока и не удалось, у него был какой-то среднестатистический шотландский выговор с почти русским раскатистым «р», который было легко понимать.

- Я живу на севере Шотландии, - ответил он нейтрально. Я заинтересовалась. Ни разу не видела горцев. Неужели у них нет особого диалекта?

- Я давно работаю с людьми, для которых английский неродной. Вот и говорю так, чтобы меня понимали.

Я хотела попросить его выразиться по-тамошнему, но тут вмешался Энди, который долго молчать был не в состоянии.

- А мы, абердинцы, наоборот! Когда говорим друг с другом, нас даже шотландцы не понимают!

Я отвернулась и вновь уставилась на дорогу. Энди меня не интересовал, а потрясающую информацию об абердинском диалекте я слышала раз пятьсот, так же, как и сам диалект.

- Стоп! Стоп! – донеслось с заднего сидения. Это Билли обнаружил, что мы почти добрались до заветного пивного пункта назначения. Шофер резко тормознул и, отчаянно сигналя, причалил к тротуару.

- Сколько? – спросил Капитан.

- Три ширван! – открыл торги таксист.

- Два! – возмутился Билли и для убедительности показал два пальца, экономным жестом обозначив число и заодно послав водителя подальше с его грабительскими ценами. Водитель не остался в долгу. Пока они вели жаркий спор на международном языке, Капитан отсчитал пять ширванов, вручил мне и спросил:

- Этого хватит, чтобы он довез вас до дома?

- Более чем! – ответила я с удивлением. Неожиданный аттракцион щедрости произвел впечатление.

- До свиданья! Хороших выходных! – и Капитан первым вылез из машины. Все произошло так быстро, что Билли и Энди сначала даже не осознали изменившуюся диспозицию и продолжали торговаться. Капитан деликатно постучал пальцем по дверце, привлекая их внимание, и кивком головы намекнул, что джентльменам пора покинуть экипаж. Те опомнились, переглянулись, но решили, что раз Кэп такой дурак, что платит за всех, грех этим не воспользоваться, и выкатились из такси. А я назвала таксисту адрес и на прощание помахала Капитану из окна.

Понедельник наступил возмутительно скоро. Подремывая на заднем сидении ПАЗика, я пыталась продлить воскресенье в ощущениях, но грубая реальность перебила их ароматами пота, чеснока, вчерашнего алкоголя, громкими жалобами на погоду, природу, начальство и женщин. Хорошо хоть доехали быстро.

Нога за ногу я плелась к своему контейнеру. Переодеваться в плотный комбез жутко не хотелось, и я была рада каждой минуте отсрочки. А потому появление Капитана, явно желающего пообщаться, как нельзя более обрадовало меня.

- Доброе утро!

- Доброе!

- Как вы добрались в субботу?

- Спасибо, прекрасно. А вы как погуляли?

Он пожал плечами.

- Попробовал местную кухню.

- И как?

- Не понимаю, как можно есть баранину в такую жару. По-моему, жира многовато.

Я хмыкнула. Ну да, я вообще-то тоже не понимаю.

- Надо было заказать шашлык! Или овощи.

- Я и заказал. Но даже печеные баклажаны были сальными!

Я покатилась со смеху, хотя понимала его печаль. Демьянки, фаршированные курдючным жиром, - блюдо специфичное.

- Вы предпочитаете шотландскую кухню?

- Нет. Индийскую. Когда я был кадетом, у нас только офицеры были британцами, а команда – сплошь индусы. И они так здорово готовили! Забросят удочки за борт, наловят рыбы, тут же жарят со специями и едят с пылу с жару. У нас была своя кухня, офицерская, нам даже запрещалось столоваться вместе с матросами. Но наши скучные обеды не шли ни в какое сравнение с их рестораном под открытым небом, поэтому я тайком прибегал к ним. Они всегда радушно принимали и угощали от души.

Я слушала и ясно представляла себе эту картину: одни смуглые полуголые матросы снимают с удочек трепещущих рыбешек, другие подхватывают и чистят, третьи уже подставляют сковородки. Худосочный вчерашний школьник, неприлично бледный по сравнению с ними, неумело помогает им. На загорелых лицах блестят улыбки, воздух насыщен в равной мере ароматом специй, хинди и маратхи, и тарелка кадета с горкой наполняется горячим, острым и пряным ланчем, столь непохожим на унылые сэндвичи в кают-компании.

Я всегда любила Станюковича, Мелвилла, Стивенсона, Жюля Верна, Новикова-Прибоя, по сто раз перечитывала. Но никогда не слышала такого в жизни. Вопросы тут же набежали на язык, как обычно, минуя мозг. Но, конечно, я не успела их задать. Из-за контейнера торопливой походкой вышел Стив, мельком поздоровался с Капитаном и бровями указал мне на дверь, одним выражением лица заменив строгий выговор. Ну да, я еще не переоделась и болтаю языком не по делу. Пришлось извиняться и бежать исправлять положение, пока он меня в угол не поставил. Стив, начальник проекта, полноватый мужчина средних лет, почему-то обращался со мной, как учитель с малолетним школяром: говорил свысока и наставительно, не упускал случая дать какой-нибудь урок, хотя бы хороших манер, и не терпел мнимой праздности – сделай уроки, вымой руки, нечего переводить – следи за тем, чтобы рабочие работали, а не балду гоняли. Поскольку работа была мне нужна, как воздух, я коротко огрызалась, но по-настоящему зарычать не решалась. Впрочем, сейчас он имел право на недовольство. Я переоделась со скоростью света, за неимением зеркала наощупь проверила, все ли у меня на месте, и выскочила из контейнера. Стив, беседовавший с Капитаном, тут же заторопился к причалу, продолжая разговор на ходу:

-  Господин Валиев вникает во все детали проекта. Я бы хотел представить вас ему.

Хе-хе. Прибыл святой покровитель проекта от местной нефтяной компании. Я не особенно любила переводить ему: по обыкновению начальства, он требовал молчать и отвечать одновременно, не мешать ему бубнежом, но заканчивать фразу на английском в ту же минуту, когда он соизволил договорить. Он обожал малопонятные выражения, произвольно составленные из обрывков фольклорной мудрости. Сначала с ним приезжала его племянница, якобы творящая чудеса перевода. Я старалась не подходить к ней близко: когда она шла такая вся, в дольче-габанна, с турнюром, педикюром и маникюром, я на ее фоне казалась еще более замухрыжистой, чем обычно, в своем прет-а-порте от строительных кутюр. Впрочем, она не стремилась к знакомству с местными золушками, очевидно, опасаясь подхватить простонародность. Однако мне довелось-таки причаститься ее чудес, хотя и против ее воли.

Я заходила в офисный контейнер по своим делам и уже собиралась возвращаться на участок, когда из переговорной вывалился совершенно красный Кевин, издал облегченный рык и разразился безудержным ржанием. Очевидно, он сдерживался из деликатности и позволил себе облегчить душу только в коридоре. Но морская душа, для которой офис был тесен, немедленно вышла из берегов и выплеснулась за его пределы, впечатлив окружающих зазаборных дворняжек. Я притормозила – при габаритах Кевина его неконтролируемое веселье было чревато травмой на производстве. Переждать безопаснее. Наконец, он успокоился, вытер ручищей набежавшие на глаза слезы и вдруг увидел меня.

- Вот кто нам нужен! – возопил он. – Ты знаешь разницу между hook and hooker (крюком и проституткой)?

Что за дурацкие шутки! У меня даже уши загорелись, от злости, конечно.

- Пойдем, объяснишь там, а то эта, как ее… спрашивает у меня, what kind of hooker do I need (какая мне нужна проститутка, имея в виду крюк)!

Я послушно вошла в переговорную и узрела роскошную диспозицию – смущенного (редкое зрелище!) господина Валиева, багрового Стива и невозмутимую кудесницу Д-Г, листающую словарь. На устном переводе! Я сдержанно растолковала, что именно нужно Кевину в данном случае. Мужчины расслабились на глазах, стараясь не глядеть друг на друга, и только Д-Г продолжала безмятежно смотреть в книгу. Уж не знаю, что она там видела. Вечером дома я злорадствовала вовсю, пересказывая эту сцену, пока папа не подколол воздушный шар моего ликования словами:

- Да ты завидуешь. Не стоит, просто нечему.

Я, конечно, заспорила, отстаивая свой триумф, но потом осознала, что папа прав. Ну да, наверное, я ей завидую. Двух слов связать не может, а зарплату получает вдвое больше меня, и не таскается в этих дурацких обносках. Как обычно, стоило мне так подумать, и стыд прогнал зависть. Я решила больше не обращать внимания на Д-Г, но это и не понадобилось – она осела в городском офисе нефтяной компании, от греха подальше, а на высокие переводы отныне звали только меня. Хотя, как я уже сказала, честь была сомнительная.

За воспоминаниями я не заметила, как оказалась на причале. Состоялась церемония приветствия и знакомства, господин Валиев с сомнением окинул взглядом несолидное новое начальство и сообщил, что хочет осмотреть, как идут дела с монтажом жилых помещений. И важно направился к приснопамятной лестнице. Как вдруг…

- Простите, господин Валиев, я не могу допустить этот визит, - тихо, но твердо сказал Капитан. Я перевела.

- А? – не понял господин Валиев.

- На вас нет ни защитной обуви, ни каски. Я не могу позволить вам подвергать свою жизнь риску.

Окружающие впали в ступор. До сих пор на подобное не решался никто, хотя правила действительно требовали подниматься на ПБУ только при наличии соответствующей защиты. Господин Валиев начал наливаться краской.

- Да ты знаешь, кто я такой! – рявкнул он.

- Несчастные случаи не разбирают должностей, - спокойно ответил Капитан.

Доблестная вооруженная охрана господина Валиева затряслась мелкой дрожью при подобном неуважении. И тут, словно глас свыше, меж собеседниками пролетело нечто маленькое и увесистое, явно ухнувшее с вышки. И глубоко ушло в асфальт, чудом миновав их. Цвет лица господина Валиева вновь претерпел изменения.

- Вот видите, - по-прежнему без тени волнения сказал Капитан, - при падении с десятиметровой высоты даже небольшой кусок металла набирает достаточную скорость, чтобы причинить серьезную травму. Мы заботимся о вашей безопасности.

Вновь возникла некая пауза. Высокое начальство отдышалось, отрегулировало цветовые настройки и сменило линию поведения. Мановением брови потребовав себе каску, господин Валиев вдруг кивнул Капитану и сказал, неимоверно коверкая грузинский акцент:

- Когда маленькая птичка взлетела выше всех, она долетела до звезд и тут же их сосчитала! Так выпьем же за кибернетиков!

Я оторопела. А?! Что он хочет этим сказать?! Свита уже подобострастно хихикала, но иностранцы смотрели вопросительно. Сбывался кошмар переводчика – голова совершенно опустела, язык не поворачивался. Пауза затягивалась. И тут я вспомнила старую, неизвестно где услышанную байку, и сказала:

- Это была удачная шутка, основанная на непереводимой игре слов, ему будет приятно, если вы засмеетесь!

Резиновая секунда тянулась бесконечно, вибрируя от напряжения, и вдруг лопнула, освобожденная чьим-то негромким смехом. Это Капитан первым оценил мою находчивость! Поняв, наконец, что к чему, остальные подхватили инициативу, и обстановка разрядилась на глазах. Откуда ни возьмись, появилась новенькая каска, и дальнейший визит прошел без осложнений. Когда полчаса спустя я, совершенно вымотанная, плелась в столовую, наш техник Боб нагнал меня и спросил:

- А что он сказал на самом деле?

- Бредил, - честно ответила я.

- Ты молодец, выкрутилась!

Я вяло кивнула и неожиданно для себя сказала:

- Ваш Капитан тоже молодец. Не трус.

Боб ухмыльнулся.

- Что ему ваш пузан! Я ходил под его началом в Северном море. Однажды в шторм мы потеряли буксир, а тамошние шторма не чета бурям в вашей луже! Нашу установку несло на камни, мы все обделались от страха и уже прощались с мамочками. А Кэп спас положение, не моргнув глазом!

- Как? – поневоле заинтересовалась я. Боб подмигнул:

- Спроси у него сама. Похоже, ты ему тоже понравилась! – и радостно загоготал, увидев мое смущение.

Чтоб ты провалился! «Тоже»! Глупости, ничего не тоже. Может, насчет него Боб не ошибся, но насчет меня глубоко заблуждается. Что б он понимал! Неужели все так думают?!

Нечего и говорить, что я теперь шарахалась от Капитана, едва завидев его на расстоянии. А он, как назло, все чаще и чаще появлялся там, где я работала. Приветливо улыбался, махал. Или просто провожал глазами. Все-таки насчет него Боб был прав – я ему нравилась. Что и говорить, мне это льстило. Он был совсем не такой, как те орангутаны, которых я привыкла видеть на стройке. В том, как он держался, было что-то из моих любимых книг: у него была свободная манера общения на равных с кем угодно, от принца до нищего, без малейшей фальши, высокомерия или подобострастия. Приветливый и доброжелательный, он не был болтуном – я никогда не видела его в компаниях курильщиков, халтурщиков и сплетников. Он задел мое любопытство. Интересно, где он родился? Какое у него было детство? Еще хотелось послушать о кораблях и капитанах. И узнать, как ему удалось избежать аварии. Но не могла же я подойти к нему первой!

В среду солнце нашей республики двинулось на запад, чтобы отдохнуть в горной провинции от тяжких трудов. В результате все дороги были перекрыты, и уехать с участка, как всегда, в шесть мы не смогли. Пришлось слоняться по территории и ждать, когда светомузыка кортежей просвистит мимо нас, и восхитительно пустое шоссе станет доступным для простых смертных. Иностранцы, обитавшие в лагере рядом с участком, тоже ждали своего часа, потому что для того, чтобы попасть «домой», им нужно было пересечь шоссе. Я ушла к дальнему причалу и сидела там на кнехте, счастливо дыша вечерним бризом, доносившим любимый с детства запах нефти. Сбросив лягушачью кожу спецодежды, я чувствовала себя царевной и, глядя в море, представляла себе паруса, Грея и Ассоль, некогда жившую в нашем городе. Как вдруг мне показалось, что закатное солнце, ласково светившее в лицо, обошло меня с тыла и заглянуло мне в левое ухо, потому что его обдало жаром. Я с недоумением оглянулась, обнаружила вблизи себя Капитана, пристально смотревшего мне как раз в левую щеку, и чуть не свалилась с кнехта. Он подхватил меня и легко поставил на ноги, смутив еще больше. Такое естественное прикосновение, но меня словно током ударило. И его, похоже, тоже, потому что он сразу же отступил на пару шагов.

- Спасибо, - наконец неловко поблагодарила я его.

- Будьте осторожны, - сказал он.

- Что, не хотите лишиться хорошего переводчика? – когда я теряюсь, всегда начинаю ехидничать.

- Да нет, но если не дай бог что, писанины потом не оберешься, а я печатаю медленно, - невозмутимо ответил Капитан, только усы почему-то дрогнули. Я честно пыталась изобразить оскорбленное достоинство, но не выдержала и прыснула. Усы разошлись и выпустили на свободу довольную улыбку.

- Бедного переводчика всякий норовит обидеть, нет бы комплимент отжалеть! – посетовала я.

- Вот еще, баловать персонал не в моих правилах, - ответил он.

- Не балуйте, воздавайте по заслугам!

Он серьезно кивнул, огляделся, отошел к забору и вытащил из кармана складной нож. Наклонился, срезал что-то невидимое мне, поколдовал над ним и вернулся, протягивая мне… цветок чертополоха! Жилистый зеленый стебель, предусмотрительно очищенный от игл, оканчивался зеленой шипастой булавой, которую венчал нежный пушистый фиолетовый цветок. Капитан протянул мне колючку со словами:

- Цветок Шотландии – приз за лучший перевод.

Я рассмеялась и приняла награду.

- У вас есть с ним что-то общее, - задумчиво добавил Капитан, поубавив торжественности. Только я хотела возмутиться, как на шоссе загудели автобусы, возвещая о полной готовности к отъезду. Поэтому я сменила притворный гнев на искреннюю признательность, кивнула на прощание и побежала к заветному ПАЗику.

- Я здесь уже три недели, но так ничего и не посмотрел. Покажете мне город?

Наконец-то Капитан произнес заветную фразу, которой все без исключения местные иностранные кадры приглашали на свидание. Мы стояли у проходной, конец недели и по совместительству конец месяца окрашивали выходной в самые радужные цвета. Пребывая в благодушном настроении, я готова была уже согласиться, как увидела Боба, радостно кивающего и показывающего большой палец. С трудом избежав искушения показать ему средний, я ответила Капитану довольно сухо:

- В другой раз. У меня планы на это воскресенье!

Он хотел что-то добавить, но не успел: водитель ПАЗика нетерпеливо засигналил, и я, махнув рукой, вбежала в салон. Мне уступили место у окна и, отъезжая, я с невольным сожалением провожала глазами одинокую фигуру, резво перебегающую шоссе.

А в понедельник я Капитана не увидела. Зато появился сменщик Кевина, Майкл. Все иностранные сотрудники работали посменно, четыре недели на четыре. И возвращение Майкла означало, что новый Капитан отправился в отпуск на 28 дней. Я мысленно пожала плечами, но расстроилась, конечно. Терпеть не могу тягомотины и неопределенности. Вот если б не Боб! Надо ж быть таким ослом. А впрочем, и я хороша. И я стала терпеливо ждать.

То есть сначала терпеливо. Потом мною овладело непонятное уныние, словно мне чего-то недоставало. Я вдруг поняла, что в последнее время каждый мой рабочий день начинался с радостного предвкушения и некоего азарта, словно читаешь книгу приключений и не знаешь, чего ждать от новой главы. Будни стали более будничными, и даже воскресенья не столь долгожданными. Я вспоминала наши встречи, то немногое, что он говорил мне, а я ему. Я начала считать дни, мысленно вычеркивая каждый прошедший. К счастью, работы стало так много, что календарные листки отлетали с пулеметной скоростью. Когда же осталась всего неделя до его возвращения, меня вызвал Стив. Усадил напротив себя в офисном контейнере и поведал о переменах в моей жизни.

- У нас много новых сотрудников, и работы становится все больше, - начал он издалека. – Кроме того, мы выиграли новый контракт и открываем проектное бюро. Нам понадобится специалист в городском офисе, который будет делать и письменные, и устные переводы. Мы хотели бы предложить эту должность вам. Оплата будет на тридцать процентов выше, чем здесь, рабочий день – с восьми до пяти и два выходных дня. Сюда мы возьмем другого переводчика.

Он информировал меня о принятом решении, в общем-то не спрашивая моего согласия. Не сомневался в нем. И был прав. Кто же в здравом уме откажется работать сорок, а не шестьдесят часов в неделю за более высокую зарплату! И ездить за тридевять земель больше не придется, и вставать ни свет ни заря. Дополнительный бонус в моем случае – офисный, а не строительный дресс-код. Я только спросила:

- И когда я должна перейти туда?

- В следующий понедельник после обеда. Вам подготовят рабочее место.

Я поблагодарила и вышла из офиса в смешанных чувствах. Конечно, я была рада предложению. Помимо прочего, работать с проектировщиками значило изучать новую лексику, привыкать к новой обстановке. Чего лучше! Но…

Всю неделю я мыкалась между радостью и разочарованием, не в силах остановиться на том или другом. И почему-то так волновалась в последний понедельник на стройке, что проснулась до рассвета. Я смотрела на светлеющее небо в окне и представляла, как буду со всеми прощаться. Увижу ли я сегодня Капитана? Как мне себя с ним вести? Есть ли между нами что-то, было ли? Неожиданная, «не моя» мысль вдруг пришла мне в голову. Я загадала – если сегодня увижу его, он будет моим мужем.

Почему я так подумала?! Что за глупости? Я всегда считала, что брак – это нечто вроде смерти, со всеми случается, случится и со мной, но не в ближайшее время. «Загадывать» выйти замуж за почти незнакомого Капитана было не в моем характере. Однако по дороге на работу я только и думала о встрече.

С самого утра я бродила по всей площадке, прощаясь и пожимая руки. Я побывала наверху, в жилых помещениях, в офисе. Пословица «на бога надейся, а сам не плошай» не на пустом месте появилась, и я не собиралась упускать ни единого шанса. Но увы! Его нигде не было. В двенадцать появился офисный водитель, удивительный персонаж, ухитрявшийся жаловаться и хвастаться одновременно и обладающий способностью засыпать во всякое время, когда не за рулем. Он приехал за мной и моими нехитрыми пожитками. Что поделать, я пошла переодеваться. Тянула время, надеясь, что водитель устанет ждать и задремлет. Ничего не происходило. Смирившись, я пошла к машине. Мой путь лежал мимо столовой. Ни на что особенно не надеясь, я скользнула по ней взглядом. И замерла. Моя судьба ждала меня, сидя на ступеньках и улыбаясь такой знакомой улыбкой. И две дороги в будущее, по одной на каждого из нас, в незримой выси слились в одну общую.

Отредактировано Lada Buskie (31.08.2022 11:54)