***
Кажется, это называлось счастьем.
Нет, это совершенно точно называлось именно так!
Сидеть за одним столом с ними, смотреть на них, улыбаться, украдкой смахивать с ресниц слезы. Говорят, сильные духом не плачут. Он – плакал. И не потому, что был слаб. Горе или страшная беда не сломили бы его, и не сумели бы заставить уронить хоть одну слезинку. Но счастье…Он, оказывается, отвык быть счастливым.
Ребра все еще ныли от объятий Портоса. Церемонное, чуть натянутое приветствие Рауля было не в пример холоднее. Но теперь виконт вполне приязненно смотрел на герцога д`Аламеда. Замечать в ясных глазах Рауля, так похожих на отцовские, явное уважение и даже нежность, было странно. Арамис ничего не сделал для молодого человека. Рауль не обязан был любить его. Но, кажется, тот, кого прежде звали шевалье д`Эрбле, ошибался. И от этого счастье становилось еще больше.
- Виконт, еще паштета?
- Да, если можно. Господин герцог, у вас отменный повар.
- Да, еда превосходная! – Портос с умилением смотрел на жареного поросенка. – Наконец-то вы перестали ограничивать себя в пище! Давно пора! Любовь к Богу совершенно не предполагает, что Его служители должны голодать! Напротив! Уж я-то теперь знаю…
- Портос! – остановил друга Атос. – Вы обещали мне…
- Я ничего не сказал! – великан захлопал глазами. – Рауль, я же ничего не сказал! Налейте-ка мне вина. Арамис, поздравляю! У вас отличный погреб!
- У меня были хорошие наставники, которые научили меня разбираться в вине!
- Наставники? – Рауль хлопнул себя по лбу. – Ах! Все время забываю. Отец несколько раз говорил мне, что он…
- Что он чуть не спился, потому что отрицал возможность спасения и прощения для себя. Грех гордыни, - серьезно ответил Атос. – Плюс к тому – грех уныния. Это еще хуже. Тогда я верил в то, что Бог меня отверг.
- А затем? – Арамис мелкими глотками смаковал вино. Теперь оно казалось ему необыкновенным, потому что он пил его не один. Три пары сияющих глаз с любовью и нежностью смотрели на него.
- Затем я понял, что бессмысленно, в высшей степени глупо и даже опасно отрицать очевидное. Все в нашей жизни сводится к вере и любви.
- Как это? – Портос даже отвлекся от еды. Правда, жевать не перестал. Но про то, что хотел отрезать себе еще кусок – забыл.
- Вы же знаете, Портос. По вере получаем, по любви раздаем. Если нет или того, или другого – жизнь начинает казаться нам пустой. Мы принимаемся искать невесть что. А на самом деле не хватает или веры, или любви. Видите ли… вера – это состояние разума. Любовь же – естественное состояние души. Разум рождает, душа созидает и раздает.
За столом воцарилось молчание, нарушаемое лишь чавканьем Портоса.
- Атос, можно я позаимствую ваши слова для проповеди? – попросил Арамис.
- Разумеется, - Атос беспечно пожал плечами. – Можно подумать, вы сами никогда не знали об этом. Знали – даже не сомневаюсь. Но никогда не рассуждали всерьез: что есть вера, что есть любовь.
- А что есть вера? – эхом откликнулся Рауль.
У Арамиса на языке вертелась заученная цитата, но он не спешил ее произносить. За этим столом про «уверенность в невидимом» знали все. Может быть, кроме Портоса. Но Портос, святая невинность, всегда веровал как ребенок – и редко искал подтверждений. За что и поплатился…
Мрачное воспоминание вспыхнуло как дальняя зарница – и погасло. Счастье же засияло еще сильнее, еще ярче. Вот он, сидит рядом, с аппетитом поглощая одно блюдо за другим. Теперь можно не опасаться, что Портос уйдет из-за стола голодным. Запасов в герцогских погребах хватит надолго даже для человека с такими потребностями, как у г-на дю Валлона. Как приятно быть радушным хозяином! Как радостно смотреть на то, как Портос ест! Он совершенно необыкновенно это делает! Живой, большой, шумный, неугомонный…
- Вера? Слияние разума человека с разумом Бога.
- А любовь?
- Это когда душа Бога живет в тебе, - вдруг сказал Портос. – Я не такой образованный, как вы все, и красиво говорить не обучен, но мне кажется, что это именно так.
Некоторое время за столом царило молчание.
- Портос, теперь я попрошу разрешения позаимствовать и ваши слова.
- Мои? – Портос как будто удивился. Но тут же милостиво разрешил. – Да, конечно. Используйте как хотите. Только сделайте милость, не задавайте мне лишних вопросов. Вас наверняка интересует, как я выбрался из-под скалы живым и невредимым. Ну… выбрался.
- Я не спрашиваю. Я доверяю своим глазам и верую свято и слепо. Господу по силу любое чудо.
- Вы как будто не рады этому?
- Портос, - с обидой промолвил Арамис, - вы несправедливы ко мне.
- Или все еще досадуете, что не смогли удержать тот камень? Так успокойтесь. И я не удержал.
Рауль расхохотался.
- Ну, раз вы, господин дю Валлон, признаетесь в этом…
- Почему бы и не признаться? – Портос подкрутил ус. – Я силен, но не всесилен.
- Никто и не требует от вас всесилия, - ответил Атос. – Мы зачастую тратим массу сил и времени на погоню за совершенством, желаем приобрести какие-то достоинства. Не правда ли, Рауль?
Виконт бросил быстрый взгляд на Арамиса.
- Я не считаю, что потратил свое время и силы на что-то ненужное мне лично. А вы, господин дю Валлон?
Портос предавался приятному чревоугодию и был настроен благодушно.
- Я не знаю. Вы, друзья мои, говорите на каком-то непонятном мне языке. Потому напоминаете тех самых греческих философов, о которых так любите рассуждать. Я не читал их труды, но глядя на вас, неизменно представляю себе, как выглядели их разговоры. Правда, господин Платон третьего дня… или неделю назад…
- Портос! – негромко предостерег его Атос.
- Словом, я уяснил одно: Нужно пользоваться тем, что дано, радоваться сегодняшнему дню, а завтрашний доверить Богу. Бог все даст. В нужный срок, в нужное время.
- Я не помню такого тезиса у Платона, - Арамис улыбался.
- Ну… я не настаиваю… - смутился Портос. – Но мне кажется, что это относится к вопросу Рауля. Я в молодости, возможно, и суетился. Мне хотелось быть состоятельным и иметь влияние в обществе. А затем я обустроил как следует свое поместье и зажил в полнейшем счастье. Все, что мне требовалось, было рядом. Мы с Мушкетоном изобрели собственную философию. Мы были так довольны жизнью и нашим существованием, что распределили наслаждения по дням недели.
- Вы мне не рассказывали об этом, Портос, - заметил Атос.
- Как-нибудь при случае расскажу. Знаете ли, то, что я имею сейчас, началось еще тогда… Мой замок. Как я по нему скучаю! Арамис, вы не знаете, мои земли перешли в королевскую казну?
- Скорее всего, - рассеянно ответил Арамис, опять ощущая неловкость и стыд. – Но я постараюсь изменить ситуацию. В ближайшие два-три месяца…
- Арамис, - Портос положил свою руку на руку друга. – Не хлопочите. В сущности, мне без разницы теперь, что стало с моим добром. Пусть послужит хорошим людям.
- Судя по вашему костюму, ваш достаток не уменьшился.
- Ничуть, - без тени сомнения ответил гигант. – Напротив. Я стал богаче, чем был. Больше того скажу, Арамис. Мне кажется, я поумнел с тех пор, как вы меня видели в последний раз.
- Какая скромность! – все трое собеседников достойного барона расхохотались.
Разговор крутился вокруг тем, которые почти не затрагивали не столь давнее прошлое. После пары-тройки бутылок друзей потянуло вспоминать молодость. Рауль с интересом слушал их, задавал вопрос за вопросом.
- Я ничего не знаю о д`Артаньяне, - признался Арамис. – Мне стыдно, но я написал ему всего один раз. Ответа не получил, да и не ждал его.
- Д`Артаньян не любит отвечать на письма, - пояснил Рауль. – На моей памяти он ни разу не брал перо в руки. Разве что в казначействе, когда давал расписку за полученное жалованье.
- Он и при нас не особенно дружил с пером и бумагой, - поспешил вставить свое слово Портос. – Атос, помните? Когда мы составляли письмо этому англичанину… ну тогда… под Ла-Рошелью… вы попросили, чтобы записку сочинил Арамис.
- Потому что это было дело Арамиса. Такого рода поручения нужно возлагать на тех, кто выполнит их наилучшим образом. Арамису легко даются иносказания.
- О, да! Он же священник! – Портос возвел глаза к небу.
- Он и священник, и дипломат… и поэт. Так, Арамис?
- Я когда-то сочинял стихи. Это еще не значит быть поэтом. Мы отвлеклись от темы. Речь не про меня.
Трое гостей переглянулись.
- С д`Артаньяном все в порядке, - сказал Рауль. – Он в милости у короля и имеет все шансы стать маршалом Франции.
- Пусть так и будет. Он заслужил такую милость.
Портос потянулся за соусником, неловко задел какое-то блюдо. Рауль быстрым движением успел перехватить накренившийся бокал.
- Браво, виконт! Отличная реакция! – похвалил Арамис. – Для человека военного это очень важно.
- Я уже не военный человек, господин герцог. Я занимаюсь… другими делами.
Арамис не стал проявлять любопытство. Он полагал, что все разрешится само собой. Атоса бесполезно расспрашивать: все равно ответит только то, что желает сам. Рауль – копия отца. Пытать Портоса в присутствии этих двоих было немыслимо.
Самое удивительное – ему и не хотелось задавать вопросы. Куда важнее было просто быть с друзьями, слушать их голоса и радоваться тому, что они приехали втроем. Вспомнили про него. О чудесном спасении Портоса Арамис пытался задуматься, но разговор постоянно отвлекал его. Нынешняя минута счастья была куда ценнее, чем воспоминания прошлого.
Утро перешло в день, день – в вечер.
Четверо мужчин за столом продолжали разговаривать. Несколько раз они дружно поднимались с мест и совершали прогулки по саду. Арамис с удовольствием разговаривал с Раулем. Странно, почему он раньше не общался с виконтом? Только давняя обида заставляла его относиться к Бражелону с предубеждением? Но кому от этого становилось хуже? Молодой человек превосходно воспитан (как же иначе!) и умен (что тоже не удивительно).
- Вы упомянули про веру, виконт. И что же это?
- Вера… Господин герцог…
- Называйте меня Арамисом, мне будет приятно, - предложил Арамис.
- Вера – это глаза разума. Они подтверждают то, что есть. Очевидное не нуждается в дополнительных пояснениях.
- Разум?
- Конечно. Вера рождается от знаний. Вы верите в то, что написано в Евангелии?
Ясные глаза виконта смотрели, казалось, в самую душу старого герцога.
- Не знаю… - Арамис почувствовал, что не способен солгать. – Чаще я уверен, что – да, но временами…
- Не терзайте себя сомнениями, - тихо, но твердо сказал Рауль. – Сомнения отнимают силу. Если учение Христа уже семнадцать веков находит поклонников… вы думаете, что Он нас обманывает? Обещает нам утешение в наших бедах и несчастьях – и лицемерит? Я сам так считал. Знаете, я вынес сам себе приговор. Мне казалось, что смерть окажется для меня лучшим лекарством.
- Мне тоже так казалось, - признался Арамис. И впервые смог не отвести взгляд от лица Рауля. – Я думал о смерти, когда моя любимая изменила мне… нет, измены я ей прощал, потому что любил глубоко и искренне. В ее поведении я обвинял себя. Если она ищет чего-то у других, значит, я ей это не даю. Или даю, но не в полной мере.
Рауль остановился. Глаза его затуманились.
- Почему вы не поговорили со мной раньше? Тогда? Именно вы? Только у вас было нужное лекарство. Отец не мог мне помочь. Господин д`Артаньян тоже. И господин Портос. Они любили… не так.
- Вы бы не стали слушать меня, виконт. Любящий женщину всегда полагается только на собственное сердце. К тому же я знал горькую истину. У меня не хватило бы духу сказать вам, что она никогда не любила вас. Ее сердце открылось для Людовика. Поймите – только для Людовика. Он не король для нее. Она любит человека, и в этом ее сила.
- Теперь я знаю… и не ревную. Я вижу, что она будет много плакать.
- Не надо про слезы. Особенно про женские, - попросил Портос, который подошел и тем самым прервал этот разговор. – Какой чудесный день!
- День прекрасный! – подтвердил Атос. – Про чьи слезы вы говорили? Я не расслышал…
- Про мои слезы! – Арамис не хотел, чтобы Раулю бередили сердечные раны. – Я… снова умею плакать.
- Это прекрасно, Арамис. Каждый человек наделен этим умением. Вы долго поражали меня…
- Однажды, давным-давно, я выплакал свои слезы на много десятков лет вперед… - Арамис, произнося это признание, словно всматривался в это «давным-давно».
Странно, воспоминание не причиняло ему ни малейшей боли.
Когда он поднял взгляд, глаза его влажно блестели.
- Извините меня… и вы, Портос, и вы, Атос. Я так счастлив сегодня, мое сердце и душа ликуют. Я попрошу вас почтить меня своим доверием и остаться у меня в доме. Хотя бы на несколько дней. Пока вы со мной, я не одинок. Я так люблю вас… мне больше некого любить в этом мире.
- Мы вас тоже любим, - сказал Атос. – Потому и пришли.
Арамис порывистым жестом привлек к себе всех троих.
- Я так счастлив… у меня нет слов. Простите меня, друзья. Простите.
- Вы ни в чем перед нами не виноваты. Ба! Арамис! Вы действительно плачете! Что за повод?
- Я был малодушен… я вдруг поверил в нелепицу. Портос погиб на моих глазах… я едва после этого не покончил жизнь самоубийством. Мне хотелось наказать себя так, что земной меры для этого было мало. Нужна была только мера вечности. И только прямое указание свыше удержало меня.
- Потому что не стоит брать на себя полномочия Всевышнего, - со сдержанной торжественностью и глубокой верой ответил Атос. – Будущее скрыто от нас. Ваша земная миссия еще не закончена. Вы могли совершить самый тяжкий грех.
- Я желал этого, Атос. Но теперь… теперь мне все понятно. Потому я и прошу у вас прощения. Мне не хватило веры… мне не хватило знания. У меня была только любовь, но она оказалась бессильна.
- Почему же? Именно потому, что в вашем сердце была любовь, Господь спас вас. Вы никогда об этом не задумывались?
Арамис кусал зубами травинку.
- За последний год я привык быть жестоким. Потому уже не слышу, что Бог говорит мне. Да и сам докучаю Ему просьбами все реже. Знаете, я думал… простите, Атос, я не просто думал, но был уверен…
- Да в чем же? – не выдержал Портос.
- Что вы оба умерли… И что Рауль…тоже не вынес предательства возлюбленной.
- Чтобы мы умерли? – Портос выпучил глаза и захохотал, ударяя себя ладонями по бокам. – Нет, Атос, вы слышали? Он, священник – и говорит про смерть! Ну да, меня завалило камнями в Локмарии. Атос скончался от разрыва сердца. Рауля убили пули арабов и открывшееся из ран кровотечение. Все это правда. На земле нас нет. Я ушел на ваших глазах, как вы правильно заметили. Атос с Раулем – чуть позже. Но разве это что-то меняет? Мы живы. Просто мы в другом месте. Вы нас не видите и не можете с нами встретиться. Если вы во Франции, а мы – в Новом Свете, то мы мертвы? Вы видите сами – мы же живы, все трое! Живы не хуже, а, может, еще и лучше, чем вы и д`Артаньян! О чем лить слезы? О том, что мы вернулись домой, а вы – еще нет?
- А в доме Отца моего обителей много… - пробормотал Арамис.
- О! Если бы вы знали, какие там обители! – Портос мечтательно улыбнулся. – Мой Пьерфон… да что там – королевские покои в Версале это только скромное подобие того, что вас ждет! Какой уют, какая тишина! Нет, я покинул этот мир в грохоте и почил не в самой удобной позе, но теперь мне ничего не надо. Я вполне удовлетворен полученной компенсацией. Вот так, Арамис. И прекратите ругать себя за мою смерть. Считайте, что получили прощение.
- И мое благословение, - мягко дополнил Атос, обнимая Арамиса. – Мне очень не хватает вас – там. Но вы пока нужны здесь. Я терпелив, я не протестую. Поверьте мне: там вас ждет чудесная компания. Не только мы. Есть и другие. Не буду про них говорить, чтобы не дразнить вас. Но повторяю: вы не пожалеете, что от чего-то отказались здесь.
- И найдете, наконец, силы простить… мою мать, - подал голос Рауль. – Я знаю, вы любили ее. Знаю, за что вы ее возненавидели. Почему были холодны ко мне.
- Простить? – машинально повторил Арамис.
- Конечно. Было бы лучше для всех, если бы вы простили ее еще здесь. Как я простил Луизу.
Имя Луизы де Лавальер сорвалось с губ молодого человека совершенно естественно и просто.
И вот тут Арамис понял, что с ним что-то произошло.
- Друзья мои… вы меня действительно любите?
- Еще бы! – воскликнул Портос. – Атос, у этого негодника еще хватает наглости спрашивать вслух! Любим и каждый день надоедаем кое-кому просьбами не оставлять вас.
Атос взял Арамиса под локоть и отвел на несколько шагов в сторону.
- Вот еще что. Молитесь… за нее.
- За кого? – Арамис побледнел.
- Вы знаете, о ком я. Она… тоже за вас молится. И вам двоим пока не поздно что-то изменить. Да, вот еще. Ваш старший сын собирается стать священником. Поддержите его в этом стремлении.
- Атос…
- И помиритесь с д`Артаньяном. Не ждите письма от него, сами сделайте первый шаг... Всё, я сказал то, что мне было дозволено. Теперь нам пора… До встречи, мой друг. До встречи. Действительно, Портос был прав: как вы – вы! – могли поверить, что нам суждена вечная разлука? Как вы могли поверить, что мы умерли? Да мы живы! Всеми святыми клянусь – еще как живы! И если вы сейчас как следует захотите…

***
Дул теплый, сильный ветер. Арамис стоял, опираясь на перила балкона – и ощущал себя путешественником, который вышел на палубу корабля, бегущего по бескрайним просторам моря. Такой же ветер дул, когда фрегат «Помона» мчался к берегам Испании. Прочь от Франции. Но тогда душа Арамиса была мертва.
Сейчас он опять захлебывался слезами, но отчаяние не терзало душу.
Против смерти протестовать нельзя. Это бессмысленно. Людям с начала человеческого рода была суждена разлука с любимыми. Человек рождается, проживает свою жизнь и уходит навсегда. Так было и так будет. Исчезают, превращаются в прах любимые, близкие, родные. Те, без кого ты даже не мыслил существования на земле. Но приходит час – и вы расстаетесь. Зловещее «никогда больше не встретимся» - самое страшное проклятье. Смерть приходит всегда невовремя, даже если ее ждут как желанную гостью. И ты не находишь себе места потому, что вместе с другим человеком навеки исчезает частичка тебя самого…
Но только те, кто считает себя учениками Христа, распятого Божьего Сына, знают: если вера будет крепка, а любовь переполняет сердце и рвется наружу – к любимым можно вернуться. В тот час, когда ты сам навеки покинешь этот мир, тебя будут ждать. Ты уходишь не в пустоту. Ты возвращаешься домой, совершив свой земной путь. Ты верил, ты любил - и получил заслуженную награду.
Арамис развернулся и вернулся к себе в комнату. Евангелие лежало на прежнем месте, недочитанная странице была прижата закладкой.
Он знал это место, он сотни раз перечитывал его – и только сегодня понял, о чем написал Лука.
«В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях.
И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его.
Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны?
Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?
И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его.
А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло.
Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив.
И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели.
Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!
Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?
И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании.
И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее.
Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними.
И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им.
Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них.
И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?
И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать [Апостолов] и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону.
И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба.
Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам». …
Разлуку никто не отменял. Но слово «вечная» благодаря жертве Христа теряло свой ужасный смысл. Напротив: после краткой разлуки предстояла бесконечная встреча.
Встреча, наполненная совершенной любовью и верой. Слезами благодарения в глазах у тех, кто уже никогда не расстанется.
За окном раздался гул колоколов.
Наступила Пасха.