Проваливаясь в сугробы по колено, а иногда и по самую кобуру, еле-еле вытаскивая ноги из сырого, вязкого снега, кряхтя и тяжело опираясь на трость, Порфирий Платоныч блуждал по лесу в поисках самого драгоценного, что у него было. Ещё вчера с вечера оно лежало рядом, сопело в его подмышку, а за ночь бесследно растворилось в балдахинных эмпириях. Оставив на память записку странного содержания, весь дамский гардероб и нагромождение треволнений.

Надо бы поторопиться, зимний день короток, время, должно быть, уже перевалило за полдень, а он вместо того, чтобы в ресторане вкушать дымящиеся щи с расстегаем, да своевременно сдобриться за обедом рюмочкой коньяку и самым растроганным образом любоваться Агатой Валерьяновной, скачет по лесу молодым козликом. Ведь не мальчик уже, да и не в удовольствие ему подобные вояжи, но делать нечего, чтобы вернуть равновесие в свою жизнь, надо выручать бедовую барышню.

За годы разлуки он совершенно четко и детально, в мельчайших подробностях представил и распланировал их будущую семейную идиллию. Эти скрытые от чужих умов мысли позволяли ему барахтаться в океане окружающего его безумия и не пойти ко дну в самом начале его чужестранствий. Они держали его на этом свете, перевешивая малодушное желание перешагнуть черту миров, дабы всегда быть рядом с ней. Штольц бережно хранил свои фантазии ото всех, даже от той, которой было отведено в них самое почетное место.

Теперешняя его душевная печаль состояла в том, что Агата Валерьяновна, без которой его упорядоченная идиллия не имела смысла, обладая неугомонным нравом, сея хаос и сумбур, совершенно отказывалась занимать отведенное ей место в его фантазиях, превращая их в фантасмагории.

Придуманная им идиллия виделась иначе, нежели гонки за ней по снежному лесу: летний вечер, самовар в беседке, да чай с малиновым вареньем и баранками:

Агата, накрахмаленная и приглаженная, в домашнем платье и чепце, с уверенно оттопыренными кружевами, подает ему чашечку с горячим напитком, да журит наследников, которые безответственно кувыркаются в траве. Следит, значит, чтобы не баловались. Потом супруга по одному вынимает их потомков из кучи малы, отряхивает, каждого нежно целует в макушку и привлекает к семейному чаепитию. Наследники за столом хохочут, шалят, пихают друг друга, жалуются, грызут баранки и фыркают в чашки, поднимая волны брызг. И все семеро (примерно, конечно, с точным количеством детей он пока не определился) наотрез отказываются воспринимать строгость мягкосердечной матери, но повинуются одному взгляду нахмуренного отца.

Порфирий Платоныч деланно грозно пересчитывает юных Штольцев. Потомство, в одну секунду присмирев, утихомиривается, складывает смиренно извозюканные ручки на коленках, и выглядит паинькой. За это удостаивается похвалы и отцовских гостинцев. Он выдает каждому петушка на палочке и наследники, аппетитно причмокивая, облизывают дары.

Мужчина не задумывался о таких мелочах, что наследники в семьях, как правило, бывают разновозрастными, и поэтому, их будущие дети ему представлялись однолетками, лет примерно восьми, как школьный класс. Одна половина малышей была с темными вихрами, другая - с голубыми ленточками на макушках, но все, как один, были поразительно лучезарноглазы.

Супруга благодарно улыбается, восхищенная возникшей тишиной и умиротворением, и пересказывает ему светские новости из детской. Вскоре дети начинают зевать и, ведомые няней, как полководцем, послушно, парами, отправляются спать.

Агата, оставшись один на один с разбойниками, которые по насмешке мироздания являются их детьми, весь день клялась и божилась больше на заводить ни одного, но после четверти часа благословенного покоя благодарная улыбка супруги сменяется загадочной, точь-в-точь, как у Моны Лизы, брови совершают завлекательные прыжки, она смущенно розовеет и уже всем своим видом намекает, что если он желает к следующей весне пополнить ряды их наследников очередным карапузиком, то время терять не стоит.

Он же сидит, кум королю среди всей этой шумной кутерьмы, прыгает пальцами по столу, да на собственноручную идиллию снисходительно посматривает.

А соседи подглядывают сквозь щели в заборе и умиляются творящейся у них пасторали...

Он специально вставил в свои фантазии часть про непослушание, чтобы Агата на себе прочувствовала, каково бывает ему, когда она отказывается выполнять его понятные и логичные просьбы. Казалось бы, что может быть проще? От неё всего-то требуется сделать так, как он велит, и всем от этого будет приятность. И никому не придется вместо обеда бегать по лесу...

Раннее утро того же дня.

Порфирий проснулся в полной тишине задолго до рассвета. Он начал привыкать к возне у себя под боком, и лишившись этого, чувствовал неуверенность и беспокойство. Мужчина принял сидячее положение, оглядел вторую половину кровати и для достоверности пошарил там рукой. Пусто! Ничего, кроме примятой подушки. А он точно помнил, что с вечера там лежала Агата.

Он озадаченно поскреб затылок, но решил, что у барышни поутру могут найтись срочные дела, и повалился обратно. И тут услышал то, что разбудило его минуту назад. Шум и оханье под дверью.

Натянув кое-как брюки, цепляясь спущенными подтяжками за дверную ручку, он вышел в коридор. От их номера к лестничному пролету тянулась цепочка красных капель. Постояльцы, решившие отправится в дорогу затемно, не то с сочувствием, не то со страхом косились на него и, прижавшись к стене, обходили кровавые пятна.

От дурного предчувствия волосы на его голове зашевелились и встали во весь рост вопросительными знаками. Ничего путного он им ответить не мог, поскольку и сам был несведущ. Но весь его жизненный опыт вопил, что ничего положительного это не предвещает. Он вернулся в номер, ещё раз поискал Агату в надежде, что в темноте не заметил. Безрезультатно. Бескрайне озадаченный её исчезновением, он спешно оделся и спустился вниз...

Что делать? Все полицейские навыки разом оставили обеспокоенного сыщика. Как поступать, когда нечто ценное пропадает у других, он знал хорошо, но где искать свою пропажу, он не имел представления. Мужчина чувствовал, что из судебного следователя превращается в наседку, готовую захлопать крыльями от бессилия и паники. Самым правильным было бы обратиться в полицию, но это означало невозможное - пришлось бы скомпрометировать Агату. Придется собраться и искать её самому.

Он вышел на улицу, даже не подумав о пальто. Прошелся до вокзала, замерз и повернул обратно. Мужчина безотчетно бродил по заснеженной улице, лавки и магазинчики были ещё закрыты, редкие прохожие с удивлением поглядывали на раздетого чудака. А он всматривался в темные витрины и ловил в них отражения женщин, но ни одна из них не была похожей на укоренившуюся в его сердце Агату Валерьяновну.

- Вам передали записку, - портье вручил Штольцу конверт.

Непослушными пальцами он развернул письмо:

" Порфирий Платоныч!

Если у Вас это письмо, значит, у меня возникли желания, вынуждающие срочно вернуться в Париж.

Я поняла, что мы с вами слишком разные люди. Вы, несмотря на все стремления и усилия, не сможете составить моего счастья. Осознав это, во время вчерашнего ужина я приняла решение отомкнуть золотую клетку и выпорхнуть на свободу. Простите и поймите меня, лгать я не имею права - нынешней ночью я разлюбила Вас.

Не ищите меня, и примите сию данность - мне стало тесно в Вашем обществе.

Прошу, поцелуйте от меня Пуффеля и передайте, что я всегда-всегда любила и буду любить только его. А. В.

P.S. не забудьте поливать мой тринокуляр. Без любящего глаза он совсем зачахнет. Каждую ночь, ровно в три часа, по шестнадцать капель воды."

Штольц еще раз пробежал глазами письмо: "Чепуха какая! Меня разлюбила, но по-прежнему любит Пуффеля. И с чего это её вдруг среди ночи понесло в Париж? И зачем поливать тринокуляр? Что это вообще такое? Эту ерунду не могла написать Агата. Хмм... Хотя, надо признать - почерк её".

Он вернулся к портье, чтобы узнать, кто доставил конверт, и как так получилось, что из их отеля по ночам пропадают женщины.

- Нет, не видал никаких дам, - отпирался портье, - за всю ночь вообще никого не было, кроме двух выпивох.

- Вы знаете их?

- Один из них наш постоялец из... - портье полистал записи, - ...шестнадцатого номера. Иностранец по имени - месье Солье.  Его приятеля мне разглядеть не удалось, он был настолько пьян, что французу пришлось его буквально тащить на себе.

Полученной информации было достаточно, чтобы шестеренки в голове Штольца пришли в рабочее состояние и закрутились в нужном направлении.

Француз Солье. Шестнадцать капель это шестнадцатый номер, а они занимают пятнадцатый. Три часа ночи. Агатин  тринокуляр и есть художник Солянкин, о нём она говорила нечто подобное. Эврика! А если вспомнить его картины и подозрительный интерес к Агате, то всё замечательно встает на свои места. Остается самая малость - найти его.

Скорее всего, художник среди ночи под каким-то под предлогом выманил Агату из номера, схватил её, заставил написать записку, затем одурманил и под видом пьяного приятеля увез в неизвестном направлении.

Мысль о том, что Агаша по собственной воле могла оставить его и отправится в поисках приключений бороздить французские просторы, не имела шанса завестись в голове у Штольца.

- Кто принёс записку?

Сыщик узнал, что письмо доставил местный извозчик. При большом желании, а оно у него было  преогромным, из сотен  ярославских коневодителей найти нужного Штольцу не составило труда. Кучер отвез его до развилки в лесу, куда ранее привёз подвыпившую барышню в мужском костюме с кавалером пиратской наружности, и за умеренную мзду согласился подождать...

Примерно в это же время в лесной хижине Агата пребывала в беспамятстве.

- Приди в себя! - раздался голос в её голове.

- Ммм...- неохотно промычала девушка, ей так уютно было в безответственной дремоте. Открывать глаза и возвращаться в кошмарную реальность её подсознанию было попросту страшно.

- Просыпайся, он скоро вернется!

- Кто он? - Агата неохотно приоткрыла один глаз и испуганно огляделась по сторонам.

Обстановка её пристанища напоминала избушку на курьих ножках, не хватало только хозяйки - Бабы-Яги. Все сказки, рассказанные нянюшкой, чехардой промчались в лохматой девичьей голове. По тому, что ей удалось вспомнить, участь барышню Морошкину ожидала незавидная. Ведьма бестрепетно усаживала на хлебную лопату гостей и отправляла в печь. Ну уж, дудки! Агата решила, что живой не сдастся, и образованный доктор, которому уже почти чужды экзальтации, ни за что на свете станет ужином фольклорного персонажа.

Как её угораздило попасть в это место? Где Порфирий Платоныч?

- Подойди к зеркалу! - голос в её голове прервал размышления.

Разве подобная обстановка располагает, чтобы в ней завелось зеркало? А впрочем, решила Агаша, Баба-Яга тоже какая-никакая, а дама, и, возможно, кокетство ей не чуждо. Девушка заметила на стене щербатый осколок мутного зеркала и направилась к нему. Подошла вплотную, ужаснулась своему внешнему виду и начала приводить себя в порядок.

- Некогда причипуриваться. Двигайся ближе, - велел тот же голос.

Она была столь рядом, что стекло запотело от её дыхания.

- Ещё ближе.

Агата придвинулась вплотную и уже видела темные крапинки на прелестно голубых радужках глаз. Девушка, повинуясь голосу, прижалась носом к холодному стеклу и уперлась лучезарным взглядом в точно такой же, зазеркальный. Она покрутила головой. Её глаза и потусторонней особы слились в один, который постепенно растворился, запуская гостью в мир непознанного.

Ничего прекрасного в том мире не было, скорее наоборот. Девушка торжествующе хмыкнула: "Доктор Скруль так уповала на райские кущи, столько о них грезила, так мечтала в них оказаться вместе с чужим Штольцем. Если бы она видела сей склизкий мир, её постигло бы небывалое разочарование. Так ей и надо!".

Порфирию сырая атмосфера уж точно не пришлась бы по вкусу. Он бы опять начал кашлять и шмыгать носом, а Агаты с её неукротимой заботой и малиновым вареньем рядом бы не было. Никакой романтики в такой болезни, одна Пульхерия Ивановна. Нет, правильно, что она избавила его от сомнительного счастья.

Зазеркальный мир оказался огромной темной и сырой пещерой с каменными сосульками и тоскливо капающей с их кончиков водой. Сосульки были повсюду, даже тянулись с пола навстречу своим собратьям. Такие же наросты, словно борода каменного великана, свисали со стен. Агате в гимназии рассказывали о них, она попыталась вспомнить название, но в голове, как в той пещере, скакало эхо. Скалоктиты, что ли, они называются... 

Из-за самого большого сталактита, уже коснувшегося пола пещеры, выглянула испуганная особа с очень знакомыми чертами лица. Из одежды она имела только изрядно поношенный короткий хитончик. Высокая прическа незнакомки с локонами и косичками сползла на бок. Все это сооружение держалось только на честном слове, да на золотом обруче.

Зазеркальная барышня робко приблизилась к Агате и неверяще протянула руку, желая потрогать её щёку:

-Ты похожа на меня.

- Я тебя знаю, - Агата обрадовалась старой знакомой, - ты - нимфа Хиона, дочь Борея, Северного ветра. Ты всё ещё скрываешься от Посейдона? Тебе нужна моя помощь?

Хиона кивнула:

- Да, но это позже. Сейчас тебе нужна моя. Он скоро вернется, усыпи его бдительность и постарайся сбежать, другого шанса от него вырваться не будет.

- Кто он?

-Ты ничего не помнишь?

- Не-а!

- Твой Порфирикл будет тебя искать?

- Правильно надо говорить - Порфирий Платоныч. Моего зовут так. Он жив? Где он?

- Ну ты даешь! Не помнишь, как среди ночи услышала жалобное мяуканье? Как встала с кровати, чтобы впустить замерзшего котёнка? Как вышла за ним в коридор и попалась в лапы Солянкину? Неужели совсем не помнишь, как художник затащил тебя в свою комнату, связал, заткнул рот и принялся смачно разглядывать? А ты отважно брыкалась, даже разбила нос.

- Ему? - с надеждой в голосе спросила Агата.

- Себе! - огорчила её Хиона. - Угрожая расправиться со спящим Порфириклом, он заставил тебя написать записку, что ты его больше не любишь, а потом влил тебе в рот нечто горькое и ты уснула...

- Ничего не помню. - слукавила Агата и потерла нос, болезненные ощущения возвращали воспоминания о том, как она во время борьбы с похитителем стукнулась о столбик кровати, поддерживающий балдахин. - Что было дальше?

- Не знаю, там зеркал не было, а я могу видеть только через них.

- Зачем я Солянкину?

- Прости, это из-за меня. Я ему нужна, не ты. Он и раньше был малахольным, но безвредным, потому что имел дар. Пока у него были оба глаза невредимы, он мог видеть меня в зеркале так же, как ты сейчас, и рисовать. Сознаюсь, я привечала его, но мне здесь так одиноко...  А потом Солянкин попал под экипаж с трагическими последствиями, утратил потустороннее вúдение, а вместе с ним и смысл существования. Он очутился в больнице, но сбежал оттуда, куда глядел единственный глаз, и бросил жену. А потом он увидел тебя и решил, что всё можно вернуть... Ой, он идет!

Агата метнулась к топчанчику, на котором очнулась, забилась в дальний угол и подтянула к себе коленки. Обняла их, как бесценное сокровище, и крепко зажмурилась.

Дверь зловеще заскрипела и отворилась, впуская в помещение черную фигуру.

- Добрый день, - неожиданно вежливо поздоровался с жертвой злоумышленник.

Агата сквозь частокол ресниц посмотрела на вошедшего:

- Зачем вы меня похитили?

- А сама как думаешь? Ты, наверное, вообразила, что для удовлетворения моих низменных потребностей? Вы, дамы, только об этом и мечтаете. Нет, мои потребности не ничтожны, а, наоборот, возвышены! Находятся буквально на седьмом небе!

Человек вышел из темного угла к центру тускло освещенной комнаты. Девушка оглядела высокую фигуру, с черной повязкой, прикрывающей пустую глазницу:

- Я узнала вас. Вы - художник Солянкин!

- Солье, - поправил он девушку, - это мое творческое имя, называйте меня так. Рядом с вами я снова чувствую себя художником. Солянкин - обычный человек, тусклый и невыразительный, ущербный нытик, лишенный экспрессивности и возможности лицезреть и выражать прекрасное.

- Ваша жена в отчаянии, она винит меня в вашем исчезновении. Вам стоит дать ей знать, что вы живы.

- Наташка - дура набитая. Она решила, что чистыми рубашками и бараньими отбивными сможет сделать меня счастливым. Разве такая ерунда способна заменить мне утраченный смысл бытия, паренье чувств?  Да, она создала мне райские условия для творчества, но только ради того, чтобы запереть меня в четырех стенах, посадить на привязь, как домашнего кота. Кормить и гладить...

- Разве это плохо? Она любит вас.

- Она хотела, чтобы я писал её портреты! - возмутился Солянкин.

- При вашем таланте написать один-два её портрета ничего не стоит, проще простого. Она нетребовательна и даже такой малости была бы рада.

- Да, пожалуй, вы правы, надо было так сделать, но раньше я желал созидать только мою нимфу! Теперь уже поздно об этом сожалеть, потому что без неё я и двух мазков на холсте сделать не могу.

- Может, это к лучшему? Поедемте к Наталье, объясним всё. Она  простит вас, потому что любит, я знаю. И примет даже без художественного дара.

- Нет, дорогая моя, вам не удастся перехитрить меня. Никуда вы не поедете.

- Но Порфирий Платоныч будет искать меня...

- Значит, ему предстоит покинуть этот свет раньше времени, - обыденно сообщил ей художник. -  Теперь, когда я обрел вас, уже ни за что не отпущу. Отныне вы - моя Муза, и ваша задача воодушевлять и одухотворять меня.

- Каким это образом будет происходить? - до Агаты стала доходить неловкость сложившейся ситуации.

- Самым неприличным, - успокоил её художник. - Сейчас же начинаем творить "Похищение Европы". Ух, даже моё предназначение зачесалось изобразить вас в неглиже, верхом на быке. Вы будете сидеть на этом столе, а корову я пририсую потом.

Агата мучительно застонала, ужасаясь фантазиям Солянкина. А если Штольц всё-таки решится её спасать, ворвётся сюда и застанет голой, верхом на столе? Как объяснить ему этот пердимонокль? А вдруг он поверит её записке и не станет её искать? Тогда она обречена всю жизнь провести в этой хижине, в натуральном виде, без малейшего прикрытия, наполняя собой художества Солянкина. А потом, ещё неизвестно, что ему дальше придет в голову, может, начнет подбираться к её коленкам. Пожалуй, Хиона права, надо бежать при первой возможности, не дожидаясь милости Порфирикла. Тьфу ты, Порфирия Платоныча.

Художник принял её возглас за нетерпение и одобрение своих планов:

- Сначала я должен тебя почувствовать, - объявил Солянкин, - немедленно начинай воодушевлять меня!

Агата пожала плечами, решив, что без боя не сдастся, честь её коленок превыше всего!

- Я не знаю, как это делать. Раньше мне не приходилось быть чьей-то музой. Я много лет была самый драгоценным для Порфирия Платоныча, но это другое...

- Забудь его, отныне у тебя новая жизнь. - Солянкин придвинул к себе единственный табурет и в вальяжной позе развалился на нем. - Начни уже как-нибудь.

Агата взяла забытый кем-то журнал  "Ярославский вестник" и помахала на художника:

- Я тебя одухотворяю - вдохновение нагоняю. Живопúсью наделяю - ты картину вытворяешь. Хоть портрет, хоть живопúсь, враз картина сотворись!

Агата зачерпнула из туеска щепотку соли и высыпала на макушку художника:

- Пыльца придаст твоим твореньям прелести и окрыленья.

Обмахнула его ещё раз журналом и поинтересовалась:

- Ну как?

- Из рук вон плохо. Никакого отклика. Вдохновенье по-прежнему вялое и поникшее. Оно должно взбодриться, набраться сил и окрепнуть. И тогда - ух, что начнётся!

- Я не знаю, чем вам ещё помочь.

- Ну сыграй на чем-нибудь, или спой...

Агата огляделась по сторонам, выбирая музыкальное сопровождение для творческого подъема. Ничего нет, даже завалящих деревянных ложек.

- Ну же...- поторопил её художник. Она вдохнула поглубже, освежая в памяти репертуар. Как назло, из головы все выскочило. Солянкин выразительно посмотрел в сторону её колен и она затянула:

- Калинка, калинка, калинка моя,
В саду ягода малинка, малинка моя...

Агата обладала на редкость приятным голосом и пела отлично, старательно, но уж очень громко, местами срываясь на крик. Песня лилась из самых глубин её отчаяния. Окрестные вороны, вспугнутые разудалыми воплями, возмущенно каркали и жалобно причитали, умоляя её прекратить экзекуцию и вернуть в их мир первозданную тишину в порядок. Только певицу было уже не остановить. Она размахивала руками, притопывала и водила хоровод вокруг Солянкина. Тот с сомнением пытался протестовать, мол, такой репертуар не очень годится для вдохновения, но артистка вытянула откуда-то тряпицу и размахивала ею над головой, для пущего задора.

- Эх, калинка, калинка, калинка моя... – Агата, притопывая каблуками мужских ботинок, выданными ей похитителем вместе со своим костюмом, бочком-бочком наступала на Солянкина и возвращалась на место. Она крикнула ему из угла:

- Не спорьте, иначе будете сами себя одухотворять! Нам, музам, виднее. Эээх!

Затем она перешла к следующей песне:

- Шумел камыш, деревья гнулись...

Солянкин стал подозревать, что с его Музой каши не сваришь, но и признать поражение не позволяло тщеславие.  Агата тем временем приступила к романсам. Художник воспарил духом, все-таки  "романс"  происходит от слова "романтика", а значит он на шаг приблизился к цели:

- У церкви стояла карета,

Там пышная свадьба была,

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была...

Дальше певица отвратительно  и неуместно громко шмыгнула и заревела:

- Ы-ы-ы-ы...

- Что опять не так?

- Порфирия Платоныча вспомнила. Он меня теперь бросит. И все из-за вас.

- Ваше нытье мне осточертело! Не перестанете по-хорошему, придется вдохновляться низменными методами.

Вот тут художник оплошал - повернулся к ней спиной. Агата размахнулась и, как настоящий футболист, изо всех сил пнула табурет, на котором ожидал шевеления творческих потоков Солянкин. От неожиданности он упал, ударился головой и погрузился в кратковременный, к сожалению, обморок.

- Эх, - посетовала на свою деликатность Агаша, - надо бы его этой табуреткой ещё и стукнуть, чтобы неповадно было при живой жене посторонними барышнями вдохновляться.

Велев своему врожденному доктору прикрыть глаза, унять медицинские порывы и не рваться на помощь пострадавшему, Агата распахнула дверь сторожки и, пока её похититель не очнулся, бросилась бежать куда вело её сердце. А глупое сердце манило её в дремучие дебри Ярославского леса. Никто не собирался слушать разум, попытавшийся было шепнуть ей, что двигаться надо в обратном направлении вдоль следов Солянкина.

Поначалу она скакала по сугробам довольно резво, несмотря на мужское обмундирование, но вскоре ноги начали заплетаться, ботинки вязнуть в снегу, и её скорость начала снижаться. Издалека раздавались крики художника и требования вернуться, но отчаяние гнало её вперед.

Она бежала так долго, что деревья слились в одну серую массу,  она то и дело оглядывалась на тянущиеся на ней предательские следы и понимала, что Солянкин рано или поздно по ним отыщет её.

Набегавшись на двух ногах, совсем отчаявшись и обессилив, она всё равно продолжала спасаться из плена, но уже ползком на четвереньках. Куча вымокшей и заледеневшей чужой одежды сковывала её движения, делая похожей на престарелую черепаху.

И вот, когда силы окончательно покинули её, Агаша мысленно вознесла молитву, особенно не надеясь на чудо. Попрощалась со всеми, а с некоторыми особенно страстно. Безнадежно размазала по холодным щекам горячие слёзы и окончательно приготовилась к летальному исходу в ставший родным ей мир духов.

И в этот момент мироздание услышало её, ниспослало чудо - Агаша вдруг воочию увидела Штольца, вдалеке карабкающегося по сугробам.

- Порфирий...- прохрипела она.

Мужчина, хоть это и противоречило всем законам науки, услышал её жалкий зов, больше похожий на всхлип, обернулся и наткнулся взглядом на возлюбленную, устало примостившуюся под деревом.

Штольц видел, как к Агаше с противоположной стороны приближается мужчина с ярко выраженной пиратской особенностью. Преступник был намного ближе к цели, нежели он.

В этот суматошный день мироздание благоволило этим влюбленным. Преодолев земное притяжение, Штольц силой воли выскользнул из сугроба и в три прыжка подобрался к девушке. Принял фехтовальную стойку и приготовился скрестить с недругом шпаги. Вернее, трости... А уж если быть совсем точным - трость и сухую палку.

- Сударь, - вскричал разъяренный докрасна Порфирий, - вы вознамерились лишить меня самого драгоценного, и поэтому дуэли вам не миновать. Даже если после этого Агата Валерьяновна никогда не посмотрит в мою сторону, я должен защитить наши с ней обоюдонежные чувства.

- Нет, Порфирий Платоныч, только не это! Не смейте дуэлиться у меня на глазах! Моя жизнь не стоит того. Лучше у Снежной Королевы собирать из осколков слово "вечность", чем увидеть вашу гибель или то, что из-за меня вы превратитесь в убийцу!

- Сколько раз вам говорить, что я лучше знаю, что для вас лучше, - Штольц отводил взгляд, не желая видеть укора в лучезарных глазах Агаты.

Солянкин, не обремененный порядочностью и моральными обязательствами перед барышней Морошкиной, не дожидаясь приглашения к бою, сделал выпад - размахнулся найденной тут же дубиной, намереваясь ею разделить Порфирия надвое, от самой шляпы и вниз:

- Вы не смеете знать, что лучше для того, что принадлежит мне уже десять часов!

Штольц на высоко поднятых руках выставил для защиты трость, и она приняла на себя всю мощь удара. Сухая палка в руках соперника не выдержала правосудия и развалилась пополам. Благородно дав сопернику время сменить оружие, Порфирий достал из кармана завернутый в платок стеклянный глаз и бросил его Солянкину:

- Из того, что принадлежит вам, я имею только это...

- Нет, это бутафорский глаз, всё равно он не заменит мне настоящего. Я о Музе. Она предназначена мне судьбой. Я появился на белый свет, чтобы воплощать её облик на полотнах!

- А я воплощу её облик в наших детях! - Порфирий сделал ловкий выпад и выбил новую палку из рук художника. Размахнулся и ударом в челюсть свалил противника с ног.

- Вы деретесь неблагородно, - пожаловался тот.

- Ровно так, как вы того заслуживаете.

Штольц извлек из кармана пачку выстриженных из картин лиц нимф и высыпал поверх барахтающегося в снегу Солянкина.

- Вот это действительно принадлежит вам, а всё остальное - мне.

Мироздание в тот день решило - чудить, так чудить!

В приливе небывалого одухотворения мужчина вручил барышне свою трость, легко взвалил на себя прилично заледеневшую Агату, вместе со своим пальто. Девушка, позорно перекинутая через плечо Порфирия, простучала зубами Солянкину на прощание:

- Возвращайтесь домой, к жене. Она любит вас...

Крайне возмущенная легкомысленным отношением Штольца к дуэлям Агата попыталась сползти на землю, и тут же, не сходя с этого места, окончательно высказать ему всё. Порфирий пресёк её попытки освободиться, велел не вертеться и от всего сердца, вкладывая все тревоги и беспокойство этого суматошного дня, не больно, но довольно обидно, через одежду шлепнул её пониже спины.

Пребывая в состоянии эйфории, он изысканным аллюром, с грузом, не подразумевающим легкость движения, припустил в сторону развилки, где оставил дожидаться извозчика с экипажем. Когда Агата пыталась протестовать против такого способа перемещения, он взбрыкивал плечом и одарял нелёгкую ношу новым шлепком. После этого она на короткое время усмирялась.

В номере отеля Порфирий вытряхнул Агату из вороха чужой одежды и отправил отогреваться в ванну. В теплой воде сжавшись в промёрзлый комок, девушка громко стучала зубами. Эти звуки были слышны в комнате и напомнили Штольцу цоканье конских копыт по булыжной мостовой. Мужчина покачал головой, отгоняя тревожные мысли о возможной болезни Агаты. Он налил в рюмку коньяку и без малейшего сомнения распахнул дверь ванной. Не поддаваясь на провокации своей жалости, он подошёл к скукоженной в воде Агаше, запрокинул её голову, и когда она приготовилась отчитать его за вольности, влил коньяк в рот.

- Фто это фа гафость? - едва не изрыгнула пламя барышня. Внутри горело и ужасно драконилось.

- Всего лишь рюмочка коньяку, вам пойдет на пользу.

- Мне пойдет на пользу если вы  не станете вливать в меня всякую дрянь, и не будете устраивать дуэли каждый раз, когда меня похитят!

Она негодовала, гневалась и розовела на глазах, что удивительно ей шло. Он с удовольствием неторопливо осмотрел её и неопределённо объявил:

- Розовые.

- Что розовое? - поинтересовалась Агата, совершенно сбитая с толку.

- Наши дочери будут носить не голубые ленточки, а розовые, - охотно пояснил он.

- Порфирий Платоныч, сосредоточьтесь, вы не о том думаете. Вы понимаете, что я вам пытаюсь сказать?

Он кивнул соглашаясь, но перевел разговор:

- Агаша, что посреди ночи вам понадобилось в коридоре?

Беседа принимала неприятный для барышни поворот. В тот момент, когда его проступок был серьёзнее её и следовало в первую очередь обсудить его, хитрец, как заяц, петлял словами и уходил от ответа.

- Вы нарочно сбиваете меня! - привычно разоблачила его коварства Агата. Он ухмыльнулся:

- Не нарочно, а специально. Чувствуете разницу?

- Выйдите, мне надо одеться.

Мужские брови изумленно приподнялись, окрашивая барышню в бордовый цвет.

- Ну же, - поторопила она его, - вы смущаете меня.

- Не стоит. Картины Солянкина не оставили сурпризов для моего воображения, - он рассмеялся и покинул ванную комнату, но противными смешками продолжал злить Агату из спальни.

Разгоряченная взлохмаченная фурия возникла на пороге в короткой безрукавной рубашке. Метнула в него лучезарную молнию. Обиженно объявила: "вы несносны" и полезла в предупредительно разобранную кровать. Там сунула голову под подушку, чтобы не слышать его хихиканья, а сверху натянула одеяло.

- Вылезайте, будем пить чай, - Порфирий присел рядом и попытался извлечь Агату из укрытия. Стянул одеяло и деликатно погладил её по спине. Она возмущенно вильнула задом и примиряться отказалась.

- Агаша, я вынужден был устроить поединок. Иначе Солянкин посчитал бы, что имеет право безнаказанно похищать дам. Каковыми бы ни были его намерения, он должен усвоить, что это никуда не годится. В следующий раз может случиться настоящая беда.

Мужчина ещё долго говорил и убеждал Агату вернуться к нему, обещал не ругать за безрассудство, похлопывал и поглаживал доставшиеся ему части тела. И сломил-таки устои вредности. Когда он собрался уже встать, Агаша, не вылезая, нащупала его руку, положила себе на спину и принялась неловко ей там водить.

Порфирий обрадовался, что прощён и умиляясь переменчивому дамскому характеру, продолжил:

- Рельсы, рельсы... Шпалы, шпалы... Ехал поезд запоздалый...

- Не надо про шпалы. Это грустно. Я начинаю представлять, что завтра надо возвращаться, - раздались жалобы из-под подушки.

- Послезавтра. Завтра у нас день отдыха.  Сейчас мне надо отлучиться, появилось безотлагательное дело. Обещаю не задерживаться, а вы пока отдохните, - он встал и, не удержавшись от соблазна, вновь ласково шлёпнул её по попе.

- Эээй!.. Если вы такой тиран и деспот, ни за что на свете не пойду за вас замуж!

Спустя полтора часа её вновь будили и вытаскивали из снов.

- Агаша, просыпайтесь и срочно собирайтесь, у нас появилось важное дело. - Порфирий настойчиво потряс её. Не получив сознательного отклика ,мужчина придал ей сидячее положение. Она с трудом продрала глаза и посмотрела в темное окно:

- Сколько время?

- Шесть, - коротко ответил он.

- Утра или вечера? - недовольно заныла барышня и повалилась обратно в подушки досыпать.

- Вечер. Одевайтесь, через час нас ждут в одном любопытном месте.

- Не хочу! Давайте завтра. Умираю - хочу спать.

Штольц снова усадил её на кровати и неловко стал просовывать сонные руки в узкие рукава платья. Дам ему и раньше приходилось раздевать, а вот одевал он впервые.

- Сначала надо чулки, - капризничала и не поддавалась Агаша.

Мужчина оставил её с не до конца надетым платьем на голове, торопливо скрылся за ширмой, где хранились её пожитки, и вернулся с чулками, напоминающими кожу, сброшенную змеями. Просунул в эти шкуры девичьи ноги до середины икр, счёл это достаточным, и вновь принялся за платье.

- Ну же, Агаша, не капризничайте, собирайтесь, вам там понравится.

- Мы едем в театр? Неужели в оперу или балет? Не хочу балет, хочу есть. Поедемте в ресторан.

- Обязательно, но чуть позже, - пообещал Штольц. Он кое-как поставил Агату на ноги и придерживая, чтобы она не завалилась обратно, дернул юбку вниз. В вырезе платье появилась лохматая голова. Он чмокнул в нос недовольную девушку.

- Вы надели мне платье задом наперед. И чулки сползают.

- Это к счастью! - возвестил он. - Теперь у нас всё к счастью.

Спустя три четверти часа в закрытом экипаже, дабы не нарушать таинственности, они ехали к пункту назначения.

- Куда вы меня привезли? - Агата оглядывалась по сторонам. - Это место мне определенно знакомо. Мы уже бывали здесь. Это же Семеновская слобода, а вот и часовенка, где Пульхерия Ивановна пыталась вас женить на себе.

- Теперь я пытаюсь вас женить на себе. Или вы против?

- Мы едем жениться? Почему вы мне раньше не сказали? Вы делаете мне предложение?

- Драгоценная Агата Валерьяновна, вы знаете, что красноречие не самая сильная моя сторона...

Девушка кивнула, полностью согласная с его словами, набрала побольше воздуха и они заговорили одновременно:

- Не продолжайте, я и так всё знаю.

- Дайте же договорить!

Агаша приподняла руки, словно сдаваясь в плен и признавая за победителем право первого слова.

- Я, к сожалению, лишен способности изящно выражаться, иначе бы обязательно сказал, что встретив вас однажды, я больше не захотел с вами расставаться. Да, это не сразу пришло ко мне, но осознав, я уже ничего не мог поделать с собой, все мои мысли так или иначе касались вашей особы. Ещё бы я сказал, что каждое мгновение, проведенное в вашем обществе, стало чẏдным. Что ваши появления в полицейском участке озаряли радужным настроением каждый мой день, пробуждая чудесные мелодии в моей душе, и желание излить их на вас посредством музыкального инструмента. Мне это несвойственно, я человек иного уклада и поэтому трудно поддаюсь романтическим настроениям. Пусть с опозданием, но всё же пришло понимание, что вы для меня - яркие краски, тёплый свет и малиновое варенье, и мой ангел-хранитель...

- Не вредитель? - лукаво поинтересовалась девушка.

- Ну вот, я сбился. На чем я остановился?

- На варенье и ангеле.

- Агаша, я вам как-то уже говорил, что вы - мой ангел-хранитель и лучшая часть этой вселенной. Этих слов никто раньше от меня не слышал, это апогей моего ораторского таланта. Возможно, я никогда не смогу облечь в слова то, что чувствую к вам, но постараюсь выразить доступными мне способами. 

- А ещё вы говорили о том, что мы должны быть вместе, - напомнила она мужчине, - и что любите меня...

- Люблю. Да, мы с вами должны быть вместе. Агаша, вы станете моей женой?

- Ну конечно! Пять лет, шесть месяцев и четыре дня я ждала от вас этих слов!

Агата вскочила и крикнула извозчику:

- Голубчик, гони скорее!

Порфирий дернул её за юбку, призывая вернуться на место, но ей уже не сиделось. Она норовила выскочить из экипажа и бежать впереди лошади. Только поцелуем мужчине удалось удержать её рядом с собой. Похвалив себя за изобретение действенного метода влияния на будущую жену, он сделал в памяти зарубку на будущее, авось пригодится...

- Отец Амвросий! - в часовенке возбужденная Агата радостно кинулась к старому знакомому.

Подслеповатый старичок нетерпеливую невесту узнал не сразу, а разглядев, поспешил скрыться в каморке. И закрыл дверь на засов. Агата прислонилась к двери щекой, поглаживала её, как кошку, и своим самым ласковым голосом, как до этого её уговаривал Порфирий Платоныч, убеждала старика вернуться:

- Ну же, батюшка, вы же такой смелый! Выходите, не бойтесь, пистолета у нас нет, зато есть денежка, - Агата обернулась к жениху и вопросительно посмотрела на него. Вдруг она напрасно раздает обещания? Порфирий кивнул, подтверждая, что имеет интересующее священника в достаточном количестве.

- Батюшка, вы только быстренько обвенчайте нас, и мы сразу уйдём.

Порфирия вся ситуация настолько забавляла, что вмешиваться в неё не хотелось. Скорее наоборот, он жаждал продлить её и запомнить до мельчайших деталей.

Волшебное слово заставило отца Амвросия приоткрыть дверь и попасть в радушные объятия Агаты:

- Ну какой же вы молодец! Я так горжусь вами!

"Эта невеста, видно, совсем истомилась в безбрачии, раз так ластится к священнику,"  - понял старик.

- У вас, почитай, и справки об исповеди нет, - вспомнил не к месту дедок и осуждающе потряс бородой.

- Отче, мы же с вами уже обо все договорились, так? И задаток вам был получен.

- Сын мой, слезно прошу, если вдругорядь надумаешь венчаться, выбери иной храм. Пожалей меня, старика.

- Не надумает, - высказалась за жениха  Агата, - он навсегда на мне женится.

Штольц развел руками, соглашаясь с каждым её словом:

- Венчайте, батюшка. Формальности потом уладим...

Час спустя они вышли на крыльцо, Агата окинула взглядом тёмную улицу и два ряда домов, тянувшихся вдоль неё. Взглянула на небо, словно ожидая чего-то. Ей казалось ужасно странным, что вокруг ничего не изменилось. Вместо легкого снежка лепестки роз не посыпались, купидоны не расчехлили скрипки и флейты. Всё было по-прежнему, как и час назад. Добавился только тоненький золотой ободок на пальце. Слегка разочарованная тем, что людям неведомо о чудесах творящихся в её жизни, она покрутила его на пальце, взяла Порфирия под руку и степенно пошла рядом.

- Вон наш экипаж, - сказал мужчина.

- Пойдемте пешком, хочется прогуляться.

Они шли молча, каждый не знал о чем говорить. Безграничное семейное счастье пока ещё не дало о себе знать в полной мере и смущало обоих.

Первой нарушила молчание Агата:

- Порфирий Платоныч, а вы не забыли взяли выписку из метрической книги?

-Не забыл, - он похлопал себя по пальто, где в нагрудном кармане лежала сокровенная бумажка.

- Дайте, я её понесу.

- У меня она будет в безопасности, а вы непременно её потеряете.

Агата совсем не обиделась.

- Ну ладно, полпути вы её несете и полпути я, - легко согласилась она.

Они вышли из Семёновской слободы, прошли да угла Купеческой и Агата завладела вожделенным листком, но повертела его в руках и отдала назад:

- Несите лучше вы. А то вдруг я, и правда, потеряю или от влажного снега чернила растекутся, и мы окажемся снова неженатыми...

- Мы пока будем вынуждены скрывать наш брак, да? - серьёзно спросила она через несколько минут.

- Это ненадолго, Агашенька. Я поймаю Крюгера и тогда...

- Мы поймаем. Теперь мы всё делаем вместе, - поправила его жена и глубокомысленно замолчала, давая ему время свыкнуться с её местом в его жизни.

Она молчала во время праздничного ужина в ресторане и всю ночь, изредка вставляя краткие реплики. Когда брачная ночь превратилась в молчаливый супружеский завтрак, Агата в новом статусе порядком обеспокоила Порфирия.

- Агата, вы все время молчите...

Мужчина воззрился на неё, ожидая ответа. Она несмело кивнула. Он приподнял бровь, как видно, ответ его не устроил, и тогда она сглотнула ком в горле и хрипло промямлила:

- Да...

- Вы жалеете, о том, что произошло?

- Нет, что вы! - жарко начала она, но смутившись под его взглядом понуро повесила голову.

- Агата, я сделал что-то не то?

Она отрицательно помотала головой.

- Значит, дело в вас? - кивок согласия.

- Вы плохо себя чувствуете? У вас что-то болит?

- Нет.

- Вы хотите сырников вместо каши? Или жареной картошки?

- Нет.

- Агаша, вы может просто сказать, чтобы мне не пришлось гадать?

- Я ... Мне... - слова из девушки никак не хотели выходить.

- Вы меня пугаете! Вам, всё же, надо к доктору? Срочно собирайтесь, едем в больницу!

- Нет.

- Домой, к родителям?

- Нет.

- К Солянкину?

- Нет-нет-нет!

- Да, что же чёрт возьми с вами произошло? Вчера ещё вы были нормальной разговорчивой барышней, а сегодня ведете себя как замороженная треска! - в сердцах прикрикнул на неё Порфирий. - Отвечайте немедленно, что у вас стряслось.

Агата понуро повесила голову, слезы закапали из поникших лучезарных глаз:

- Почему вы кричите на меня? Я не ваш фельдфе...

- Вы моя жена и извольте отвечать на мои вопросы!

- Неужели вы не видите, что я не знаю, как быть безупречной женой? Вдруг я сделаю что-то неправильно...

Мужчина мигом присмирел и ласково ей ответил:

- Агашенька, даже если вы где-то и ошибётесь, я никогда не пойму этого, потому как и сам не знаю, как должны вести себя жены. Могу только представлять. И кто это вам внушил, что мне нужна безупречная жена? Я выбрал в жены барышню на колёсиках и только такая мне необходима.