Часть 39

Штольман знал себя и понимал, что заснуть накануне отъезда ему будет сложно. Именно поэтому, когда брал билет на поезд, он выкупил полностью купе высшего класса. В поездах ему обычно хорошо спалось. Мерный стук колёс убаюкивал. А в ночь перед поездкой, он и правда заснуть не смог. В десятый раз прокрутил в голове разговор с Мироновым. Снова признал правоту Петра Ивановича и снова подумал о том, за что же его полюбила единственная в мире девушка. Единственная, потому что второй такой нет и быть не может. А любит она его. Ничем не примечательного мужчину не первой молодости, со скверным характером и собачьей службой. За что ему такой подарок судьбы достался, Яков не понимал. И подсознательно всё время ждал, что она поймёт насколько он ей не подходит и в ужасе отшатнется. Что чудо закончится. Но оно не кончалось. Оно продолжалось уже седьмой год. Ведь дождалась она его из тюремных казематов. Не упрекнула за долгую отлучку, хоть и отлучка эта случилась не по его вине. А могла бы. Он же её втравил в эти шпионские игры и до сих пор её жизнь в опасности. А эта удивительная женщина не боится встать рядом и рвётся помогать. Даже то, что она сегодня в пылу сильного волнения помянула Нину, его не обидело, не разозлило. Его проклятое косноязычие в очередной раз не позволило ей объяснить, что не стоит даже сравнивать ту давнюю не слишком красивую историю и то, что существует между ними. Это всё равно, что сравнить отблеск в луже под ногами и радугу в небе. А ведь когда-то он был уверен в том, что вот такая женщина, как Нина и есть то, что ему нужно. Страстная, неуловимая, самоуверенная. Что ему застило глаза, он теперь и понять не мог. Просто внезапно пелена пропала и он увидел мелкую интриганку с апломбом императрицы. Жадную и лицемерную. Самодовольную и неискреннюю. Он и от Ани то поначалу ждал, что вот она как-то проявит "женскую сущность", выдаст свои скрытые интересы и окажется, что сияющие глаза и тёплая улыбка, это притворство. Не мог поверить, что такое в природе существует. Но барышня своим велосипедом выбила у него из под ног привычный и , казавшийся незыблемым, материальный мир. Он язвил, иронизировал и пытался отодвинуться подальше. А она в ответ улыбалась, обнимала внезапно или гладила по плечу. Если и обижалась на его едкие высказывания, то уходила молча. Не давала возможности загладить как-то сказанное. Но всё равно возвращалась. Врывалась в кабинет потоком свежего ветра и приносила с собой солнце и тепло. Ну и духов... Ох уж эти духи...
Вот и сегодня вечером он попытался ей всё это объяснить, но у него как всегда ничего не получилось. А она посмотрела так, словно он маленький ребёнок и тихо сказала "Глупый... Ты не смеешь сомневаться. Я же тебя ещё до твоего приезда в Затонск во сне видела. Ты моя Судьба. А я твоя". И у него сердце зашлось от неизбывной нежности. И он в очередной раз поклялся сам себе, что сделает всё, от него зависящее, чтобы она была счастлива.
Под утро Штольман всё таки забылся ненадолго во сне. Но буквально сразу же, как он задремал, в дверь постучал Ерофей. Пора было ехать на вокзал.
Попав наконец в своё купе, Штольман попросил проводника принести чаю и потом не беспокоить его до самой Твери. Разбудить за полчаса до прибытия.
В Тверь поезд прибыл поздним вечером. Доехав на извозчике до гостиницы, Штольман снял, как и собирался два номера. Поменьше для Петра Ивановича и люкс для себя и Анны. На утро заказал завтрак на двоих. Анна с дядюшкой должны были приехать как раз к завтраку. Яков почему то был уверен, что Миронов не станет завтракать с ними. Всё таки очень странно он себя вёл, когда рассказывал о своей "неромантической приятельнице". За всё время знакомства с Петром Ивановичем, Штольман ни разу не видел его таким смущённый и в то же время глубоко погруженным в себя.
В поезде он выспался. Поэтому ночь провел размышляя. Очень вовремя как-то случилась кончина Лассаля. Штольман никогда не верил в совпадения. Хотя в этом случае может быть всякое. Ведь Лассаль давно уехал из России. Но червячок сомнения всё таки Штольмана глодал. Вопрос с бумагами Брауна тоже не давал ему покоя. Он читал эти бумаги. И хоть не всё понял в формулах, главное уяснил. Это было страшное оружие. Рассчитанное на массовое убийство. Штольман не мог отдать эти документы кому бы то ни было из властьпредержащих. А если не отдать, то под ударом окажется не только он, но и Анна. Ни малейших иллюзий у него не было. Их сметут как песчинки не задумываясь. Мысли о том, как ему поступить с этими бумагами, не оставляли его ни на секунду. Они отступали на задний план, когда он был занят другим, но никуда не исчезали. И где-то подспудно решение уже начало складываться. Просто нужно было основательно обдумать все детали.
Уже под утро он всё таки задремал и увидел во сне Анну, которая нежно гладила скромненький красный цветочек в бокале с водой. Тот самый цветочек, хрупкие останки которого хранились в её книге сейчас. Он проснулся сразу и понял, что опять он ведёт себя не как любящий муж и галантный кавалер, а как...Штольман. Ему в голову не приходило, что нужны ещё всякие милые мелочи, вроде букетов, конфет, подарков. Его всегда заботил лишь факт безопасности и спокойствия барышни. Но спокойствие и Анна Викторовна вещи несовместимые. Лететь, спасать, помогать. Это её девиз по жизни. И чего уж лгать самому себе. Именно это его всегда и восхищало в ней. Злило, раздражало, но неизменно восхищало. Сейчас же его посетила внезапная мысль о том, что надо бы в номер хоть какой нибудь букетик к приезду "Госпожи Штольман". Госпожа Штольман... Неужели так и будет? Да. Так и должно быть. Штольман привёл себя в порядок, оделся и спустился вниз к стойке портье. К просьбе доставить в номер цветы, тот отнёсся со всей серьёзностью и пообещал, что через полчаса всё будет исполнено. Заодно портье поинтересовался, может господин Штольман желает к приезду супруги шампанское, конфеты, пирожные? Штольман поморщился. Шампанское и пирожные у него всегда вызывали воспоминания о Нежинской. Та обычно любила после любовных игр выпить бокал шампанского и полакомиться сладким. Но потом он вспомнил, что Анна большая сладкоежка. И со вздохом согласился на шампанское и конфеты. Портье, оценив уступчивость клиента, предложил заказать клубнику. Штольман поднял брови.
- Клубника в начале мая? Откуда же вы её возьмёте?
Портье оживился и поведал, что ягоды гостиница заказывает у "самого поставщика двора Его Императорского Величества". А выращивают сей деликатес в оранжерее. Цену назвал поистине царскую. Но Штольман согласился на неё. В конце концов через два дня они вернутся в Петербург и он зайдет к Николаю Карловичу, снимет со счета наличные. А того, что у него есть при себе, хватит и на обратную дорогу, и на клубнику для Ани.
Выпив кофе в буфете гостиницы, он расположился в кресле в фойе и стал ждать приезда Анны, поглядывая в окно напротив.
Они подъехали минут через двадцать его ожидания. В открытой коляске сидели две дамы и Петр Иванович. Штольман вышел на улицу встретить их. Анна светло улыбнулась увидев его и спорхнула вниз до того, как он успел подать ей руку.
- Доброе утро, Яков Платонович! Заждались нас?
- Заждался.
Он поднёс к губам её руку и замер на непозволительно долгие минуты. Впрочем, он ведь муж. Что же тут непозволительного? Подняв глаза, он увидел порозовевшие щеки и лукавый взгляд.
Миронов сошёл с коляски и пожал Штольману руку.
- Довёз твою драгоценную в целости и сохранности. Принимай. Я вас сейчас покину на время. Нужно Ларисе Ефимовне помочь.
На этих словах Петр Иванович обернулся к сидящей в коляске изящной даме.
- Лариса Ефимовна, позвольте представить Вам моего зятя. Штольман Яков Платонович. Яков Платонович, представляю Вам мою добрую знакомую графиню Берсеневу Ларису Ефимовну.
Штольман перевёл взгляд на даму и увидел испуганные карие глаза. И сразу вспомнил как почти семнадцать лет назад эта дама рыдала над телом сына корнета, погибшего на дуэли. Какая-то не очень красивая там была история. Молодой человек вступился за честь сестры, соблазненной и брошенной таким же молодым офицером. Подробностей Штольман уже не помнил, но убитую горем мать вспомнил сразу. А видя её реакцию, понял, что и она его вспомнила. Он молча наклонил голову и, подойдя к коляске, поцеловал ей руку.
- Очень приятно. Надеюсь дорога была не слишком утомительна.
Он посмотрел в лицо женщине, которая продолжала молчать и еле заметно покачал головой. Она как будто поняла и наконец слегка улыбнулась.
- Благодарю Вас. Поездка была приятной. Благодаря Вашей милой жене.
Анна взяла Штольмана под руку.
- Ну что Вы, Лариса Ефимовна. Это Вам спасибо за компанию. Без Вас дядя бы меня совсем заговорил. Надеюсь Вы быстро справитесь со своими делами. Может мы и обратно поедем вместе?
Женщина тепло улыбнулась Анне.
- Я буду только рада, Анна Викторовна.
Вещи Анны были выгружены и гостиничный служитель отнес их в номер. Миронов со своей спутницей уехал. А Штольман повел Анну в ресторан гостиницы завтракать.
Глядя на то, с каким удовольствием Анна поглощает блинчики с вареньем, он сам почувствовал как проголодался. И с не меньшим удовольствием съел яичницу с ветчиной. Анна взяла в руки чашку с чаем и вдруг засмеялась.
- Мама бы в ужас пришла от моей прожорливости. А я со вчерашнего дня куска проглотить не могла. Яша, давай после завтрака пойдём прогуляемся немного. Я сейчас себя чувствую как Марфа с нашего рынка в Затонске. Ты помнишь Марфу? Такая большая тётка, которая сбитень продаёт?
Штольман улыбнулся.
- Помню. Не волнуйся, до Марфы тебе далеко. Хорошо, пойдём прогуляемся. Тут неподалеку парк красивый.
Ему совсем не хотелось в парк. Хотелось утащить её поскорее в номер и не выпускать из него до самого отъезда. Но отказать ей он не мог.
В парке Анна рассказала ему о том, что ей очень понравилась Лариса Ефимовна. Но она уверена, что у той какая-то печаль на сердце.
- А ещё мне показалось, что дядя принимает участие в судьбе её дочери Елены Дмитриевны. Но когда я спросила о ней, он не захотел ничего говорить. Представляешь?
Анна резко повернулась к нему и споткнувшись, чуть не упала. Он подхватил её, прижал к себе и вдруг, сам не понимая как, выпалил "Пошли в гостиницу!" Она взглянула ему в глаза, стремительно покраснела и кивнула.
Когда они зашли в номер, Анна замерла и растерянно оглянулась на него. Она не знала что ей дальше делать. Четыре с лишним года назад, в другом номере другой гостиницы, её вело за собой желание защитить, помочь, укрыть от того тёмного и страшного, что закручивалось вихрем вокруг них. А сейчас она растерялась. Штольман помог ей снять лёгкий жакет и, взяв за руку, провёл в комнату. На столе стояло ведёрко со льдом, из которого выглядывало горлышко бутылки. Рядом лежала огромная коробка конфет и стояла хрустальная ёмкость, в которой были красиво выложены горкой крупные ягоды клубники. На маленьком столике у стены красовалась ваза с алыми розами. Анна ахнула.
- Яша!... Клубника... Откуда?
Она подошла к столу, выбрала из яркой кучки самую красивую ягодку и уже поднесла её к губам, но внезапно передумала и повернулась к Штольману.
- Открой рот...
Она вложила ягоду ему в рот и он проглотил ее, не почувствовав вкуса. А она приблизила к нему свое лицо и прошептала "А теперь поцелуй меня..."
Этот поцелуй со вкусом клубники сорвал все запреты и растерянное сомнение. Они как-то незаметно переместились в спальню. И только ощущение прикосновения его теплых рук к телу, дало ей понять, что одежда куда-то испарилась. Не было ни роскошной дубовой кровати с балдахином, ни обтянутых зелёной тканью стен. Были звёздные качели, которые раскачивали два ветра. И у каждого из них был свой голос. Один смеялся, стонал и вскрикивал её собственным. Второй хрипло шептал невозможные в обычной жизни для него слова "Девочка моя... Люблю... Навсегда..." Качели взлетали всё выше. И в самом зените обрушилось невероятное блаженство. Оно пронизывало всё её существо. Она не помнила, чтобы что-то подобное происходило с ней в том далёком декабре. Но сейчас приняла это как обещание будущих чудес.
Когда Анна смогла наконец хоть что-то сказать, она просто прижалась к ещё тяжело дышащему Штольману и прошептала "Если бы я знала, что так бывает, я бы сразу потребовала, чтобы ты меня сюда привёз". Яков в ответ только прижал ее ладонь к губам.
Он не мог сейчас говорить. Весь его прошлый опыт не стоил того, что он пережил только что. В его жизни были женщины. Не так много, как ему приписывали сплетники Затонска, но были. Та же Нежинская была весьма изощрённой в любовных утехах. Изощрённой и страстной. Но ни разу ни с ней, ни с кем либо ещё, он не переживал и не ощущал такого. И сейчас ему в голову пришла простая мысль " А может это потому, что мы любим друг друга?" И он ясно понял, что эта мысль самая правильная.
Анна завозилась у него под боком и, приподняв голову спросила "А можно я всё таки съем клубники?" Он засмеялся и прижал её к себе.
- Тебе можно всё!