Утренний Париж похож на просыпающийся муравейник. Снуют телеги зеленщиков, молочников, хозяйки громко перекликаются между собой, высовываясь из окон, чтобы проветрить постель или окликнуть торговца, под ногами копошатся дети, нищие и всевозможная живность. Время от времени проезжает невыспавшийся всадник с недовольным лицом, бряцая алебардой слоняется ранний жандарм, в переулке между домами о чем-то шепчутся подозрительные личности. Среди этой толкотни пробирается д'Артаньян. На нем старый камзол, но на него нашит сверкающий галун, споротый с отцовского платья его матушкой, новая шляпа со страусовым пером, и начищенные до зеркального блеска старые сапоги. Конь продан за три экю, зато найдено подобие квартиры на улице Могильщиков. До Старой Голубятни, где находится отель Тревиль, рукой подать.

Девять утра, но двор особняка кишит народом. Повсюду – голубые плащи королевских мушкетеров. Портшезы, пара карет, всадники, пешие, военные и гражданские – это, как продолжение парижской утренней суеты. Молодой гасконец ищет, как пробраться к лестнице в этой толчее, и слух его улавливает знакомый звук скрестившихся шпаг. Он привстает на ходу на цыпочки, чуть не подпрыгивает: где-то идет бой, и он жаждет его увидеть. Наконец, он приближается к подножию широкой лестницы, и тут глазам его предстает четверка мушкетеров, затеявших игру боевым оружием. Трое внизу уже с кровавыми следами на лице и руках, четвертый, парой ступеней выше – невредим, и блестяще отбивается от остальных. Со всех сторон слышны одобрительные возгласы, кто-то подбадривает неудачников. Д'Артаньян, на мгновение задержавшись, чтобы взглянуть на эту гасконаду, одной рукой прижимая к ногам шпагу, а другой придерживая шляпу, проскальзывает, наконец, во входную дверь, в последний раз оглянувшись на бретеров. В коридоре к нему подходит слуга, и гасконец говорит ему, что он желает засвидетельствовать свое почтение господину де Тревилю. Он почти у цели – заветная дверь Тревилевского кабинета перед ним.

Неподалеку от гасконца собралась многочисленная и шумная группа военных. Центр ее – высокий, широкоплечий мужчина, пышноволосый, жизнерадостный, пышущий здоровьем, несмотря на нарочитое покашливание. На нем светло-голубой поношенный камзол и плащ алого бархата, ниспадающий почти до пола. На груди сверкает золотым шитьем роскошная перевязь.

Портос: Ничего не поделаешь, это входит в моду, хоть и расточительство. Но родительские денежки надо же куда-то девать.
Мушкетер: Портос, не старайся нас уверить, что этой перевязью ты обязан отцовским щедротам. Не преподнесла ли ее тебе дама под вуалью, с которой я тебя встретил в воскресенье?
Портос: Нет, клянусь честью, я купил ее на собственные деньги.
Другой мушкетер: Ага, купил точно так же, как я – вот этот новый кошелек: на те самые деньги, которые моя возлюбленная положила в старый.
Портос: Арамис, не правда ли, что я заплатил за нее двенадцать пистолей?

Черноволосый юноша в форме мушкетера, изящный, с нежным лицом, с ласковой улыбкой, белоснежными зубами и длинными, как у девушки ресницами над черными глазами, кивком головы подтверждает, что Портос говорит сущую правду.

Первый мушкетер: Господа, а какого вы мнения о том, что рассказывал конюший господина де Шале?
Портос: ( с живостью) А что он рассказывает?
Первый мушкетер: Он рассказывает, что встретился в Брюсселе с Рошфором, переодетым капуцином. Благодаря такому маскараду этот верный слуга кардинала провел господина де Лэга, как последнего болвана.
Портос: А это правда?
Первый мушкетер: Я это от Арамиса слышал.
Арамис: Портос, я вам рассказывал об этом вчера. Не стоит к этому возвращаться.
Портос: Не стоит возвращаться? Черт возьми, как быстро вы все решаете! Кардинал выслеживает дворянина с помощью предателя, похищает у него письма, на основании этих писем добивается казни Шале под нелепым предлогом, что Шале хотел убить короля и женить королеву на его младшем брате, и вы полагаете, что к этому не стоит возвращаться, когда все ломают себе головы над этой загадкой! (возмущенно) Не стоит к этому возвращаться!
Арамис: (покорно) Ну, что ж, вернемся, раз вы так этого желаете.
Портос: Будь я конюшим господина Шале, я бы проучил этого Рошфора.
Арамис: (спокойно) А вас проучил бы Красный герцог!
Портос: (хлопая в ладоши) Красный герцог! Я постараюсь распространить эту остроту, не сомневайтесь. Какой вы остряк, Арамис! Жаль, что у вас не было возможности следовать своему призванию! Какой аббат мог бы получиться из вас!
Арамис: О, это только временная отсрочка: рано или поздно я все же буду аббатом: я продолжаю изучать богословие.
Второй мушкетер: Вы ждете какого-то события, чтобы облачиться в сутану, которая висит у вас в шкафу под плащом мушкетера?
Первый мушкетер: Он ждет, чтобы королева подарила стране наследника.
Арамис: (с лукавым смешком) Говорят, что лорд Бэкингэм во Франции.
Портос: Арамис, друг мой, сейчас вы неправы, и любовь к остротам заставила вас перешагнуть границы. Вам бы не поздоровилось, если бы вас услышал господин де Тревиль.
Арамис: (сдвинув брови) Портос, вы собираетесь учить меня?
Портос: Будьте мушкетером или аббатом, но не тем и другим одновременно. (увидев реакцию Арамиса, предупреждающе поднимает руку) Нет-нет, не будем ссориться, прошу вас. Атос на днях уже вам говорил, что вы едите из всех кормушек, а вам хорошо известно условие, которое втроем мы заключили. К тому же, пусть болтают что угодно о короле и кардинале, но королева - священна.
Арамис: Портос, вы самонадеянны, как Нарцисс, а вам хорошо известно, что я терплю нравоучения только от Атоса. Мне же ваша роскошная перевязь не внушает особого доверия к вашим благородным чувствам. Я стану аббатом, если сочту нужным, а пока я – мушкетер. И пока говорю то, что считаю нужным. Например: вы мне надоели, Портос!
Портос: Арамис!
Арамис: Портос!
Собравшиеся: Господа, господа!
Лакей: (появляясь на пороге кабинета де Тревиля) Господин де Тревиль ждет господина д'Артаньяна.

Д'Артаньян, со вздохом облегчения, в полном молчании пересекает приемную и входит в кабинет капитана.

Глава 4.

Приемная, затем площадка лестницы, ведущей во двор особняка. Открывается боковая дверь, оббитая штофом под цвет панелей. В дверях появляется Атос, он натягивает перчатки, пока его в полголоса убеждает врач. Мушкетер пытается по привычке пожать плечами, но этот жест вызывает у него гримасу боли. Не дослушав наставления лекаря, мушкетер делает шаг вперед, и в это мгновение в него влетает д'Артаньян, который как вихрь пронесся по направлению к лестнице. Атос взвыл от боли, схватившись за плечо.

Д'Артаньян: (тяжело дыша) Простите меня! Простите меня, но я спешу.
Атос: (ухватив юношу сзади за перевязь, как кота за шкирку, и не давая ему двинуться с места) Вы спешите, под этим предлогом наскакиваете на меня, говорите "простите", и считаете дело исчерпанным? (видно, что мушкетер , разозленный всем, что произошло в кабинете Тревиля и донимающей его раной, уже сам себя заводит)Не совсем так, молодой человек. Не вообразили ли вы, что если господин де Тревиль сегодня резко говорил с нами, то это дает вам право обращаться с нами пренебрежительно? (тут он, сузив глаза, покрепче берется за перевязь д'Артаньяна.) Ошибаетесь, молодой человек. Вы не господин де Тревиль. (и Атос с нескрываемой насмешкой слегка встряхивает юношу).
Д'Артаньян: Поверьте мне (свободной рукой нахлобучивает чудом не слетевшую шляпу на лоб), поверьте мне, я сделал это нечаянно, и сделав это нечаянно, я сказал " Простите меня!" По-моему, этого достаточно. А сейчас я повторяю вам - и это, пожалуй, лишнее - что я спешу. Очень спешу. Поэтому прошу вас: отпустите меня, не задерживайте. (он делает движение, пытаясь освободиться от железной хватки)
Атос: (выпуская перевязь и подкручивая ус) Сударь, вы невежа! Сразу видно, что вы приехали издалека.

Д'Артаньян уже успел шагнуть вниз по лестнице, но слова Атоса заставили его резко притормозить.

Д'Артаньян: Тысяча чертей, сударь! Хоть я и приехал издалека, но не вам меня учить хорошим манерам, предупреждаю вас.
Атос: (с усмешкой, все так же покручивая ус) Кто знает!
Д'Артаньян: (с сокрушенным видом) Ах, если бы я не так спешил, если бы я не гнался за одним человеком…
Атос: (положив правую руку на рукоять шпаги) Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не гоняясь за мной, слышите?
Д'Артаньян: Где именно, не угодно сказать?
Атос: Подле монастыря Дешо.
Д'Артаньян: В котором часу?
Атос: Около двенадцати.
Д'Артаньян: Около двенадцати? Хорошо, буду на месте.
Атос: Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу.
Д'Артаньян: (уже сбегая по лестнице) Хорошо, явлюсь без десяти двенадцать.

Атос смотрит ему вслед, у него на лице странное выражение: смесь насмешки и сожаления. В эту минуту к нему подходит длинный и худой парень (Гримо), и Атос отдает ему какое-то распоряжение.

Ворота у отеля Тревиль. Портос беседует с двумя караульными мушкетерами, когда за ними, во дворе, показывется д'Артаньян. Он опрометью несется по направлению к воротам, лавируя между посетителями, и одной рукой придерживая шляпу, а другой прижимая к ногам шпагу. Между Портосом и его собеседниками остается немного свободного пространства, и юноша пытается на бегу проскочить точно между мущкетерами. Но неожиданный порыв ветра запутывает его в складки плаща Портоса. Следует забавная борьба между мушкетером и копошащимся у него за спиной д'Артаньяном. Караульные держатся за бока от смеха. Портос неистово ругается, поминая всех святых, Бога и Дьявола.
Портос: Дьявол! С ума вы спятили, что бросаетесь на людей?
Д'Артаньян: (выглядывая из-под локтя у Портоса) Простите, но я очень спешу. Я гонюсь за одним человеком…
Портос: (орет) Глаза вы, что ли, забываете дома, когда гонитесь за кем-нибудь?
Д'Артаньян: (с обидой) Нет… нет, и мои глаза мне даже позволяют видеть то, чего не видят другие. (улыбается)
Портос: (теряя голову от гнева) Сударь, если вы будете задевать мушкетеров, дело для вас может кончиться трепкой!
Д'Артаньян: Трепкой? Не сильно ли сказано?
Портос: Сказано человеком, привыкшим смотреть в лицо своим врагам!
Д"Артаньян: (давясь от смеха) Еще бы! Мне хорошо известно, что тыл вы не покажете никому.

Хохоча во все горло д'Артаньян продолжил путь, а Портос, в дикой ярости, сделал движение, намереваясь броситься на него.

Расставшись с Портосом, дАртаньян бегает по улицам, но все бесполезно. Его незнакомец исчез, никто его не видел, никто ничего не знает. Бормоча себе что-то под нос, д'Артаньян доходит до особняка д'Эгильон, и тут замечает Арамиса, который беседует с двумя королевскими гвардейцами. Арамис тоже заметил гасконца, но делает вид, что с ним никогда не сталкивался. Д'Артаньян же, весть во власти учтивости, приближается к собеседникам и отвешивает им поклон, сопровождаемый приветливой улыбкой. Арамис слегка кланяется, и военные сразу же умолкают. Д'Артаньян мнется в нерешительности, он явно не знает, как убраться, не теряя достоинства, и тут он замечает, что Арамис наступил ногой на носовой платок и, видимо, не замечает своей оплошности. Наклонившись, он с самым любезным видом вытаскивает платок из-под ноги мушкетера, как крепко тот бы ни наступал на него, и подает его Арамису.

Д'Артаньян: (учтиво) Вот ваш платок, сударь. Вам, вероятно, жаль было бы его потерять.

Платок из тонкого батиста, весь в кружевах и вышивке и с монограммой. Арамис, сильно покраснев, выхватил платок из рук д'Артаньяна.

Первый гвардеец: Так-так, теперь наш скрытный Арамис не станет уверять, что у него дурные отношения с госпожой де Буа-Траси. Эта милая дама была так любезна, что одолжила ему свой платок!

Арамис бросает д'Артаньяну взгляд, не дающий повода сомневаться, что он теперь – смертельный враг гасконца. Но отвечает слащавым тоном.

Арамис: Вы ошибаетесь, этот платок мне не принадлежит, и я не понимаю, почему именно мне этому господину вздумалось его подать. Мой платок у меня в кармане. (и он вытаскивает из кармана изящный батистовый платочек без монограмм.)

Д'Артаньян молчит, но приятели Арамиса не унимаются.

Второй гвардеец: Если дело обстоит так, я вынужден потребовать у тебя этот платок. Буа-Траси – мой близкий друг, и я не желаю, чтобы кто-то хвастал вещами, которые принадлежат его супруге.
Арамис: Ты не так прочишь об этом. И хоть требование твое справедливо, я вынужден отказать тебе из-за формы, в которое оно облечено.
Д'Артаньян: (робко) В самом деле: я не видел, чтобы платок выпал из кармана господина Арамиса. Господин Арамис наступил на него ногой – вот я и подумал, что платок принадлежит ему.
Арамис: (холодно) И ошиблись. Кстати, (обращаясь ко второму гвардейцу) я вспомнил, дорогой мой, что связан не менее нежной дружбой с графом де Буа-Траси, так что…платок мог выпасть и из твоего кармана.
Второй гвардеец: Нет, клянусь честью!
Арамис: Ты будешь клясться честью, а я – честным словом, но один из нас при этом будет лжецом. Знаешь что, Монтаран? Давай лучше поделим его.
Гвардейцы: (вместе) Великолепно! Соломонов суд. (смеясь, они откланиваются. Арамис тоже уходит)

Д'Артаньян: (нагоняя Арамиса, который не обращает на него никакого внимания) Сударь, надеюсь, вы извините меня…
Арамис: Сударь, на самом деле вы поступили не так, как подобало бы благородному человеку.
Д'Артаньян: Как, милостивый государь, вы можете предположить…
Арамис: Я предполагаю, сударь, что вы не глупец, и вам, хоть вы и прибыли из Гаскони, должно быть известно, что без причины не наступают ногой на носовой платок. Париж, черт возьми, не вымощен батистовыми платочками.
Д'Артаньян: Сударь, вы напрасно стараетесь меня унизить Я действительно прибыл из Гаскони, и мне незачем вам напоминать, что Гасконцы не слишком терпеливы. Так что, раз извинившись, они убеждены, что сделали вдвое больше положенного.
Арамис: Сударь, я сказал это вовсе не из желания искать с вами ссоры. Я, слава богу, не забияка, и мушкетер я временно. Но тут дело шло о даме, которую вы скомпрометировали.
Д'Артаньян: Мы скомпрометировали.
Арамис: Как могли вы подать мне этот платок?
Д'Артаньян: Как могли вы обронить этот платок?
Арамис: Я уже сказал, сударь, и повторяю, что платок этот выпал не из моего кармана.
Д'Артаньян: Значит, сударь, вы солгали дважды, потому что я сам видел, что он выпал из вашего кармана.
Арамис: Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин гасконец! Я научу вас вести себя.
Д'Артаньян: А я отправлю вас назад служить обедню, господин аббат! Вытаскивайте шпагу, прошу вас, и сию минуту!
Арамис: (с предостерегающим жестом) Нет-нет, милый друг, не здесь. Я согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке, где вы не смогли бы никому похвастать своей смертью.
Д'Артаньян: Пусть так. Только не будьте слишком самоуверены и захватите ваш платочек: он может вам пригодиться.
Арамис: (с иронией) Вы, сударь, гасконец?
Д'Артаньян: Да. И гасконцы обычно не откладывают поединка из осторожности.
Арамис: Осторожность – качество излишнее для мушкетера. Но она необходима служителю церкви. В два часа у господина де Тревиля я буду иметь честь указать вам подходящее для поединка место.

Молодые люди расходятся, обменявшись поклонами. Арамис удаляется по улице, д'Артаньян, сообразив, что время близится к полудню, почти бегом направляется в сторону Дешо.

Д'Артаньян: (себе под нос) Одно утешение? Если я буду убит, то мушкетером.

Глава 6.

Карточная игра у короля. Король выигрывает, радуется по этому случаю, поглядывает по сторонам и замечает Тревиля, который явился без лишнего шума.

Король: (кричит) Подойдите сюда, господин капитан! Подойдите, чтобы я мог выбранить вас! Его преосвященство явился ко мне с жалобой на ваших мушкетеров и так волновался, что после разговора даже слег в постель. Да что же это – головорезы, черти какие-то ваши мушкетеры?
Тревиль: Нет, Ваше величество, как раз напротив: это добрейшие создания, кроткие, как агнцы, стремящиеся только к тому, чтобы шпаги их покидали ножны лишь для службы Вашему величеству. Но что поделаешь: гвардейцы господина кардинала всюду придираются к ним и бедные молодые люди вынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего полка.
Король: Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине! Не воображайте, что я поверю вам на слово. Меня называют Людовиком Справедливым, и вот мы сейчас увидим…
Тревиль: Именно потому что я полагаюсь на эту справедливость, я терпеливо и с полным спокойствием буду ждать решения Вашего величества.
Король: Я не заставлю вас долго ждать.

Король: (поняв, что счастье в игре ему изменяет, встает, забирает все выигранные деньги и зовет придворного) Ла Вьевиль, займите мое место. Ах, да, у меня здесь лежало восемьдесят луи – справедливость требует, чтобы вы поставили столько же и проигравшие не пострадали. Справедливость – прежде всего.

Король удаляется вместе с Тревилем к одному из окон.

Король: Итак, вы утверждаете, что именно гвардейцы Его преосвященства затеяли ссору с вашими мушкетерами?
Тревиль: Да, Ваше величество, как и всегда.
Король: Как же это произошло? Расскажите. Судья должен выслушать обе стороны.
Тревиль: Все это произошло как нельзя более просто. Трое моих солдат, господа Атос, Портос и Арамис, вместе с одним молодым гасконцем, которого я только сегодня утром поручил их вниманию, собрались в Сен-Жермен и местом встречи назначили поляну около монастыря Дешо. Внезапно там появились гвардейцы во главе с господином де Жюссаком. Эта компания, в которой находились господа де Каюзак и де Бикара, не считая еще двух гвардейцев, явилась в таком составе, по-видимому, не без намерения нарушить указы.
Король: Так-так. Значит, они сами собирались там драться на дуэли?
Тревиль: Я не обвиняю их, но Ваше величество сами можете посудить: с какой целью пятеро вооруженных людей могут отправиться в такое уединенное место, как окрестности заброшенного монастыря?
Король: Вы правы, Тревиль.
Тревиль: Но, увидев моих мушкетеров, они изменили намерение, и личная вражда уступила вражде между полками.
Король: (грустно) Очень печально видеть во Франции это разделение на два лагеря. Итак, вы говорите, что гвардейцы затеяли ссору с мушкетерами?
Тревиль: Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. ( с некоторым колебанием) Но ручаться не могу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого надо обладать необыкновенной проницательностью Людовика Справедливого, сир.
Король: (с чувством собственной непогрешимости) Вы правы Тревиль. Но ваши мушкетеры были не одни: с ними был юноша, почти ребенок.
Тревиль: ( с пафосом) Да, Ваше величество, и один раненый. Так что трое королевских мушкетеров и один мальчик уложили четырех самых прославленных гвардейцев господина кардинала.
Король: Да ведь это победа! Полная победа! Четыре человека, среди них раненый и один почти ребенок, вы говорите?
Тревиль: Да, едва ли можно его назвать даже молодым человеком, но он вел себя так великолепно, что я возьму на себя смелость рекомендовать его вашему величеству.
Король: Как его зовут?
Тревиль: Д'Артаньян, сир. Это сын одного из моих старых друзей, который вместе с вашим отцом участвовал добровольцем в войнах за веру.
Король: И вы говорите, что этот юноша хорошо держался? Расскажите мне поподробнее, Тревиль.
Тревиль: Господин д'Артаньян был одет, как горожанин, и господа гвардейцы, принимая во внимание его молодость, и то, что он не принадлежал к полку мушкетеров, предложили ему удалиться, пока они не произвели нападение…
Король: (обрадованно) Вот видите, Тревиль, первыми напали все же они.
Тревиль: Совершенно верно, Ваше величество! Но он ответил, что всецело предан своему королю и, следовательно, остается с господами мушкетерами.
Король: (шепотом) Славный юноша.
Тревиль: Он действительно остался с ними, и Ваше величество приобрели прекрасного воина, ибо это именно он нанес де Жюссаку тот страшный удар шпагой, который так взбесил господина кардинала.
Король: (с живостью) Так это он ранил Жюссака? Он? Мальчик? Это невозможно, Тревиль!
Тревиль: Именно он, сир!
Король: Жюссак – один из лучших фехтовальщиков Франции.
Тревиль: Что ж, он наскочил на превосходящего его противника.
Король: Я хочу видеть этого юношу, Тревиль! Я хочу его видеть, и если можно что-нибудь сделать для него, мы займемся этим.
Тревиль: Когда Ваше величество соблаговолит принять его?
Король: Завтра в полдень.
Тревиль: Привести его одного?
Король: Нет, приводите всех четверых.
Тревиль: В полдень, Ваше величество, мы будем в Лувре.
Король: С малого подъезда, Тревиль. Кардиналу незачем знать.
Тревиль: Слушаюсь, сир.
Король: Вы понимаете: указ – это все-таки указ. Ведь драться, в конце концов запрещено.

Тревиль кланяется, и пятясь, выходит от короля. На губах у него улыбка триумфатора.

На следующий день, в восемь утра, с последним ударом колокола на церкви Сен-Сюльпис, д'Артаньян стучится в дверь дома, где проживает Атос. Атос выглядывал его в окно, потому что делает ему приглашающий жест, и юноша вихрем взлетает по старой и скрипучей лестнице на площадку, где у дверей квартиры Атоса его уже ждет Гримо. Д'Артаньян с некоторой робостью входит в квартиру, оглядывается, и мы видим вместе с ним чистую и опрятную, но скудно обставленную комнату. На стене – небольшой портрет какого-то вельможи, одетого по моде Генриха 3, рядом поблескивает самоцветами старинная шпага. Камера на мгновение задерживается на ее лезвии, украшенном искуснейшей насечкой, потом скользит по длинной кушетке в стиле того же Генриха 3, и, наконец, останавливается на самом Атосе. Он уже готов к выходу, принимая у слуги только перчатки и шляпу. Гримо, высокий, долговязый парень, с сросшимися у переносицы бровями, с длинным носом, делающим еще длиннее его худое лицо, боязливо косится в сторону хозяина.

Атос: Вы точны, мой юный друг, но мы приглашены на полдень, а сейчас только восемь часов. Вчера мы условились с Портосом и Арамисом пойти поиграть в мяч. Не хотите ли составить нам компанию.
Д'Артаньян: С удовольствием… только я заранее должен вас предупредить, что я не знаком с этой игрой.
Атос: Вот и будет у вас возможность поучиться.
Д'Артаньян: Тем более, что мне до двенадцати все равно нечем заняться.

Атос и юноша выходят на улицу и не спеша следуют в кабачок к люксембургским конюшням, лавируя между спешащих или, наоборот, фланирующих горожан. Беседовать сложно: вокруг стоит грохот проезжающих экипажей, крики торговцев, стук лошадиных подков.
Портос и Арамис уже на месте и перекидываются мячом для забавы. Атос, скинув форменный плащ и камзол, становится по другую сторону площадки вместе с д'Артаньяном, поигрывая ракеткой, но при первой же попытке подать мяч, едва не падает: его рана слишком свежа для таких упражнений. Извинившись, он вынужден отойти к барьеру, д'Артаньян следует за ним, сославшись на свою неопытность, но в это время, мяч, пущенный Портосом, как снаряд пролетает рядом с его головой. Инстинктивно, юноша отшатывается.
В это время, один из гвардейцев кардинала, некий Бернажу, стоявший неподалеку, и заметивший маневр гасконца, решает рассчитаться с ним за вчерашнее поражение однополчан.

Бернажу: (обращаясь к соседу) Неудивительно, что этот юноша испугался мяча. Это, наверное, ученик мушкетеров.
Д'Артаньян: (круто развернувшись, и в упор уставившись на гвардейца) Что?
Бернажу: В чем дело, милейший? Глядите на меня сколько хотите! Я сказал то, что сказал.
Д'Артаньян: А так как сказанное вами слишком ясно, извольте следовать за мной.
Бернажу: (насмешливо) Когда именно?
Д'Артаньян: Сию же минуту.
Бернажу: Вам, надеюсь, известно, кто я такой?
Д'Артаньян: Неизвестно и безразлично.
Бернажу: Возможно, узнав мое имя, вы не так бы спешили.
Д'Артаньян: Как вас зовут?
Бернажу: Бернажу, к вашим услугам.
Д'Артаньян: Я буду ждать вас у выхода.
Бернажу: Идите, я следую за вами.
Д'Артаньян: Не спешите, сударь, не хотелось бы, чтобы заметили, что мы вышли вместе. Нам не нужны лишние свидетели.
Бернажу: (удивленный спокойствием гасконца) Хорошо.

Д'Артаньян оглядывается по сторонам, видит, что друзья его увлечены игрой, и, незамеченный, выходит из зала, задержавшись на пороге. Через минуту к нему подходит Бернажу.

Д 'Артаньян: Честное слово, вам повезло, хоть вы и Бернажу. Вы наскочили только на ученика -мушкетера. Но, не беспокойтесь: я сделаю все, что смогу!
Бернажу: Мне кажется, сто место выбрано неудачно. Нам было бы удобнее за Сен-Жерменским аббатством или на Пре-о-Клер.
Д'Артаньян: Сожалею, но у меня очень мало времени: ровно в двенадцать у меня свидание. Поэтому, защищайтесь, сударь!

Бернажу, обнажив шпагу, бросился на гасконца, но тот уже прошел хорошую школу накануне. Он теснит гвардейца, задевает его плечо и тут же, подняв шпагу, отступает на шаг. Бернажу бросается вперед, крикнув, что это пустяки, и налетает на шпагу д'Артаньяна. Но Бернажу остается на ногах и, продолжая бой, отступает к особняку де Тремуй.
На шум с улицы из помещения для игры в мяч выходят двое гвардейцев и вступают в бой на стороне Бернажу. Затем выбегают Атос, Портос и Арамис и тут Бернажу падает на землю.Увидев, что они остались вдвоем против четверых, гвардейцы подняли крик, призывая людей де Тремуйя.
Оказавшиеся поблизости гвардейцы Дезэссара бросились в бой, а один помчался к мушкетерам за подмогой.
Грандиозная свалка, крики, призывающие поджечь особняк, в ворота летят камни. Сообразив, что им уже пора к королю, четверка начала успокаивать страсти, и поспешила к Тревилю, который уже был в курсе драки.

Тревиль: Скорее в Лувр! В Лувр, не теряя ни минуты. Нам надо увидеть короля до того, как он увидится с кардиналом. Представим ему это дело, как продолжение вчерашнего и так они сойдут за одно.

Но в Лувре, дойдя до личных покоев короля, Тревиль обнаруживает, что Людовик отсутствует. Появившийся камердинер Ла Шене, только руками разводит.

Камердинер: Король отправился на охоту в Сен-Жермен.
Тревиль: Его величество еще вчера решил поохотиться?
Камердинер: Нет, господин капитан. Сегодня утром главный егерь доложил Его величеству, что ночью для него окружили оленя. Король вначале сказал, что не поедет, но потом не смог отказаться от такого удовольствия.
Тревиль: Король виделся с кардиналом до отъезда?
Камердинер: Сегодня утром я видел карету Его преосвященства у подъезда. Мне сказали, что он собирается в Сен-Жермен.
Тревиль: (отведя четверку в сторону). Нас опередили, но сегодня вечером я увижу короля. Вам же я не советую показываться ему на глаза. (мрачно) Идите домой , господа и ждите от меня известий.

Кабинет Тревиля. Капитан заканчивает письмо, запечатывает его и, колокольчиком вызвав слугу, вручает ему письмо, приказав передать лично герцогу де ла Тремуйю. Слуга, пройдя по улице, заходит в отель, затем его проводят к герцогу, тот берет письмо, начинает читать и делает знак слуге подождать. Затем, подойдя к бюро, в свою очередь пишет письмо, резко и возмущенно отбрасывает перо, ставит на сложенное письмо свою печать и передает его в руки ожидающего слуги Тревиля.

Де Ла Тремуй: Передайте это письмо в руки господина капитана и поскорее. ( ждет, пока слуга покинет комнату и дает волю своему возмущению) Подумать только! Он просит изгнать из моего дома Бернажу, родственника моего конюшего, и сделать выговор моим людям за то, что они напали на мушкетеров! Он жалуется, когда это пристало мне, потому что именно мушкетеры атаковали моих слуг и хотели поджечь мой дом!

В это время докладывают о приходе де Тревиля. Де Тремуй, согласно правилам хорошего тона раскланивается с капитаном.

Тревиль: Сударь, оба мы считаем себя обиженными, и я явился к вам, чтобы вместе с вами выяснить все обстоятельства этого дела.
Ла Тремуй: (вежливо) Пожалуйста, но предупреждаю вас: я хорошо осведомлен, и вся вина на стороне ваших мушкетеров.
Тревиль: ( не задумываясь) Вы, сударь, человек слишком рассудительный, чтобы отказаться от предложения, с которым я прибыл к вам.
Тремуй: Я слушаю вас.
Тревиль: Как чувствует себя родственник вашего конюшего, господин Бернажу?
Тремуй: Ему очень плохо. Лекарь почти не надеется на выздоровление.
Тревиль: Он в сознании?
Тремуй: Да, в полном сознании.
Тревиль: Он может говорить?
Тремуй: С трудом, но говорит.
Тревиль: Пойдем к нему и именем бога, перед которым ему, может быть, суждено скоро предстать, будем заклинать его сказать правду. Пусть же он станет судьей в своем собственном деле, и я поверю всему, что он скажет.

Вельможи спускаются в комнату, где поместили раненого и подходят к его постели. При виде знатных посетителей Бернажу делает попытку приподняться, но тут же валится на подушки. Де Тремуйль приводит его в чувство с помощью флакона с нюхательной солью и приступает к расспросам. Де Тревиль хранит молчание.

Тремуй: Сударь, вы сможете рассказать, что произошло с вами?
Бернажу: Да, Ваша светлость.
Тремуй: Я надеюсь на вашу честность и беспристрастность, господин Бернажу.
Бернажу:(едва слышно) Мне нечего скрывать перед лицом бога. Я виноват. Я насмехался над этим гасконским мальчишкой, я назвал его учеником мушкетеров.
Де Тремуй: И он вас вызвал?
Бернажу: Ему ничего другого не оставалось. Но дуэль была честной: после первого же удара, едва коснувшись меня он отступил и поднял клинок.
Тремуй: А вы?
Бернажу: Я бросился на него и сам налетел на его шпагу. Дальше я не помню.
Тремуй: Благодарю вас, господин гвардеец. Поправляйтесь.

Тремуй подходит к Тревилю, который напряженно следил за этим допросом.

Тремуй: Господин капитан, вы удовлетворены?
Тревиль: Абсолютно. Благодарю вас, герцог. Картина мне ясна полностью. Разрешите откланяться: время не ждет.

Вельможи церемонно раскланиваются, и Тревиль поспешно возвращается к себе. Отдавая шляпу, плащ и перчатки слуге, он коротко бросает:

Тревиль: "Неразлучных" и д'Артаньяна ко мне, и немедленно.

Зал Лувра. Придворные, просители, стража: все ждут появления короля и негромко переговариваются. Распахиваются двери и на пороге появляется Людовик, в совершенно запыленном костюме, злой, уставший и удрученный. Присутствующие выстраиваются вдоль пути монарха, мушкетеры, не колеблясь, делают шаг вперед, гасконец же старается спрятаться. Король проходит мимо, не глядя на мушкетеров.

Атос: (с улыбкой) Дела плохи. И не сегодня еще нас пожалуют в кавалеры ордена.
Тревиль: Подождите здесь десять минут и, если я не вернусь к этому времени, отправляйтесь ко мне домой: дальше ждать будет бесполезно.

Кабинет короля. Король сидит в огромном кресле с раздражением похлопывая рукояткой кнута по ботфортам. Входит Тревиль.

Тревиль: (нисколько не смущаясь) Как здоровье Вашего величества?
Король: Плохо сударь, я чувствую себя плохо. Мне скучно.
Тревиль: Как? Разве Ваше величество не наслаждались сегодня охотой?
Король: Удовольствие, нечего сказать! Все вырождается, клянусь душой. Мы шесть часов преследуем матерого оленя, и когда почти уже загнали его, вдруг свора срывается в сторону и бросается за каким-то одногодком. Мне придется отказаться от травли, как я отказался от соколиной охоты. У меня оставался всего один кречет, и тот третьего дня околел.
Тревиль: Несчастье велико, но, мне кажется, у Вашего величества еще довольно много других ловчих птиц?
Король: И никого, кто мог бы обучить их. Сокольничие вымирают. Если бы мне только успеть подготовить учеников. Но нет! ( в исступлении) Господин кардинал не дает мне ни минуты покоя, твердит об Австрии, твердит об Англии! ( словно вспомнив) Да, кстати о кардинале: господин де Тревиль, я вами не доволен!
Тревиль: (изображая удивление) В чем я имел несчастье провиниться перед вашим величеством?
Король: Разве для того я вас назначил капитаном мушкетеров, чтобы ваши подчиненные убивали людей, чтобы они подняли на ноги целый квартал и чуть не сожгли его? Впрочем, я, верно, напрасно сетую на вас и виновные, вероятно, уже за решеткой, и вы явились ко мне, чтобы доложить, что над ними учинен суд.
Тревиль: (спокойно) Нет, ваше величество, я как раз и пришел просить суда у вас.
Король: Над кем же?
Тревиль: Над клеветниками.
Король: Вот это новость! Не станете же вы отрицать, что ваши три проклятые мушкетера, вместе с этим беарнским молодцем, так отделали несчастного Бернажу, что он сейчас при последнем издыхании. А затем они осадили дом герцога де Ла Тремуйя и едва не сожгли его. И это – в мирное время. Не собираетесь ли вы все это отрицать?
Тревиль: (сдержано) И кто же рассказал Вашему величеству эту сказку?
Король: Кто же, как не тот, который бодрствует, когда я сплю, кто трудится, когда я забавляюсь, кто правит всеми делами во Франции и в Европе?
Тревиль: (наивно) Господь Бог?
Король: Нет, сударь, опора королевства – господин кардинал.
Тревиль: Господин кардинал – это еще не Его святейшество.
Король: Что вы хотите сказать?
Тревиль: Что непогрешим – лишь папа.
Король: Вы хотите сказать, что он обманывает, предает меня?
Тревиль: Нет, сир. Я хочу сказать, что он сам обманут. У него были дурные источники.
Король: Но обвинение исходит от герцога де Ла Тремуйя.
Тревиль: Зная герцога, как благородного и честного человека, я готов положиться на его слова… но при одном условии…
Король: При каком еще условии?
Тревиль: Я хотел бы, чтобы вы сами расспросили его, с глазу на глаз, без свидетелей, и, чтобы потом сразу же приняли меня.
Король: И вы полностью доверитесь ему?
Тревиль: Да.
Король: И подчинитесь его суждению?
Тревиль: Да.
Король: И согласитесь на любое удовлетворение, которое он потребует?
Тревиль: Да, сир. Если мои мушкетеры виновны, то виновные будут переданы в руки Вашего величества, и вы изволите поступить с ними так, как найдете нужным.
Король: До завтра, сударь.
Тревиль: Бог да хранит Ваше величество.

На следующее утро. Приемная перед кабинетом короля. Из дверей кабинета выходит герцог де Ла Тремуй и видит де Тревиля. Идет прямо к капитану и обменивается с ним поклонами.

Тремуй: Господин де Тревиль, я изложил Его величеству все обстоятельства происшедшего и признал, что были виновны мои люди и что я готов принести вам извинения.
Тревиль: Я вижу, что не обманулся, и что во Франции еще остались такие мужи, в чьей высокой честности можно не сомневаться.
Король: (появляясь в дверях) А, это вы, Тревиль! Где же ваши мушкетеры?
Тревиль: Они внизу, сир.
Король: Да-да, пусть они явятся сию же минуту. (к Ла Тремуйю) Можете идти, герцог, и непременно бывайте при дворе.

Король направляется к себе в кабинет и в это время на площадке появляются четверо приятелей.
Кабинет короля. Король сидит в кресле, рядом стоит Тревиль. Камердинер Ла Шене открывает дверь и впускает мушкетеров, которые, войдя, низко кланяются королю. Д'Артаньян держится за спинами друзей.

Король: Подойдите, храбрецы, подойдите. Дайте мне побранить вас.

Четверка вновь кланяется и становится навытяжку перед королем. Гасконец старается пристроиться позади.

Король: Тысяча чертей! И как это вы, вчетвером, умудрились за два дня вывести из строя семерых? Это много, слишком много! Одного – еще куда ни шло, я не возражаю. Но семерых за два дня – это слишком много. Я буду вынужден применять указы во всей их строгости.
Тревиль: Потому-то, сир, они смущены и полны раскаяния. И просят их простить.
Король: (недоверчиво) Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией гасконца. Подойдите-ка сюда, сударь мой!

Д'Артаньян с поклоном приблизился, соблюдая сокрушенный вид.

Король: Что же вы мне рассказывали о каком-то молодом человеке? Ведь это ребенок, совершеннейший ребенок! И это он нанес такой удар де Жюссаку:
Тревиль: И два – Бернажу.
Король: В самом деле.
Атос: (с поклоном ) Не считая того, что, если бы он не спас меня от рук Каюзака, я не имел бы чести в эту минуту принести мое нижайшее почтение Вашему величеству.
Король: Тысяча чертей, значит, он – настоящий демон, этот ваш молодой беарнец. При таких делах легко изодрать не один камзол и изломать немало шпаг. А ведь гасконцы по-прежнему бедны, не правда ли?
Тревиль: Золотых россыпей пока в их горах пока еще не найдено. Богу следовало бы сотворить для них такое чудо, хотя бы за ту поддержку, что они оказывали вашему отцу в его борьбе за престол.
Король: Из этого следует, что они и меня сделали королем, не так ли, Тревиль? ( оглядывается) Ла Шене, поройтесь у меня во всех карманах- не наберется ли сорока пистолей, а если наберется: несите их сюда. А пока что, молодой человек, положа руку на сердце, расскажите мне, как все произошло.

Пока д'Артаньян рассказывает( при этом идет музыкальный ряд или песня), камера обстоятельно обходит всех участников сцены: короля, который живейшим образом реагирует на каждое слово юноши, троицу друзей, которые с улыбкой переглядываются между собой, Тревиля, с тревогой переводящего взгляд с одного на другого и Ля Шене, стоящего в углу с кошельком наготове.

Король: Так! Все именно так, как рассказал мне герцог. Бедный кардинал! Семь человек за два дня! Да еще самых дорогих его сердцу! Но теперь хватит, господа! Слышите, хватит! Вы отплатили за улицу Феру и даже с излишком.
Тревиль: Если вы, сир, удовлетворены, то и мы удовлетворены тоже.

Он подзывает Ла Шене и берет у него кошелек.

Король: Да, я удовлетворен. (подзывает д'Артаньяна и вкладывает ему в руку кошелек.) И вот доказательство, что я доволен. Благодарю вас за преданность, господа! Я могу и впредь рассчитывать на нее?
Четверка: Мы дали бы себя изрубить в куски за Ваше величество!
Король: Хорошо, но лучше оставайтесь целыми. (вполголоса, Тревилю). Тревиль, поместите этого юношу в гвардейскую роту вашего зятя Дез Эссара. Черт возьми, я заранее радуюсь гримасе, которую состроит господин кардинал. Он будет взбешен, но я действовал по справедливости.

Глава 8.

Д'Артаньян бегает по окрестным улицам с обнаженной шпагой в руках, заглядывает в подворотни, колотит в дверь, у которой он ранее заметил своего незнакомца и, наконец, потный, уставший и злой возвращается к себе на квартиру. Там его ждут уже все втроем: Атос, Портос и Арамис.

Портос: Ну, что, нашли?
Д'Артаньян: Это не человек, а сущий дьявол. Он исчез, как тень, как привидение.
Атос: (Портосу) Вы верите в привидения?
Портос: Я верю только тому, что видел.
Арамис: Библия велит нам верить в привидения: тень Самуила являлась Саулу – это догмат веры.
Д'Артаньян: Человек он или дьявол, но его бегство заставило меня упустить дело, на котором можно было заработать не меньше ста пистолей.
Портос и Арамис: Каким образом?
Д'Артаньян: (к Планше, который, приоткрыв дверь, старается услышать, о чем говорят господа) Планше, сходи к нашему хозяину и попроси у него с полдюжины бутылок Божанси.
Портос: (с радостным изумлением) У вас кредит у хозяина этого дома?
Д'Артаньян: С сегодняшнего дня – неограниченный. Если вино окажется плохим, пошлем к нему за другим.
Арамис: (с видом педагога, наставляющего нерадивых учеников) Надо потреблять, но не злоупотреблять.
Атос: (скрестив руки на груди, окидывает внимательным взглядом фигуру гасконца и, покачав головой, изрекает) Я всегда говорил, что д'Артаньян – самый умный из нас четверых.

Д'Артаньян, услышав такую похвалу, вскидывает голову и, улыбнувшись не без самодовольства, кланяется Атосу по всем правилам придворного этикета, которые он успел подсмотреть у Арамиса.

Арамис: Посвятите нас в это дело, д'Артаньян, если только здесь не замешана честь дамы.
Д'Артаньян: Ничья честь от этого не пострадает, уверяю вас. Вся история сводится к тому, что у господина Бонасье (так зовут моего хозяина), украли жену. И он предлагает нам заняться ее поисками, ну, и конечно же, ее освобождением. Но вся эта история связана с придворной интригой. Королева опасается, что Бэкингема вызвали сюда подложным письмом. Мадам Бонасье служит у королевы. Как вам такое дело?
Атос: (отхлебнув из стакана принесенного вина и знаком показывая, что вино отличное) Дело неплохое и на нем можно заработать пистолей пятьдесят-шестьдесят. Остается только решить, стоит ли из-за этого рисковать четырьмя головами.
Д'Артаньян: (с пылом) Но речь идет о похищенной женщине! Ее могут пытать, угрожать ей, и только потому, что она верна королеве!
Арамис: Осторожнее, д'Артаньян! Вы так близко принимаете к сердцу эту историю, а ведь нельзя забывать, что женщина сотворена нам всем на погибель.

Атос при этих словах отворачивается к окну, закусив губу и, как будто бы, перестает участвовать в общей беседе.

Д'Артаньян: Если я и тревожусь, то только о нашей королеве, которая лишена всякой поддержки друзей.
Портос: Все это оттого, что она любит наших врагов: англичан и испанцев. Арамис, ты знаешь, о ком я говорю?
Арамис: Конечно. Мне привелось знать одного из англичан: я был одним из тех, кто задержал его в амьенском саду. Я тогда еще был в семинарии и меня провел туда господин де Пютанж, конюший королевы.
Д'Артаньян: О, если бы я знал, где находится герцог Бэкингем, я бы за руку привел его к королеве, чтобы только досадить кардиналу.
Атос: (наконец отходит от окна) Так Ее величество боится, что герцога заманили в ловушку?
Д'Артаньян: Да!
Арамис: Погодите!..
Портос: В чем дело?
Арамис: Я вспомнил.
Портос и д'Артаньянодновременно) Что?
Арамис: Вчера я находился в отдаленном квартале, у моего ученого богослова. (Атос улыбается) И вот, когда я выходил от него (тут Арамис замолкает, закусив губу, потом продолжает, не глядя на друзей), в общем, когда я провожал к карете его племянницу… да-да, Портос, у него есть племянница… весьма почтенная дама. (друзья разражаются хохотом). Если вы сомневаетесь в моих словах, вы больше ничего не узнаете! (обиженный Арамис встает и направляется к дверям, но по дороге его перехватывает Атос и силой усаживает на место).
Атос: Мы верим, как магометане, и немы, как катафалки.
Арамис: Ну вот, когда я провожал даму к карете ( Портос хочет что-то сказать, но по предостерегающему знаку Атоса захлопывает рот), какой- то человек высокого роста, черноволосый, по описанию сильно смахивающий на вашего незнакомца, д'Артаньян, и в сопровождении пяти-шести человек, внезапно приблизился к нам и произнес: " Господин герцог, и вы, мадам, благоволите сесть в карету, и не пытайтесь оказывать сопротивление или поднять шум!"
Д'Артаньян: Он принял вас за Бэкингема, а вашу даму – за королеву!
Атос: Этот гасконец – сущий дьявол! Ничто не ускользнет от него. К тому же мне нравится его слушать: меня забавляет его произношение.
Портос: В самом деле: ростом и походкой Арамис напоминает красавца Бэкингема, но мне кажется, что форма…
Арамис: На мне был длинный плащ.
Портос: В июле месяце! Твой богослов боится, что тебя узнают?
Атос: Я допускаю, что могла обмануть фигура, но лицо?
Арамис: На мне была широкополая шляпа.
Портос: О боже! Сколько предосторожностей ради изучения богословия!
Д'Артаньян: Господа! Давайте не тратить время на шутки и разойдемся в разные стороны. Так будет проще приняться за поиски жены галантерейщика. Тут кроется разгадка всей интриги.
Портос: Что ж, сговаривайтесь с галантерейщиком, и за хорошую цену.
Д"Артаньян: Этого не нужно: если не он, так заплатят другие, и хорошо заплатят. Я же вам говорил, что она крестница доверенного камердинера королевы, господина де Ла Порт.

Шум на лестнице; дверь распахивается и на пороге – перепуганный насмерть Бонасье.

Бонасье: Господа, ради всего святого, спасите меня! Там, внизу, четверо солдат! Они пришли арестовать меня!

Арамис и Портос встают со своих мест.

Д'Артаньян: Минутку! Здесь не храбрость нужна, а осторожность!
Портос: Не можем же мы допустить…
Атос: Дайте возможность д'Артаньяну действовать по-своему. Он умнее нас всех, и я объявляю, что подчиняюсь ему. (Атос спокойно отрезает себе кусок сыра и наливает вино в стакан). Действуй, как хочешь, мой друг!

Громкий топот тяжелых сапог, скрип лестницы под грузом тяжелых тел, проклятия сквозь зубы, что приходится тащиться вверх по крутым ступеням, и на пороге выросли четыре гротескные фигуры солдат. Однако, увидев четырех дворян при шпагах, они резко остановились в дверях.

Д"Артаньян: (делая рукой приглашающий жест) Входите, господа, вы здесь у меня, а мы – верные слуги короля и господина кардинала.
Начальник отряда: В таком случае, вы не воспрепятствуете нам в выполнении полученного приказания?
Д'Артаньян: И даже поможем вам, если в этом будет необходимость.
Портос: (бормочет) Да что он такое говорит!?
Атос: (шепчет ему) Ты простофиля. Молчи!
Бонасье: (бормочет в полном отчаянии) Но вы же мне обещали!..
Д'Артаньян: (шепчет, почти не разжимая губ) Мы вам сможем помочь, только оставаясь на свободе. Если мы заступимся за вас, нас всех арестуют.
Бонасье: Но!..
Д'Артаньян: (шипит) Молчите, вы всех погубите. (громко) Пожалуйста, господа, исполняйте свой долг. У меня нет никаких оснований защищать этого человека: он посмел явиться ко мне требовать с меня за квартиру! Действуйте, господа! Забирайте этого человека! (он толкает Бонасье в объятия стражников) Вы невежа, дорогой мой! Требовать денег у меня,.. у мушкетера! В тюрьму! И держите его там, пока я не сумею собрать деньги на платеж.

Стража уже начала спускаться по лестнице, когда д'Артаньян хлопнул начальника по плечу.

Д'Артаньян: А не выпить ли нам вина за здоровье друг друга, сударь?
Начальник: Сударь, но это слишком много чести для меня. Премного вам благодарен.
Д'Артаньян: (наполняя два стакана вином и протягивая один стражнику) Итак, за ваше здоровье, господин … как ваше имя?
Начальник: Буаренар.* А ваше?
Д'Артаньян: Д'Артаньян. За ваше здоровье! (дальше изображая восторг) Главное – за здоровье короля и господина кардинала.

Вино выпито, дверь закрывается за Буаренаром и д'Артаньян поворачивается лицом к друзьям. Атос и Арамис улыбаются, Портос кипит от возмущения.

Портос: Что за гадость вы тут сделали? Как не стыдно? Четверо мушкетеров позволяют арестовать несчастного, попросившего их помощи! Дворянин пьет с сыщиком!
Арамис: Портос, Атос уже сказал тебе, что ты простофиля. Я вынужден согласиться с ним. Д'Артаньян, ты великий человек, и когда ты займешь место де Тревиля, я буду просить тебя помочь мне стать настоятелем монастыря.
Портос: (в полном шоке оглядывает друзей) Ничего не понимаю! Вы что же, одобряете его поступок?
Арамис: Еще бы, черт возьми! Не только одобряю, но и поздравляю его!
Д'Артаньян: А теперь, господа, " Один за всех, и все за одного!" – это отныне наш девиз, не так ли?
Портос: Но…
Атос и Арамис: Протяни руку и клянись!

Четверо друзей протягивают руки в единой клятве, и повторяют подсказанный юношей девиз. **

Д'Артаньян: Отлично! А теперь – по домам, и будьте осторожны: мы вступили в борьбу с кардиналом.

* Буаренар – переводится как "лесной лис"
** Обратите внимание, что в тексте канона друзья клянутся, просто протянув руку, без шпаг.

Глава 10.

Ночной Париж. Колокола башен Сен-Сюльпис, Сен-Жермен л'Оксерруа и все прочие колокола Сен-Жерменского предместья уже отбили одиннадцать часов. Город погрузился во мрак. То здесь, то там, из-под притворенных ставень, проникает свет и доносятся песни гуляк. Изредка двери кабачков распахиваются, выпуская в ночную тьму очередного перебравшего посетителя. В этой ночной тиши одиноко бредущий, весь во власти просыпающейся любви, д'Артаньян не выглядит ни тенью, ни бродягой, но ни одна душа не пристает к нему. Так, весьма романтично настроенный, он добирается до угла улиц Кассет и Сервандони. Отсюда он отлично видит дом Арамиса, укрытый зеленым навесом из переплетенных ветвей клена и дикого винограда. И тут он замечает, что какая-то тень свернула к дому со стороны Сервандони. Д'Артаньян начинает следить за женщиной в широком и длинном плаще, перебегая от одного дома к другому, и прячась в их тени. Женщина явно ищет какой-то дом по описанию, потому что, то возвращается, то отходит на середину улицы, чтобы лучше увидеть. Судя по походке, она молода, а когда она условно покашливает, ясно, что голос у нее свежий и молодой. К изумлению д'Артаньяна, она останавливается перед дверью Арамиса, в комнате которого светится окно.

Д'Артаньян: Вот было бы забавно, если бы эта запоздалая голубка оказалась племянницей богослова. Ну, Арамис, на этот раз я добьюсь правды!

Женщина трижды стучит в дверь, внутренняя рама раскрывается и сквозь жалюзи мелькает свет.

Д'Артаньян: Ну, господин лицемер, знаю я теперь, как вы изучаете богословие! А посетительницу ожидали. Сейчас раскроется ставень, и дама заберется через окно!

В окне появляется рука, в которую женщина вкладывает платок. Через несколько секунд дверь отворяется, и перебежавшему поближе юноше видно, что не Арамис, а какая-то дама, стоя в освещенном дверном проеме, в свою очередь, отдает незнакомке на улице другой платочек. Свет падает на ее лицо, и д'Артаньян узнает госпожу Бонасье. Камера выхватывает лицо юноши, на котором потрясение сменяется досадой, а потом и гневом.
Госпожа Бонасье, опустив на лицо капюшон плаща, успела сделать несколько шагов, когда д'Артаньян, выйдя из тени, отрезает ей дорогу. Бонасье. Вскрикнув в испуге, бросается бежать, но юноша без труда настигает ее. Запутавшись в юбках, женщина падает на колено с криком.

М-м Бонасье: Убейте меня, если хотите, но я все равно ничего не скажу!
Д'Артаньян: Сударыня, никто от вас ничего не требует: взгляните на меня – я ваш сосед, д'Артаньян.
М-м Бонасье: Ах, это вы! (молитвенно сложив руки, поднимает глаза к небу) Боже, благодарю тебя!
Д'Артаньян: Да, это я! Бог послал меня оберегать вас!
М-м Бонасье: И только поэтому вы следили за мной?
Д'Артаньян: Признаюсь, нет. Я увидел, как женщина стучится в окно одного из моих друзей.
М-м Бонасье: В этом доме живет ваш друг?
Д'Артаньян: Арамис – один из самых близких моих друзей.
М-м Бонасье: Арамис? Кто это?
Д'Артаньян: Полно! Неужто вы станете меня уверять, что не знакомы с ним?
М-м Бонасье: Впервые слышу это имя.
Д'Артаньян: Вы в первый раз подходили к этому дому?
М-м Бонасье: Конечно.

Д'Артаньян резко останавливается, и, продолжая держать молодую женщину под руку, поворачивает ее так, что свет от ближайшего трактирного фонаря освещает ее лицо.

[b]Д'Артаньян: И вы не знаете, что здесь живет молодой человек?
М-м Бонасье:Но вы сами могли видеть, что я разговаривала с женщиной!
Д'Артаньян: Верно. Но это могла быть приятельница Арамиса! Кто она?
М-м Бонасье: Сударь, вы задаете нескромные вопросы. К тому же это – не моя тайна.
Д'Артаньян: Вы очаровательная женщина и полны тайн!
М-м Бонасье: Если это вас не смущает, позвольте опереться на вашу руку и проводите меня.
Д'Артаньян: С радостью! Но куда?
М-м Бонасье: Увидите, если доведете меня до нужной двери.
Д'Артаньян: ( с надеждой) Я смогу вас там подождать?
М-м Бонасье: Вот этого делать не следует.
Д"Артаньян: А как же вы вернетесь одна? И кто вас проводит, если меня не будет рядом? Нет, я лучше подожду и посмотрю, кто будет вас провожать.
М-м Бонасье: В таком случае – прощайте!
Д'Артаньян: Но почему?
М-м Бонасье: Мне нужна помощь дворянина, а не соглядатай.
Д'Артаньян: Вы очень суровы в оценках. Вы меня совсем не знаете.
М-м Бонасье: А как называют человека, который устраивает слежку вопреки воле другого?
Д'Артаньян: Ну… нескромным.
М-м Бонасье: Это слово слишком мягко.
Д'Артаньян: (с самым сокрушенным видом) А если я раскаялся?
М-м Бонасье: Если ваше раскаяние искренне, я, пожалуй, позволю вам проводить себя… но, только до дверей. А потом вы немедленно покинете меня. Даете мне слово?
Д'Артаньян: Честное слово дворянина.
М-м Бонасье: Тогда давайте мне вашу руку – и вперед.

Так доходят они до улицы Арфы, где молодая женщина не без труда определяется с нужной дверью.

М-м Бонасье. Вот мы и прищли.
Д'Артаньян: Вы не боитесь воров на обратном пути?
М-м Бонасье: У меня нечего красть.
Д'Артаньян: А вышитый платок, который вы обронили, и который я вложил вам в карман?
М-м Бонасье: Молчите, несчастный! Вы хотите погубить меня? Умоляю вас, не вмешивайтесь ни во что, а лучше всего, позабудьте меня, я не существую для вас. Я никогда не забуду об услуге, которую вы мне оказали, но не пытайтесь прикоснуться к тайне, которая не мне принадлежит.
Д'Артаньян: Не нужно опасаться тех, кто вас любит.
М-м Бонасье: Мы с вами почти не знакомы. А вы уже заговорили о любви!
Д'Артаньян: Но любовь проснулась во мне быстро… и впервые! Ведь мне нет и двадцати, мадам.

Мадам Бонасье бросает на него взгляд искоса, словно проверяя, насколько он правдив в выражении своих чувств.

Д'Артаньян: Послушайте, я уже напал на след того человека, который вас похитил. Ранее, мы с Арамисом едва не перерезали друг другу горло из-за такого же платочка, что лежит в вашем кармане. Этот платочек мог вас серьезно скомпрометировать, если бы его нашли у вас.
М-м Бонасье: Почему? Ведь на нем мои инициалы "К.Б." – Констанция Бонасье.
Д/Артаньян: Или Камилла де Буа-Траси.
М-м Бонасье: Молчите! Да молчите же! Вы не понимаете, чем это вам угрожает!
Д'Артаньян: Мне?
М-м Бонасье: Вам так хочется в тюрьму? Умоляю вас, оставьте меня! Молю вас, взываю, наконец, к вашей чести военного, к благородству дворянина – уйдите! Бьет полночь, меня ждут! (она протягивает юноше руку, к которой он припал со страстным поцелуем).
Д'Артаньян: Лучше бы я никогда не встречал вас!
М-м Бонасье: Кто знает, может быть, когда-нибудь, в будущем…
Д'Артаньян: (в порыве восторга) Значит, у моей любви может быть надежда?
М-м Бонасье: Я не хочу себя связывать… Все зависит от вас.
Д'Артаньян: Вы злоупотребляете моей любовью…
М-м Бонасье: Нет, только вашим благородством. Но я не забываю своих обещаний.
Д'Артаньян: В таком случае, не забывайте этого вечера. и вы сделаете меня самым счастливым человеком на свете.
М-м Бонасье: Я уже опаздываю.
Д'Артаньян: Я уже ухожу. Я хочу, чтобы вы поверили моей преданности, даже если она граничит с глупостью. Прощайте, сударыня!

Д"Артаньян, верный данному слову, бросается бежать по улице, оскальзываясь на булыжниках мостовой, а мадам, выждав минуточку, берется за дверной молоток. Дверь отворяется и пропускает ее внутрь дома.
Д'Артаньян уже почти доходит до своего дома на улице Могильщиков, как вдруг слышит голос Планше.

Планше: Плохо, сударь, очень плохо!
Д'Артаньян: Что плохо? Что ты хочешь сказать, Планше?
Планше: Господин Атос арестован.
Д'Артаньян: Как арестован? За что?
Планше: Его застали у вас. Его приняли за вас.
Д'Артаньян: Кто посмел?
Планше: Стражники. Их позвали на помощь те люди, которых вы прогнали.
Д'Артаньян: Но почему он не назвался?
Планше: Он сказал мне на ухо, что вам сейчас важнее быть на свободе.
Д'Артаньян: (С восторгом) Узнаю Атоса! Благородная душа! А куда его увели?
Планше: Не знаю. А стражники все перевернули и унесли все бумаги, какие нашли.
Д'Артаньян: Значит, сделаем так! Беги к Портосу и Арамису, скажи им, пусть ожидают меня в "Сосновой шишке" А я помчался к де Тревилю: надо поставить его в известность обо всем, что случилось. А ты побудь здесь. Не побоишься?
Планше: Я умею быть храбрым, когда нужно.

В эту ночь рота де Тревиля дежурит в Лувре и д'Артаньян надеялся, что благодаря его форме гвардейца не будет проблем попасть во дворец. Он стремительно идет по направлению к Лувру и вдруг видит, как из-за угла выходит парочка. Женщина закутана в широкий плащ, на мужчине – форма мушкетера.
Д'Артаньян дал им возможность ступить на мост и только тогда направился за ними. Мужчина фигурой и походкой страшно напоминал Арамиса, женщина, не смотря на опущенный капюшон, показалась ему вылитой мадам Бонасье, и молодой человек не выдержал. Бегом, он обогнул парочку, и остановился перед ними. Пара остановилась в свою очередь, и мужчина, увидев перед собой незнакомца, преграждавшего им дорогу со скрещенными на груди руками, положил правую руку на эфес своей шпаги.

Бэкингем: (с сильным английским акцентом) Что вам угодно, сударь?
Д'Артаньян: (в полном изумлении) Это не Арамис!
Бэкингем: Судя по вашим словам, вы приняли меня за кого-то другого. Я прощаю вам.
Д'Артаньян: Вы меня прощаете?
Бэкингем: Да. Но дайте нам пройти, раз у вас нет никакого дела ко мне.
Д'Артаньян: К вам – нет. Но у меня есть дело к вашей даме.
Бэкингем: К моей даме? Но вы не знаете ее!
М-м Бонасье: (с упреком) Но вы же обещали мне!
Д'Артаньян: (в смущении) Но и вы… вы обещали мне… (продолжает стоять перед ними в той же позе и загораживая дорогу.)
Бэкингем: Обопритесь на мою руку, сударыня, и продолжим наш путь. (видя, что молодой человек не шевелится, делает шаг вперед и рукой отстраняет все еще растерянного и ошеломленного д'Артаньяна. Тот отскакивает назад и выхватывает шпагу. Бэкингем делает то же)

Свет единственного фонаря на мосту бросает причудливые тени на мужчин, готовых к бою и женщину, бросившуюся между ними, с риском пораниться о клинки.

М-м Бонасье: Милорд, ради всего святого, милорд!
Д'Артаньян: (отступая) Милорд? Милорд, о простите! Милорд, неужто вы?..
М-м Бонасье: (едва слышно) Милорд – герцог Бэкингем. Теперь мы в ваших руках. Вы можете погубить всех нас!
Д'Артаньян: Милорд, и вы , мадам, простите меня! Милорд, я люблю эту женщину и ревную ее. Вы же сами знаете, что значит любить. Скажите, что я могу сделать для вас?
Бэкингем: (протягивая руку юноше) Вы честный человек и я принимаю вашу помощь. Проводите нас до Лувра, и если заметите, что кто-то следит за нами, убейте его без сожалений.

Гасконец сопровождает их на расстоянии десятка шагов до самого дворца, постоянно оглядываясь и проверяя каждый темный угол, но ничего не происходит. У знакомой ему калитки они расстаются и теперь качающиеся фонари у подъездов дворца не освещают ничего, кроме пустынной улицы.

Отредактировано Стелла (05.09.2022 08:48)

Глава 12.

Полуподземная галерея Бастилии. Камера крупным планом дает копошащуюся крысу. Внезапно зверек замирает: издалека доносится топот многих ног и звон шпор. Свет факелов пляшет на стенах, потом появляются стражники с алебардами: двое идут впереди, двое - позади человека в мушкетерском плаще. Это его шпоры высекают искорки на древних камнях Бастилии. Человек идет твердым, спокойным шагом, и крыса, прижавшись к склизкому полу, терпеливо ждет, пока стражники проведут арестанта на допрос. Потом снова наступает тишина. Крыса ныряет в подпол.
В конце галереи, там, где ее пересекает коридор, откуда-то сверху пробивается слабый лучик света. И снова слышны шаги стражи, только вместо звона шпор их теперь дополняет шаркающая, неровная походка какого-то арестанта. Со спины видны те же четыре стража, только первая пара тащит под руки маленького, толстенького человечка лет пятидесяти. Он еле переставляет ноги, поминутно охая и издавая душераздирающие стоны. Камера следит за процессией и тогда, когда она заворачивает за угол. Слышен писк и один из идущих позади стражников с проклятием отшвыривает ногой крысу. Около тяжелой двери двое с алебардами (те, что шли сзади) занимают место у двери, а двое с арестантом заходят внутрь.
Комната, где заседает комиссар, представляет из себя низкое помещение со сводчатым потолком, с голыми, в потеках, стенами, и плесенью по углам. В комнате только стол и стул, на котором и восседает комиссар, что-то пишущий и перебирающий, время от времени, кипу бумаг перед ним. Арестанта оставляют стоять перед столом одного, а стражники отходят в сторону, на расстояние, не позволяющее слышать, о чем говорят комиссар и заключенный. Комиссар поднимает голову, чтобы рассмотреть стоящего перед ним человека, и свет от единственной свечи на столе резко подчеркивает сходство его с каким-то грызуном: не то хорьком, не то – крысой.* После нескольких секунд созерцания комиссар приступает к допросу.

Комиссар: Имя, фамилия, возраст, род занятий?
Бонасье: Жак-Мишель Бонасье, пятьдесят один год, бывший владелец галантерейной лавки, удалился от дел, проживаю ныне на улице Могильщиков, в доме номер одиннадцать.
Комиссар: А каким образом вы, скромный горожанин, оказались противником Его преосвященства кардинала Ришелье? Каким образом столь ничтожная личность осмелилась противостоять планам господина кардинала, который денно и нощно думает о том, как спасти Францию от проклятых испанцев? Никто не смеет безнаказанным мешать кардиналу Ришелье, чье могущество и власть направлены только на одно: помешать врагам государства. Поразмыслите-ка о своем положении, Бонасье.
Бонасье: (очень серьезно и хладнокровно) Но, господин комиссар, поверьте, что я более, чем кто-либо, знаю и ценю достоинства его несравненного высокопреосвященства, который оказывает нам честь управлять нами.
Комиссар: Неужели? Так как же вы тогда очутились в Бастилии?
Бонасье: Понятия не имею, почему я здесь оказался.
Комиссар: Но, раз вас обвиняют в государственной измене, вы должны были совершить какое-то преступление!
Бонасье: (в ужасе) Меня? В государственной измене? Но я ненавижу испанцев и не терплю гугенотов!
Комиссар: (сверля глазами галантерейщика) У вас есть жена?
Бонасье: У меня была жена!
Комиссар: Как это "была"?
Бонасье: Ее похитили у меня, сударь!
Комиссар: (нараспев) По-хи-ти-ли? Вот как! А кто? Вы знаете его?
Бонасье: Мне кажется, что знаю.
Комиссар: Так кто же это?
Бонасье: Я не утверждаю, я только подозреваю.
Комиссар: Кого же? Отвечайте откровенно.
Бонасье: (растеряно) Я подозреваю мужчину высокого роста, смуглого, белозубого, похожего на важного вельможу. Он несколько раз следил за нами, когда я сопровождал жену.
Комиссар: (встревожено) А имя его?
Бонасье: Имени его я не знаю, но уверяю вас, что узнал бы его даже среди тысяч других.
Комиссар: (встревожено) Раз вы уверяете, что он вам известен, на сегодня, мы, пожалуй, эти и ограничимся. Мне необходимо кое-кого уведомить об этом факте.
Бонасье: (в испуге) Но я не знаю его!
Комиссар: Уведите его в камеру, да заприте покрепче.

Стражники уводят Бонасье в тесную камеру, где он проводит без сна всю ночь. К утру от него остается только тень прежнего Бонасье: страшная тревога заставила его то метаться по камере, то застывать в отчаянии на жалком соломенном тюфяке. Даже заглянувшее в камеру солнце окрасило для него все в траурные цвета. Грохот отпираемого засова заставил его забиться в угол, но на пороге появился вместо палача давешний комиссар.
Бонасье делает навстречу ему шаг, на его лице читается чуть ли не радость, что явился комиссар, а не палач и стража, чтоб вести его на эшафот. Комиссар , сделав отстраняющий жест, заложив руки за спину, несколько раз прошелся по камере.

Комиссар: Ну, вот что, дорогой мой! Советую вам говорить только правду, потому что со вчерашнего дня ваше дело не только не прояснилось, но и крайне запуталось.
Бонасье: Прошу вас, спрашивайте меня. Я готов сказать все, что знаю.
Комиссар: Прежде всего: где находится ваша жена?
Бонасье: Но я ведь уже сообщил вам, что она похищена.
Комиссар: Да, но вчера, после пяти вечера она сбежала, и благодаря вашей помощи.
Бонасье: Моя жена сбежала? Несчастная! Но если это так, то не по моей вине, клянусь вам!
Комиссар: Днем вы заходили к вашему жильцу, господину д'Артаньяну. О чем вы с ним совещались?
Бонасье: Признаю, что это была моя ошибка. Я просил его разыскать мою жену. Я полагал, что имел право требовать ее назад.
Комиссар: Что он вам ответил?
Бонасье: Он обещал помочь мне. Но я быстро убедился, что он предает меня.
Комиссар: Вы стараетесь ввести суд в заблуждение! Господин д'Артаньян, в силу сговора с вами, разогнал полицейских, которые арестовали вашу жену и скрыл ее от преследования.
Бонасье: Невозможно!
Комиссар: Господин д'Артаньян в наших руках, и мы устроим вам очную ставку. Введите господина д'Артаньяна!

Караульные вводят Атоса. У него несколько помятый вид, но мушкетер сохраняет спокойствие и только чуть брезгливый изгиб губ говорит о его настроении.

Комиссар: Господин д'Артаньян, расскажите, что произошло между вами и этим господином.
Бонасье: Но это вовсе не господин д'Артаньян!
Комиссар: Не господин д'Артаньян?
Бонасье: Ну конечно же, нет!
Комиссар: Тогда кто это?
Бонасье: Не могу вам сказать: я с ним не знаком.
Комиссар: Не знакомы?
Бонасье : Нет!
Комиссар: Вы никогда его не видели?
Бонасье: Видал, но не знаю, как его зовут.
Комиссар: (обращаясь к Атосу) Ваше имя?
Атос: Атос.
Комиссар: Но ведь это не человеческое имя, это название горы.
Атос: Это мое имя.
Комиссар: Но вы ведь сказали, что вас зовут д'Артаньян.
Атос: Я это говорил?
Комиссар: Да, вы.
Атос: (с самым серьезным видом) Меня спросили: "Вы господин д'Артаньян?" на это я ответил: "Вы полагаете?" Стражники закричали, что они в этом уверены. Я не стал спорить. Кроме того, я ведь мог и ошибиться.
Комиссар: (взвизгнув) Сударь, вы оскорбляете достоинство суда!
Атос: (спокойно) Ни в коей мере!
Комиссар: Вы господин д'Артаньян!
Атос: Вот видите, вы опять это утверждаете.
Бонасье: Но, господин комиссар, господин д'Артаньян – мой жилец, и потому я отлично его знаю. Господину д'Артаньяну лет восемнадцать-девятнадцать, он гвардеец роты господина дез Эссара, а этому господину по меньшей мере тридцать, и он носит форму королевского мушкетера.
Комиссар: Черт возьми, а ведь это правильно!

Дверь в камеру распахивается и появляется гонец, который передает комиссару запечатанное письмо. Пока комиссар читает, его острый и длинный нос шевелится, как у хорька. Наконец, он отбрасывает письмо.

Комиссар: Ах, негодная!
Бонасье: Надеюсь, вы не о моей жене?
Комиссар: Именно о ней! Хороши ваши дела, нечего сказать!
Бонасье: А в чем провинилась опять моя жена и какое это может иметь отношение ко мне, раз я сижу в тюрьме.
Комиссар: Да все это – продолжение задуманного вами чудовищного плана!
Бонасье: Я не имею ни малейшего отношения к тому что делает моя жена, клянусь вам! А если она наделала глупостей, я отрекаюсь от нее, отказываюсь, проклинаю ее.
Атос: (с нескрываемым раздражением и отвращением) Ну, вот что, господин комиссар, если я вам больше не нужен, прикажите отвести меня куда-нибудь. Он порядочно надоел мне, ваш господин Бонасье!
Комиссар: Отведите арестованного в его камеру.
Атос: Если вы имеете претензии к господину д'Артаньяну, я не вполне понимаю, в какой мере я могу заменить его?
Комиссар: (срываясь на крик) Делайте, что вам приказано!

Атоса уводят, а вслед за ним уходит и комиссар. Бонасье остается в камере, но вечером за ним приходят караульные солдаты.

Полицейский чиновник: Следуйте за мной.
Бонасье: За вами? В такой час? Куда это, господи помилуй?
Чиновник: Туда, куда приказано вас доставить.
Бонасье: Это не ответ.
Чиновник: Это то, что мы можем сказать.
Бонасье: О боже! На этот раз я погиб.

Он не сопротивляется ни в подземном коридоре, ни в карете, куда его посадили и только при виде площади у Трауарского Креста, где слышен гул толпы, он, решив что его будут казнить и толпа собралась ради него, со стоном лишается чувств.

* На роль комиссара, мне кажется, великолепно подошел бы как внешне, так и манерой игры, актер Чурсин

Отредактировано Стелла (06.09.2022 18:01)

Глава 14.

Камера скользит вдоль фасада Лувра, пока не останавливается на окнах королевского кабинета. Окно открыто, и из-за него доносятся голоса. Тяжелая портьера из атласа не препятствие для кинокамеры, и по ту сторону окна обнаруживаются два собеседника: Луи 13 и кардинал Ришелье. Людовик, бледный от гнева, держится уже за ручку двери, едва заставляя себя дослушать то, что говорит ему Его преосвященство.

Ришелье: (заканчивает фразу) … из всего вышеперечисленного, сир, я вынужден сделать вывод, что госпожа де Шеврез по-прежнему состоит в связи с Ее величеством и, по-прежнему, плетет свои козни. Мои люди уже почти смогли разоблачить этот заговор, как вдруг какой-то мушкетер со шпагой в руке осмелился помешать им исполнять свои обязанности.

В это время появляется Тревиль, и его персона вызывает у короля уже неконтролируемую вспышку ярости.

Король: Вы явились вовремя! Хорошие вещи рассказывают о ваших мушкетерах!
Тревиль: А у меня найдется немало хорошего рассказать Вашему величеству о судейских!
Король: (надменно) Я не понимаю вас.
Тревиль: Имею честь доложить Вашему величеству, что кучка чиновников, комиссаров и полицейских, людей весьма почтенных, но, видимо, настроенных враждебно к военным, позволила себе арестовать, открыто провести по улицам и заключить в Фор-Левек – и все это, ссылаясь на приказ, который мне так и не изволили предъявить, - одного из ваших мушкетеров, Ваше величество! Человека прославленного, известного Вашему величеству с самой лучшей стороны – господина Атоса.
Король: Атоса? Да, мне вроде известно это имя.
Тревиль: Сир, Если Ваше величество изволит припомнить: это тот самый мушкетер, который ранил на памятной дуэли господина Каюзака. (поворачиваясь к кардиналу) Да, кстати, Ваше преосвященство, господин Каюзак поправился?
Кардинал: (закусив губу от досады) Да, благодарю вас, вполне.
Тревиль: Господин Атос зашел навестить своего друга, молодого беарнца из роты дез Эссара. Того не оказалось дома и Атос решил подождать его. Но не успел он опуститься на стул, как толпа сыщиков и солдат осадила дом, взломала двери…

Кардинал делает знак королю.

Король: Нам это известно. Это все делалось ради нашей пользы.
Тревиль: Итак, ради вашей пользы, был схвачен мой мушкетер, ни в чем не повинный, проведен, как злодей, под охраной, сквозь толпу, осыпавшую его оскорблениями, его, человека, десятки раз проливавшего кровь за своего короля и готового в любую минуту пролить ее вновь.
Король: (неуверенно) Да вы что? Неужто дело обстояло именно так?
Кардинал: (сохраняя абсолютное спокойствие, вкрадчиво) Господин де Тревиль не сказал вам, сир, что что этот, ни в чем не повинный мушкетер, этот благородный человек, за час до того со шпагой в руке напал на четырех комиссаров, посланных мной для расследования по чрезвычайному делу.
Тревиль: Докажите это, Ваше высокопреосвященство! За час до этого господин Атос, человек весьма знатного происхождения, оказал мне честь отобедать у меня и беседовал у меня в гостиной с герцогом де Ла Тремуйем и графом де Шалю.
Кардинал: Это все изложено в протоколе, составленном пострадавшими, который я имею честь предложить Вашему величеству.
Тревиль: (гордо вскинув голову) Протокол судейских стоит честного слова военного?
Если Его преосвященство подозревает кого-либо из моих мушкетеров, то во имя справедливости я сам прошу о расследовании.
Кардинал: В доме, где происходил обыск, живет некий беарнец, друг этого мушкетера?
Тревиль: Ваше преосвященство имеет в виду д'Артаньяна?
Кардинал :Я имею в виду того молодого человека, которому вы покровительствуете, господин де Тревиль.
Тревиль: Да, это верно.
Кардинал: Не считаете ли вы возможным, чтобы этот молодой человек дурно влиял…
Тревиль: (с улыбкой) На господина Атоса, который едва ли не вдвое старше его? Это совершенно невозможно. К тому же, и господин д'Артаньян провел вечер у меня.
Кардинал: Вот так история! По-видимому, решительно все провели этот вечер у вас!
Тревиль: (с трудом сдерживает гнев) Не подвергает ли Ваше высокопреосвященству сомнению мои слова?
Кардинал: Боже меня упаси! А в котором часу у вас был этот молодой человек?
Тревиль: (с живостью) О, это я могу сказать точно: когда он вошел, часы показывали половину десятого, хоть мне и показалось, что уже позднее.
Кардинал: И когда он ушел?
Тревиль: В половине одиннадцатого: через час после этих событий.
Кардинал: (с досадой, но все же желая добиться истины) Этого Атоса задержали на улице Могильщиков.
Тревиль: Ну и что? Разве другу запрещается навещать друга?
Король: Дело в том, что дом этот подозрительный.
Тревиль: Я этого не знал. Но господин д'Артаньян всецело предан Вашему величеству, и почитатель Вашего преосвященства.
Король: Это не этот самый беарнец ранил де Жюссака?
Тревиль: А на следующий день поразил Бернажу. У Вашего величества отличная память.
Король: Так что мы решим?
Кардинал: Это скорее дело Вашего величества. Я настаиваю на виновности Атоса.
Тревиль: (с жаром) А я отрицаю ее. Но пусть разберутся судьи.
Король: Вот именно: это их дело – судить.
Тревиль: (набычившись) Печально, что в наше злосчастное время никакая добродетель не может оградить от позора и преследований. Армия не очень будет довольна тем, что стала предметом преследований из-за каких-то полицейских историй.
Король: (давая волю гневу уже почти кричит) Полицейские истории! Какое у вас об этом понятие? Занимайтесь своими мушкетерами и не сбивайте меня с толку. Как вас послушать, так из-за этого ареста уже вся Франция в опасности! Сколько шуму из-за какого-то мушкетера! Да я прикажу арестовать их целую роту! И пикнуть никто не посмеет!
Тревиль: Если мои мушкетеры виновны, и я готов отдать вам, сир, свою шпагу.
Король: Гасконский упрямец, замолчите!
Тревиль: (не понижая голоса) Верните мне моего мушкетера или судите его!
Кардинал: Его будут судить!
Тревиль: Тем лучше! Тогда я прошу разрешения защищать его.
Король: (колеблясь) Если у господина кардинала нет причин личного свойства…
Кардинал : Если Ваше величество считает меня пристрастным, я отказываюсь от участия в суде. Но подумайте, Ваше величество: если мы сейчас отпустим Атоса, мы рискуем никогда не узнать истину.
Тревиль: В любой момент мой мушкетер будет готов дать ответ, если господа судейские пожелают допросить его. Я отвечаю за него.
Король: В самом деле, он никуда не убежит. (понизив голос) Не будем вызывать у них беспокойства – это лучшая политика.
Ришелье: Приказывайте, сир. Вы имеете право помилования.
Король: Атос в Фор-Левеке?
Тревиль: Да, в одиночке, без права сношения с внешним миром, как последний преступник.
Король: Черт возьми! И что нужно сделать?
Кардинал: Подписать приказ об освобождении и все будет кончено. Поручительства господина капитана более чем достаточно.

Король подписывает приказ и Тревиль, приняв его, отвешивает глубокий поклон королю и почти шутовской – кардиналу. Потом он поспешно удаляется.

Кардинал: (вдогонку ему) Какое единодушие между начальником и солдатами царит у ваших мушкетеров.

Отредактировано Стелла (06.09.2022 18:24)

Глава 16.

Кабинет королевы. Ее величество принимает Его величество, который бесцельно блуждает по комнате, рассматривая хорошо знакомый ему интерьер. Он явно ищет тему для разговора, и, увидев, как придворные дамы с его появлением бросили заниматься своими обязанностями, находит предлог для упрека королеве.

Король: Мадам, я что, вызываю у ваших дам такой страх, что мое появление заставляет их бросить все дела? Или, быть может, мое присутствие замораживает всех?
Королева: Сир, лишь почтение к вам заставило их забыть о своем долге.
Король: Нет, мадам, это не почтение, а страх.
Королева: Да, они напуганы, сир. Напуганы тем отсутствием почтения, которое было мне выказано по вашему приказу. Ваше величество, почему вы не скажете прямо, что у вас на душе? Что я сделала? Какое преступление совершила? Неужто весь этот шум только из-за моего письма к брату?
Король: (важно и даже напыщенно) Сударыня, в ближайшие дни городские старшины дают бал в ратуше. Я считаю, что из уважения к ним вы должны появиться на этом балу в парадном платье и непременно с подаренными вам ко дню рождения алмазными подвесками. Это – мой ответ.

Развернувшись на каблуках король, с гордым и независимым видом покидает комнату, а королева, покрывшись холодным потом и близкая к обмороку пытается осмыслить приказ короля. Чувствуя, что силы покидают ее, Анна ощупью находит подлокотник кресла и тяжело опускается в него. Сейчас она уже не выглядит, как королева: это смертельно испуганная женщина, у которой не осталось ни слов, ни мыслей. Платье душит ее, и она трясущейся рукой пытается расстегнуть корсаж, но руки дрожат. Губы ее беззвучно шевелятся, и, наконец, с них слетают первые слова:

Королева: Я погибла! Кардинал знает все! Это он натравливает на меня короля. Боже мой! Боже мой!
Констанс: Не могу ли я помочь Вашему величеству?

Королева стремительно оборачивается и у одной из дверей видит молодую женщину.

Королева: (издает испуганный возглас, понимая, что эта женщина слышала все.) Это Констанс Бонасье, и она все время находилась в соседней комнате.
Констанс: (со слезами) О, не бойтесь, Ваше величество! Я предана вам душой и телом, и я, кажется придумала, как помочь вам.
Королева: Вы? Вы придумали? Взгляните мне в глаза. Могу я довериться вам, ведь меня окружают предатели?
Констанс: Клянусь душой, я готова умереть за Ваше величество! Да, здесь есть предатели, но, клянусь именем пресвятой девы, я не из их числа. (нерешительно) Эти подвески, вы ведь отдали их герцогу? Или я ошибаюсь, или не то говорю? Но их надо вернуть?
Королева (у которой зубы стучат от страха) Но как это сделать?
Констанс: Надо послать за ними кого-нибудь.
Королева: Но кого?
Констанс: Положитесь на меня: я найду гонца.
Королева: Но придется написать?
Констанс: Это необходимо: хотя бы два слова и ваша личная печать.
Королева: Эти два слова - это мой приговор, развод, ссылка!
Констанс: Да, если они попадут в руки негодяя.
Королева: Ты понимаешь, что я вверяю тебе свою жизнь, честь, доброе имя?
Констанс: Я это знаю. И мой муж, простой и честный человек, сделает все, чтобы спасти вас.
Королева: (хватая за руки Констанс) Сделай это, и ты спасешь не только мою жизнь – ты спасешь мою честь.
Констанс: Так дайте мне это письмо, Ваше величество. Время не терпит.

Королева пишет письмо и отдает его Констанс. Та прячет письмо в корсаж, а королева дает ей еще и кольцо из шкатулки.

Королева: Это кольцо подарил мне мой брат. Возьми это кольцо и обрати его в деньги и пусть твой муж едет, не испытывая недостатка в средствах.

Констанс накидывает мантилью и убегает. Когда она возвращается в свой дом, то видит Бонасье, который пытается навести порядок в разгромленной квартире: повсюду валяются какие-то бумаги, белье, мебель переломана, раскрытые дверцы шкафов демонстрируют пустые полки. Завидев жену Бонасье раскрыл ей объятия. Мадам подставила лобик под поцелуй и сразу перешла к делу.

Констанс: Нам нужно поговорить.
Бонасье: (удивленно) О чем же?
Констанс: Мне нужно сказать вам нечто очень важное.
Бонасье: Мне тоже надо кое-о чем вас расспросить. Почему вас похитили?
Констанс: Сейчас речь не об этом!
Бонасье: А о чем? О моем заключении?
Констанс: Мне нужно сказать вам нечто, что изменит наше положение.
Бонасье: Вам известно, что я провел в заключении в Бастилии целые сутки?
Констанс: Вас не в чем было обвинить, поэтому я не придала этому особого значения. Сутки проходят быстро. Давайте вернемся к делу, которое привело меня к вам.
Бонасье: (обиженно) Так не мое заключение тому причиной?
Констанс: Это дело величайшей важности, святое и доброе дело. Кроме того, после исполнения этого поручения вас будет ждать награда, позволяющая очень упрочить положение нашей семьи.
Бонасье: Ну, через полгода нам и так будут завидовать все соседи. И много можно заработать?
Констанс: Возможно, целую тысячу пистолей.
Бонасье: И что я должен сделать? Куда поехать?
Констанс: (понизив голос) В Лондон.
Бонасье: В Лондон? Но у меня нет никаких дел в Лондоне.
Констанс: Другим нужно, чтобы вы поехали.
Бонасье: Кому это "другим"? Предупреждаю вас, что я больше ничего не буду делать вслепую. Я хочу знать, ради чего и ради кого я рискую!

Бонасье начинает беспокойно метаться по комнате.

Бонасье: Снова интрига! Вечные интриги! Но теперь меня не проведешь: господин кардинал мне кое-что рассказал.
Констанс: (прижав руку к губам) Вы виделись с кардиналом?
Бонасье: Да, он вызвал меня. Вернее, меня провели к нему двое конвойных.
Констанс: Он был груб с вами?
Бонасье: (раздуваясь от гордости) Он подал мне руку и назвал меня другом. Я – друг великого кардинала!
Констанция: Вы избрали ненадежного покровителя. Вы не той власти служите. Так значит вы - кардиналист?
Бонасье: Да, и кардинал (поглаживает мешок с деньгами) не дал мне повода усомниться ни в его правоте, ни в его щедрости. Граф Рошфор говорил мне о том же.
Констанс: Граф Рошфор? Мой похититель? И вы принимаете деньги от этого человека? Я знала, что вы трусливы, алчны и глупы, но вы еще и подлец! Так вы стали заниматься политикой и сделались сторонником кардинала?
Бонасье: (струсивший перед семейной грозой, но пытающийся придать себе независимый вид) Лучше быть кардиналистом, чем служить вашей вероломной испанке!
Констанс: (наступая на мужа) Вы сию же минуту соберетесь в путь. Только тогда я смогу все забыть и простить вас.
Бонасье: У меня нет ни малейшего желания испытать все опасности такого пути. Это вам, которая ведет себя, как мужчина, пристало участвовать в интригах, удирать из заключения, и исполнять опасные поручения. Я – человек мирный.
Констанс: Да, вы действительно женщина, подлая и трусливая. А если я прикажу арестовать вас именем королевы?
Бонасье: Я отвечу вам, что сошлюсь на кардинала.

Констанс поняла, что зашла недопустимо далеко. Надо было отступать, пока не поздно.

Констанс: Мне обидно, что мой муж не пожелал исполнить мою прихоть. Это всего лишь прихоть, супруг мой. (и она вымученно улыбается)
Бонасье: Ваши прихоти могут нас завести слишком далеко. Но я должен вас покинуть: у меня свидание с одним приятелем. Я ненадолго, а потом провожу вас в Лувр.
Констанс: Вы недостаточно храбры для того чтобы меня сопровождать. Я и сама отлично доберусь.
Бонасье: Как вам будет угодно. Когда я вас увижу?
Констанс: На следующей неделе.
Бонасье: Вы не сердитесь на меня?
Констанс: Нисколько. До скорого свидания.
Бонасье: (целует руку жены) До скорого свидания.

Бонасье уходит, Констанс ждет, пока он закроет дверь и в сердцах отшвыривает ногой лежащие на полу скатерти.

Констанс: Ах, господин Бонасье, я никогда особенно не любила вас, а теперь просто ненавижу. Что я скажу королеве, после всего, что наобещала ей? Она посчитает меня одной из тех тварей, что окружают ее по милости кардинала.

Стук в потолок заставляет ее поднять голову.

Д'Артаньян: Дорогая госпожа Бонасье, отворите маленькую дверь на лестницу, я спущусь к вам.

Глава 18-19.

Городские ворота Сен-Дени, освещенные несколькими факелами. Два часа ночи: только пробил колокол на колокольне храма. Группа всадников – четверо военных и четверо их слуг, спокойно ждет, пока проверят их пропуска.

Начальник стражи: Кто из вас господин Атос?
Атос: Я.
Начальник стражи: Это вы отправляетесь на воды в Форж, и эти господа вас сопровождают?
Д'Артаньян: Но это ведь совершенно ясно указано в подорожной.
Начальник стражи: Мой долг спросить. Вашему другу так плохо, что вы все его сопровождаете, да еще со слугами?
Д'Артаньян: Да посмотрите на него: он едва держится в седле. Без нашего сопровождения он и до Даммартена не доберется.
Начальник стражи: Ранен на дуэли?
Д'Артаньян: Бог с вами: рана, полученная под Аррасом.
Начальник стражи: (возвращая д'Артаньяну бумаги) Отпускные свидетельства в порядке. Можете ехать, господа. Выздоравливайте, господин Атос.

Мушкетеры проезжают в открытые ворота, сохраняя озабоченный вид и, чуть ли, не поддерживая Атоса в седле. Но, стоит им отъехать на приличное расстояние, как они разражаются хохотом, хотя ясно, что это просто реакция на охватившее их напряжение.
Однако темнота и неизвестность впереди заставляют их умерить свое веселье и дальше они движутся уже шагом в полном молчании. Колонна имеет представительный вид: черные кони мушкетеров ступают слаженно, арьергард из слуг тоже выглядит достаточно серьезно.
С рассветом колонна набирает скорость и к Шантильи они прибывают к восьми утра. У трактира "Святой Мартин" они спешиваются, и проходят в общую комнату, где размещаются за столом. За тем же столом завтракает некий дворянин.

Дворянин: Господа из Парижа?
Портос: Почему вы так решили?
Дворянин: По вашему виду: столичное дворянство разительно отличается от дворян из провинции.

Портос приосанивается и подкручивает усы. Д'Артаньян и Атос с Арамисом, напротив, незаметно пробуют, легко ли выходит шпага из ножен. Потос же ничего не замечает, и с удовольствием поддерживает новое знакомство.

Портос: Да, вы правы, мы из столицы.
Дворянин: Погода благоприятствует вашей прогулке. Надеюсь, в ближайшие дни она не испортится, и вам предстоит прекрасное путешествие. Окажите мне честь: выпьем, господа!
Портос: С удовольствием, сударь!

Идет взаимный обмен тостами за здоровье, и в этот момент входит Мушкетон.

Мушкетон: Господа, лошади готовы!

Мушкетеры встают, но в это время дворянин привстает на своем месте и обращается непосредственно к Портосу.

Дворянин: Сударь, на прощанье не выпить ли нам за здоровье кардинала?
Портос: С удовольствием, если и вы выпьете за здоровье короля.
Дворянин: Я не знаю короля, кроме Его преосвященства!
Портос: Сударь, вы пьяница!

Дворянин выхватывает шпагу.

Атос: Портос, вы допустили оплошность. Теперь у вас только один выход: убить этого человека. А потом, как можно скорее, нагоняйте нас.

Трое приятелей, вскочив на коней, уносятся вскачь.

Арамис: Но почему он привязался именно к Портосу:
Д'Артаньян: Потому что принял Портоса за начальника: Портос, как обычно, говорил слишком громко.
Атос: ( чуть слышно) Я всегда говорил, что д'Артаньян самый умный из всех нас.

Друзья продолжают скачку, пока впереди не оказывается группа рабочих с кирками и лопатами, которые старательно углубляют ров поперек дороги. Проехать можно, только если лошади пройдут почти по брюхо в грязи, которая образовалась от натекшей в ров воды. Арамис, скривившись от досады, резко осаживает своего коня.

Арамис: Эй, посторонитесь и дайте нам проехать посуху!
Атос: (пытается удержать его, ухватив его коня за повод, но уже поздно) Арамис, полно! Мы проедем и через болото!
Рабочий: Ах, какие мы нежные! Ножки боимся замочить!
Второй рабочий: (бросая заступ и доставая мушкет) А вот мы сейчас посмотрим, каковы королевские петушки в деле.
Д'Артаньян: Хотите нас проверить в деле? Тем хуже для вас!
Третий рабочий: Напугал! Герой!
Атос: Это засада! Вперед! (Достает один из своих заряженных пистолетов и стреляет почти в упор: рабочий взмахивает руками и валится как подкошенный)
Д'Артаньян: Отстреливаться не будем!

Мушкетеры вместе со слугами проезжают буквально сквозь строй палящих в них, попрятавшихся в канаве, солдат. Мушкетон получает пулю пониже спины и сползает на землю, а Арамис, раненный в плечо, ухватившись за шею лошади, чудом удерживается в седле. Какое-то время друзья несутся вперед, но Арамис дальше не в состоянии ехать, и, завидя какой-то городок впереди, друзья оставляют его на попечении хозяйки трактира и Базена.

Атос: Черт побери, теперь уж я больше не попадусь на их удочку! Клянусь, что до самого Кале они не заставят меня рта раскрыть! Клянусь…
Д'Артаньян: Не клянитесь, лучше прибавим ходу!

Полночь, когда путешественники добираются до "Золотой лилии", что в Амьене. На стук, в воротах является толстый, похожий на откормленного борова, трактирщик. В одной руке у него подсвечник, в другой – ночной колпак. Четверо путешественников заезжают во двор, где господа спешиваются и поручают лошадей Гримо и Планше.

Д'Артаньян: У вас есть свободная комната, хозяин?
Трактирщик: Даже две, господа.
Д'Артаньян: Нам хватит и одной.
Трактирщик: У меня две прекрасные комнаты для ваших светлостей: одна вот (он открывает двери номера), а другая – в конце коридора.
Д'Артаньян: Я же сказал, что мы берем эту. (первым заходит в комнату, Атос, так и не вымолвивший ни слова, следует за ним).

Молодые люди, изнемогая от усталости, разобрав постель, стягивают с себя сапоги, снимают перевязи, укладывая оружие под подушку, а шпаги – у изголовья, когда раздается стук в дверь. Гасконец открывает: это Планше с охапкой соломы.

Планше: Если господа позволят, я лягу перед дверью, и никто не войдет незамеченным.
Атос: А Гримо?
Планше: Он на конюшне стережет лошадей.

Наконец все успокаивается, все ложатся спать: Планше – на соломе, друзья – на кровати, но вскоре кто-то пытается открыть дверь. Троица мгновенно просыпается.

Планше: Кто там? (молчание, потом голос)
Голос: Простите, я ошибся дверью.

Едва забрезжил рассвет, со двора донеслись громкие крики и ругань. Атос резко вскочил – ему послышался голос Гримо. Выглянув в окно он видит, как обслуга трактира избивает Гримо палками от вил. Гримо обороняется от них точно такой же рукояткой, но он один. Прежде, чем хозяин успевает броситься к нему на помощь, Гримо падает, получив удар по голове.
Друзья поспешно приводят себя в порядок, д'Артаньян и Планше бегут узнать насчет лошадей, а Атос, убедившись, что Гримо ранен не серьезно, идет к трактирщику, чтобы расплатиться за ночлег. Гасконец и Планше остаются снаружи.
Толстяк, сделав мушкетеру знак следовать за ним, проводит его в комнатку с низким потолком и садится за конторку. Атос вытаскивает кошелек, чтобы уплатить, бросает на стол два пистоля, небрежно поглядывая по сторонам. Трактирщик пробует монеты на зуб и, неожиданно:

Трактирщик: А! Монеты фальшивые! Это не золото! Держите их, это фальшивомонетчики!
Атос: Мерзавец! Я тебе уши отрежу!

В это мгновение четверо вооруженных мужчин врываются через боковые комнаты и бросаются на Атоса.

Атос: Я в ловушке! Скачи, д'Артаньян! Пришпоривай! (cтреляет из пистолета)
Д'Артаньян: (взлетая в седло одной из двух лошадей, привязанных у входа) Планше, что с Атосом?
Планше: (не отставая от хозяина) Я видел, что он выстрелами уложил двоих, и сквозь стекло мне показалось, что он рубится с остальными.
Д'Артаньян: Молодец! И его пришлось покинуть! Может, и нас ожидает подобная участь! (сквозь зубы) Вперед! Ты славный малый, Планше!

Следующий кадр – это уже морское побережье и несущиеся вдоль кромки моря два всадника. Видны крепостные стены Кале, и в это время падает замертво лошадь д'Артаньяна. Лошадь Планше тоже не удается сдвинуть с места. Путешественники, бросив лошадей на произвол судьбы, быстрым шагом двинулись к гавани, и тут Планше пальцем указал хозяину на такого же, как они сами, путешественника со слугой, которые быстрым шагом шли к гавани, немного опережая гасконца и Планше. По дороге они останавливали встречных, о чем-то расспрашивая. Д'Артаньян почти вплотную подошел к этому дворянину, и услышал, как какой-то моряк (по виду – старый морской волк), отвечает на его вопрос о возможности немедленно отплыть в Англию.

Капитан: Не было бы ничего проще отплыть хоть сейчас: моя шхуна под парусами. Но сегодня пришел приказ не выпускать никого без разрешения кардинала.
Дворянин: У меня есть такое разрешение. Вот оно.
Капитан: Нужна отметка начальника порта. Но потом не ищите другой шхуны.
Дворянин: Где найти начальника?
Капитан: Он в своем загородном доме. Во-он там, у подножия холма.
Дворянин: Хорошо. А вы готовьтесь к отплытию.
Капитан: Да я готов хоть сию минуту отдать швартовы. Лучше уж вы поторопитесь.

Дворянин со слугой зашагали по направлению к холму, а д'Артаньян с Планше неотступно следовали за ними по дороге, сохраняя дистанцию в десяток шагов. Утоптанная дорога скрадывала звон шпор, да и по дороге им встречалось немало прохожих. Когда неподалеку замаячила небольшая рощица, д'Артаньян стремительно сократил расстояние между собой и неизвестным молодым дворянином, и нагнав его, положил ему руку на плечо. Тот обернулся.

Д'Артаньян: Сударь, вы очень спешите?
Дворянин: Очень. А в чем дело?
Д'Артаньян: Я тоже очень спешу, и хотел бы попросить вас об одной услуге.
Дворянин: Какой?
Д'Артаньян: Пропустить меня вперед.
Дворянин: Сожалею, но я не могу уступить вам очередь.
Д'Артаньян: Сожалею, но я вынужден пройти первым, хоть я и иду вторым.
Дворянин: По приказу короля!
Д'Артаньян: По собственному желанию!
Дворянин: Да вы, кажется, ищите ссоры?
Д'Артаньян: Вам это только кажется?
Дворянин: Что вам нужно?
Д'Артаньян: Приказ, который есть у вас и которого нет у меня!
Дворянин: Надеюсь, вы шутите?
Д'Артаньян: Я никогда не шучу в подобных случаях.
Дворянин: Пропустите меня! Я граф де Вард, и у меня приказ от кардинала. (пытается пройти, но гасконец, положив руку на эфес своей шпаги, ясно дает понять, что не пропустит его) Не рассчитывайте, что я вас пропущу. Мой храбрый юноша, я разобью вам голову. Любен, пистолеты!
Д'Артаньян: Планше, займись слугой, пока я разберусь с господином.

Планше, повалив Любена, поставил ему колено на грудь. Д'Артаньян, тем временем, выхватив шпагу, скрестил ее с противником. У дерущихся места было немного, благодаря лесной тропинке они оказались как бы на фехтовальной дорожке, и в течении пары минут гасконцу удалось трижды ранить своего противника, приговаривая при каждом ударе: "Это за Атоса! Это – за Портоса, а это – за Арамиса!" Дворянин упал, и д'Артаньян нагнулся над ним, чтобы взять приказ. Но раненный, не выпустивший шпаги из рук, нанес укол юноше, проговорив: " Это лично вам!" Д'Артаньян в бешенстве нанес ему последний удар, выкрикнув: "А это – за меня! Лично вам, на закуску!" Раненый потерял сознание, а гасконец вместе с Планше, связав Любена и оттащив его с хозяином в кусты, бегом бросились к дому начальника порта.
В доме начальника порта д'Артаньяна сразу провели к самому начальнику, которому он предъявил пропуск. Начальник, маленький, юркий человечек, внимательно рассмотрел бумагу, только что не обнюхал ее. Потом вернул приказ молодому человеку со вздохом удовлетворения.

Начальник: Ну что ж, бумага в полном порядке. Нам было приказано всячески содействовать тем, у кого она будет на руках. Вам никто не пытался помешать в дороге?
Д'Артаньян: Пытались! Некий господин д'Артаньян: молодой человек, красивый, изящный, богато одет и слуга у него по имени Любен.
Начальник: Мы непременно задержим его, если только он нам попадется на глаза. А вы, со своей стороны, не забудьте передать Его преосвященству мое глубочайшее уважение и преданность.
Д'Артаньян: Непременно передам!

Обойдя кружным путем рощу, Д'Артаньян и Планше вернулись в гавань, где их дожидалась шхуна. Едва были отданы швартовы и судно вышло в открытое море, раздался залп: порт закрыли.
На следующий день французы уже были в Лондоне. Д'Артаньян написал на бумажке имя Бэкингема, и показывая ее, они узнали, в какой стороне искать дворец герцога. Взяв двух почтовых лошадей, путешественники очень быстро добрались до дворца. Им повезло: они встретили Патрика, слугу Бэкингема, который говорил по-французски. Теперь уже втроем они отправились на поиски герцога, который был на охоте.
Берег ручья, заросший камышами, служил местом соколиной охоты для короля Карла 1 и герцога Бэкингема. Откуда-то сверху, из зарослей, густо покрывавший песчаный откос, раздался голос герцога, звавшего своего сокола. Патрик радостно встрепенулся, и сделал знак д'Артаньяну подождеть.

Патрик: Это герцог. Подождите здесь, я сообщу Его светлости, что к нему гонец из Франции. Как вас представить.
Д'Артаньян: Скажите господину герцогу, что его ждет человек, затеявший с ним ссору на мосту близ Самаритянки. Он поймет, кто его ждет.
Патрик: Странная рекомендация.
Д'Артаньян: Не сомневайтесь, она наилучшая из всех возможных.

Патрик вернулся через несколько минут, и не один, а в сопровождении герцога. При виде д'Артаньяна, Бэкингем сразу сообразил, что его привели в Англию чрезвычайные события.

Бэкингем: С королевой ничего не случилось?
Д'Артаньян: Ей грозит большая опасность, от которой ее может оградить ваша милость. Вот письмо.
Бэкингем: (читая письмо и бледнея на глазах) О небо! Что я узнаю! Патрик, предупреди короля, что я возвращаюсь в Лондон в виду чрезвычайных обстоятельств. (обращаясь к д'Артаньяну) Едем, сударь, едем, и поскорее!

Глава 21.

Городская ратуша, перед которой еще засветло начинается суета. Снуют посыльные, слуги, офицеры. Изнутри доносится визг пил и стук молотков – там сооружают специальный помост для приглашенных дам. Постепенно темнеет, близлежащие улицы и площадь ярко освещаются разноцветными фонарями.
Ровно в полночь раздаются приветственные крики – это показался король. Тот час, городские старшины в суконных мантиях, которым предшествуют шесть сержантов с факелами в руках, вышли на лестницу, чтобы приветствовать короля. Король – в парадном одеянии, его сопровождает вся знать. Он грустен и чем-то озабочен. Он проходит в приготовленную для него комнату, где на кресле разложен его маскарадный костюм.
В то же время появляется королева в сопровождении своих дам. Ее точно так же встречают старшины. Когда она проходит в зал, приподнимается портьера в небольшой ложе и виден кардинал, одетый испанским грандом. Он пристально всматривается в королеву и по его лицу пробегает улыбка удовлетворения – на королеве нет подвесок.
Королева стоит, обмениваясь словами со старшинами, когда к ней подходит король, за спиной которого маячит кардинал.

Король: (голосом, дрожащим от гнева) Позвольте вас спросить, сударыня, почему вы не надели алмазные подвески? Ведь вы же знали, что мне было бы приятно видеть их на вас.
Королева: Я боялась, как бы в этой толпе не случилось с ними чего-нибудь.
Король: Вы сделали ошибку. Я подарил их вам, чтобы вы их носили.
Королева: В таком случае, я велю немедленно послать за ними в Лувр.
Король: Пошлите, и поскорее: балет начинается через час.

Королева безмолвно склонилась в поклоне и удалилась в свою комнату, чтобы переодеться. Король проследовал к себе для того же.
Несколько минут царит некоторая нервозность: придворные видели, что что-то произошло между царственными супругами, но никто ничего не слышал: король и королева говорили очень тихо.
Наконец появляется король в охотничьем костюме, готовый к балету; в этот момент к нему подходит кардинал и протягивает ему крохотную шкатулку.

Король: Что это?
Кардинал: Если королева наденет подвески, сочтите их. Если окажется, что двух не хватает, спросите у нее, кто мог похитить у нее эти два.

Король не успевает спросить кардинала, что все это значит, потому что в зале, под вздох всеобщего восхищения, появляется королева. На ней фетровая шляпа с голубыми перьями, жемчужно-серый бархатный лиф с алмазными застежками и голубая атласная юбка, расшитая серебром. У левого плеча бант, сверкающий алмазными подвесками.
Начинается балет. ( тут ничего придумывать не надо: музыка, хореография, костюмы – все решено королем Луи 13 в действительности. Надо только обратиться к первоисточнику).
Пока идут танцы и перемены партнеров король и кардинал все пытаются сосчитать подвески, но у них ничего не получается. Наконец, балет закончился, и король бросается к жене.

Король: Благодарю, что вы были так внимательны к моим желаниям, но, мне кажется, что у вас недостает двух подвесков, и вот я вам возвращаю их. (протягивает ларчик с подвесками)
Королева: (радостно и удивленно) Еще два! Значит, у меня их будет четырнадцать!
Король: (знаком подозвав кардинала) И что все это значит, господин кардинал?
Кардинал: Это значит, Ваше величество, что я не решился самостоятельно преподнести мадам эти подвески, и прибег к вашей помощи.
Королева: (с понимающей улыбкой) Я тем более благодарна Вашему преосвященству, что эти два вам, наверное обошлись во столько же, сколько все двенадцать Его величеству. (и, поклонившись королю и кардиналу, королева удалилась в свою комнату, чтобы переодеться).

Камера, наконец-то, обращается к затерянному в толпе гостей гасконцу, который наблюдает эту сцену с понимающей улыбкой. Чья-то ручка ложится ему на плечо, и, обернувшись, он видит мадам Бонасье. Приказав ему жестом хранить молчание, она проводит молодого человека переходами и лестницами в маленькую переднюю, и, жестом же, приказав ему оставаться в ней, исчезает. Д'Артаньян терпеливо ждет, вслушиваясь в голоса из-за портьеры. Он ничего не видит, но из-за приоткрытой двери, прикрытой портьерой, льется на пол слабый свет. Внезапно край портьеры приподнимается, и юноша видит протянутую женскую ручку. Он падает на колено и припадает губами к этой руке. Почти сразу же рука исчезает, оставив в его ладони кольцо. Это – его награда.
Д'Артаньян надел перстень на палец и продолжил ждать уже в полнейшей темноте.
Наконец, дверь открылась, и вбежала мадам Бонасье.

Д'Артаньян: Вы! Наконец-то!
Констанс: (зажимая ему рот рукой) Молчите! Молчите, и уходите той же дорогой, которой вы пришли.
Д'Артаньян: Но когда и где я увижу вас?
Констанс: Вы узнаете это из той записки, что найдете у себя дома. ( и она выпроваживает юношу. Тот покорно следует ее приказанию: он влюблен по уши.)

Глава 23.

Неосвещенные улочки Парижа, по которым не спеша движутся два всадника. Это – д'Артаньян и Планше, вооруженные до зубов. Миновав набережные, они выехали через ворота Конферанс к дороге на Сен-Клу. Как только деревья обступили дорогу, Планше потихоньку стал сокращать расстояние между собой и хозяином, и вскоре они поехали рядом, беседуя.

Планше: Не находите ли вы, сударь, что леса похожи на церкви?
Д'Артаньян: Чем же, извольте сказать, господин Планше?
Планше: И тут и там не смеешь говорить громко.
Д'Артаньян: Почему? Потому что боишься?
Планше: Да, боюсь, что нас услышат.
Д'Артаньян: А мы что, говорим что-то безнравственное?
Планше: Я все о том же, господин. Вы не заметили, что в бровях у Бонасье есть нечто хитрое, и что он так противно шевелит губами!
Д'Артаньян: Ну, и какого дьявола ты сейчас вспомнил о нем? Ты трусишь?
Планше: Человек вспоминает о том, о чем может, а не о том, о чем хочет. Я осторожен. Не нагнуть ли вам голову, хозяин: там не дуло ли мушкета блестит в кустах?
Д'Артаньян: (бормочет) В самом деле… ( и он пускает лошадь рысью).

Вдали маячит несколько строений: кабачки, куда и направляется Планше, в расчете подождать там утра. Д'Артаньян останавливает его и дает ему полпистоля.

Д'Артаньян: Вот тебе полпистоля. До завтра. (он спешивается, отдает поводья Планше, и, закутавшись в плащ, быстро удаляется.)

Планше: Господи, до чего же мне холодно! (и он, не менее поспешно, исчезает за дверью одного из кабачков).

Д'Артаньян, явившись на место свидания, оказавшееся очень глухим местом, стал ждать в полной тишине. Наконец, удары колокола возвестили десять часов. Д'Артаньян ждал, устремив взор на маленький павильон, все окна которого были закрыты ставнями, и только на втором этаже светилось мягким светом одно окно. Еще один удар колокола – прошло полчаса. Гасконец вошел в полосу света и перечитал письмо. Никого. Он продолжил ждать. Потом три раза хлопнул в ладоши. Молчание. Тогда он подошел к дереву, росшему рядом с павильоном и ловко взобрался на него. С высоты ветки, на которую он перебрался, он увидел разгром за освещенным окном: сброшенный и раздавленный ужин на полу, опрокинутый графин и разлившееся по скатерти вино, выломанная дверь: картина борьбы, окончившейся не в пользу устроившего ужин, потому что комната была пуста.
Тогда д'Артаньян соскочил на землю и стал рассматривать то, что ему удалось увидеть: разрытую колесами и копытами землю, следы множества сапог и тут же заметил валявшуюся на земле дамскую перчатку, разорванную и перепачканную землей. Молодой человек выпрямился, утирая холодный пот, выступивший на лбу. Тогда он вернулся по той же дороге к парому и стал расспрашивать паромщика.

Д'Артаньян: Вы не перевозили сегодня молодую женщину?
Паромщик: Ну, сударь, многие женщины приезжают в Сен-Клу в одиночестве, и ни одна не хочет быть узнанной. (смотрит в руки д'Артаньяна)
Д'Артаньян: (давая ему какую-то мелочь) Это освежит тебе память?
Паромщик: Благодарю, господин. Да, около семи вечера я перевез сюда молодую даму. Она куталась в мантилью и не желала быть узнанной. Именно поэтому я и запомнил ее. Молодая и красивая дама.
Д'Артаньян: А не было ли на ней таких перчаток? (показывает подобранную перчатку)
Паромщик: Очень похожа, очень.

Д'Артаньян опять вернулся к павильону, и вдруг заметил в тени ее лачугу, окруженную плетнем. Молодой человек перепрыгнул заборчик, и найдя дверь, постучал. Никакого результата. Д'Артаньян постучал сильнее, потом заколотил что есть сил. Не помогло. Тогда он начал просить, молить открыть дверь, и, наконец, на пороге появился старик, который увидев перед собой вооруженного человека, попытался захлопнуть дверь, но гасконец поставил ногу между дверью и дверным косяком и у старика не осталось выхода. Тогда д'Артаньян начал расспросы и здесь.

Д'Артаньян: Умоляю вас, скажите, не видали ли вы около восьми-девяти часов вечера, как в павильоне похищают молодую женщину.
Старик: (качая головой) Увы!
Д'Артаньян: Ради бога, объясните, что все это значит?
Старик: Не спрашивайте меня, или мне не миновать беды.
Д'Артаньян: Так что вы видели? Не бойтесь, я дворянин, и я ничего никому не расскажу.
Старик: Около девяти я услышал шум. Выглянув за дверь, я увидел трех мужчин, верховых лошадей и карету. Меня заметили и затребовали у меня садовую лестницу. Дали мне экю за молчание, и велели идти в дом. Но я спрятался и увидел, как по приставленной лестнице поднялся низенький седой мужчина, заглянул в окно, кивнул головой, и, спустившись вниз, сказал: "Да, это она!"
Господин, давший мне экю, отпер павильон своим ключом и зашел в него. Тут же послышался шум борьбы, крики, потом какая-то женщина распахнула окно, словно хотела выпрыгнуть. Увидела мужчин внизу – и отпрянула назад. Мужчины залезли в комнату, слышен был треск мебели, а потом двое мужчин спустились по лестнице, неся женщину на руках. Ее усадили в карету, старик влез за ней, тот, что вошел в павильон, запер его, выйдя наружу, все вскочили в седла – и были таковы! Господин, да не убили они вашу милую, не сокрушайтесь так.
Д'Артаньян: А кто был этот человек, что руководил всей операцией? Были у него какие-то приметы?
Старик: Высокий, худой, смуглый, черные глаза и усы: по внешности – дворянин.
Д'Артаньян: Он, опять он! А другой?
Старик: О, это не знатный человек, ручаюсь вам! При нем не было шпаги, и обращались с ним, как с лакеем. Не выдавайте меня, господин!
Д'Артаньян: Я вам уже дал слово дворянина.

Не надеясь найти Планше в этой темноте, д'Артаньян устроился на ночь в каком-то кабачке, и прикорнул, сидя за столом с кувшином вина. С рассветом он вышел наружу, и первое, что он увидел в предрассветном тумане, был Планше с двумя лошадьми на поводу

Глава 25.

Средневековые домишки Кревкера лучше всего иллюстрируют, как замерло время в провинции. Цокот копыт на довольно чистой мостовой звонко отдается от стен домов. Появление пяти лошадей и двух всадников не вызывает никакого любопытства у окружающих: сонное спокойствие царит на улицах городка. Такое же полусонное-полузадумчивое выражение и на лице д'Артаньяна, пока перед ним не возникает кабачок, в котором друзья оставили раненного Арамиса. На пороге, заслышав шум у своего заведения, появляется сама хозяйка: добродушная, полная, чисто и не без кокетства одетая женщина, чье лицо привлекает своей открытостью, и с которой нет смысла лицемерить и разыгрывать неведение. Д'Артаньян и не пытается: он прямо задает мучивший его вопрос.

Д'Артаньян: Милая хозяюшка, не подскажите, где теперь может находиться один из моих приятелей, которого нам пришлось оставить здесь дней десять назад?
Хозяйка: Красивый молодой человек лет двадцати трех, тихий, любезный, статный?
Д'Артаньян: И, кроме того, раненный в плечо.
Хозяйка: Так он, сударь, все еще здесь!
Д'Артаньян: (спешиваясь и бросая поводья Планше) Вы воскрешаете меня, хозяюшка! Мне не терпится поскорее его увидеть.
Хозяюшка: (возведя очи к небесам) Сомневаюсь, что он вас сможет принять в настоящую минуту.
Д'Артаньян: Почему? У него женщина?
Хозяйка: Господь с вами! Бедный юноша! У него сейчас совсем не женщина, а священник из Мондидье и настоятель Амьенского монастыря иезуитов.
Д'Артаньян: Боже праведный! Разве бедняге стало хуже?
Хозяйка: Слава богу, нет! Но за время болезни на него снизошла благодать, и он решил принять духовный сан.
Д'Артаньян: (себе под нос) Ах, да, он же не раз говорил, что в мушкетерах он временно. (громко) Так где он помещается?
Хозяйка: Поднимитесь по лестнице, во дворе направо, третий этаж, комната номер пять.

Д'Артаньян не без труда нашел данную комнату, но проникнуть в нее оказалось нереально: на страже стоял Базен. При виде гасконца, на лице Базена явно отпечатался страх, что приятель уведет Арамиса из предназначенного тому рая. Он загородил собой дверь, и при попытке д'Артаньяна добраться до дверной ручки, бросился наперерез юноше. Некоторое время они топчутся около этой двери: д"Артаньян делает шаг к ней, но перед ним оказывается кругленькое тело Базена. Тот лопочет, что к его господину нельзя, что беседа закончится не раньше вечера, и посторонние не должны присутствовать при высокоученой беседе, но д'Артаньяну наскучило это занятие и он, отстранив Базена, решительно взялся за дверь.
Д'Артаньян входит в комнату. Продолговатый стол, заваленный свитками, фолиантами, перьями и прочими принадлежностями для письма. Арамис, в широком черном одеянии, в шапочке, наподобие скуфейки, восседает во главе стола. По правую руку от него – длинная и сухая фигура настоятеля-иезуита, по левую – священник из Мондидье: заплывший от жира, с едва видными глазками, носом пуговкой. (похож на актера Леонова в старости). Комната едва освещена, так как занавески на окнах приспущены. Никаких предметов, типа плащей, шляп с перьями и оружия нет и в помине. В темном углу висит нечто, похожее на плеть.

Арамис: (с нездешним видом, без малейшего удивления) Добрый день, любезный д'Артаньян. Я очень рад вас видеть.
Д'Артаньян: И я тоже рад, хотя и не уверен, что передо мной – Арамис.
Арамис: Он самый, не сомневайтесь! Но откуда такие сомнения?
Д'Артаньян: Увидев вас в обществе этих господ, я подумал, что вы тяжело больны, а эта комната уж слишком напоминает жилье духовного лица. Уж не мешаю ли я вашей исповеди, дорогой друг?
Арамис: (покраснев) Вы мне нисколько не мешаете, я рад вас видеть здоровым и невредимым. (обращаясь к духовным особам, с умилением) Мой друг недавно избежал великой опасности.
Оба духовных лица: (в один голос, дружно кланяясь д'Артаньяну.) Возблагодарите господа, сударь!
Д'Артаньян: (возвращая им поклон) Я не преминул это сделать.
Арамис: Вы приехали очень вовремя, друг мой. Если вы примете участие в нашем споре, то поможете нам своими познаниями. Мы разбираем некоторые богословские вопросы, и я был бы счастлив узнать ваше мнение.
Д'Артаньян: (про себя) Не решил ли он рассчитаться со мной за святого Августина? (громко) Мнение военного человека не имеет никакого веса. Поверьте, что вы можете положиться на мнение этих господ.
Арамис: Напротив, ваше мнение будет для нас драгоценно. Дело вот в чем: господин настоятель полагает, что моя диссертация должна быть преимущественно догматической и дидактической.
Д'Артаньян: Какая диссертация? Вы что, пишите диссертацию?
Иезуит: (важно) Разумеется. Рукоположение невозможно без диссертации.
Д'Артаньян: Рукоположению?! (он, так и не поверивший в то, что говорили ему трактирщица и Базен, обводит всех присутствующих взглядом.) Рукоположению?

Арамис, сидя в кресле, любуется своей поднятой рукой, иезуит вытянулся во весь свой немалый рост, словно проглотил аршин, Базен, из полуприкрытой двери, крестит хозяина, на которого уставился обалдевший гасконец, а кюре из Мондидье торопливо листает какой-то фолиант.

Арамис: (принимая изящную позу, как на приеме у знатной дамы) Итак, господин настоятель предложил мне прекрасную тему "Utraque manus in benedicendo clericis inferioribus necessaria est", что означает "Священнослужителям низшего сана необходимы для благословения обе руки".
Священнослужители: (хором) Великолепная тема!
Арамис: Тема великолепная, но требующая углубленного изучения отцов церкви и священного писания. А я, между тем, вынужден признать, что служба и ночные дежурства заставили меня подзапустить занятия. Поэтому мне будет легче, facilius natans (легче плавающему) взять тему по моему выбору.

Кюре из Мондидье и Д'Артаньян, пряча взгляды, начинают скучать. Д'Артаньян зевает во весь рот, священник бесцельно листает свой фолиант, время от времени клюя носом.

Иезуит: Подумайте, какое вступление!
Кюре: (как попугай, подымая голову от книги) Exsodium!
Иезуит: Quemadmodum inter coelorum immensitatem.) Подобно тому, как в необъятности небес)
Арамис: (бросив взгляд на друга) давайте говорить по-французски, отец мой. Господин д'Артаньян сумеет лучше оценить нашу беседу.
Д'Артаньян: Я устал с дороги, и вся эта латынь ускользает от моего понимания.

Дальше то, что видит ошалевший от всего юноша, похоже на сон, когда фигуры движутся, жестикулируют, нависают друг над другом, расплываясь, искажаясь, как в бредовом видении. Сквозь странный гул до д'Артаньяна доносятся голоса иезуита и Арамиса, кюре же благоразумно помалкивает.

Арамис: Моисей – всего лишь служитель бога. Он благословляет двумя руками. В Евангелии сказано: "возложите руки", а не "руку".
Иезуит: А святому Петру было сказано: "прострите персты". Святой Петр и папы благословляют перстами! Тремя: во имя отца, сына и святого духа!

Все перекрестились.

Иезуит: (продолжает развивать тему, но до гасконца долетают только отдельные слова: "божественные способности, ангелы и архангелы, кропила." В заключении звучит латынь "Argumentum omni denudatum ornamento" (Доказательство, лишенное украшения). При этих словах иезуит хлопает ладонью по фолианту, подняв тучу пыли. Арамис морщится, кюре чихает и начинает громко сморкаться в большой платок.

Иезуит: Я бы сделал из этой темы два таких тома.
Арамис: Разумеется! Но для меня она непосильна. Я выбрал другой текст. "некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву господу.
Иезуит: (в ужасе) Остановитесь, этот текст граничит с ересью! Берегитесь, мой юный друг, вы близки к лжеучению!
Кюре: (скорбно качая головой) Вы погубите себя.
Иезуит: Вы затронули тот самый вопрос о свободе воли, который является дьявольским соблазном! Вы вплотную подошли к ереси! Сожалеть о мире, значит сожалеть о дьяволе.
Арамис: Однако, преподобный отец…
Иезуит: Desideras diabolum, (сожалеешь о дьяволе), несчастный!
Кюре: Он сожалеет о дьяволе! О, мой юный друг, умоляю вас, не сожалейте о дьяволе.
Арамис: Однако, я же не говорю, что сожалею. Это не соответствует духу истинной веры.

Священнослужители дружно воздели руки к небу.

Арамис: Но, согласитесь по крайней мере, что не подобает приносить в жертву господу то, чем вы окончательно пресытились. Скажите, д'Артаньян, разве я не прав?
Д'Артаньян: Разумеется, правы, черт побери!

Кюре и иезуит подскакивают на месте.

Арамис: Вот моя отправная точка: мир не лишен прелести; но я покидаю мир – следовательно, приношу жертву; в писании же положительно сказано: "Принесите жертву господу". И потом, (пощипывая мочку уха) я написал на эту тему рондо, показал его господину Вуатюру, и он похвалил меня.
Иезуит: (с презрением) Рондо!
Д'Артаньян: (с восторгом) Почитайте, почитайте нам его! Это нас развлечет.
Арамис: Это богословие в стихах. Вот оно:

Ты, что скорбишь, оплакивая грезы,
И что влачишь безрадостный удел,
Твоей тоске положится предел,
Когда творцу свои отдашь ты слезы,
Ты, что скорбишь.

Иезуит: Мир еще громко говорит в вас.
Арамис: Я отвечаю за себя, мое решение непоколебимо.
Иезуит: Да, нива засеяна, и нам нечего опасаться, что часть семян упала на камень или рассеялась по дороге.
Д'Артаньян: (про себя) Поскорей бы чума забрала тебя вместе с твоей латынью.
Кюре: До свидания!
Иезуит: До завтра, отважный юноша! Вы обещаете стать одним из светочей церкви. Да не допустит небо, чтобы этот светоч обратился в пожирающее пламя.

Парочка встает, Базен, прослушавший весь спор, стоя у двери, не без душевного трепета берет их требник и молитвенник, и идет вперед, почтительно пролагая им путь.
Арамис и д'Артаньян молчат, глядя друг на друга, молчание затягивается, и Арамис начинает первым.

Арамис: Как видите, я вернулся к своим заветным мыслям.
Д'Артаньян: Мда, благодать оказала на вас свое действие.
Арамис: Но вы же знаете, что намерение удалиться от мира возникло у меня давно.
Д'Артаньян: Вы говорили об этом, но я подумал, что это шутка.
Арамис: Такими вещами не шутят, д'Артаньян.
Д"Артаньян: Черт возьми, но со смертью мы же шутим!
Арамис: И напрасно, потому что смерть – это врата, ведущие к погибели, или к спасению.
Д'Артаньян: (поднимая руки в знак того, что он сдается) Согласен. Согласен, но, бога ради, не будем вести богословские споры, Арамис. Я думаю, вы получили достаточно на сегодня, а я латыни не помню, И потом – я голоден.
Арамис: Мы сейчас будем обедать, только сегодня пятница, а в такие дни я даже не смею глядеть на мясо. Если вас устроит мой обед, то он будет состоять из тетрагонов и плодов.
Д'Артаньян: (с опаской) А что вы подразумеваете под тетрагонами?
Арамис: Шпинат. Но для вас я добавлю яйца: это существенное нарушение, потому что яйца порождают цыплят, а это уже – мясо.
Д'Артаньян: Не могу назвать такой обед пиршеством, но ради вас я пойду на это!
Арамис: Эта жертва будет полезна если не вашему телу, то – душе.
Д'Артаньян: Итак, вы решительно принимаете духовный сан? А что скажут наши друзья, что скажет господин де Тревиль? Вас сочтут дезертиром, учтите!
Арамис: Я возвращаюсь к своему предназначению, потому что именно по отношению к церкви я и совершил дезертирство. Я совершил над собой насилие, когда надел плащ мушкетера. Вам ничего не известно об этом?
Д'Артаньян: Абсолютно ничего не известно.
Арамис: Так вам не известно, почему я бросил семинарию? (гасконец мотает головой). Ну, так я исповедуюсь перед вами.
Д'Артаньян: А я заранее отпускаю вам все грехи.
Голос Арамиса: Я воспитывался в семинарии с девяти лет. Через три дня мне должно было исполниться двадцать, и я стал бы аббатом. И вот, однажды вечером…

Богатый дом, где ожидают гостей. Камера задерживается на будуаре хозяйки, скользя по богатым гобеленам, обивкам и мебели. У окна, завешенного тяжелыми бархатными портьерами, стоит удобное кресло. В нем расположилась прелестная дама, кокетливо причесанная, но еще в пеньюаре. У ее ног, на подушках, уселся молоденький юноша в сутане. Дама так внимательно слушает его, так низко, чтобы не упустить не слова, склонилась к нему, что ее голова практически лежит у него на плече. Оба так увлеклись чтением стихотворного перевода, что не услышали, как некий офицер, на правах старого друга, прорвался на территорию будуара.
При его появлении юноша поднялся, и, изящно откланявшись, вышел. Офицер последовал за ним, и остановил, положив ему руку на плечо.
Офицер: Господин аббат, вам нравится, когда вас бьют палкой?
Аббат: Не могу ответить на ваш вопрос, так как до сих пор никто не смел бить меня.
Офицер: Так вот, если вы еще раз придете в этот дом, я посмею сделать это. (и, видя, что его слова напугали юношу, расхохотался и вернулся в дом.)

Арамис: Знаете, я испугался. Но оскорбление было ужасно и, вернувшись в семинарию, я понял, что не успокоюсь, пока не отомщу за него. Я объявил святым отцам, что чувствую себя недостаточно подготовленным к принятию сана, и обряд рукоположения отложили на год. А я отправился к лучшему учителю фехтования, и стал брать у него уроки ежедневно в течении года. В годовщину нанесенного мне оскорбления, я оделся, как надлежит дворянину, и отправился на бал в один дом, где должен был быть и мой офицер. Он с трудом признал меня в новом облике, но прогуляться со мной не отказался. Я привел его на улицу Пайен, на то самое место, где он оскорбил меня год назад. Была прекрасная лунная ночь. Мы обнажили шпаги, и при первом же выпаде я убил его.
Д'Артаньян: Черт возьми!
Арамис: Так как кавалер не вернулся к своим дамам, все поняли, что это дело моих рук. История наделала много шуму. Пришлось на время отказаться от сутаны. Атос и Портос, с которыми я познакомился в ту пору, уговорили меня обратиться с просьбой о мушкетерском плаще. Король очень любил моего отца, убитого при осаде Арраса, и плащ был мне пожалован. Сейчас для меня наступило время вернуться в лоно церкви.
Д'Артаньян: Но почему именно сейчас?
Арамис: Эта рана для меня предостережение свыше.
Д'Артаньян: Вздор! Она уже зажила. Не от нее вы страдаете! У вас сердечная рана, и нанесла вам ее женщина.
Арамис: Полноте! Чтобы я стал страдать из-за какой-то гризетки, за которой волочился в полку.
Д'Артаньян: Гризетки? Простите, мой милый, но мне казалось, что метили вы выше!
Арамис: (с болью) А кто я такой, чтоб метить высоко? Нищий мушкетер, ненавидящий зависимость и чувствующий, что в свете он не на своем месте.
Д'Артаньян: Арамис, Арамис…
Арамис: (мрачно) Прах есмь и возвращаюсь в прах! Скрывайте свои раны, милый друг, если они у вас есть. Любопытные пьют наши слезы, как мухи пьют кровь раненой лани.
Д'Артаньян: (со вздохом) Вы рассказываете мне мою собственную историю. У меня только похитили любимую женщину, и мне не известно, где ее держат.
Арамис: Но, по крайней мере, у вас есть утешение, что она верна вам… тогда как…
Д'Артаньян: Тогда как?
Арамис: Нет, ничего.
Д'Артаньян: Так вы окончательно и бесповоротно отказываетесь от мира?
Арамис: Навсегда. Мир – это склеп.
Д'Артаньян: (с улыбкой) как это все грустно.
Арамис: Мое призвание влечет меня. Но пока я на земле давайте поговорим о вас, о наших друзьях.
Д'Артаньян: Нет уж, лучше о вас самих. Любовь вызывает у вас презрение, друзья – призраки, мир – склеп. Тогда и письмо от какой-то гризетки нужно просто сжечь: наверняка, там говорится о ее измене.
Арамис: (подаваясь вперед) Какое письмо?
Д'Артаньян: Письмо пришло к вам в ваше отсутствие, и я прихватил его с собой. Гризетка написала его на надушенной бумаге и запечатала печатью с герцогской короной. (делает вид, что ищет письмо) Ай, кажется я потерял его!
Арамис: Ты убиваешь меня!
Д'Артаньян: Наконец-то! Вот оно!

Арамис, схватив письмо, читает его, вид у него сияющий и счастливый. В полном исступлении он мечется по комнате.

Арамис: Ей пришлось вернуться в Тур. Она по-прежнему меня любит! Я задыхаюсь от счастья, друг мой, дай мне обнять тебя.

Друзья пускаются в дикий танец по страницам рукописи, спланировавшей на пол. В эту минуту вошел Базен, и увидев этот танец, уронил яичницу в шпинат, а шпинат на пол.

Арамис: (швыряя ему в лицо свою скуфейку) Беги несчастный! Унеси эти отвратительные овощи и гнусную яичницу! Спроси шпигованного зайца, жирного каплуна, жаркое из баранины с чесноком и четыре бутылки старого бургундского.
Д'Артаньян: Вот подходящая минута, чтобы посвятить вашу жизнь царю царей! Как там у вас? Некоторое сожаление…
Арамис: Убирайтесь к черту с вашей латынью! Давайте пить, давайте пить много, и расскажите мне, что делается в мире!

Глава 27.

Крик петуха, мычание коровы, скрип колодезной цепи – все эти звуки начинающегося дня пробудили д'Артаньяна. Какое-то время он сидел на кровати, уткнувшись в колени и пытался понять, не приснился ли ему вчерашний страшный рассказ. Наконец, проведя рукой по лицу, он покачал головой и пробормотал: "Но я помню каждое слово в этой исповеди. Надо спросить у самого Атоса".
Атос уже полностью пришел в себя, и стал самым непроницаемым и самым проницательным в мире человеком: гладко выбритый и безукоризненно одетый, он ничем не напоминал вчерашнего Атоса. Только синяки под глазами, да некоторая отечность лица говорили о двух неделях беспробудного пьянства. Увидев д'Артаньяна, стоящего во дворе и оглядывающегося с видом человека, разыскивающего кого-то, он подошел к товарищу и обменялся с ним крепким рукопожатием.

Атос: Я был вчера сильно пьян, дорогой друг. Я обнаружил симптомы опьянения сегодня утром. Готов биться об заклад, что я наговорил вам тысячу невероятных вещей.
Д'Артаньян: Насколько я помню, вы не говорили ничего особенного.
Атос: Вот как? Странно. А мне казалось, что я вам рассказал одну печальную историю. (и он пристально взглянул на молодого человека).
Д'Артаньян: Я, наверное, был пьян еще сильнее вас: я ничего не помню.
Атос: (непринужденно) Вы, наверное, заметили, что каждый бывает пьян по-своему. Я, когда выпью, делаюсь печален и обожаю рассказывать страшные истории, которые когда-то вбила мне в голову моя кормилица. Это мой серьезный недостаток., и, при знаюсь – серьезный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
Д'Артаньян: В самом деле, я вспоминаю, как сквозь сон, что вы что-то говорили о повешенных.
Атос: (бледнея, но силясь улыбнуться помертвевшими губами) Так я и знал! Повешенные – это мой постоянный кошмар.
Д'Артаньян: Погодите, теперь и я припоминаю… да, речь шла о женщине.
Атос: (бледность его пугает) Так и есть. Это моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я ее рассказываю, значит, я мертвецки пьян.
Д'Артаньян: Верно: высокая красивая блондинка, голубоглазая…
Атос: (поддакивает) Да, и притом повешенная…
Д'Артаньян: …своим мужем, знатным господином из числа ваших знакомых.
Атос: Вот прискорбный результат моего пьянства, милый друг: набросил тень на человека, сам не зная, что говорю. (пожимает плечами, сожалея о самом себе). Все, решено! Больше я не буду так напиваться: это слишком скверная привычка. (не делая паузы, резко меняет тему разговора) Кстати, благодарю вас за лошадь, которую вы мне привели.
Д'Артаньян: Понравилась она вам?
Атос: Да, но она не слишком вынослива.
Д'Артаньян: Ошибаетесь. Я проделал на ней шесть лье меньше чем за полтора часа, а выглядела она так, словно обскакала вокруг площади Сен-Сюльпис.
Атос: Тогда я буду раскаиваться, что сбыл ее с рук.
Д'Артаньян: Каким образом?
Атос: Я проснулся сегодня в шесть утра и понял, что вчера мы слегка перебрали. Вы спали, как убитый, а я не знал, чем себя занять, потому что не пришел в себя после вчерашнего. И тут я увидел одного из наших англичан, который торговал лошадь у барышника: его лошадь вчера пала. И тут меня осенило: почему бы не сделать мою лошадь ставкой в игре в кости? Тем более, что англичанин согласился с восторгом. Сказано – сделано, и я проиграл лошадь. Зато потом я отыграл седло. (увидев недовольную мину д'Артаньяна Атос расстроился) Это вас огорчает?
Д'Артаньян: Откровенно говоря - да! Нас по этим лошадям должны были узнать в день сражения. Это был подарок, знак внимания. Напрасно вы это сделали, Атос!
Атос: (легкомысленно) Полно! И поставьте себя на мое место: я смертельно скучал. Потом, говоря честно, я не люблю английских лошадей. А узнать нас могут и по седлу: лошадь – существо смертное. Но вы хмуритесь, мой друг, и я чувствую, что очень виноват перед вами: вы дорожили этим животным. Но я еще не закончил своего рассказа. (берет товарища под руку и прогуливается с ним по двору, потихоньку подталкивая его к входу в трактир)
Д'Артаньян: (хмуро) Что еще вы проделали?
Атос: Проиграв свою лошадь: девять против десяти, я подумал, что у вас тоже имеется скакун не хуже моего.
Д'Артаньян: И?..
Атос: Я проиграл ее.
Д'Артаньян: Мою лошадь?
Атос: Семь против восьми. Из-за одного очка! Знаете пословицу?
Д'Артаньян: Вы сошли с ума, Атос, честное слово!
Атос: Надо было сказать мне это вчера, когда я вам рассказывал свои дурацкие истории. Я проиграл лошадь вместе с упряжью.
Д'Артаньян: Это ужасно!
Атос: Погодите! Я стал бы прекрасным игроком, если бы не зарывался. Как и тогда, когда пью. И вот…
Д'Артаньян:(останавливается и выдергивает свою руку у Атоса) Да на что же вы могли играть? У вас больше ничего не оставалось?
Атос: А вот и не так. А ваш алмаз, дружище? Вы носите звезду с неба, и думаете, что ее никто не замечает? У меня были свои алмазы… когда-то,.. и я знаю в них толк. Так вот, я оценил ваш – в тысячу пистолей.
Д'Артаньян: Надеюсь, вы о нем ни словом не упомянули?
Атос: Этот алмаз – наша последняя надежда, поймите! На него я мог отыграть нашу упряжь, лошадей, деньги на дорогу. Англичанин тоже заметил ваше кольцо, так что…
Д'Артаньян: Атос, я трепещу! Кончайте! Клянусь, ваше хладнокровие убийственно!
Атос: Короче, мы разделили ваше кольцо на десять ставок, по сто пистолей каждая.
Д'Артаньян: (забыв обо всем от гнева) Ах, вот как! Вам угодно шутить и испытывать меня?
Атос: ([/b](пожимая плечами, но внимательно следя за д'Артаньяном) Но я не шучу, черт возьми! Хотел бы я посмотреть, что бы вы сделали на моем месте! Я две недели не видел человеческого лица и совсем одичал, беседуя с бутылками.(открывает дверь трактира и вталкивает туда молодого человека. Машинально тот идет к свободному столу и садится).
Д'Артаньян: (сжимая кулаки, и видя перед собой только сцену, где ему придется отдать свой перстень англичанину) Это еще не причина, чтобы играть на мой алмаз!
Атос: Выслушайте же конец! Десять ставок по сто пистолей каждая, без права на отыгрыш! На тринадцатом ходу я проиграл все! Число тринадцать всегда было для меня всегда роковым. Как раз тринадцатого июля…
Д'Артаньян: (вставая из-за стола. В гневе он уже не помнил вчерашней истории и не заметил, как по лицу Атоса скользнула мимолетная улыбка удовлетворения, как у человека, добившегося желаемого результата) К черту!
Атос: Терпение! Англичанин, как сообщил мне Гримо, пытался переманить его к себе на службу. И вот я играю с ним на Гримо! На самого Гримо, разделенного на десять ставок.
Д'Артаньян: (ошалело уставившись на Атоса, разражается смехом) Вот это ловко!
Атос: На Гримо, самого Гримо, слышите? И вот благодаря десяти ставкам Гримо, который и весь-то не стоит одного дукатона, я отыграл алмаз. Конечно, вы понимаете, что чувствуя себя в ударе, я тут же снова начал играть на алмаз.
Д'Артаньян: (сразу потухнув) Вот как…
Атос: Я отыграл ваше седло, потом вашу лошадь, потом свою лошадь, потом опять проиграл. Короче говоря, я снова поймал ваше седло, потом свое. Это был великолепный ход, и я на нем остановился.
Д'Артаньян: (еще не веря, что все обошлось, робко) Так алмаз остается в моем распоряжении?
Атос: В полном вашем распоряжении, как и седла наших Буцефалов.
Д'Артаньян: Да на что нам седла без лошадей!
Атос: (задумчиво почесывая бровь) У меня есть на этот счет одна идея.
Д'Артаньян: Атос, вы пугаете меня!
Атос: Вы, кажется, давно не играли.
Д'Артаньян: Не имею ни малейшей охоты.
Атос: Не зарекайтесь. Вам должно везти, раз вы давно не играли.
Д'Артаньян: Предположим! Что дальше?
Атос: Англичане еще здесь. Я заметил, что они сожалеют о седлах. А вам дорога ваша лошадь. Так поставьте седло против лошади.
Д'Артаньян: (с сомнением) Но он не станет играть на одно седло.
Атос: (с нетерпеливым жестом) Так поставьте оба, черт побери! Я не такой себялюбец, как вы.
Д'Артаньян: (все еще сомневаясь) Вы бы пошли на это?
Атос:(сложив молитвенно руки) Ну, один-единственный ход!
Д'Артаньян: Мне важно сохранить хотя бы седла.
Атос: Так поставьте алмаз!
Д'Артаньян: Подарок королевы! Бог с вами!
Атос: Ну, не на Планше же ставить? Второй раз англичанин на такое на пойдет!
Д'Артаньян: Знаете что, любезный друг? Я решительно предпочитаю ничем не рисковать.
Атос: (холодно, и как-то потухнув внутренне) Жаль. Англичанин набит пистолями. О господи, да решитесь же на один ход! Это же минутное дело.
Д'Артаньян: А если я проиграю?
Атос: Отдадите седла.
Д'Артаньян: А, чем черт не шутит! Один ход!

Атос вернулся вместе с англичанином. Они о чем-то договаривались на ходу, но д'Артаньян не стал вслушиваться. Зайдя в зал, троица села играть. Д'Артаньян дрожащей рукой бросил кости – три очка.

Атос: (в полголоса) Неважный ход, приятель… (к англичанину) Вы, сударь, получите лошадей с полной сбруей.

Англичанин, уверенный в победе, не глядя, бросил кости. Камера крупным планом показывает два очка.

Атос: (спокойным голосом) Вот так штука! Какой необыкновенный ход! Такой я видел всего четыре раза в жизни: два очка!

Англичанин оборачивается и застывает от изумления; д'Артаньян замирает от радости.

Атос: (продолжает) Да, всего четыре раза: один раз у господина де Креки, другой раз – у меня, в моем замке в…словом, когда у меня был замок, третий раз – у господина де Тревиля, и четвертый раз в кабачке, когда я сам проиграл тогда сто луидоров и ужин.
Англичанин: Итак, вы берете, сударь, свою лошадь обратно? Отыграться я не смогу?
Д'Артаньян: Мы условились не отыгрываться, припоминаете?
Англичанин: (со вздохом) Это правда. Лошадь я передам вашему слуге.
Атос: Одну минутку. С вашего разрешения, могу я сказать пару слов своему приятелю?
Англичанин: Разумеется.

Они отходят в сторону.

Д'Артаньян: Ну, искуситель, чего еще ты хочешь? Чтобы я продолжал играть?
Атос: Нет, я хочу, чтобы вы подумали, стоит ли брать лошадь, когда надежнее будут деньги. Лошадь надо кормить, тогда как тысячу пистолей будут кормить вас. Я уже не говорю о том, что вам понадобятся деньги для розыска вашей возлюбленной. (при последних словах д'Артаньян задумывается) Пусть вас не волнует, что вас не узнают: седла достаточно приметны, а лошади, в конце концов, смертны. Не говоря о том, что хорош у нас будет вид, если вы поедете на вашем скакуне, а я рядом - на лошади Гримо.
Д'Артаньян: Вы убедили меня, черт возьми. Так мы поедем на лошадях наших лакеев? Хорош же у нас будет вид рядом с Портосом и Арамисом!

Атос вдруг расхохотался и д'Артаньян с изумлением уставился на него: он не часто слышал смех друга.
Какое-то время процессия, состоящая из Атоса и д'Артаньяна верхом на лошадях лакеев и лакеев, идущих пешком с седлами от английских скакунов на головах, шествовала по дороге на Кревкер, но вскоре молодые люди не выдержали такого темпа, и пустив лошадей вскачь, объявились у трактира, в окошке которого они увидели Арамиса. Грустный будущий аббат восседал на подоконнике, с тоской созерцая пыльный столб на дороге.

Атос и д'Артаньян: Эй Арамис! Какого черта вы тут торчите?
Арамис: Ах, это вы, друзья… Я размышлял о том, как преходящи блага этого мира. И моя английская лошадь, которая только что исчезла в облаке пыли, явилась для меня прообразом недолговечности всего земного.
Д'Артаньян: (подозрительно) Другими словами?
Арамис: Меня одурачили. Шестьдесят луидоров за лошадь, которая может рысью проделать пять лье за час!

Ответом ему послужил гомерический хохот.

Арамис: Не сердитесь на меня, милый друг. Нужда не знает закона. Я ведь пострадал больше всех, потому что барышник украл у меня не меньше пятидесяти луидоров. Вот вы – бережливые хозяева: едете на лошадях лакеев, а своих скакунов приказали вести в поводу, небольшими переходами.

В эту минуту останавливается неподалеку какой-то фургон с совершенно пьяным возчиком, и из него вылезли Планше и Гримо, с седлами на голове. Они тоже не отличаются особой трезвостью.

Арамис: Как так? Одни седла?
Атос: Теперь понимаете?
Арамис: Я тоже сохранил седло, сам не зная почему. Базен! Положите и мое седло рядом с седлами этих господ.
Д'Артаньян: А как вы разделались с со своими священниками?
Арамис: Я пригласил их к обеду и так напоил, что кюре мне запретил расставаться с мундиром, а иезуит попросил похлопотать, чтобы и его приняли в мушкетеры.
Д'Артаньян: (хватаясь за бока от хохота) Только без диссертации! Я требую отмены диссертации.
Арамис: С тех пор, я приятно провожу время: пишу поэму односложными стихами – это довольно трудно. Содержание любовное. Я прочту вам…
Д'Артаньян: (тихо стонет) Только не это!
Арамис: Итак, мы возвращаемся в Париж? Браво! Я готов! Мы снова увидим нашего славного Портоса! Вот он ни за что не продаст своей лошади! В седле он будет похож на Великого Могола, я уверен…

Слуги загрузились в тот же фургон, господа вскочили на их лошадей, и процессия направилась к Портосу. Он был уже здоров и восседал за столом, накрытым на четырех.

Портос: Добро пожаловать, господа! Вы приехали как раз вовремя.
Д'Артаньян: (принюхиваясь и присматриваясь к яствам на столе) Ого! Кажется, эти бутылки не из тех, что ловил Мушкетон, а телятина и филе – не из лесов принца.
Портос: Я подкрепляюсь, знаете ли… Эти вывихи так изнуряют! Атос, вам никогда не случалось вывихнуть себе ногу?
Атос: (усаживаясь за стол и наливая себе вина) Нет, не случалось. (небрежно) Но, помнится, после стычки на улице Феру, когда я получил удар шпагой, недели через две -три я чувствовал себя также.

Портос обеспокоенно заерзал на своем месте, но тут д'Артаньян обратился к нему с вопросом.

Д'Артаньян: Однако, вы не нас ждали к обеду, Портос?
Портос: Я пригласил кое-кого из окрестных дворян, но они прислали сказать, что не будут. Вы замените их, и я ничего не потерял от этой замены. Мушкетон, подай стулья и удвой количество бутылок.

Какое-то время царит тишина: все отдают должное блюдам на столе.

Атос: Знаете ли вы, что мы сейчас едим?
Д'Артаньян: Я – шпигованную телятину с артишоками.
Портос : Я - баранье филе.
Арамис: А я – куриную грудинку.
Атос: (рассматривая на свет вино в бокале, неподражаемо серьезно) Вы все ошибаетесь, господа. Вы едите конину.

На лицах Арамиса и д'Артаньяна недоверие и едва ли не отвращение. Портос молчит, не подымая глаз.

Атос: Да, конину… Правда, Портос, ведь мы же едим конину? Да еще, может быть, вместе с седлом?
Портос: (поднимая голову) Нет, господа, я сохранил упряжь.
Арамис: Ну, мы все хороши! Точно сговорились.
Портос: Эта лошадь вызывала чувство неловкости у моих гостей. Она так понравилась губернатору провинции, что я отдал ему ее.
Д'Артаньян: ( потрясенный) Отдал?
Портос: Этот скряга согласился мне дать за нее только восемьдесят.
Арамис: Без седла?
Портос: Упряжь я оставил.
Атос: Заметьте, господа, что Портос, как всегда, провернул дело выгоднее всех нас.

Взрыв хохота смутил Портоса, пока он не сообразил, в чем дело. И он включился во всеобщее веселье.

Д'Артаньян: Так что все мы при деньгах?
Атос: Только не я! Я предпочел купить шестьдесят бутылок испанского вина в трактире, где находился Арамис. Это сильно облегчило мой кошелек.
Арамис: А я все до последнего су отдал на церковь в Мондидье и на Амьенский монастырь.
Портос: А мой вывих, а рана Мушкетона, которую можно показывать только аптекарю? Экю тридцать у меня еще осталось.
Атос: Ну, так мы с д'Артаньяном богачи по сравнению с вами. Сколько у нас осталось?
Д'Артаньян: От ста пистолей пятьдесят я отдал вам, Атос!
Атос: (рассеяно) Разве?
Д'Артаньян: Черт возьми!
Атос: Ах, да! Вспомнил.
Д'Артаньян: (припоминая) Шесть из них я отдал трактирщику.
Атос: (возмущенно) Что за скотина этот трактирщик! Зачем вы дали ему так много?
Д'Артаньян: (ошарашенно) Да ведь вы сами сказали, чтобы я дал их ему.
Атос: (почесав лоб) Я слишком добр! Короче, остаток?
Д'Артаньян: Двадцать пять пистолей.
Атос: (вынимая из кармана какую-то мелочь) Давайте сочтем, сколько у нас всего.

Мушкетеры скидываются остатками от продажи лошадей, д'Артаньян пересчитывает монеты.

Д'Артаньян: Четыреста семьдесят пять ливров.
Портос: К Парижу у нас останется ливров четыреста.
Арамис: А как быть с лошадьми?
Атос: Соберем все, что осталось от эскадронных лошадей и лошадей наших слуг и отправим д'Артаньяна играть: у него легкая рука.
Портос: Давайте же обедать. Все стынет.

Совет мушкетеров у Атоса дома. Все печальные и озабоченные, и даже появление восторженного д'Артаньяна, у которого в руках письмо Тревиля, извещавшего, что он принят в ряды мушкетеров, не радует их.
Четыре философа в полной растерянности: где взять денег на экипировку?

Д'Артаньян: А во сколько вы оцениваете эту экипировку?
Арамис: Мы сделали расчет, и ясно, что дело плохо: по полторы тысячи на человека. И это при том, что мы были невзыскательны, как спартанцы.
Д'Артаньян: Если считать, не как спартанец, а как стряпчий…
Портос: (оживившись) О, кажется у меня есть план!
Атос: (холодно) У меня нет и тени плана. Д'Артаньян, счастье вступить в наше ряды лишило вас рассудка? Я вам заявляю, что мне одному требуется не меньше двух тысяч.
Арамис: У нас еще есть седла!
Д'Артаньян: Думайте! А я пошел поблагодарить господина де Тревиля.
Атос: (подождав, пока он закроет дверь) И сверх того: прекрасный алмаз, сверкающий на пальце нашего друга. Д'Артаньян слишком хороший товарищ, чтобы оставить своих собратьев в затруднительном положении, когда он носит такое сокровище.

Глава 29.

Д'Артаньян пришел к Атосу, который продолжает сидеть дома, исключая те дни, когда он дежурит в Лувре. Атос допивает последнюю бутылку пикардийского вина, он печален, но спокоен.

Д'Артаньян: Все сидите дома? Взяли бы вы пример с нашего Портоса: вот кто не останется без экипировки.
Атос: Да? Так у него есть варианты?
Д"Артаньян: Я видел его в церкви. Портос нашел свою герцогиню и успешно продвигает план по опустошению ее кошелька. Он точно будет готов к сроку.
Атос: Что до меня, то я могу быть совершенно спокоен: женщины точно не возьмут на себя расходы по моему обмундированию.
Д'Артаньян: А между тем, милый друг, ваша красота, благовоспитанность, знатность могли бы ранить стрелой амура любую принцессу или королеву!
Атос: (пожимая плечами) Как еще молод этот д'Артаньян!

В это время появляется Планше с докладом, что он оседлал лошадей.

Атос: Какие лошади?
Д'Артаньян: По дороге к вам я приказал Планше оседлать лошадей и привести на Феру. Я собираюсь съездить в Сен-Жермен. Я не успел вам сказать, что видел ту даму из Менга, о которой вам рассказывал.
Атос: И что вы будете делать в Сен-Жермене?
Д'Артаньян: Я слышал, что она приказала ехать туда.
Атос: (презрительно пожимая плечами) Короче, вы влюбились, как раньше влюбились в м-м Бонасье.
Д'Артаньян: Ничего подобного! Просто, она вызывает во мне не только любопытство, но и странное ощущение, что она влияет на всю мою жизнь.
Атос: А вы правы, черт возьми. Госпожа Бонасье пропала – тем хуже для нее. Пусть отыщется. Развлекайтесь, мой милый, развлекайтесь, если это вас может позабавить! Желаю вам этого от всего сердца.
Д'Артаньян: Послушайте, вместо того, чтобы сидеть дома, как под арестом, давайте прокатимся со мной на пару.
Атос: Дорогой мой, я езжу верхом, когда у меня есть лошади, а когда у меня их нет, хожу пешком.
Д'Артаньян: (улыбаясь) Я не так горд, как вы, и езжу на чем придется. До свидания!
Атос: До свидания! (наливает себе очередной стакан)

Добравшись до Сен-Жермена д'Артаньян стал оглядывться и всматриваться в каждого прохожего, которых в это время дня было немного. От созерцания улицы его отвлек Планше, который указывал ему на какого-то человека, прогуливавшегося по террасе у небольшого домика.

Планше: Взгляните-ка, сударь, знаете вы этого малого?
Д'Артаньян: Нет, но его физиономия мне знакома.
Планше: Еще бы! Ведь это лакей графа де Варда, Любен.
Д'Артаньян: И вправду. А тебя бы он узнал?
Планше: Не думаю: он был слишком напуган.
Д'Артаньян: А раз так, то сходи, узнай, не умер ли его хозяин!

Планше, спрыгнув с лошади, отправился к Любену, а гасконец спрятался с лошадьми за углом. Отсюда ему отлично все было видно. Внезапно послышался шум подъезжающего экипажа, и д'Артаньян увидел, что это карета миледи. Миледи была в ней. Она что-то сказала своей субретке, и девушка, соскочив с подножки, направилась к террасе. Планше там уже был один. (кто-то отозвал Любена) Субретка подбежала к Планше, отдала ему что-то, при этом лакей был поражен, о чем-то переспросил девушку, она ответила утвердительным кивком и убежала к карете, которая тут же отъехала. Планше вернулся к д"Артаньяну.

Планше: (подавая хозяину письмо) Вам, сударь!
Д'Артаньян: Мне? Ты уверен?
Планше: Она сказала: "Твоему господину" А вы у меня один.
Д'Артаньян: (читает записку) " Особа, интересующаяся вами более, чем может это высказать, хотела бы знать, когда вы будете в состоянии совершить прогулку в лес. Завтра в гостинице "Золотое поле" лакей в черно-красной ливрее будет ждать вашего ответа". Кажется, здоровье де Варда волнует не только меня. Планше, граф жив?
Планше: Настолько, насколько это возможно после его ран. Так Любен мне рассказал.
Д'Артаньян: Отлично! А теперь давай догоним карету.

Когда всадники нагнали карету, миледи была увлечена беседой с каким-то богато одетым всадником. Разговор шел на английском, и до д'Артаньяна долетали только отдельные слова, все равно непонятные ему. Миледи в гневе сломала веер, всадник расхохотался. Д'Артаньян, подъехав с другой стороны кареты, вмешался в разговор с непосредственным видом.

Д'Артаньян: Сударыня, позвольте мне предложить свои услуги. Мне кажется, что этот всадник вызвал ваш гнев. Скажите только слово, и я берусь его наказать за недостаток учтивости.
Миледи: (она с изумлением уставилась на нахала) Сударь, я бы с удовольствием отдала себя под ваше покровительство, но этот человек – мой брат.
Д'Артаньян: (кланяясь к шее своего коня и прижимая шляпу к груди) О, в таком случае, простите меня. Я не мог этого знать.
Англичанин: (на французском, но с заметным акцентом) С какой стати этот ветрогон вмешивается не в свое дело?
Д'Артаньян: (заглядывая в карету, чтобы разглядеть англичанина через окно) Сами вы ветрогон! Я вмешиваюсь в то, что считаю важным для себя! (услышав, что англичанин что-то сказал сестре по-английски) Я говорю с вами по-французски, извольте отвечать на том же языке. Пусть вы брат этой даме, но мне вы – не брат!
Миледи: (откидываясь на спинку сидения) Домой.

Всадник делает движение последовать за каретой, но юноша хватает за повод его коня. И тут же узнает в нем англичанина из Амьена. Тот тоже узнает гасконца.

Англичанин: Ах, это вы, сударь! Вы постоянно играете – не в одну игру, так в другую!
Д'Артаньян: Да! Но я должен отыграться! Вот и посмотрим, так ли хорошо вы владеете рапирой, как стаканчиком с игральными костями.
Англичанин: При мне нет шпаги.
Д'Артаньян: Но дома у вас найдется такая? Если что, у меня есть две, и я вам готов проиграть одну.
Англичанин: Вот это – лишнее. Дома у меня достаточно таких вещичек.
Д'Артаньян: Не покажите ли мне самую длинную из них?
Англичанин: Когда?
Д'Артаньян: Сегодня вечером! Если вы согласны - за Люксембургским дворцом, в шесть вечера. И прихватите парочку приятелей, если у вас они есть.
Англичанин: У меня их трое.
Д'Артаньян: Ровно столько же и у меня. Позвольте представиться: я – д"Артаньян, гасконский дворянин, гвардеец роты господина дез Эссара.
Англичанин: Я лорд Винтер, барон Шеффилд.
Д'Артаньян: Я ваш покорный слуга, хоть у вас и очень трудное имя.

Д'Артаньян: (входя к Атосу, который опять растянулся на своей кушетке. Он явно скучает) Атос, у нас сегодня дуэль с англичанами!
Атос: Где вы их нашли?
Д'Артаньян: Вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что один из них – наш англичанин из Амьена.
Атос: (бодро вскакивает с кушетки)Замечательно. Именно о такой дуэли я и мечтал! Надо предупредить наших друзей, чтобы они были готовы.

Заключительные кадры: Атос пьет, Арамис что-то пишет, Портос тренируется в выпадах, а д'Артаньян с улыбкой мечтает у окна. И все это – в квартире у Атоса.

Конец первого сезона.

Глава 2.

[i]Портосу снится сон. Сон (средствами мультипликации)
Улицы Парижа, сменяясь одна за другой, выводят к странному тупику среди древних домишек. В тупике – огромное дерево, за ним: таинственная дверь, оббитая гвоздями с квадратными шляпками. Дверь со скрипом приоткрывается, и за ней обнаруживается тенистая аллея, в конце которой роскошный особняк. Двери его распахиваются одна за другой, пока не приводят в комнату, больше похожую на чулан, заваленный всяким хламом. В центре стоит огромный сундук, окованный железом, приросший к полу. Со скрипом подымается его крышка. Поток света от золота и драгоценностей брызжет из его недр и - Портос просыпается. Пора собираться на обед к прокурорше.
Те же улочки Парижа, но уже в натуре, приводят Портоса на Медвежью улицу и он останавливается перед дверью из своего сна: огромной, оббитой точно такими же гвоздями. Колокол на ближайшей колокольне возвещает о полдне. Портос в сомнении замирает перед дверью: что ждет его за ней? Наконец, он берется за дверную колотушку и стучит: так, что и мертвый бы вскочил. Дверь раскрывается и за ней обнаруживаются три с половиной писца и госпожа Кокнар. Писцы: всклоченные, изможденные, похожие на рабов, с нездоровой белизной лиц, и одутловатостью, проистекающей из недоедания и многочасового сидения за конторкой, уставились на гостя горящими от любопытства глазами. Самый младший из них – мальчонка лет 12, даже рот приоткрыл от восторга. Портос, стараниями Мушкетона, выглядит не только представительно, но и довольно богато.
Госпожа Кокнар хватает его за руку и втаскивает в квартиру. Дверь захлопывается за Портосом со звуком, слишком похожим на звук тюремной: скрепят многочисленные замки и запоры. Портос приободряется: не станут снабжать такими замками дверь, за которой нечего прятать.
Они следуют полутемными комнатами, пока не попадают в ту, что служит столовой. По дороге Портос делает попытку принюхаться, но особенных запахов, свидетельствующих о предстоящем пире, не ощущается. На лице мушкетера явно читается сомнение. Прокурорша делает Портосу знак подождать и через минуту торжественно вкатывает в столовую кресло на колесиках, в котором теряется тщедушная фигурка господина Кокнара. Почтенный прокурор стар и тщедушен (похож на актера Гафта , каков он сейчас), но глаза у него сверкают.
[/i]
Госпожа Кокнар: (слегка покраснев) Это мой кузен, господин Портос!

При этом имени писцы прыснули со смеху, но Портос обернулся, и смех умолк.

Господин Кокнар: Так мы родственники?
Портос: Да, родственники.
Г-н Кокнар: (не скрывая насмешки) И, кажется, по женской линии?

Портос погладил усы и поспешил помочь подкатить кресло на колесиках к столу. Но мэтр Кокнар не успокоился, пока его не устроили так, что он смог сидеть рядом с массивным шкафом. Портос тоже стал поглядывать на этого монстра столярного искусства.

Г-н Кокнар: Надеюсь, что перед походом вы окажите нам честь отобедать у нас?
Г-жа Кокнар: Мой кузен не придет к нам еще раз, если ему не понравится наш прием. А ведь он пробудет в Париже совсем недолго!
Г-н Кокнар: О, мои ноги, мои бедные ноги!

Тем временем в столовую входят три писца (мальчик остается за дверью, принюхиваясь и облизываясь), со своими табуретами. Служанка, наконец-то, вносит огромную супницу с бульоном и гренки. Начинается священодейство: прокурорша собственноручно наливает бульон Кокнару, Портосу, потом себе. Гренки получают писцы (без бульона). Чета Кокнар смакует то, что в этом доме считается бульоном, Портос, съев пару ложек с кислой миной, больше не притрагивается к нему.
Затем служанка убирает глубокие тарелки и вносит огромное блюдо с вареной курицей и бобами. У метра Кокнара глаза лезут на лоб: такого пира он не ожидал. У Портоса глаза тоже округляются: такой! Курицы он не ожидал. Мушкетер бормочет сквозь зубы, "…что старость он уважает, но не в жареном или вареном виде!"
М-м Кокнар отделяет куриные ножки мужу, шейку и голову – себе, и крылышко – Портосу. Далее, курица исчезает, как по волшебству и остаются только бобы.

Г-н Кокнар: Сразу видно, что вы любите ваших родственников. Нет сомнения, что всему этому пиру мы обязаны только вашему кузену.

Камера показывает, как под столом колено прокурорши соприкасается с ногой Портоса. Сам Портос, едва пощипав крылышко, и едва не подавившись поданным монтрейльским вином, с интересом наблюдает за манипуляциями писцов, которые пьют его, непрерывно доливая воду из кувшина в остатки в своих стаканах. Вино все бледнее и бледнее. Портос уже понял, что остался без обеда и готов удрать из этого дома, но тут прокурорша отсылает писцов и достает из буфета лакомства: сыр, варенье, пирог и нугу.

Г-н Кокнар: (к писцам) Идите, молодые люди, идите. Работа полезна для пищеварения. (откидывается в своем кресле и поглаживает себя по животу) Боже, как я наелся! Госпожа Кокнар, вы устроили нам настоящий пир! Лукулл обедал у Лукулла.
Портос: (сквозь зубы) По крайней мере, я предупрежден! Жертва принесена! О, если бы я не мечтал заглянуть в этот шкаф!

Но прокурор дремлет, поставив ноги на выступ этого самого шкафа, и прокурорша уводит Портоса в соседнюю комнату.

Г-жа Кокнар: Вы можете приходить обедать три раза в неделю.
Портос: ( в сердцах) Благодарю, но я не люблю злоупотреблять гостеприимством! Мне пора подумать об экипировке.
Г-жа Кокнар: А из чего состоит экипировка в вашем полку?
Портос: О, из многих вещей! Наш полк – отборное войско, и нам требуются вещи, которые ни к чему ни гвардейцам, ни швейцарцам.
Г-жа Кокнар: А о какой сумме идет речь?
Портос: При известной экономии я надеюсь уложиться в две тысячи пистолей.
Г-жа Кокнар: (хватаясь за сердце) Великий боже! Да ведь это целое состояние!
Портос: (с многозначительным видом) Привилегированное войско требует своих затрат.
Г-жа Кокнар: У меня много знакомых и связей в торговом мире. Может, нам бы удалось все необходимое купить без таких затрат.
Портос: Это было бы неплохо. Прежде всего мне требуется лошадь. Но упряжь к ней( а это не меньше трехсот ливров) я должен подыскать самостоятельно.
Г-жа Кокнар: Лошадь мы найдем. Что еще?
Портос: Лошадь для моего лакея.
Г-жа Кокнар: А это не слишком роскошно? Достаточно и мула.
Портос: Мула? Согласен и на мула. Я видел свиту одного испанского вельможи – все на мулах. А мне необходим еще чемодан.
Г-жа Кокнар: Это не проблема. У моего мужа есть несколько чемоданов.
Портос: Пустых? (увидев, что прокурорша простодушно кивает, хохочет) Дорогая, так мне же он необходим со всем содержимым!

Дальше диалог становится неслышным, только пантомима, в которой оба поочередно хватаются за голову, обижаются, обнимаются, постепенно превращаясь в мультипликационный вариант себя и, наконец, расстаются на манер влюбленных из итальянской комедии: с воздушными поцелуями и ужимками.

Отредактировано Стелла (14.09.2022 11:03)

Глава 4.

Голодные мул и лошадь, привязанные к дверному молотку прокурора Кокнара, дергая за него, подняли невообразимый шум. Обитатели Медвежьей улицы понемногу собирались вокруг несчастных животных, комментируя происходящее, и демонстрируя отнюдь не христианскую терпимость к семье прокурора. Но никто из жильцов дома не соизволил выйти и утихомирить нарушителей спокойствия.

За час до того друзья собрались на квартире у Атоса. Четыре лица выражали четыре чувства: Портос светился надеждой, Арамис был мрачен, Д'Артаньян ушел в себя, строя планы, а Атос всем своим обликом доказывал, что все в жизни – пустяки. Каждый был занят собой, и, хоть и сидели они в одной комнате, говорить им не хотелось. Тут на пороге возник Мушкетон и поманил Портоса.

Портос: Что еще, Мушкетон? Чего тебе надобно?
Мушкетон: Сударь, вам настоятельно необходимо вернуться домой!
Портос: Зачем? Говори!
Мушкетон: У вас неотложное дело! Идемте скорей.
Портос: Господа, этот бездельник тащит меня домой. Говорит, что мое присутствие необходимо. Я вынужден откланяться. Надеюсь, это долгожданные новости насчет моей экипировки.
Атос: (улыбаясь) Идите, дружище. До завтра!

Портос уходит, и почти сразу является Базен, который с таинственным видом уводит Арамиса, сообщив что пришли вести из Тура. Судя по тому, как стремительно уходит молодой человек, он получил долгожданные новости.

Атос: (вставая из-за стола) Ну-с, кажется эти молодцы таки устроили свои дела!
Д'Артаньян: У Портоса все идет прекрасно, насколько я понял. Арамис меня никогда и не беспокоил, а вот вы, дорогой друг, вы так щедро роздали пистоли англичанина и остались ни с чем.
Атос: Я очень рад что убил этого шалопая, потому что убить англичанина – святое дело, но стать наследником врага! Я никогда бы себе не простил, если бы положил в карман его пистоли. Но что я слышал от капитана де Тревиля!? Вы бываете у каких-то подозрительных англичан, которым покровительствует кардинал?
Д'Артаньян: У одной англичанки. Я выяснил, что она связана с похищением Констанс.
Атос: (со вздохом) Понимаю. Чтобы найти одну, ухаживаете за другой. Не самый короткий путь – но самый приятный. Я зря давал вам советы.
Д'Артаньян: Дорогой Атос, я знаю, что советы вы даете только тогда, когда вас очень просят об этом, но, в данном случае, у меня не было выхода.
Атос: Ясно.
Д'Артаньян: Я вам должен… (тут он останавливается: посвящать Атоса в детали плана, созревшего у него, не стоит. Атос очень чувствителен в вопросах чести).
Атос: Лучший способ не проговориться – ничего не знать.

Тем временем, Портос возвращается домой и находит там лошадь и мула – подарок прокурорши. При виде животных Портос впадает в ярость, потом что-то говорит Мушкетону и тот, довольно хохотнув, уводит животных к дому прокурора. Там он и привязывает их к дверному молотку.
Арамис, вслед за Базеном, спешит на Вожирар. У себя в доме он видит странного нищего.

Арамис: Это вы спрашивали меня?
Нищий: Я спрашивал господина Арамиса. Это вы?
Арамис: Я самый. Вы должны мне что-то передать?
Нищий: Да, если вы покажите некий вышитый платок.
Арамис: (отпирая ключиком небольшую шкатулку и доставая небезизвестный платочек) Вот он.
Нищий: Теперь отошлите вашего слугу.

Базен, так спешивший за Арамисом, вынужден убраться из комнаты. Как только он выходит, нищий, распахнул кушак, повязанный поверх лохмотьев. Под ним – добротный камзол, подпоров подкладку которого посетитель стал доставать вначале письмо, которое вручил Арамису, а затем и двойные испанские пистоли. Положив их на стол, он исчез прежде, чем Арамис его успел остановить. Только тогда молодой человек заметил, что в письме была приписка "Окажите достойный прием подателю письма – это граф и испанский гранд."
Но само письмо сразу лишило Арамиса разума, и он не сразу заметил свою оплошность. Письмо того стоило, оно сразу подняло настроение Арамису, избавив его от сомнений.
"Друг, судьбе угодно, чтобы мы были разлучены еще на некоторое время, но прекрасные дни молодости не потеряны безвозвратно. Исполняйте свой долг в лагере, я исполняю его в другом месте. Примите то, что вам передаст податель сего письма, воюйте так, как подобает благородному и храброму дворянину, и думайте обо мне. Нежно целую ваши черные глаза.
Прощайте, или вернее, до свидания!"

Подписи нет, но, судя по тому, как стал Арамис целовать эти строчки, даже не глядя на золото, автор ему более чем известен.
Базен, робко постучал, и был впущен в комнату. При виде золота он остолбенел и забыл доложить о д'Артаньяне, который маячил за его плечом. Гасконец вошел без доклада и довольно улыбнулся, увидев горку монет.

Д'Артаньян: Ого! Если эти сливы присланы вам из Тура, то мое восхищение садовнику, который их вырастил.
Арамис: Вы ошибаетесь. Это мой издатель прислал мне гонорар за ту самую поэму, которую я начал еще в Кревкере.
Д'Артаньян: (улыбаясь во весь рот) Все что я могу сказать: ваш издатель очень щедр.
Базен: Сударь, неужели за поэмы столько платят? Значит, и вы можете стать таким знаменитым, как господин де Бенсерад? О, сударь, поэт – это лишь немногим хуже, чем аббат! Это мне тоже по душе. Господин Арамис, сделайтесь поэтом, прошу вас!
Арамис: Вам не кажется, что вы вмешиваетесь в разговор?

Базен, опустив голову, выходит с виноватым видом.

Арамис: Теперь я богат, и мы возобновим наши совместные обеды, пока не придет ваша очередь разбогатеть. Надо попросить Атоса распорядится насчет блюд: он у нас великий знаток всех гастрономических тонкостей.
Д"Артаньян: Мне сегодня предстоит довольно рискованное предприятие, и я не прочь себя подогреть старым бургундским.
Арамис: (пряча деньги в шкатулку и оставляя себе несколько пистолей) Согласен на все.

По дороге к Атосу друзья натыкаются на Мушкетона, который тащит под уздцы лошадь и мула.

Д'Артаньян: (с восторгом) Так ведь это мой буланый жеребец! Арамис, взгляните, на этой лошади я приехал в Париж.
Арамис: (шутливо прикрывая глаза рукой) О, какая ужасная кляча!
Д'Артаньян: И, тем не менее, я продал ее за три экю только благодаря масти.
Арамис: Очень своеобразная масть! Я вижу такую первый раз в жизни.
Д'Артаньян: Мушкетон, как эта лошадь попала к вам?
Мушкетон: Ох, и не спрашивайте! Эту ужасную шутку сыграл с нами муж нашей герцогини! Он сменил ее подарок: испанскую кобылу и андалузского мула, на этих ужасных животных.
Д'Артаньян: И ты ведешь их обратно?
Мушкетон: (с возмущением) Мы же не можем принять их!
Д'Артаньян: Я уже понадеялся посмотреть на Портоса верхом на моем скакуне. Так у меня было бы представление о том, как выглядел я сам, когда объявился в Париже. А твой господин дома?
Мушкетон: Дома и очень сердит.

Молодые люди постучались к Портосу, но он все видел из окна и не стал открывать им. Мушкетон же, доставив животных к прокурорским дверям, обеспечил жителям квартала концерт из их криков и стука молотка.
Через некоторое время пылающий гневом Портос появился у прокурорши. Она низко склонила голову, сознавая свою вину.

М-м Кокнар: О, боже! Я сделала все, что смогла. Я взяла этого мула и эту лошадь в счет долга.
Портос: Знайте, сударыня, что если этот барышник должен вам больше пяти экю, то он вор!
М-м Кокнар: Но ведь никому не запрещено искать что подешевле, господин Портос!
Портос: (величественно) Тот, кто ищет дешевизны, должен позволить другим искать более щедрых друзей, сударыня! (делает шаг к двери)
Г-жа Кокнар: Господин Портос! (хватает его за руки) Господин Портос, я признаю свою вину. С таким красавцем, как вы, мне не следовало торговаться!
Портос: (делая еще шаг) Разговор с вами приносит мне несчастье!
Г-жа Кокнар: (повисая у него на руке) Но скажите, чего же вы требуете?
Портос: Ничего, потому что, что требовать у вас, что не требовать: одно и то же!
Г-жа Кокнар: Господи, но я же ничего не понимаю в экипировке!
Портос: Именно поэтому надо было все предоставить лично мне! Но вам надо было сэкономить какие-то гроши…
Г-жа Кокнар: Я исправлюсь, честное слово!
Портос: (не предпринимая больше попыток удалиться) Каким образом?
Г-жа Кокнар: Сегодня мой муж идет к герцогу де Шону. Их дела задержат мужа часа на два, не меньше. Приходите, и мы все с вами спокойно посчитаем.
Портос: В добрый час! Это совсем другое дело!
Г-жа Кокнар: Так вы прощаете меня?
Портос: (величественно) Увидим! До вечера!
Г-жа Кокнар: До вечера!

Портос, не теряя величественного вида, и не оглядываясь, удаляется, а прокурорша смотрит ему вслед влюбленными глазами.

Портос: (завернув за угол) Черт возьми! Кажется, в этот раз я все же доберусь до сундука метра Кокнара.

Глава 6.

Кэтти, мрачная, бледная и воплощение ревности, передает д'Артаньяну письмо миледи. На этот раз письмо адресовано именно ему.
"Любезный господин д'Артаньян, нехорошо забывать своих друзей, особенно если впереди долгая разлука. Лорд Винтер и я напрасно прождали вас третьего дня. Неужто это повторится и сегодня?
Признательная вам леди Кларик."

Д'Артаньян: Я ожидал этого письма. Мои шансы повышаются по мере того, как падают шансы графа де Варда.
Кэтти: Так вы пойдете?
Д'Артаньян: Придется. Было бы неразумно не явиться на такое определенное приглашение. Не дай бог, она догадается о том, кто был у нее, и кто знает, до чего может дойти месть такой женщины.
Кэтти: (тяжко вздыхая) Вы умеете представить все в таком свете, что всегда оказываетесь правы. Если вы ей понравитесь в вашем истинном облике, это будет еще хуже!
Д'Артаньян: Я знаю, с кем имею дело, и ее чары на меня больше не действуют. На словах передай ей, что я благодарен миледи за благосклонность и предоставляю себя в ее распоряжение. Писать мне не следует: я не сумею так изменить почерк, чтобы она ничего не заподозрила. Передай ей, что я буду у нее к девяти вечера.

Д'Артаньяна сразу же провели к миледи: ему даже не понадобилось называть себя.
Гостиная освещена была парой свечей, но полумрак не мог скрыть лихорадочного возбуждения миледи.

Миледи: (резким, пронзительным голосом) Меня ни для кого нет дома! Слышите, ни для кого!
Д'Артаньян: (целуя ей руку и скользнув взглядом по ее лицу) Мадам, вы взволнованы, уж не больны ли вы? В таком случае, я не осмелюсь вас утруждать, и немедленно удаляюсь. Ваше здоровье драгоценно для меня.
Миледи: Мне действительно плохо, очень плохо! Но останьтесь, господин д'Артаньян, ваше милое общество развлечет меня!

Молодая женщина оживилась, велела внести несколько канделябров с зажженными свечами, потребовала вино и фрукты. Она раскраснелась, ее оживление стало лихорадочным, она не могла усидеть на месте, и, велев д'Артаньяну оставаться на своем месте, стала ходить по гостиной, переставляя безделушки, поправляя цветы в вазах, время от времени подходя к камину и грея в его тепле тонкие пальцы, унизанные кольцами. Внезапно она круто повернулась и спросила, глядя прямо в глаза молодому человеку:

Миледи: Скажите мне, друг мой, у вас есть любовница?
Д'Артаньян: (опешив от вопроса) У меня? Это жестоко, предлагать мне такой вопрос. Ведь с той минуты, как я увидел вас, я дышу вами, я только о вас думаю!
Миледи: Так вы меня любите?
Д'Артаньян: Неужели вы сами этого не заметили и нужно говорить об этом?
Миледи: Гордое сердце не так просто покорить.
Д'Артаньян: Меня ужасает только то, что невозможно.
Миледи: Если любовь настоящая, для нее нет ничего невозможного.
Д"Артаньян: Ничего?
Миледи: Ничего! Если вы мне докажите, что ваша любовь истинна.

Д'Артаньян мгновенно перетаскивает свой стул поближе к миледи.

Д'Артаньян: Приказывайте, я готов!
Миледи: На все?
Д'Артаньян: На все!
Миледи: В таком случае – поговорим! (задумалась, решаясь на что-то) У меня есть враг! (знаком останавливает д'Артаньяна, разыгрывающего удивление и пытающегося что-то сказать) Смертельный враг! Он жестоко оскорбил меня и у нас теперь война насмерть! Я могу рассчитывать на вашу помощь?
Д'Артаньян: (напыщенно) Можете. Моя шпага и моя жизнь принадлежат вам вместе с моей любовью.
Миледи: Тогда… Тогда вы можете желать невозможного с сегодняшнего же вечера.
Д'Артаньян: (бросаясь перед ней на колени) Я не вынесу такого счастья! (про себя) Приди в мои объятия, лицемерка, а потом мы вместе с тем человеком, которого ты жаждешь убить, посмеемся над тобой!
Миледи: ( глядя, как он целует ей руки, про себя) Отомсти за меня этому презренному де Варду, самонадеянный глупец, а потом я избавлюсь от тебя, орудие моей мести!
Д'Артаньян(поднимая голову) Я готов!
Миледи: Вы поняли меня?
Д'Артаньян: Мне довольно было одного вашего взгляда, чтобы понять.
Миледи: Вы готовы обнажить для меня вашу шпагу?
Д'Артаньян: В любую минуту.
Миледи: Но как я отплачу вам? Влюбленные ничего не делают даром.
Д'Артаньян: (привлекая ее к себе) Вы знаете, о какой награде я мечтаю: только она достойна вас и меня!
Миледи: Корыстолюбец!
Д'Артаньян: Я в вашем распоряжении: приказывайте!
Миледи: Это правда?
Д'Артаньян: Назовите мне имя того негодяя, который посмел вызвать слезы на этих прекрасных глазах!
Миледи: Такие женщины, как я, не плачут! Но его имя – это моя тайна! Вы видите, как я вам доверяю!
Д'Артаньян: Но я должен знать имя этого человека!
Миледи: Вы его знаете.
Д'Артаньян: (разыгрывая нерешительность) Надеюсь, это не кто-то из моих друзей?
Миледи: Это вас остановило бы?
Д'Артаньян: Нет, даже если бы это был мой родной брат!
Миледи: Мне нравится ваша преданность!
Д'Артаньян: Это все, что вам нравится во мне?
Миледи: (беря его руку) Нет же, я люблю вас!
Д'Артаньян: (обнимая и целуя миледи, и не обращая внимания, что она не ответила на его поцелуй) Вы любите меня! Я схожу с ума!
Миледи: Имя моего врага…
Д'Артаньян: (бездумно) Я знаю, де Вард!
Миледи: (отталкивая юношу) Как вы узнали об этом?
Д'Артаньян: (опомнившись и пытаясь выкрутиться) Я? Как я узнал? Я вчера встретился с ним, он показал мне кольцо, которое вы ему, по его словам, подарили.
Миледи: Ах, подлец!
Д'Артаньян: (выпятив грудь, воинственно) Я отомщу этому подлецу!
Миледи: Когда?
Д'Артаньян: В любой момент, когда вы пожелаете: завтра, сию минуту… Завтра, или я умру!
Миледи: Он трус!
Д'Артаньян: Возможно, с женщинами, но не с мужчинами. Я кое-что знаю об этом.
Миледи: Но в стычке с ним вам не пришлось жаловаться на судьбу!
Д'Артаньян: Судьба – куртизанка: сегодня она со мной, а завтра может повернуться спиной. Не жестоко ли будет, поманить меня только надеждой?
Миледи: Вы правы. Но в моей любви вы можете быть уверены. Выходите через эту дверь и возвращайтесь в одиннадцать часов.
Д'Артаньян: (целуя ее руку на прощание, про себя) Как бы мне не остаться в дураках! Эта женщина способна на любое преступление)

Он выходит за Кэтти, которая двигается, как сомнамбула.

Глава 8.

Д'Артаньян, плохо соображая, обезумев от всего происшедшего и не отдавая себе отчета в своих действиях, "на автопилоте" добежал до улицы Феру. Было около пяти утра и обитатели квартала еще спали. Машинально, гасконец глянул вверх: окна Атоса были темны. Тогда он заколотил во входную дверь: ему казалось, что, если он сейчас не уберется с улицы, миледи его догонит.
Дверь открыл заспанный Гримо. Д'Артаньян сбросил на мостовую чудом оставшуюся на нем туфлю, и, оттолкнув Гримо, бросился наверх, к Атосу. Тут уж Гримо не выдержал.

Гримо: Чего надобно, шлюха? Тебе чего, мерзавка!

Д'Артаньян сдвинул капор и Гримо узрел взволнованное лицо с торчащими усами. Тогда он завопил: "Спасите! На помощь!"

Д'Артаньян: Замолчи, дурень! Ты что, меня не узнал? Я д'Артаньян. Где твой хозяин? ( он судорожно стал оглядываться в поисках Атоса)
Гримо: Вы господин д'Артаньян? (успокоившись немного, недоверчиво оглядывает гасконца, который нетерпеливо пытается избавиться от своего наряда. Мантилья сброшена, капор съехал на одно ухо, юбка съехала на пол и д'Артаньян остался в одной рубашке. )

В это время за их спиной раздается хохот: Атос, выйдя из спальни в наспех наброшенном халате, корчится от смеха. Сцена презабавная, при том, что Гримо еще и застыл, как статуя, указывая хозяину на гостя.

Атос: (отсмеявшись) Гримо, вы, кажется, позволили себе заговорить? Лучше принесите халат господину д'Артаньяну, он не может оставаться в таком виде. (снова, не выдержав, начинает смеяться).
Д'Артаньян: (очень серьезно) Не смейтесь, друг мой, во имя самого бога, не смейтесь, потому что, честное слово, тут не до смеха!
Атос: (перестав смеяться и хватая д'Артаньяна за руки) Вы так бледны! Уж не ранены ли вы?
Д'Артаньян: Нет, но со мной только что случилось ужасное происшествие. Вы один, Атос?
Атос: Черт возьми, да кому у меня быть в такую рань?
Д'Артаньян: (пытаясь натянуть халат и не попадая в рукава. Атос помогает ему, не спуская с друга встревоженного взгляда) Это хорошо. Пройдем к вам.

Д'Артаньян поспешно проскальзывает в спальню мушкетера, Атос идет за ним и закрывает дверь на задвижку. Потом он знаком предлагает юноше сесть в кресло, сбросив лежащую на нем одежду на кровать и садится тут же сам.

Атос: Ну, рассказывайте! Вы так бледны… Уж не умер ли король? Вы, случаем, не убили кардинала? На вас лица нет! Рассказывайте, я положительно умираю от беспокойства. Итак?
Д'Артаньян: (нагибаясь к уху Атоса) Итак, миледи заклеймена на плече цветком лилии.

Атос вскрикнул так, словно в сердце ему попала пуля. Расширенными глазами он уставился на д'Артаньяна.

Д'Артаньян: Послушайте, вы уверены, что та женщина действительно умерла?
Атос: (губы его шевелятся, но слов не слышно, и только по их движению д'Артаньян понимает, что он переспрашивает "Та женщина?")
Д'Артаньян: Да, та, о которой вы мне однажды рассказали в Амьене.

Атос со стоном опустил голову на руки. Какое-то время он молчит, д'Артаньян не решается продолжать: реакция всегда сдержанного и невозмутимого Атоса пугает его. Наконец, Атос берет себя в руки и поднимает голову: он бледен не меньше д'Артаньяна, глаза горят.

Д'Артаньян: Этой – лет двадцать шесть-двадцать семь.
Атос: Белокурые волосы?
Д'Артаньян: Да.
Атос: Светлые, до странности светлые голубые глаза с черными бровями и черными ресницами?
Д'Артаньян: Да.
Атос: Высокого роста, хорошо сложена? С левой стороны у нее не достает одного зуба рядом с глазным?
Д'Артаньян: Да.
Атос: Цветок лилии небольшой, рыжеватого оттенка и как бы полустертый с помощью разных притираний?
Д'Артаньян: Да.
Атос: (проводит рукой по лбу, оттирая пот) Но вы ведь говорили, что она англичанка? (смотрит на д'Артаньяна со странным выражением, словно ждет, что тот скажет, что все эта история не случилась).
Д'Артаньян: Все называют ее миледи, но вполне возможно, что она француженка: она говорит по-французски так, как может говорить только наша соотечественница. К тому же, лорд Винтер – всего лишь брат ее мужа.
Атос: (решительно вставая) Д'Артаньян, я хочу ее видеть!
Д'Артаньян: Берегитесь, Атос! Вы пытались убить ее, а она такая женщина, которая способна отплатить вам той же монетой – и не промахнуться.
Атос: (мрачно, с угрозой) Она не посмеет что-либо рассказать: это выдало бы ее.
Д'Артаньян: (с нервным смешком) Она способна на все! Вы когда-нибудь видели ее разъяренной?
Атос: (чуть помедлив, словно не зная, как ответить) Не приводилось.
Д'Артаньян: Это тигрица, пантера! В ней не осталось ничего человеческого! Я очень боюсь, что навлек опасность ужасной мести на нас обоих. Она носилась за мной с кинжалом по всей комнате, едва не сломала стену, почти пробила кинжалом дверь; мне чудом удалось выскочить. Ее угрозы и проклятия разносились по всей площади.
Атос: Пожалуй вы правы: за свою жизнь я бы не дал и гроша. К счастью, послезавтра мы покидаем Париж, скорее всего нас пошлют к Ла Рошели, а когда мы уедем…
Д'Артаньян: Милый Атос, она последует за вами на край света, если только узнает вас! Пусть уж ее гнев падет только на меня одного.
Атос: (небрежно) Что за важность, если она заодно убьет и меня? Уж не думаете ли вы, что я дорожу жизнью?
Д'Артаньян: Похоже, что за всем этим скрывается что-то ужасное. Я убежден: эта женщина – шпион кардинала.
Атос: Берегитесь, мой друг! Если кардинал не восхищается вами за историю с подвесками, то он возненавидел вас. А ненависть кардинала должна найти выход! Не доверяйте никому, даже собственной тени!
Д'Артаньян: Вы преувеличиваете Атос, и потом, мы уезжаем, а в армии нам следует опасаться только врага.
Атос: (улыбаясь) Что поделать: я оптимист, когда дело идет о вещах, и пессимист, когда речь идет о людях. А пока я отказываюсь от своего затворничества, и везде буду вас сопровождать. Вам следует вернуться к себе домой.
Д'Артаньян: Хоть это и в двух шагах от вас, но я не могу идти в таком виде.
Атос: Это правда. (звонит в колокольчик и входит Гримо. Атос знаками объясняет ему, что он должен взять одежду д'Артаньяна и принести к ним. Гримо кивает и уходит). Так-то, милый друг. Но с экипировкой нам от этой истории не проще: все ваши вещи остались у этой дамы, а она не озаботится их вам вернуть. К счастью, у вас есть сапфир.
Д'Артаньян: Это ваше кольцо! Вы сами сказали, что это фамильное кольцо.
Атос: Это кольцо – часть свадебных подарков для моей матери. Отец мне говорил, что купил его за две тысячи экю и оно просто великолепно. Мать подарила мне его, а я, безумец, вместо того чтобы хранить его, как святыню, подарил его этой… (тут Атос сделал паузу, гася внезапно вспыхнувшую ярость) подарил его этой презренной женщине.
Д'Артаньян: (протягивая кольцо Атосу) Возьмите его, я понимаю, как оно дорого вам!
Атос: (смотрит на кольцо, но не прикасается к нему) Чтобы я взял это кольцо после того, как оно побывало в преступных руках! Никогда! Это кольцо осквернено!
Д'Артаньян: Так продайте его!
Атос: Продать кольцо, полученное мною от матери? Это святотатство!
Д'Артаньян: (теряя терпение, но ища выход) Тогда заложите его! Денег, полученных за него, вам хватит на ваши надобности, а из первых же полученных денег вы вернете его. Оно будет уже очищенным он прежних пятен, потому что пройдет через руки ростовщика.
Атос: (утратив мрачный вид и уже улыбаясь) Вы чудесный товарищ, д'Артаньян! Вы своей неизменной веселостью поднимаете дух у тех несчастных, которые впали в уныние. Идет! Заложим кольцо, но с одним условием.
Д'Артаньян: С каким?
Атос: Половину возьмете вы, половину – я.
Д'Артаньян: Если нам дадут за него тысячу экю, пятьсот мне слишком много. Я ведь в гвардии. Продам седло – этого мне хватит на лошадь для Планше. И потом – у меня есть кольцо королевы.
Атос: Которым вы дорожите еще больше, чем я своим.
Д'Артаньян: (таинственно) Это не просто драгоценный алмаз – это талисман, при случае могущий нас спасти.
Атос: Я не очень понимаю, что вы имеете в виду, но все равно! Договорились: вы берете эту сумму, или я выброшу кольцо в Сену. А я не уверен, что какая-нибудь рыба вернет мне его, как Поликрату. Согласны?
Д'Артаньян: Согласен!
Атос: (завидев Гримо и Планше с охапкой одежды для хозяина) А вот и ваша амуниция, дружище.

Друзья оделись, а Гримо, получив приказ хозяина, снял со стены мушкет и приготовился сопровождать хозяев.
В дверях дома д'Артаньяна они увидели Бонасье, который с еасмешкой взглянул на гасконца.

Бонасье: Поторапливайтесь, молодой человек, вас ждет красивая девушка, а женщины не любят, чтобы их заставляли ждать.
Д'Артаньян: (взбегая по лестнице) Это Кэтти!

Кэтти стояла, прижимаясь к двери д'Артаньяна и дрожала, как осиновый лист. К груди она прижимала узелок с наспех собранными вещами.

Кэтти: (заикаясь от страха) В..вы обещ…щали защитить меня, вы об…бещали з…защитить меня от е…ее гнева. Ведь эт…то вы погубили м…меня, вспомните! (И она разрыдалась.)

Д'Артаньян ввел ее в комнату, усадил на стул, налил ей стакан воды, подлив туда немного вина. Понемногу бедняжка успокоилась и перестала так дрожать. Присутствие любовника и его приятеля помогло этому в немалой степени: рядом с двумя военными и дворянами миледи уже не казалась такой страшной.

Д'Артаньян: Я все помню Кэтти, не волнуйся! Так что же произошло после моего ухода?
Кэтти: Точно не знаю, но на ее крики сбежались лакеи, нет таких проклятий, которая она не обрушила бы на вашу голову. Я испугалась, как бы она не догадалась, что вы попали в ее комнату через мою, и не поняли, что я ваша сообщница. Я взяла все свои деньги, самое ценное из вещей и убежала.
Д'Артаньян: Бедная моя девочка! Но что же мне с тобой делать? Послезавтра я уезжаю.
Кэтти: Помогите мне уехать из Парижа, из Франции… куда угодно, лишь бы она не нашла меня!
Д'Артаньян: (в тихой панике) Но я не могу взять тебя на осаду Ла Рошели!
Кэтти: Я понимаю… Но устройте меня в провинции, у вас на родине, может быть?
Д'Артаньян: (со смешком) У меня на родине дамы не держат горничных, Кэтти! Но я знаю, что делать! Планше, сходи за Арамисом. Пусть срочно идет сюда!
Атос: Мне кажется, что маркиза Портоса…
Д'Артаньян: …одевается с помощью писцов своего мужа. К тому же это Париж, Медвежья улица.
Кэтти: Мне все равно, лишь бы она меня не нашла. Спрячьте меня!
Д'Артаньян: Теперь, Кэтти, когда мы расстаемся, и ты больше не ревнуешь меня…
Кэтти: ( смотрит прямо в глаза д'Артаньяну) Где бы я не была, я всегда буду вас любить!
Атос: (потрясенно разглядывает Кэтти, бормоча тихонько) Вот где нашло приют постоянство, черт возьми!
Д'Артаньян: Я тебя тоже, Кэтти… но скажи, ты никогда не слыхала о молодой женщине, похищенной однажды ночью?
Кэтти: Подождите!.. (в ужасе прижимает руки к щекам) Боже, неужели вы любите еще и эту женщину?
Д'Артаньян: Я? Нет! Но ее любит один из моих друзей… вот этот, Атос! (и он, потянув Атоса за рукав, заставляет его оказаться перед Кэтти)
Атос: ( с ужасом) Я!?
Д'Артаньян: (сжимая ему руку) Ты, конечно же! И мы все принимаем самое горячее участие в судьбе госпожи Бонасье. Знаешь, Кэтти, это ведь жена того урода, которого ты, наверное, заметила у наших дверей.
Кэтти: О, боже! Вы напомнили мне о нем! Только бы он меня не узнал!
Д'Артаньян: (пристально глядя на девушку) То есть как – узнал? Ты уже где-то виделась с ним?
Кэтти: Он дважды приходил к миледи.
Д'Артаньян: Когда?
Кэтти: Недели две назад. И вчера вечером он приходил как раз перед вами.
Д'Артаньян: Так… мы окружены сетью шпионов, Атос! Спуститесь вниз и посмотрите, там ли он еще. К вам он не относится так недоверчиво, как ко мне.
Атос: (спускается и тут же возвращается) Его нет и дом на замке.
Д'Артаньян: Он отправился сообщить, что голуби в голубятне.
Атос: Давайте улетим и оставим Планше для связи!
Д'Артаньян: А Арамис?
Атос: Подождем его.

Входит Арамис, и его тут же начинают посвящать в происшедшее.

Д'Артаньян: У нас очень мало времени, Арамис, поэтому вкратце о том, что произошло, и кто эта милая девушка. Она служила у одной моей знакомой, тайну которой случайно узнала. Тайна столь страшна, что Кэтти теперь опасается за свою жизнь. Ей срочно надо спрятаться куда подальше от мстительной хозяйки. Только у вас может найтись знакомая, которая примет эту бедняжку в услужение.
Арамис: (задумавшись ненадолго) Я действительно окажу вам эту услугу, д'Артаньян?
Д'Артаньян: Я буду признателен вам всю свою жизнь.
Арамис: Госпожа де Буа-Траси просила меня найти для своей приятельницы из провинции горничную, надежную и сообразительную, и если вы сможете поручиться за…
Кэтти: Сударь, я буду бесконечно благодарна той особе, которая даст мне возможность уехать из Парижа.
Арамис: (усевшись за стол, пишет несколько строк, запечатывает своим перстнем и отдает Кэтти) Я проведу вас к мадам де Буа-Траси, она устроит вам поездку к этой даме.
Кэтти: (присев в поклоне перед мужчинами, а затем гордо выпрямившись) Где бы я ни была, и где бы мы не встретились, я буду любить вас так же, господин д'Артаньян!
Атос: (с иронией, пожимая плечами) Клятва игрока!

Атос и Арамис отправились в лавку ростовщика. Атос предоставил д'Артаньяну всю операцию по закладыванию перстня. Ростовщик (грек, евреев-ювелиров в те годы в Париже не было) особо не торговался: он искоса посматривал на Атоса, и вид мушкетера, который был не в форме и оттого особенно походил на вельможу, отбивал у него желание сбивать цену. Он показал друзьям изумительные серьги и добавил:

Ростовщик: Господа могут получить под залог кольца триста пистолей, а если вдруг захотят продать его, я готов дать им пятьсот пистолей. Вы сами видите, как оно подходит к этим серьгам!

Получив триста пистолей друзья отправились покупать экипировку. Атос искал в первую очередь коня. Пересмотрев с десяток лошадей, он нашел вороного андалузца, подходящего и статью, и норовом, и мастью для боевого коня. Потом пришла очередь кирасе, шлему, и всему прочему, включая сбрую, оружие и лошадь для Гримо. Атос не торговался, если ему что-то подходило, платил сразу, чем вызвал неудовольствие д'Артаньяна. Тот бурчал себе под нос, что так не поступают, но Атос положил юноше руку на плечо с такой улыбкой, что тот сразу замолчал, ощутив разницу между собой и Атосом. Деньги кончились, покупки все были сделаны, но у Атоса в кошельке даже мелочи не осталось.

Атос: Сколько предлагал ростовщик, чтобы приобрести сапфир?
Д'Артаньян: Пятьсот пистолей.
Атос: Наличные деньги дороги. Еще двести пистолей: сто - вам, сто - мне: целое состояние!
Д'Артаньян: Атос, у меня осталось еще предостаточно: возьмите часть у меня, не стоит продавать…
Атос: Идите к ростовщику! Это кольцо напоминало бы мне о слишком грустных вещах! И потом, у нас никогда не будет трехсот пистолей, чтобы его выкупить, это же ясно. Мы только потеряем еще двести пистолей.
Д'Артаньян: Подумайте хорошенько!
Атос: Думать не о чем. Надо уметь приносить жертвы. Идите д'Артаньян, и возвращайтесь с деньгами. Гримо проводит вас.

Атос смотрел вслед другу, потом отошел под стену какого-то дома и уселся на каменной скамье, продолжая взглядом следить за улицей, по которой ушел молодой человек. Только завидев его в сопровождении Гримо, Атос вздохнул с видимым облегчением. Через несколько минут, отправив слуг со всем купленным домой, они отправились в ближайший кабачок. Делить деньги они стали лишь у Атоса дома.